Рогов как в воду глядел, предсказывая реакцию на кражу из ризницы различных буржуазных изданий. Утром следующего дня быстроногие мальчишки, сгибаясь под тяжестью полных сумок, шумели на площадях и главных улицах Москвы громче обычного. Москвичи давно привыкли к сообщениям о вооруженных налетах, грабежах и убийствах, которыми буржуазные газеты изо дня в день пичкали своих читателей, но то, что выкрикивали сегодня разносчики газет, не могло не насторожить даже самых равнодушных.

— Разгром патриаршей ризницы!

— Россия лишилась своих древних сокровищ!

— Советы в смятении!

Да, это была настоящая сенсация. Газеты расхватывались и тут же, на улице, жадно читались. Многие читали вслух. Вокруг таких мгновенно возникали группки слушателей. И конечно, недостатка в комментариях прочитанного не было.

— Одну минуточку, господа, одну минуточку! — восклицал высокий и худой, слегка сгорбленный чиновник в форменной шинели почтового ведомства. — Сейчас, сейчас, ищу самое главное, — с лихорадочной поспешностью проглядывал он «Русские ведомости». — Ах, да, вот оно: «В советских кругах, прикосновенных к Кремлевскому управлению, разгром ризницы вызвал большое смятение». Вы понимаете — большое смятение! — повторил чиновник, подняв для большей убедительности большой палец.

— Может, из них же кто и причастен, прости меня, господи? — перекрестился стоявший рядом монах. — Раз бога не признают, супостаты, значит, и на господнее имущество могли польститься.

— Даже вполне такое может быть, — поддакнул толстяк в суконной поддевке. — Комиссаровым женкам украшения спонадобились. Ну и... — Оглянувшись, он увидел, что шедшие мимо рослый, плечистый матрос с деревянной коробкой маузера на боку и молодой парень, по виду из гимназистов, при его последних словах сбавили шаг.

— ЧК! — шепнул толстяк и поспешил выбраться из толпы.

Заторопились в разные стороны и остальные.

— Ну и сволочи! — в сердцах сплюнул моряк, глядя в быстро удалявшиеся спины.

— Правильно вчера комиссар говорил, — сказал его спутник, — злорадствовать будет обыватель и всякая контра, большевиков во всем обвинят. Жаль, Корней, что ни тебя, ни Ивана на оперативном совещании не было.

— Так мы же с хлопцами банду Кольки Французова брали, — ускоряя шаг, пояснил матрос. — Вот тип, в четырнадцатом году его осудили за 15 убийств и 30 грабежей. Дали двадцать лет каторги. Керенский его пожалел, выпустил из тюрьмы, и он снова за старое взялся. Отстреливался, гад! Милиционера одного ранил. Ну, мы двоих его дружков положили, остальные сдались... А что, на оперативке интересно было?

— Маршалк рассказал о результатах осмотра колокольни, назвал приметы некоторых украденных вещей и велел захаживать в ювелирные магазины и мастерские, на рынках смотреть, расспрашивать швейцаров и другой персонал ресторанов и гостиниц.

— Ишь ты! — сказал матрос. — Все это мы и без него уже знаем. Потом что было?

— Карл Гертович выступил. Огромной, говорит, политической важности задача перед всеми нами стоит. Преступники замахнулись на авторитет молодой Советской власти, в том числе нашей пролетарской милиции, в интересах и на радость внутренней контрреволюции и мировой буржуазии. Хотя и сам факт кражи нам никак нельзя не принимать во внимание, потому что уж очень большую ценность имеют, для народа те сокровища, в которые древние русские умельцы вложили, может, всю душу. Ну и высказал наш комиссар надежду, что преступников мы непременно разыщем.

— Ясен курс.

— Комиссар сказал, что ты — Корней Орлов, Иван Нефедов и я освобождаемся от всяких других дел и перебрасываемся на розыск уворованного из ризницы. Ну и, поскольку ни тебя, ни Нефедова вчера при этом не было, поручил мне ввести вас в полный курс дела.

— Выходит, Александр Петрович Ковалев, вы у нас сегодня за начальство будете, — улыбнулся матрос.

— Выходит, — в тон ему ответил товарищ.

Александр Ковалев, которого за молодость и застенчивую улыбку звали в уголовно-розыскной милиции не иначе как Сашей, с головой окунулся в водоворот бурного семнадцатого года. Коренной москвич, сын кадрового слесаря, он заканчивал гимназию, когда произошла Февральская революция. Вместе с товарищами отца — рабочими депо выбивал на Тверском из здания градоначальника юнкеров, был ранен — пришлось полежать в госпитале. Там он и увидел впервые комиссара Розенталя. Тот пришел навестить раненых, а заодно поискать охотников на службу в милицию. Оправившись от ран, Ковалев разыскал в 3-м Знаменском переулке дом, в котором размещалась уголовно-розыскная милиция, и с того дня накрепко связал с ней свою дальнейшую судьбу.

Здесь он встретил Ивана Нефедова, работавшего до милиции помощником машиниста на Рязано-Уральской железной дороге. Тот был на несколько лет старше Александра. В декабре семнадцатого они сдружились с Корнеем Орловым, прибывшим в Москву из Петрограда, как он любил говорить, по личному указанию Владимира Ильича Ленина. В данном случае Орлов нисколько не преувеличивал. Узнав о разгуле бандитских шаек в Москве, Владимир Ильич попросил Центробалт помочь московской милиции навести в городе порядок. Балтийцы снарядили отряд моряков, который влился в Московский уголовный розыск...

Через несколько минут друзья скрылись за дверью широко известного в то время в Москве здания по 3-му Знаменскому переулку. Иван Нефедов уже был на месте.

— Вот что, друзья, запомните, какие вещи нам искать надо. — Ковалев развернул бумажку и начал читать: — Покров на гробницу царя Михаила Федоровича из красного бархата с восьмиконечным крестом. Кайма из зеленого бархата, расшитая жемчугом. Осыпанная бриллиантами ладаница. Мстиславово евангелие XII века. Евангелие 1648 года в золотом окладе весом более пуда, украшенное бриллиантами. Царский, времен Иоанна Грозного, золотой наперсный крест. Золотые сосуды, чаши, блюда. Изумруды величиной с голубиное яйцо, цейлонские сапфиры, много жемчуга. Еще не все подсчитано. Но уже наверняка можно сказать, что унесено несколько пудов ценностей.

— Как же они сумели все это вынести? — спросил Нефедов. — А что, часовой ничего не слышал?

— Часовой-то стоял у входных дверей. А воры забрались с другой стороны, через окно второго яруса Филаретовой пристройки, которая выходит в закуток между царь-колоколом и столбом Бориса Годунова, — пояснил Ковалев. — Маршалк говорил, что, по всей вероятности, грабители несколько раз в ризницу поднимались, складывали добро в мешки, которые прятали потом в Кремлевской стене... Да, вспомнил еще: в ризнице найден солдатский погон пехотного полка, в котором служили амнистированные Керенским преступники. Так что и этими солдатами придется поинтересоваться.

— Понятно, — сказал Нефедов. — С чего начинать будем?

— Комиссар вчера приказал утром к нему зайти, — ответил Ковалев. — Хочет кое-что посоветовать. Да и в дальнейшем, надо полагать, по этому делу нам придется с ним работать.

Комиссар Розенталь был на месте. Точнее, со вчерашнего вечера он никуда не выходил из своего кабинета. После оперативного совещания, которое они проводили вместе с начальником уголовно-розыскной милиции, Карл Гертович обзвонил все милицейские комиссариаты города, еще раз напомнил о необходимости уделить поискам воров самое серьезное внимание. Если на другом конце провода интересовались стоимостью похищенного, комиссар отвечал:

— Я могу назвать баснословную сумму. Но и она будет ничтожно мала, если учесть, что эти сокровища — сама история русского народа, история его культуры, искусства. Согласитесь, что мы должны придерживаться именно этой, а не какой-либо иной точки зрения.

В дверь постучали. Увидев сотрудников уголовно-розыскной милиции, Розенталь пошел им навстречу:

— Вот теперь все в сборе. Располагайтесь. — Выждав, пока ребята расселись вокруг стола, комиссар сел сам и заговорил: — Зачем я пригласил вас, Ковалев, надеюсь, уже сказал. Посему повторяться не буду. Скажу только, что задача, которую нам предстоит решить, не из легких. Потрудиться придется изрядно. Возможны срывы, неудачи. Короче, запаситесь терпением, если хотите, мужеством, чтобы не растеряться, не спасовать. Поиск воров начат. Но не обольщайтесь этим. Ваша задача — установить их и задержать. Мы уже поручили сотрудникам регистрационного бюро Бояру и Саушкину подумать, как и чем они вам могут помочь. А почему вы скривились, Нефедов?

— Карл Гертович, — встал Иван, — разве вы не знаете, что Бояр и Саушкин служили в бюро и при царе?

— Как я посмотрю, вы готовы всех, кто находился на службе в царское время, незамедлительно зачислить в разряд врагов революции, — улыбнулся Розенталь. — Так нельзя. Если человек приходит к нам с открытой душой, его надо принять, дать ему возможность послужить революции своими знаниями, годами накопленным опытом. Специалисты нам очень нужны. Тем более если они, вроде Бояра и Саушкина, преданы своему делу и честно трудятся. — Комиссар посмотрел на Нефедова, затем на Ковалева. Спросил: — В феврале семнадцатого оба были в Москве?

— В Москве.

— Тогда должны знать, что в то время всех преступников по приказу Керенского выпустили из тюрем.

— Помним.

— Так вот все эти уголовники первым делом бросились к сыскным отделениям, чтобы уничтожить свои фотоснимки и регистрационные карточки. Сыщики и охрана разбежались. А Иван Егорович Бояр и еще несколько сотрудников остались. Бояр рисковал жизнью, но спас архив. Он поступил так потому, что сознавал свой долг перед народом. И мы благодарны ему. С помощью сохранившихся документов наши товарищи уже разыскали и обезвредили много опасных преступников. — Розенталь прошелся но кабинету. Помолчав, как бы собираясь с мыслями, сказал: — Этот человек обладает феноменальной зрительной памятью. Даже через несколько лет он может узнать человека, которого видел в жизни один-единственный раз. И у его коллеги Владимира Матвеевича Саушкина такая же исключительная способность запоминать лица, фамилии и даты. Эти-то люди и помогут вам. Завтра утром вы к ним зайдите. Но искать похищенное надо и в ювелирных магазинах, и в разных, как вы говорите, злачных местах.

— Скопом ходить не к чему, — заметил Нефедов. — Давайте распределимся, кто куда. Я — на Петровку, в магазин «Мюр и Мерилиз». У меня там есть кое-что на примете. Потом загляну в галерею Лемерсье на аукцион художественных вещей.

— А ты, Корней? — спросил Ковалев. — В Верхних торговых рядах бывал?

— Это те, что на Красной площади? Раза два мимо проходил, но туда же заглядывал.

— А не мешало бы, — посоветовал Нефедов. — Только одних магазинов там более тысячи.

— Сразу же иди на второй этаж, — сказал Ковалев. — Там ювелирные магазины Вишнякова, Шера, Глазунова, Самошина и других. А на третьем — больше ювелирные мастерские. Ну а я загляну в гостиницы, рестораны и кафе. В кафе «Бристоль» на Неглинной каких-то подозрительных типов видели — деньгами сорили направо и налево. Да и в «Бон-Вилле» на Тверской побывать надо.