Белов
Над переулком повисли голубые сумерки. Небо было чистым, и первые неяркие звезды, словно лампочки, зажженные вполнакала, висели низко над крышами домов. Снег завалил старенькие особняки до наличников окон, деревянные колонны у входа, покрытые инеем, серебрились и казались частью сугробов.
Сергей после пропахшей газом квартиры с наслаждением вдохнул морозный воздух. Вдохнул так глубоко, что у него защипало в носу, будто он залпом выпил стакан боржоми.
Они спустились с накатанной горки и почти уперлись в дворик. В глубину его вела вытоптанная между сугробами дорожка, она оканчивалась у маленького сарайчика.
— Вот она, керосинка, — сказала Климова.
— Благодарю. Вы можете идти, — ответил Сергей.
— М-может, еще чего...
— Тогда вас вызовут. — Он толкнул набухшую дверь.
В лавке было холодно и отвратительно воняло керосином. Рядом с огромной бочкой на скамеечке, положив на колени литровый черпак, сидела женщина, по глаза закутанная в платок. На ней был огромный овчинный тулуп, перетянутый веревкой, и валенки, облитые красной резиной.
— Давай бидон и талоны, — хрипло крикнула она, — а то закрываю. Я в такой мороз не нанялась здесь без вылазу сидеть.
— Милиция. — Сергей достал удостоверение.
— Это еще зачем? Керосин не пиво, его не разбавишь.
— Я по другому вопросу.
— Ну давайте. — Женщина встала, и Сергею показалось, что она ничуть не меньше бочки с керосином.
— Вас зовут Вера?
— Вера Анатольевна Симакова.
— Спасибо. Скажите, Вера Анатольевна, когда вы шли на работу?
— Я в девять открываю. Живу на Арбате в Афанасьевском, так что из дома в восемь выхожу. А что?
— Когда вы шли на работу, вы никого не встретили у дома пятнадцать?
— А правда, что барыга этот, из шестой квартиры, нашего участкового убил, Василия Андреевича?
— Почему барыга?
— Форменный, да ты погляди на него, одет в кожу, бурки-чесанки, рожа лоснится.
— Убили, это правда, но не он.
— Вечная ему память, хороший человек был, хоть и милицейский, душа в нем имелась, недаром фронтовик, с наградами.
— Так как же, Вера Анатольевна, вы встретили кого-нибудь?
— Ясно дело. Витьку Шабалина из третьего дома, он в аптеку бежал, Гусеву Надежду с набережной...
— Вы меня не поняли, я имею в виду незнакомых людей.
— Ну а из незнакомых военный шел.
— Какой военный?
— Известно какой. Пальто на нем кожаное с погонами и шапка высокая.
— Такая, как у меня?
— Да тебе до такой шапки как медному котелку служить, я ж говорю: высокая, из каракуля.
— Папаха!
— Вот точно, папаха.
— А какие у него были погоны?
— Известно, золотые.
— Вы в темноте разобрали?
— Да я его раза три с этим жуликом из шестой квартиры видела, он мне раз даже сумку до троллейбуса помог донести. Летчик, одним словом.
У Сергея неприятно защемило под сердцем. Он весь напрягся и задал главный вопрос:
— Он один был?
— Нет, с ним паренек шел в полушубке коротеньком. Маленький, вертлявый.
— Вы бы могли его узнать? — еле сдерживая себя от волнения, спросил Белов.
— А то нет, он меня так толкнул, что я чуть с этой горушки не загремела. Я ему говорю: «Ты чего же, ирод, делаешь?» А он мне: молчи, мол, сука старая. Это я-то старая, мне и тридцати-то нет.
— Ну а дальше?
— А что дальше-то? Я лавку пошла отворять, а они у дома пятнадцать остановились.
— Давайте я запишу все, что вы мне рассказали.
— Записывайте, если надо, если поможет это тех, кто нашего Андреича убил, поймать.
Через полчаса Сергей вышел из лавки. Переулок был пуст. Даже вездесущие мальчишки сидели по домам. Он медленно шел в сторону Кропоткинской, любуясь заиндевевшей стеной монастыря, в ее проломах росли маленькие деревца, и ему казалось, что он идет не по Москве, а мимо разрушенного раскольничьего скита.
Он еще не знал, что Муравьев все же нашел то, что искал. Рядом с телефоном, на стене, карандашом был нацарапан номер телефона, а под ним буква З.
