Книга: Люди долга и отваги. Книга первая
Назад: Валерий Денисов ОГОНЬ НА СЕБЯ
Дальше: Борис Баблюк ПРИЗВАНИЕ

Виктор Пронин
ИЗ САМЫХ ЛУЧШИХ ПОБУЖДЕНИЙ

Участковый инспектор Илья Николаевич Фартусов брел по громадному пустырю, утыканному башенными домами, лениво обошел вокруг киоска, взломанного прошлой ночью, заглянул внутрь и, не увидев ничего нового, сел в тени каменной башни. Перекушенные провода сигнализации, свернутые кольца запора, позднее время… Вроде и подготовка была, и подход к делу серьезный. А что на кону? Ящик портвейна? Неужели пьяные работали? Опять же разбитая бутылка… Но пьяные к двенадцати ночи уже хороши, к двенадцати они уже пристроены — кто дома, кто в сквере, кто в вытрезвителе…
В этот самый момент к Фартусову подсела старушка. Скромненько так, вроде бы даже по своим надобностям. Остро, наискосок глянула на участкового, подвинулась ближе, посмотрела на него подольше, как бы предлагая заинтересоваться ею, потом совсем близко села, локотком коснулась. И все словно невзначай, будто и нет у нее никаких желаний, кроме как в холодке посидеть, дух перевести, с силами собраться, чтобы авоську с мерзлой, подтаивающей рыбой до квартиры доволочь.
— Ах, как нехорошо, как нехорошо, — проговорила старушка, показывая на киоск.
— Да, это плохо, — согласился Фартусов. — Так нельзя.
— Эх, кабы знать, кабы знать, — вздохнула старушка.
— Что знать?
— Да это я так, про себя… Вчерась выхожу на балкон, а они с ящиком-то и бегут! Изогнулись бедные, торопятся, а я-то, дура старая, про себя думаю, как же это людям тяжело живется, если им приходится и по ночам трудиться, ящики перетаскивать… Мне бы в крик, мне бы в милицию! Нет, не сообразила.
— Так, — протянул Фартусов, боясь вспугнуть старушку слишком уж пристальным вниманием. — И в котором часу это было?
— Да уж за двенадцать, никак не раньше. Потому как меня в двенадцать часы разбудили. Бой в часах, понимаете? А пружина в них старая, с прошлого века часы бьют. Когда ударят, а когда и пропустят, силы у них не хватает, чтоб каждый час бить… И надобно ж беде случиться, что в двенадцать ночи они двенадцать раз и ахнули! Обычно то в десять промолчат, то в шесть два раза бабахнут. А тут в двенадцать часов — двенадцать раз… Я уж обрадовалась, думаю, сами собой починились. Дождалась половины первого — молчат, дождалась часу — молчат. Ну, я и спать легла.
— Сколько же этих тружеников было? — спросил Фартусов.
— Двое. Ящик-то двое волокли, третьему никак не подступиться.
— Был и третий?
— А как же! — удивилась старушка непонятливости участкового. — А на стреме! Вот третий и стоял на стреме!
— Где? — спросил Фартусов, имея в виду место, но старушка решила, что он не понял.
— На шухере, — повторила она. И, посмотрев в глаза участковому, добавила — на атасе.
— Я спрашиваю, где, в каком месте стоял?
— На этой вот скамеечке и сидел. Все ему видать, все слыхать, а сам вроде и ни при чем.
— Так… А может, это был посторонний человек и никакого отношения к грабителям не имел?
— Имел, — старушка махнула успокаивающе рукой. — Когда те двое ящик волокли, он им знак подал, мол, не робейте. Это я уж потом поняла. А тогда подумала, что он здоровается с ними, рукой машет, спокойной ночи желает. А тут вона какая ночка беспокойная получилась.
И чем дольше слушал Фартусов словоохотливую старушку, тем тверже становилось в нем убеждение, что и сегодня не миновать ему встречи с красивой девушкой Валентиной.

 

Если и проявлял Фартусов в эти минуты нетерпение, то вовсе не потому, что хотелось ему побыстрее уличить Ваньку в злонамеренной деятельности. Несмотря на прискорбность события, Фартусов с удивлением обнаружил в собственной душе нечто поющее. Во всяком случае не было ни удрученности, ни опечаленности. Да, Фартусов откровенно радовался тому, что у него есть вполне законный повод снова проведать девушку Валентину. Простим его. Это по молодости, это пройдет.
Но чем ближе подходил он к знакомому дому, тем шаги его становились медленнее, тем больше в его походке появлялось раздумчивой неуверенности. То, что всего несколько минут назад представлялось совершенно очевидным, вдруг обернулось сомнительным, чреватым. В самом деле, как поступить? Оттащить Ваньку в городское отделение милиции на допрос к следователю? Отправить в колонию? Не разрушит ли он тем самым свое собственное будущее? Если же уклониться, то будет еще хуже…

 

Размышления Фартусова были прерваны появлением самого Ваньки. Он вышел из подъезда, увидел участкового и хотел было тут же нырнуть в спасительную темноту дома, но не успел.
— Иван! — сказал Фартусов так громко, что не услышать его было невозможно. — Ты что, не узнаешь друзей? Это плохо. Так нельзя. Подошел бы, о здоровье спросил, а? Неужели тебе безразлично, как я себя чувствую? Присаживайся, Иван, будем сидеть вместе.
— Как… сидеть… вместе? — дрогнувшим голосом спросил Ванька.
— На скамеечке. А ты думал где?
— Ничего я не думал, — ответил Ванька, присаживаясь на самый краешек горячей от солнца скамейки.
А Фартусов тоже зажмурился от дурного предчувствия — на ногах у Ваньки были не вчерашние кроссовки, а обычные сандалии, замусоленные и даже какие-то скорчившиеся. — Ха! — догадался Фартусов, — да это же сандалии Валентины. Тогда они в самом деле года три пролежали в бездействии.
— Слыхал, какая беда у нас на участке?
— Нет, а что? — насторожился Ванька.
— Кража в киоске. Особоопасные преступники глубокой ночью проникли в государственную торговую точку. Приезжала следственная группа с собакой… Пайда ее зовут. Правда, след не взяла. Видно, опытные преступники, приняли меры. Найдут, — протянул Фартусов.
— Подумаешь, киоск, — обронил чуть слышно Ванька.
— Э, не скажи. Дело не в киоске. Взломан магазин. Похищены ценности. Продавец сказала, что крупная сумма денег была у нее в кассе.
— Ничего у нее там не было! — неожиданно резко сказал Ванька.
— Откуда знаешь?
— Чего там знать… Кто же деньги на ночь оставляет!
— Тоже верно… Но дело не в этом. Сегодня они забрались в киоск, завтра по квартирам пойдут. Вон, приятеля твоего, Георгия Мастакова на чужих балконах видели. О чем это говорит?
— У нас воланчик залетел на балкон! — Ванька сделал попытку принизить значение Жоркиного проступка.
— Так нельзя, — сказал Фартусов. — Это нехорошо. А если завтра ваш воланчик залетит кому-нибудь в форточку? Вы в квартиру полезете? А? Молчишь?
— Ну, я пошел, — сказал Ванька.
— Валентина дома?
— А где ж ей быть… Дома.
— Никуда не собирается?
— Вроде нет… Ну, это… До свиданья.
— Погоди… Вопрос у меня… Скажи, Иван, как ты отнесся к вчерашнему предупреждению? Насчет того, что есть у нас кое-какие сведения.
— Как отнесся… Никак.

 

Ванька изо всех сил смотрел в глаза участковому инспектору, и Фартусов видел, какие нечеловеческие усилия тот прилагает, чтобы выглядеть спокойным и равнодушным.
— Это плохо, что ты мои слова недооценил… Так нельзя. Ну, вот скажи отвлеченно… К примеру, я сказал тебе — есть подозрения… Так? А друзья предлагают — пойдем малость поозорничаем, пошалим… Пойдешь?
— Не знаю, — Ванька отвернулся.
— Как не знаешь? — удивился Фартусов. — Это что же, можешь пойти, а можешь и не пойти.
— Как получится, — обреченно ответил Ванька.
— От чего же это зависит?
— Ну, как… Зависит… От всего зависит.
— Так, — Фартусов почувствовал, что неуверенность покидает его. Последние слова Ваньки освободили его от скованности. Теперь он наверняка знал, что ему есть о чем потолковать с Валентиной. — Ладно, — сказал он. — Ты, я вижу, торопишься… Беги. А я загляну к твоей сестричке. Не возражаешь?
— Как хотите, — Ванька пожал плечиками и начал тихонько отходить от скамейки. С каждым шагом ему словно бы становилось легче, свободнее. И, наконец, отдалившись на десяток шагов, Ванька повернулся и побежал.
А Фартусов, поправив фуражку и усы, решительно направился в подъезд.
— Что-то вы зачастили к нам, товарищ участковый инспектор! — приветствовала его Валентина.
— Дела, — Фартусов развел руками. — Все дела.
— А Ваньки нет дома. Ведь у вас с ним какие-то секреты?
— Я не прочь и с вами посекретничать.
— Да? — протянула Валентина с улыбкой. — Это что-то новое.
— Ничего нового. Старо, как мир.
— Это вы о чем?
— О секретах, которые случаются между… людьми, — Фартусов не решился сказать — между мужчиной и женщиной. Но Валентина прекрасно поняла, что он имел в виду.
Фартусов прошел вперед, в уже знакомую комнату, взглянул на балкон, как бы в возвышенном желании насладиться видом сверху.
— Красиво, правда? — спросила с придыханием Валентина, как спрашивали в прошлом или позапрошлом веке, глядя с террасы на погруженный в сумерки парк, на излучину реки, хранящую еще закатные блики, на липовую аллею, таинственную и благоухающую… Но Валентина и Фартусов видели перед собой лишь глухую серую стену соседнего дома и множество балконов, увешанных стиранным бельем, заваленных лыжами, досками, корытами. Однако Фартусов видел еще и балкон этой самой квартиры, видел протянутую веревочку, на которой висели связанные шнурками кроссовки. Их, видимо, помыли совсем недавно и повесили сушить.
Фартусов прерывисто вздохнул, не зная с чего начать щекотливый разговор. Но Валентина поняла его вздох по-своему и тоже вздохнула шумно и прерывисто, передразнивая участкового. Красивые девушки любят передразнивать.
— Красиво, правда? — переспросила Валентина.
— Да, — согласился Фартусов. — И удобно. Бегать удобно…
— Ну, что будем делать, — улыбчиво спросила Валентина, заметив некоторую заторможенность Фартусова.
— Надо принимать меры. Так дальше нельзя. Это нехорошо. Попахивает…
— Чем попахивает? — участливо спросила Валентина, готовая посочувствовать расстроенному участковому.
— Колонией.
— А чем пахнет колония?
— Карболкой в основном. Запах не из приятных, но зато убивает всякую заразу.
Валентина с таким сочувствием посмотрела на Фартусова, что тот готов был пожалеть самого себя.
— Будет время — заходите, — напомнила Валентина.
— Боюсь, что мне придется заходить, даже когда у меня совсем не будет времени.
— Как это понимать?
— По долгу службы буду заглядывать. Хочется мне того или нет, — Фартусову показалось обидным столь бесцеремонное выпроваживание. — У меня маленький вопрос, если позволите.
— Можете задать даже большой.
— Этой ночью Иван поздно пришел?
— А в чем дело?
— Сначала вы ответьте на мой, потом я отвечу на ваш. Договорились?
— Хорошо. Он пришел около часу ночи. И получил хорошую взбучку. Но в чем же все-таки дело?
— Дело в тапочках. Вот в этих, — Фартусов открыл дверь на балкон, снял с веревки еще влажные кроссовки, внес в комнату и положил на стол.
— Ничего не понимаю! — Валентина, как это часто бывает с красивыми девушками, рассердилась оттого, что не понимала происходящего. — Может быть, вы объясните?!
Фартусов не мог не отметить, что гнев придал Валентине еще больше прелести — щеки пылали, глаза были светлы и сини, губы…
— Вот эти завитушки импортной конфигурации, — он показал Валентине подошву кроссовок, — очень хорошо отпечатались на полу киоска, который был ограблен ночью.
— Боже! — Валентина прикрыла ладонью рот и невольно села на диванчик. Глаза ее, наполненные ужасом, были прекрасны. — Вы шутите?
Фартусов только вздохнул. Вряд ли стоит подробно описывать дальнейшую сцену в квартире Жаворонковых. Конечно, Валентина горько плакала и рыдала, ругала Ваньку, себя, высказала несколько критических замечаний в адрес родителей, оставивших на нее хулигана и грабителя, но в конце концов позволила себя утешить.
Из дому они вышли вместе. Шагая рядом с участковым инспектором, Валентина впервые почувствовала, как хорошо и надежно идти с таким вот сильным человеком, готовым каждую минуту прийти ей на помощь в деле воспитания малолетнего правонарушителя. Они отправились искать Ваньку и вскоре нашли его, поскольку Фартусов уже наверняка знал, где тот коротает свободное время — в подвале сантехника Женьки Щуплова.
По дороге Фартусов предупредительно попросил у девушки прощения и отвлекся на минуту — заскочил в телефонную будку. Дело принимало оборот весьма неожиданный, и вести себя самостоятельно не позволяла ему ни одна из всех его обязанностей.
— Товарищ майор? Докладывает участковый инспектор Фартусов. Я насчет ограбления киоска…
— Вы его уже раскрыли?
— Так точно, товарищ майор, — ответил он скромно, но с достоинством. — Иду на задержание.
— Требуется подкрепление? — в голосе Гвоздева было уже примерно равное количество озадаченности, смущения и неверия.
— Пока нет. Возможно, позже…
— Докладывайте подробно, — приказал майор строго, и его можно было понять. Не может же он шутки шутить с участковым инспектором.
— Значит, так, — начал Фартусов. — По предварительным данным в краже принимал участие подросток Иван Жаворонков.
— Он у вас на учете?
— Да. Теперь на учете. Очень строгом.
— Что же вы хотите от меня? — рассердился майор Гвоздев. В самом деле, кого могут оставить равнодушным сообщения о том, что подростки пьют плохой портвейн, вскрывают питейные заведения с помощью грубых самодельных ломиков, а собака Пайда не может взять их след. Была еще одна причина — у майора росли два сына и далеко не все в их поведении ему нравилось.
— Я хотел доложить обстановку. Оперативная группа, которая была утром…
— Она на выезде, — вздохнул Гвоздев. — Когда вернется, ей уже есть куда поехать. Вот что, Фартусов, — начальник поколебался, — уж коли тебе известны взломщики и они не очень опасны… Выясни все, потолкуй с ребятишками, собери показания и подъезжай сюда. Задача ясна?
— Так точно!
Ванька, конечно, не умел ни юлить, ни лгать. Он тут же во всем признался, но что более всего озадачило Фартусова — утверждал, будто забрался в киоск один. И дверь взломал, и ящик с портвейном уволок и даже чуть ли не выпил все двенадцать бутылок. Тогда Фартусов в полном соответствии с указаниями начальника отделения отвел Ваньку к киоску и выставил на порог ящик с тяжелыми литыми бутылками, наполненными портвейном.
— Вот точно такой ящик, какой был похищен ночью. Верно?
— Да, — согласился Ванька, не поднимая глаз.
— Хорошо. Бери его и тащи туда, куда оттащил ночью. И той же дорогой.
Ванька пожал плечами, оглянулся, подошел к ящику, вцепился в него покрепче, рванул от земли и… И через несколько метров обессиленно опустил на асфальтовую дорожку.
— Не могу, — сказал он.
— Задаю наводящий вопрос: кто был вторым?
— Кто, кто… Жорка, кто же еще…
— Запишем, пока не забыли, — Фартусов тут же составил документ, из которого следовало, что вторым соучастником преступления был Георгий Мастаков. Присутствующие жители микрорайона подписали протокол в качестве понятых.

 

После этого Фартусов внимательно осмотрел толпу и, выхватив острым взглядом Жорку, поманил его пальцем. Тому ничего не оставалось, как выйти вперед. Его смугловатое лицо было бледным, глаза пылали решимостью бороться до конца.
— Георгий, по установленным данным, этой ночью вместе с Иваном Жаворонковым ты украл ящик вина из этого киоска.
— Подумаешь, ящик вина! — непочтительно перебил Жорка. — Нашли о чем беспокоиться… Пропадете вы, что ли без этого вонючего портвейна!
— Еще вопрос. Зачем вам это понадобилось?
— Пошутили! — дерзко ответил Жорка.
— Бывает! Но как же кончилась ваша шутка? — продолжал Фартусов. — Куда ящик делся?
— В подвал оттащили, — Жорка как-то сумел отвернуться и от Фартусова, и от ящика, и от толпы.
— Ночью? В подвал? Он же запирается!
— В окно… Там слуховые окна вокруг всего дома.
— Ага, понятно. Следственный эксперимент продолжается. Прошу, граждане-взломщики, берите ящик, как вы его взяли ночью, и тащите, куда ночью тащили. Прошу!
Поколебавшись, Ванька и Жорка взяли ящик с двух сторон, поднатужились, оторвали от асфальта и поволокли к дому. Но направились они не к тому торцу, где находился вход, а к противоположному.
— Простите, простите! — вмешалась вдруг уже знакомая Фартусову старушка. — Ночью они вот по этой дорожке направились, мне сверху хорошо было видно!
— Ничего, — успокоил ее Фартусов. — Пусть. Истину так просто не скроешь, как кажется правонарушителям.
Жорка и Ванька поволокли ящик к слуховому окну, поставили его на землю и вопросительно оглянулись на Фартусова — что дескать дальше?
— Продолжайте, — сказал участковый. — Заталкивайте. Я, правда, в этом окне не вижу никаких следов, кроме кошачьих, но уж коли вы утверждаете… Значит, так оно и было.
А дальше вышел конфуз. Сколько ни пытались ребята затолкнуть ящик в квадратную дыру, как они не поворачивали его, он не проходил. Убедившись в бесполезности затеи, Жорка и Ванька поставили ящик и опустили головы.
— Слушаю вас внимательно, — сказал Фартусов невозмутимо.
— Ящик, наверно, был другой, — предположил Ванька.
— Нет. Других ящиков в этом киоске не было. Как дальше будем жить, ребята?
— По-честному, товарищ участковый.
Назад: Валерий Денисов ОГОНЬ НА СЕБЯ
Дальше: Борис Баблюк ПРИЗВАНИЕ