В восемь часов Корнилов достал из стенного шкафа старенькую серую кепку и прорезиненный плащ. Кепку эту он держал для особых случаев, и когда ехал на задержание или еще на какие ответственные дела, то всегда надевал. Примета не примета, а надевал всегда. Даже зимой, если мороз был не очень сильный.

Постояв в нерешительности у сейфа, он подумал: брать или не брать пистолет? Решил брать. И вдруг у него мелькнула мысль, которой он сам удивился: «А если меня этот кретин ухлопает? Вот уж не ко времени! Только у нас с Олей все заладилось…»

Раньше, даже в самых трудных переделках, Корнилов никогда не думал о смерти.

Он усмехнулся и попытался отогнать эту мысль, но она не уходила. И, уже идя по длинному коридору управления, Игорь Васильевич подумал опять об Оле и о себе. И о том, случись что, — какой удар был бы для нее!

У спуска к воде, напротив Летнего сада, бушевала Нева. Волны выплескивались на набережную прямо под колеса машин. В кромешной тьме, где-то на середине реки, за пеленой дождя, быстро двигались огоньки — красный и белый. Наверное, шел буксир.

Машину Корнилов оставил на Среднем проспекте, рядом с Тучковым переулком. Огромные, в два обхвата, тополя на бульварчике глухо гудели от шквального ветра. Летели на землю сухие сучья, кружилась пожухлая листва. Неоновая лампа одного из фонарей, спрятавшаяся высоко в ветвях, то гасла, но вновь загоралась и, долго мигая, суховато потрескивала. Бульварчик был пуст, редкие прохожие виднелись в стороне Съездовской линии. Игорь Васильевич поплотнее натянул кепку и поежился. Осенью от промозглого, холодного воздуха даже теплая одежда спасти не могла, а не то что тоненький плащ. Корнилов пошел по переулку и свернул в ворота дома семнадцать. Лампочка в подворотне не горела. Это могло быть случайностью — мало ли перегорает их в самое неудобное время! Но мог разбить и преступник. Корнилов подосадовал, что сейчас уже не проверишь, разбита ли лампочка или перегорела. Во дворе было светлее. Во многих окнах горел свет, да отбрасывали тусклые желтые круги закованные в проволочные сетки лампочки над дверями подъездов. Он не спеша пересек двор, стараясь поточнее запомнить расположение подъездов, сарайчиков, в котором хранили свой скарб дворники, обитого старым железом гаража, где стояла инвалидная коляска одного из жильцов. Все это он видел уже не раз, но темнота преобразила двор, к ней надо было привыкнуть, чтобы потом действовать быстро и уверенно.

В правом углу двора находилась еще одна дверь, черный ход дома двенадцать по набережной Адмирала Макарова. Отсюда можно было попасть прямо к Неве. Корнилов вошел в дом и позвонил три раза у маленькой, обитой белыми рейками, двери. Ему открыл Вася Алабин.

— Проходите, товарищ подполковник, — сказал Алабин шепотом, словно кто-то мог их услышать, и пропустил Корнилова в темную прихожую.

Это была квартира дворника. Небольшая, узкая, как пенал, комната выходила на набережную, а кухня — во двор. Лучшего места для наблюдения и придумать было нельзя. Сам дворник уехал на пару дней за город, на свадьбу к дочери.

Корнилов прошелся по квартире. Постоял перед окном в кухне. Весь двор отсюда как на ладони, было видно каждого, кто шел через подворотню с Тучкова переулка. Игорь Васильевич снова подосадовал, что там не горит лампочка.

— Не знаешь, что там со светом случилось? — спросил он Алабина.

— Лампочку разбили. Я еще днем обратил внимание.

— Больше ничего подозрительного?

— Камилыч говорил, что в подвале трех сараев замки посбивали. — И показал на дверь с железным навесом в противоположной стороне двора.

— Кто такой Камилыч?

— Это дворник, товарищ подполковник. Простите, я забыл, вы ведь с ним не знакомы. Его Раис Камилыч зовут.

Они прошли в комнату. Здесь было очень душно и стоял неприятный, как и в кухне, запах пережаренной рыбы. Света не зажигали, и Корнилов больно стукнул коленку, наткнувшись на стул.

На окне висели беленькие занавесочки, и подполковник раздвинул их. Поднял шпингалеты и открыл форточку. Сильная струя свежего воздуха ворвалась в квартиру, звякнула люстра над головой.

— Ты, Василий, на кухне окно со шпингалетов сними, — сказал Игорь Васильевич Алабину. — Хотя бы с верхнего, чтобы можно было сразу на улицу выскочить.

Старший лейтенант двинулся на кухню.

— Двери не закрывайте. Если что-то интересное — свистни тихонечко.

Корнилов поставил стул в простенке между окном и стеной и сел поудобнее. Отсюда были видны часть набережной и все люди, идущие по тротуару вдоль дома. На набережной, напротив парадной, стоял большой автокран. В его кабине, Делая вид, что дремлет, дежурил Бугаев.

Сначала Корнилову показалось, что в доме стоит гробовая тишина. Потом, привыкнув к тишине, он услышал негромкие звуки рояля — за стеной кто-то неустанно барабанил «собачий вальс», повторяя его снова и снова. Откуда-то слышался приглушенный могучими стенами старинного дома детский плач.

Потом где-то поблизости громко заиграла джазовая музыка, время от времени раздавались взрывы хохота, крики.

«Гуляют, что ли?» — подумал Корнилов, прислушиваясь к напористой, ритмичной мелодии полузабытого фокстрота «Рио-рита». Он чуть-чуть высунулся из окна. Совсем рядом нависал балкон второго этажа, виднелись чугунные перила. Узкая полоска света выхватывала из темноты какие-то большие баки, эмалированное ведро, укрытое полиэтиленом.

Вскоре музыка смолкла и стали слышны возбужденные голоса, доносившиеся из комнаты, звуки передвигаемых стульев. Наверное, гулявшие уселись за стол.

В какой-то момент все стихло, и Корнилов услышал глухие всплески волн, ударивших о гранит набережной и с шипением разлившихся по дороге. И тут же звуки утонули в тревожном завывании сирен пожарных машин. Мигая синими огоньками, два красных автомобиля промчались перед окнами и остановились, не доезжая Тучкова моста. Пожарники начали возиться возле люков. Устанавливали гидранты, разматывали шланг. Похоже было, что вода залила телефонные или силовые каналы.

На балконе с противным, протяжным скрипом раскрылась дверь.

— Лева, Ле-е-в-ва! Ты что, с ума сошел! Юрка увидит. — Голос у женщины низкий, грудной, с бесшабашными нотками.

Послышалась легкая возня — Лева, по-видимому, пытался поцеловать женщину.

— Юрка сейчас придет, — уговаривала она своего кавалера. — Ты что, псих? До завтра подождать не можешь?

— Не хочу ждать, — пьяно пробубнил мужчина.

Голоса у обоих были не молодые.

— Левка, смотри, вода уже набережную залила! — вдруг удивленно, с каким-то даже восторгом воскликнула женщина. — Смотри, смотри, — кричала она весело, — сейчас начнет заливать подвалы. А вон плывут ящики.

— Да пусть заливает, — безразлично сказал мужчина, и Корнилов услышал звуки поцелуя.

«Вот скоты!» — выругался он и в этот момент увидел Казакова-младшего. Игнатий Борисович шел медленно, какой-то дергающейся, расхлябанной походкой, не обращая внимания на гулявшие по мостовой волны. Он, казалось, совсем не интересовался тем, что происходило на реке, а неотрывно смотрел на окна дома. Игорь Васильевич даже отпрянул от окна, ему почудилось, что Казаков встретился с ним взглядом. Но в темном окне, конечно, ничего нельзя было разглядеть.

Казаков исчез из поля зрения подполковника, но через несколько минут снова появился. Он теперь шел обратно и опять пристально смотрел в сторону дома.

Похоже, что старик оказался прав. Этот вечерний моцион по щиколотку в воде очень подозрителен. «Значит, Игнатий все-таки сообщник! Преподаватель энергетического техникума сообщник грабителя?»

Казаков на этот раз прошел дальше по направлению к Тучкову мосту, туда, где пожарники откачивали воду из телефонных колодцев. Он остановился недалеко от них, словно наблюдая за их работой, но в то же время ежеминутно оборачивался в сторону дома. Долго он там не выстоял. Не прошло и пяти минут, как Игнатий Борисович снова появился перед подъездом, ведущим в проходной двор. Теперь он шел по тротуару, ближе к дому. Но и сюда уже подступала вода. Когда Казаков проходил рядом с квартирой дворника, Корнилов увидел, что он находится в крайнем возбуждении. При скудном, искажающем свете неоновой лампы черты лица Казакова было трудно разглядеть, оно промелькнуло перед подполковником белым тревожным пятном. Зато руки… Руки выдавали его состояние. Казаков то засовывал их глубоко в карманы и тут же вынимал и закладывал за спину, то скрещивал на груди и снова совал в карманы. Руки жили отдельной от хозяина жизнью. «Плохого помощника выбрал себе Самарцев, — подумал Корнилов. — Он же изведется весь. Неужели Самарцев поручил вынуть из тайника деньги этому психу, а сам не придет?» Игорь Васильевич посмотрел на часы. Половина десятого. Если верить Прошиной, у Самарцева в одиннадцать двадцать поезд. «Пора бы ему уже появиться: Неужели Казаков?! Возьмет чемодан и повезет Самарцеву к поезду? Или в другое условленное место?»

Казаков опять промелькнул перед окном, держа шляпу обеими руками. Но он не пошел дальше, а нырнул в подъезд. Звучно хлопнула дверь. Корнилов быстро перешел в кухню. Алабин сидел у окна на табурете, напряженно вглядываясь в темноту. Он обернулся к Корнилову, прошептал:

— Пришел?

Игорь Васильевич предостерегающе поднял руку, прислушиваясь, хлопнет ли вторая дверь, ведущая из подъезда во двор. Было тихо, ни скрипа, ни стука. Однако Казаков через минуту появился во дворе. Значит, он чего-то боялся, осторожничал. Он не пошел через двор, а скользнул вдоль стены, к сарайчикам.

Корнилов хотел включить радиотелефон и предупредить Белянчикова, который засел в гараже инвалида, но вовремя отдернул руку. На несколько мгновений стих ветер, и стало тихо. Казаков мог услышать голос из радиотелефона.

— Это же не он, товарищ подполковник, — прошептал Алабин.

— Казаков из четвертой квартиры. Вероятно, сообщник, — ответил Игорь Васильевич, разглядывая слабо освещенный двор. Он только сейчас заметил, что весь двор залит водой.

Снова налетел шквал. Загремело железо на крыше.

— Юра, второй рядом, — тихо сказал Корнилов, нажав кнопку радиотелефона. Он машинально взглянул на часы. Было десять двадцать. До отхода поезда, на который у Самарцева был взят билет, оставался ровно час. — Начинаем.

Корнилов сунул теперь уже ненужный радиотелефон в карман плаща. Алабин осторожно открыл окно, но порыв ветра вырвал створку у него из рук и с силой стукнул ее о стенку. Посыпались стекла. Василий выругался и быстро перемахнул через подоконник. Корнилов осторожно вылез вслед за ним. Они замерли на несколько секунд, прислушиваясь, стараясь не шуметь. И пошли по воде тем же путем, которым несколько минут назад прошел Казаков.

Воды было по щиколотку, и в первые секунды, когда промокли ноги, Корнилов почувствовал, как его охватывает озноб.

Рядом в подъезде хлопнула дверь.

— Ой, да тут вода! — раздался изумленный женский голос. — Опять, что ли, трубы прорвало?

— Наводнение, бабушка! Радио слушать надо, — вслед за женщиной из подъезда вышел парень и смело шагнул прямо в воду. Видать, был в резиновых сапогах.

— А как же мне домой добираться? — растерянно сказала женщина.

Но парень не ответил. Он уже шагал к подворотне. Женщина постояла немного и, прошептав что-то, пошла назад в дом.

Двор был наполнен звуками, но ни один из них подполковник не мог связать с присутствием Игнатия. Наверху, над крышами, завывал ветер, гремел оторванным куском кровли. Где-то рядом журчала вода, словно ручей падал с уступа скалы. Время от времени раздавалось глухое утробное бульканье. «Наверное, вода подвалы заливает, — подумал Игорь Васильевич. — Наделает в городе беды».

Они стояли минут пять. Корнилова все время мучили сомнения: не пошли ли они по ложному пути? «А вдруг Игнатий, несмотря на цепочку совпадений, все же не имеет отношения к ограблению кассира? Мало ли чего он сейчас шляется по двору. А настоящий преступник затаился тут же, рядом. Не спугнем ли? Но время, время! До отхода поезда, на который у преступника были взяты билеты, оставалось минут сорок».

Неожиданно к звукам журчащей в подвале воды примешались размеренные чавкающие. Кто-то медленно шел по воде. Ржаво, протяжно скрипнула дверь. Человек вышел из подвала и замер внизу, у дверей, не решаясь подняться по ступенькам. Видать, прислушивался. И наконец, снова раздались легкие, едва слышные шаги…

Корнилов достал из кармана фонарь, и мощный сноп света вырвал из темноты фигуру мужчины, съежившегося от неожиданности. Мужчина прижимал к груди небольшой чемоданчик. Уже нажав на рычажок фонарика, подполковник услышал шум справа, у сарайчика, и мощный рывок Алабина на этот шум. Но он даже не обернулся на этот шум, зная, что там рядом Белянчиков и Орликов. Все внимание Корнилова было приковано к этой скрючившейся, оцепеневшей фигуре с чемоданчиком, к Игнатию Борисовичу.

Не опуская фонарика, подполковник пошел к Казакову. Сзади, там, куда кинулся Алабин, послышался сдавленный стон, возня, негромкие выкрики. «Значит, пришли за денежками вдвоем», — отметил подполковник и протянул руку к чемоданчику.

— Давайте, давайте, Игнатий Борисович. И не вздумайте шутить. Двор оцеплен.

Игнатий разлепил зажмуренные глаза. Корнилов ожидал увидеть в них испуг, смятение, но они были полны ненависти. Казаков отпрянул и дернул чемоданчик, словно хотел спрятать его за спину. Чемоданчик задел за железные перила лестницы, ведущей в подвал, и раскрылся, звонко щелкнув замком. Пачки денег полетели в воду. Казаков с диким воем, не выпуская из рук чемодан, кинулся на колени, хватая пачки. Обертки лопались, радужные бумажки трепыхались на воде. Корнилов достал из кармана свисток. Резкая, тревожная трель ударила в стены двора-колодца. Из подворотни, со стороны Тучкова переулка, бежали, хлюпая по воде, дежурившие там сотрудники. Казакова подняли, с трудом вырвали из рук чемодан и несколько пачек денег, которые он пытался засунуть за пазуху. Респектабельного Игнатия Борисовича было не узнать. Он мычал, сыпал отборнейшим матом. Всклокоченные густые волосы, шальные глаза делали его похожим на сумасшедшего. Одежда у него промокла, галстук сбился в сторону.

— Ребята, двор выскоблите, — попросил Корнилов прибежавших на помощь оперативников, — чтобы ни одного рубля не оставить тут… А этому — наручники и в машину…

Он отдал одному из сотрудников свой фонарь и пошел к сараям. Там толпилось несколько человек.

— Юра! Белянчиков! — позвал Корнилов, будучи не в силах разглядеть лица людей после яркого света фонарика.

— Товарищ подполковник, он побежал к машине, «скорую» вызывать. — Корнилов узнал голос Бугаева. — Эта сволочь Васю Алабина ножом пырнул.

— Алабина? Как же… — начал Корнилов и вспомнил, как несколько минут назад старший лейтенант кинулся на шум возле сарая.

Издалека, наверное, со Среднего проспекта, раздался тревожный вой «скорой».

— Ну, кажется, едут, — сказал Бугаев.

Теперь Корнилов разглядел, что капитан стоит в воде на коленях и держит на руках Алабина. А кто-то из сотрудников, расстегнув одежду, пытается перевязать Василию рану.

— Самарцева взяли, товарищ подполковник, — сказал Бугаев. — Он, собака, в самый последний момент на такси приехал. С набережной. Я пошел за ним следом… И в это время он увидал того, с чемоданчиком. Кинулся к нему, а тут Алабин…

Он замолчал и прислушался. Кто-то быстро шел к ним от подворотни, разбрызгивая воду. Это был Белянчиков.

— Семен, сейчас понесем Василия, — сказал он. — Там у «скорой» мотор заглох. Воды по колено…

Подошли санитары. Осторожно положили на носилки Алабина. Василий застонал.

— В живот он его, — горестно пробормотал Белянчиков.

Санитары в сопровождении Бугаева унесли Алабина.

Они вышли в переулок. Оперативные машины стояли по радиатор в воде без всяких признаков жизни. Оба шофера ковырялись в моторе одной из них.

— Ну что, приехали? — сказал Корнилов.

Один из шоферов обернулся и, узнав подполковника, поздоровался.

— Потоп, Игорь Васильевич. Вряд ли выберемся, пока вода не схлынет.

— Надо было на Среднем остановиться.

— Все хошь как лучше, — не оборачиваясь, сердито проворчал другой шофер.

Задержанные сидели под охраной в разных машинах. Корнилов открыл дверцу и сел на переднее сиденье той, где находился Казаков. И ботинки и брюки были тяжелыми от воды.

Казаков сидел скорчившись, положив руки в наручниках на колени, и время от времени всхлипывал. Игнатия Борисовича бил озноб, и Корнилов видел, как тело его время от времени передергивалось, словно в судороге.

— Игнатий Борисович, вы давно знаете Самарцева?

— Я ни-ка-кого С-самарцева не знаю, — заикаясь, ответил Казаков. У него зуб на зуб не попадал от страха и холода.

— Откуда же у вас деньги? Чемодан с деньгами?

Казаков уронил голову на стянутые наручниками руки и заплакал.

— Да будет вам, — сказал Корнилов. — Снявши голову — по волосам не плачут.

— Что? Что вы говорите? — испуганно пробормотал Казаков. — Вы думаете, что это я… Я напал на кассира?! Да как вы смеете? Вы, вы… — Он замолчал, будто не в силах был подобрать слово, которое передало бы меру его гнева и возмущения. — Я хотел отдать эти деньги. В милицию отдать!

— Откуда они у вас? Вы мне так и не сказали, — перебил его Корнилов.

— Да я просто видел, как этот бандит их спрятал… В тот день. И чтобы он… И чтобы он… — Голос у Казакова упал и стал растерянным. — Я хотел их отдать и перепрятал. Чтобы они не пропали. Чтобы они не пропали, понимаете?

Корнилов молчал.

— Я никого не трогал, я не знаю этого бандита! — истерично закричал Игнатий Борисович. — Я только за-апо-озда-ал… За-апо-озда-ал вернуть эти деньги. Мне просто пересчитать их хотелось! Пересчитать, понимаете?

— Пересчитать хотелось… — задумчиво сказал Корнилов, вспомнив, как барахтался Игнатий в воде, хватая деньги. — А из-за вас человека тяжело ранили.

— При чем тут я? — возмутился Казаков.

Корнилов махнул рукой и вылез из машины. Подошел Белянчиков:

— Я вызвал из управления «воронок». Ему эта вода нипочем… Сейчас будет.

— Да мы сейчас поедем! — сказал шофер. — Вода-то спадает. Я сейчас карбюратор заменю.

К машине подошли два парня.

— Ну что, ребята, не помочь? — спросил один из них. — А то мы — раз, два и толкнем!

— Спасибо, — сказал Корнилов. — Мы и сами можем толкнуть. Да мотор заглох.

— Товарищ подполковник! — позвал шофер. — Можно ехать. Завелась!

«Как там у Алабина? — с тревогой думал Корнилов, когда машина осторожно, вздымая по обе стороны веера воды, тронулась. — Как же я недоглядел, как не уберег?