— Ну, борода, — спросил он швейцара, — ты этого летуна, что с вашей артисткой крутит, знаешь?

— Всегда. — Швейцар покосился на молчаливых оперативников.

Он с давних пор усвоил непоколебимую истину, что с милицией лучше не связываться. И если дело не касается лично тебя, то уж надо говорить правду. Черт их знает, вдруг в тумбочку залезут? А там у него и аптека и магазин. Каждый ведь жить-то хочет.

— Если он зайдет, ты его нашему товарищу покажи. Только втихаря. Понял? — Никитин положил руку на тумбочку.

«Господи, пронеси, — подумал швейцар, — спаси и помилуй, царица небесная».

— Не сомневайтесь, товарищ начальник. Сполню.

— Смотри, дед, а то я из тебя душу выну. — Никитин повернулся к сотрудникам: — Пошли.

По лестнице, покрытой истертым, когда-то вишневого цвета ковром, они поднялись на второй этаж. Зеркальный зал ресторана поразил Никитина своей показной роскошью. Он разглядывал белые лепные стены, на которых каждый завиток, покрытый сусальным золотом, трижды отражался в огромных зеркалах.

Ресторан только что открыли: народу почти не было, за столом, в глубине зала, сидела компания офицеров в черных флотских кителях.

— Вы кого ищете? — подошел к ним официант. — Если закусить, то прошу ко мне, сам обслужу, в лучшем виде. Командированные?

— Мы из МУРа. — Никитин взял его за лацкан фрака. — Ну-ка нам метра, живенько.

Официант исчез, словно растворился. Через несколько минут к ним подплыл кругленький, толстенький человечек.

— Такие гости. Сахаров, метр.

Никитин неприязненно взглянул на него:

— Ты этого летуна, что с Ларисой крутит, знаешь?

— Как же, как же, такой солидный гость. — Сахаров развел руками.

— Так вот что, посади нас за стол у входа, но чтобы мы в глаза не бросались. Пива прикажи подать. А как тот самый «солидный» гость придет, дай нам знак.

— Сделаем в лучшем виде.

— Да запомни. Если ты или официант скажут кому, что мы из милиции, пеняй на себя.

— Понимаю. Не первый год на этом посту. — Сахаров прижал руку к сердцу.