Марина Туровская
Динозавр

За полчаса мы с Егором дошли от Центра «Мать и дитя» до станции метро «Профсоюзная» и уселись в вагон. Первое, что сделал мой будущий муж, – это достал свой планшет и, забыв обо мне, погрузился в «Википедию».

Он второй месяц пишет реферат по истории Московского метрополитена для получения какой-то там ученой степени в своем Проектно-конструкторском бюро. Технические характеристики заняли двадцать страниц схем, таблиц и графиков.

– А ты вставь в свой реферат интересные факты о каждой станции, – посоветовала я Егору, перед тем как попасть в больницу. – Тогда его хотя бы прочтут.

И Егор увлекся этой идеей. Теперь он так втянулся, что даже, навещая меня в Центре, зачитывал в палате вслух историю каждой станции метро, отчего мне становилось грустно. Кажется, Московский метрополитен интересовал моего будущего мужа гораздо больше, чем я.

Это выдержка из «Википедии», которую я краем глаза ухитрилась прочитать с планшета. О, вот так да! Я присмотрелась к станции. Колонны отделаны самым что ни на есть дешевеньким и невзрачным мрамором, а на стенах кафель, которым украшали все ванные и туалеты советских квартир и гостиниц. Как сказано в «Википедии», у этой станции одно из самых скромных оформлений во всем московском метро. Это тонко подмечено. Общественный туалет с легкой попыткой советского дизайна на колоннах – вот что такое станция «Профсоюзная».

…Состав тронулся, а я сидела рядом с Егором и не знала, радоваться или печалиться сегодняшней выписке.

– Я не заказал такси, поедем домой на метро, – заявил Егор, когда мы вышли на ступени корпуса Центра «Мать и дитя».

Я в просторном пуховике и в зимних кроссовках под теплыми штанами, а Егор в элегантном кашемировом пальто, в костюме и лаковых туфлях. Хороша парочка!

– Ну ладно, поедем на метро, – уныло проговорила я и взглянула на навигатор в телефоне.

Полтора километра пути. Ладно, не расстраиваемся… Хотя в классике жанра ухаживания мужчины за беременной женщиной предусматривается если не личный автомобиль, то хотя бы такси.

– Вся Москва стоит в пробках, – прочитал мои мысли Егор. – Ты измучаешься сидеть. Да еще задохнешься из-за выхлопных газов, вот я и решил поехать на метро. Там никаких пробок нет.

– Ну в машине можно кондиционер включить – так что ничего не задохнусь… – решила повредничать я. – У тебя же все друзья на автомобилях.

– Двое на выходные уехали из города, а у Генки в машине кондиционер сломан. – Егор на мгновение остановился и виновато заглянул мне в глаза. – Серьезно, Кать. В такси мы будем ехать не меньше трех часов. А на метро только час.

– Ладно.

Хотелось закатить скандал, переходящий в истерику. Хотелось крикнуть Егору что-нибудь настолько обидное, что смогло бы рассорить нас навсегда, но был сильнейший стимул не делать этого – взгляд Олега в спину. Выходя из подъезда корпуса, я заметила его силуэт в высоком окне третьего этажа.

Поэтому я схватила Егора под руку и на ходу плотно прижалась к нему. Егор удивился, но только улыбнулся в ответ. Улыбка у него замечательная. С такой улыбкой хорошо занимать деньги или делать предложение выйти замуж.

А сверху за нами наблюдал мой бывший однокурсник по медицинской академии и несостоявшийся муж Олег Данилов. Сейчас он немного обрюзг и полысел, а семь лет назад он был настолько эффектен, насколько может быть красивым молодой мужчина в двадцать три года, успешный даже в том возрасте. Еще бы! Отец – академик от медицины Александр Данилов, мама – пресс-секретарь Министерства образования Юлия Данилова. Во как!

Познакомились мы двадцать пятого января на праздновании Дня студента в Медицинской академии имени Николая Ивановича Пирогова – и понеслось… Полгода страстных встреч со второго до третьего курса на холодной академической даче и жаркие перелеты в Турцию на берег Средиземного моря.

По будням в два часа традиционные обеды в студенческой столовой, в субботу – ночной клуб с однокурсниками Олега, по воскресеньям букет цветов, по вторникам – фитнес в ближайшем от съемной квартиры подвале.

Меня немного напрягала педантичность и маниакальная брезгливость Олега. Футболка с пятнышком от капли кофе даже не стиралась, а сразу выкидывалась или отдавалась сторожу дачного поселка Грише, который щеголял в стильных футболках и рубашках, в спортивных костюмах «Найк» и шелковых носках, но в рваных сланцах летом – или в сапогах модели «прощай, молодость» зимой. У матери Олега была такая же фобия – и дворничиха во дворе ее дома носила платья «от кутюр».

Олег никогда никуда не опаздывал и точно знал, с кем и как нужно общаться.

Но я была влюблена и очень хотела замуж.

Сколько было эмоций! Сколько огненных ночей с умопомрачительным сексом и полупьяных от счастья и легкого вина дней! Сколько планов о совместной жизни и работе! Сколько вариантов покупки квартиры и автомобилей представительского класса.

…И все только до минуты, когда я предположила, что беременна.

Тогда я, выйдя из ванной съемной квартиры, двумя пальчиками держа тест на беременность бледными полосками, позвонила Олегу, а он, видимо, выбираясь из автомобиля, задержался перед подъездом частной клиники своего отца и, нажав на пикнувшую сигнализацию, спокойно заявил:

– Нет.

– Что «нет»? – опешила я.

– Нет, у нас не будет совместных детей, я все предусмотрел. – В телефоне повисло молчание, и был слышен только шум проезжающих мимо чужих автомобилей.

– Почему? – удивилась я, чувствуя приближение кошмара.

– Представляешь, что у нас может родиться? – продолжал говорить спокойный голос Олега. – Хорошо, если будет мальчик, тогда получится дядя Степа, а если девочка? Динозавриха? Представляешь, что ее ждет в школе и вообще по жизни. Вспомни свои ощущения.

Зачем мне вспоминать ощущения? Мой рост – метр девяносто. И он всегда со мной. Олег выше меня, в нем два метра три сантиметра… Да, девочка может получиться высоковатой.

Я слышала, как Олег открывает тяжелую стеклянную дверь клиники, многократное «Доброе утро» от охранника, секретарши, врачей и медсестер, оказавшихся рядом. Но главное, что я слышала, – равнодушие звенящих льдинок в его голосе.

– Значит, не беременна… – растерянно подтвердила я сама себе диагноз.

– Ни в коем случае. Но не переживай, – быстро проговорил Олег и отключился.

Я и не переживала. Только больше не смогла видеть Олега. Да, он был во всем прав… Но как-то не по-человечески.

Больше я старалась с Олегом не встречаться, хотя столкновения были неизбежны, мы вместе учились в Пироговке. Олег искренне удивлялся моему внезапному равнодушию к его блистательной персоне.

В октябре я взяла академический отпуск и последние семь лет там не показывалась.

Про архитекторов и читать неинтересно.

Эта станция раньше тоже сильно смахивала на общественное учреждение. Но после ремонта несколько лет назад сменила облицовку на серо-синюю и приобрела хоть какую-то индивидуальность… Меня тошнит или так только кажется?

Мы, то есть я и наш с Егором ребенок внутри меня, прислушались к себе и решили, что на этот раз все обойдется и не нужно выскакивать на станции, пытаясь справиться с токсикозом.

Через неделю у нас с Егором свадьба. К ней я готовилась самым необычным среди моих знакомых способом – перешивала платье. Пришпандоривала к подолу рюшечки и воланы и вставляла на спине и на груди плотный ажур по десять сантиметров с каждой стороны.

Платье мне достала институтская подруга Алена, выпросив его у соседки, которая давно предлагала его хоть кому-нибудь. Соседка растолстела и видеть у себя в доме осколки былой стройности не желала, дочери старомодное платье не понравилось, а внучке оно точно не пригодится в ближайшие двадцать лет, ей только два годика.

И вот сегодня утром, который день подряд, я переделывала свадебное платье на своем седьмом месяце беременности, полусидя в больничной кровати.

В коридоре нашего этажа раздались шаги, и именно в этот момент я, приложив руку к горлу, поднялась с кровати и направилась к туалету. В дверях столкнулась с Егором и быстро обошла его.

Наклонившись над фаянсовым сантехническим изделием, я услышала, как из палаты громкий голос молоденькой соседки Евгении сообщал другой соседке, только вчера появившейся в Центре:

– Жених пришел. А у Катьки на него аллергия.

– Токсикоз поздних сроков беременности, – твердо объяснила тридцатилетняя Юлия, похожая на библиотекаршу в третьем поколении.

– Нет, у нее аллергия. – Отдышавшись, я слушала голос Евгении и ужасалась. Они говорили в присутствии моего Егора.

– Токсикоза у нее нет, метет все подряд в больничной столовой. И что принесут родственники, тоже метет, – говорила Евгения и с хрустом ела яблоко, как ей от тошноты рекомендовала наша лечащая врач. – Даже может соленым огурцом доставать из банки клубничное варенье.

– Меня сейчас стошнит, – строго заявила «библиотекарша».

– Ей хуже, – услышала я, чистя зубы, веселый комментарий Евгении.

Мой жених Егор необыкновенно обаятельный. Стройный, темноволосый, с крепкими губами, с рыжинкой в бороде при небритости и с нереально ярко-синими глазами. Ростом он метр восемьдесят, возраст двадцать пять лет. Но! Он на пять лет младше меня и на десять сантиметров ниже ростом. Фактом, что жена старше мужа, сейчас никого не удивишь, это даже стало нормой, а вот рост не замаскируешь. Ну вот так вот у нас получилось…

Пока рассерженный Егор вынимал из тумбочки мои вещи и складывал в свою спортивную сумку, в палату зашел Олег и принялся ревниво рассматривать моего жениха. Не зная о наших прежних отношениях, Егор все-таки с неприязнью оглядел Олега, одетого в зеленую медицинскую форму:

– Что, у Кати какие-то осложнения? – встревожился он.

– Нет, – замялся Олег. – Я из другого отделения, хотел перед выпиской проверить, нет ли у пациентки приступов тахикардии.

– Нету, – радостно заявила я. – Сердце бьется пламенным мотором.

– Ну, дай бог, дай бог, – пробормотал Олег и вышел из палаты.

– Чего это он? – удивился Егор, помогая мне надеть кофту.

– Это наш кардиолог, – вместо меня ответила Евгения, грызя яблоко. – Он очень внимательный. Особенно к незамужним пациенткам.

Я промолчала. Именно Олег устроил меня в бюджетную, а не в платную палату Центра «Мать и дитя». Я не хотела к нему обращаться, но мама не постеснялась, позвонила ему после моего очередного обморока в больнице, где я лежала на сохранении.

Через три часа я оказалась в отделении сохранения беременности и усиленно дышала «правильным» кислородом в палате с соседкой Евгенией, сочувственно на меня глядящей и доедающей пятое за день яблоко. И, пролежав и просохраняясь тут положенное время, я, наконец, покинула эти стены.

…В окнах вагона после темноты тоннеля замелькала следующая станция.

Мы знакомы с Егором ровно семь месяцев и одну ночь. Ту «роковую» ночь, когда случилось упоительное занятие любовью. Происходило это священное действо в кровати Алены, которой как раз стукнул тридцатник.

День рождения моей подруги праздновали на их с мужем Геной даче. Был апрель, не тепло, но и не холодно, одиннадцать градусов. Шел мелкий весенний дождь, подрастала зеленеющая молодая травка, и по участку носились две тойтерьерки, пачкая себя по самые гладкие ушки. А мы, все семь человек гостей и Алена с Геной и пятилетним Сашкой, сидели в летней беседке, ждали шашлык, ароматно доходящий в кирпичном мангале, ели салаты и пили легкое белое вино.

Что можно сказать о первом впечатлении, произведенном на меня Егором? Утром, когда я только приехала в гости к подруге, он стоял на кухне, курил в открытое окно. Идеально сложенный молодой мужчина. Тонкий джемпер обтягивал рельефный торс, джинсы прекрасно сидели на длинных ногах. Мой взгляд радовал четкий профиль классического славянского лица, и волнистые темно-русые волосы контрастировали с синими глазами. Что еще нужно для одинокой девушки? Я влюбилась в одну минуту.

Конечно же, мое появление произвело на Егора сильное впечатление. Я всегда его произвожу на новых знакомых. Метр девяносто, натуральная блондинка с длинными русыми волосами. Параметры фигуры приближаются к стандартам модели.

Как же мама и папа переживали, что с моей излишне эффектной внешностью они станут бабушкой и дедушкой в мои восемнадцать лет, когда на горизонте появился первый парень! Но прошло два года, три, подкатило двадцатипятилетие, а я все не беременела, хотя у меня уже случился серьезный роман с Олегом и была пара-тройка огневых контактов. Врачи не находили причин для оправдания бесплодия. Один весьма и весьма пожилой врач с яркой фамилией Рубинштейн печально и авторитетно, почти интимно сказал мне:

– Не нашла ты еще себе мужичка. У других женшчин, как у кроликов, дитяти родятся, а у тебя первая беременность после аборта будет последней. Пошупай нутрь души и тела, ишчи своего мужчину, сразу поймешь, кто он будет…

И в двадцать девять лет оно и… случилось. После первого же общения с Егором…

Поняв, что беременна, но боясь сглазить случившееся, я две недели ничего не говорила маме. Затем не выдержала, сообщила.

– Счастье-то какое! – заголосила мама и тут же позвонила папе на работу. – Сережа, наша дурында наконец-то сделает нас бабушкой и дедушкой!.. Что ты говоришь?.. От кого ребенок?.. А какая разница?.. А действительно…

Повернувшись, мама требовательно посмотрела на меня.

– Отец ребенка великолепный, – призналась я.

– Адрес? – как всегда кратко и конкретно спросила мамуля.

– Я точно не знаю, – стала я путаться в показаниях. – Нужно спросить у Алены, но где-то в районе Метрогородка на проспекте Мира или Ярославки.

– Ты девушка взрослая, твой молодой человек тоже, значит, нужно сообщить, – решила мама, а ее мнение в нашей семье не обсуждается.

И я сообщила Егору о новости, запинаясь через слово. Дело в том, что после дня рождения Алены я с ним больше не виделась, хотя мы пару раз созванивались и даже собирались сходить на выставку Айвазовского на Крымском Валу.

– Но ты ничем не обязан, я все равно буду рожать, – лепетала я в трубку. – У меня беременность после аборта, и врач сказал, что если опять сделать аборт, то больше детей у меня не будет.

И после этой речи я отключила телефон. Было страшно. А вдруг Егор на сообщение о ребенке отреагирует резко отрицательно. А расстраиваться по поводу этого мне совершенно не хотелось.

Вечером в дверь нашей квартиры раздался звонок – и Егор, с букетом красных роз, сжимая бархатную коробочку, где лежало кольцо с бриллиантом в три карата, в костюме и при галстуке, оказался на пороге нашей квартиры.

Мама к предложению выдать свою дочь замуж, то есть меня, отнеслась своеобразно – тут же побежала переодеваться из затрапеза в праздничное платье, а папа, сидевший майским вечером в кресле перед телевизором в любимой одежде – семейных трусах в мелкий цветочек, встал, накинул на себя темно-синий халат, сурово сказал Егору: «Проходи» и достал из бара бутылку французского коньяка.

Через месяц мы пришли с ответным визитом в семью Егора. Мама, Елена Степановна, была искренне рада новости о будущем наследнике, а папа Николай Юрьевич при виде меня был немного в шоке.

– Хорошо, если будет мальчик, – сообщил он, глядя мне в глаза. Ростом будущий свекор был ровно на голову меня ниже.

– Мальчик, – обрадовала я. – Врач сказал – мальчик.

… – Слушай! – отвлек меня от воспоминаний Егор. – Станция-то уникальная, я сейчас тебе зачитаю.

И мой жених принялся читать, перекрывая гул метро.

– Катя, ты себя хорошо чувствуешь? – неожиданно прервав чтение, уже не пафосным голосом спросил Егор. – Ты какая-то бледная.

– Нормально, – ответила я и вгляделась в лицо Егора. Он искренне волновался за меня, и это было чрезвычайно приятно.

А поезд несся дальше.

Прослушала я не без трепета. Некоторые пассажиры тоже с интересом прислушивались к восторженному токованию Егора.

– История говорит, – неожиданно отвлекся от планшета Егор, – что в пятидесятые годы при переходе на Таганско-Краснопресненскую линию была скульптурная композиция – Сталин в окружении детишек, поздравляющих его с его же величием на Красной площади, – но позже статую убрали. Дабы не раздражать народ. Вообще-то бюсты, барельефы и другие изображения товарища Сталина были на каждой станции метро, и исчезали они не сразу, постепенно. А заменялись или на изображения счастливой советской действительности, или на узоры из цветочков и винограда с подсолнухами.

– Егор, солнце мое… – Вглядываясь в синие глаза, я улыбалась Егору и даже простила ему отсутствие такси. – А мы уже разослали приглашения на свадьбу, или наши мамы надеются на нас?

– Не знаю, – искренне удивился Егор. – Точно не знаю. Я вообще свадьбой не занимаюсь. Мне кажется – расписались и все. Главное, чтобы ты себя хорошо чувствовала. А какое самочувствие при тридцати пьяных гостях?

– Да, – согласилась я, загипнотизированно глядя в волнующую меня и волнующуюся за меня синеву.

Через окно вагона, рассматривая барельефы, пилоны и светильники подземных станций, я чувствовала, как улучшается настроение. Вообще-то единственным местом, где проявлялся мой токсикоз, было метро. Стоило спуститься хотя бы метров на десять ниже уровня земли – и меня начинало выворачивать у первой же колонны. Токсикоз ранних сроков беременности привел к обезвоживанию, многочисленным потерям сознания, зафиксированным «Скорыми», и меня госпитализировали сначала в обычный роддом, где показатели не изменились, и мама с помощью Олега перевела меня в Центр, где я провела несколько месяцев.

– Вот, читай, знаешь, как интересно! – Егор переставил планшет со своих колен на мои.

– Прикольно, да? – восхищался Егор. – Это ж как его боготворили, упыря этого.

– Мне слова не нравятся. – Я отдала планшет жениху. – У меня деда репрессировали. Ни за что.

– Бывает, – сочувственно кивнул Егор. – Но нужно соблюдать историческую справедливость.

– Боже ж ты мой, – устало возмутилась я. – Да что же тебя больше интересует – товарищ Сталин или я?

– Ты, а разве нет? – искренне удивился Егор. – Да я о тебе думаю каждую минуту. Как представлю, что мне с тобой придется прожить всю жизнь, так сразу мурашки по коже.

Женишок шутил, но я не рассмеялась, а с наибольшей серьезностью призналась:

– Я тоже в шоке.

Пора было подниматься для перехода на Кольцевую линию. Встав рядом с Егором, я держалась за поручень, привыкнув к тому, что чаще всего я выше всех в вагоне, и смотрела на свое отражение в темном окне вагона и думала о том, как выгляжу со стороны. И пока решала, какое впечатление произвожу на пассажиров, услышала девичий голос сзади: «Ох ты! Динозавр!» По вагону прошла волна сдерживаемых смешков. Как же больно было слышать забытое слово, сказанное когда-то Олегом, ставшее приговором нашим отношениям.

Я вышла, стараясь не показать, насколько меня ранило замечание девицы. Вслед за мной выскочил Егор и, согнувшись, засмеялся до слез, аж хрюкая от восторга.

Да, я выглядела именно так – нелепо. Метр девяносто ростом, в спортивной шапочке, делающей голову маленькой и круглой, в куртке-пуховике на огромном животе, в обтягивающих джинсах и в зимних кроссовках сорок пятого размера, купленных моей мамой «на шерстяной носок», – больше ничего не налезало на мои отечные ноги. Действительно, если смотреть в профиль, – динозавр.

Пока Егор радостно заливался смехом, я, глотая слезы, двинулась к эскалатору и слилась с плотной толпой. Егор, все еще продолжавший хохотать, быстро потерял меня из виду. А я шла и шла. Но не в сторону радиальной «Курской», а в сторону Курского вокзала.

Вышла на площадь и автоматически пошла к вокзалу. Телефон в кармане куртки звонил не переставая, и я, не глядя на абонента, отключила его. При мне ничего не было. Ни документов, ни денег, ни сменной одежды, ни зубной-пасты-щетки-мыла, ни даже тапочек, принесенных родителями в больницу. Все осталось в сумке Егора, а сверху вещей там лежало недоделанное свадебное платье.

Мы с мамой часто ездим за грибами в сторону Волоколамска, где есть заброшенный пионерский лагерь «Дружба», еще не окончательно развалившийся. Население в Подмосковье уплотняется трудовым населением, и в оставшихся корпусах лагеря, построенного в восьмидесятые годы, поселилось несколько семей из Туркмении, затем из Узбекистана, а потом между ними начались межнациональные стычки, пожары в корпусах и порча коммунального имущества во время драк.

Руководство завода, владеющего лагерем, разогнало «оккупантов» и наняло сторожей. В течение последних пяти лет я и моя мама, заядлые грибницы, подружились с ними. И скучающие сторожа, из развлечений у которых было только разведение коз в пустующем лагере, резьба по дереву и крохотный телевизор, с удовольствием помогали нам в поиске самых лучших грибов – рыжиков и белых, а иногда и ягод. Мы привозили в качестве подарков мед, копченую колбасу и сусло для кваса. Ничего, крепче молока, чая и кваса все три сторожа – два деловых мужика и тихая женщина Рая – не употребляли.

После сбора грибов мы обычно сидели в сторожке, пили чай или квас, разговаривали о жизни. Поочередно, в зависимости от смены, в которую мы приезжали, мы с мамой, а чаще я одна, слушали о маленьких зарплатах в деревнях, особенностях выращивания коз или непонимании между внуками и бабушкой.

Именно туда меня сейчас и потянуло.

Ноябрь не грибной сезон, но я знала – в сторожке тепло, а под деревянным потолком висят гирлянды сушеных грибов и пучки целебных травок. Воздух чистый и полезный.

В электричке дорожный контроль, в составе двух охранников и двух контролеров, мужчины и женщины взыскательного вида, при виде которых с мест сорвались студенты и несознательные граждане, попросил меня предъявить билет. Я, зная, какое впечатление производит моя двухметровая стать, встала и честно заявила: «С мужем поругалась. Еду к родственникам в Румянцево. Очень хочу кушать и писать, все-таки семь месяцев беременности, но терплю». Из двух контролеров, мужчина тут же ретировался в другой конец вагона, пряча глаза, а женщина, встав на цыпочки, дотронулась до моего плеча и сочувственно проговорила: «Садись, деточка, тебе нельзя волноваться… И это, помни… все мужики козл… Ну, ты и сама знаешь».

До лагеря пришлось идти пешком пять километров, но мне этот путь даже понравился. Я успокоилась и проголодалась. На душе становилось легче. Городской житель, попадая в деревню, в лес или к морю, оказывается в другой действительности. Просыпаются древние инстинкты, по-другому дышишь, по-другому относишься к гигиеническим излишествам и запахам парфюмерии, по-другому смотришь на людей.

Сегодня в сторожке дежурила тетя Рая. Она топталась перед домиком в старых джинсах, в свитере и в безрукавке, скроенной из ватника, кормила злющую собаку Милку. Милка ненавидела всех гостей и всех коз, и особенно козла Лешу. Четыре белые козы, козленок и бородатый козел паслись неподалеку, доедая последнюю осеннюю траву.

– Боже мой. – Тетя Рая разогнулась и развела руки, в одной из которых осталась старая гнутая алюминиевая миска. – Никого с начала ноября не было, а тут сразу ты, да еще и беременная.

– С Егором поругалась, с женихом, – честно призналась я.

– У тебя же скоро свадьба! – вспомнила тетя Рая. – Мне мама твоя говорила, когда приезжала в прошлом месяце.

От радости, что сегодня дежурит именно тетя Рая, а не Борис или Николай, я разулыбалась и честно, с ожидаемым ответом спросила:

– У тебя есть что покушать?

Сторожиха заулыбалась в ответ.

– Проходи в дом, деточка, найдем, чем покормить тебя и твое наследство.

Через пятнадцать минут на столе стояла литровая банка козьего молока, в прозрачном пакете виднелся бородинский хлеб.

– Сейчас… – тетя Рая открыла холодильник. – Сейчас что-нибудь сообразим.

Я голодно смотрела на выставляемые продукты – нежное сало с прожилками, вареные яйца и свиной холодец в полукилограммовой алюминиевой форме. Не сдержавшись, я схватила банку с молоком и выпила половину, после чего срочно побежала на улицу в кусточки.

Помыв руки под прибитым к березе рукомойником, я шутливо ответила рычанием на рычание собаки Милки. И тут же ко мне подошли гладиться три козы и козленок. Они терлись махонькими рожками о коленки. Умиление.

Неожиданно я пожалела, что Егор не может разделить сейчас со мной очарование ноябрьского дня. Он, человек с юмором, обязательно прокомментировал бы поведение животных, тети Раи и, конечно же, мое. А я отскочила в сторону двери сторожки. Козел Лешка стоял рядом и тихо вонял своим мужским существом… Запах козла я не любила еще и до беременности.

…Заваривая травки, снятые с веревки из-под потолка, тетя Рая все говорила и говорила:

– Счастье какое, ребеночек у тебя будет, дождались, а то мама твоя переживала… Ты точно больше молочка не хочешь?

– Не хочу. – Я зевнула. – Тетя Рая, можно я сделаю звонок? Но после разговора придется отключить телефон.

– Да не проблема, – выкладывая телефон на стол, сказала тетя Рая. – Мне все равно никто не звонит. Только сменщики, когда у них возникают семейные обстоятельства, особенно Боря… Ухаживает он за мной.

Пять часов со времени моего побега… Я всем своим существом чувствовала беспокойство родителей.

Набирая номер на стареньком сотовом телефоне, я больше всего хотела слышать ответные гудки, а не короткие ответы «занято». Мама откликнулась сразу же:

– Ты где, Катя?

– Мам, не волнуйся, – начала я суетливо объяснять. – Но я сегодня не приеду домой. Буду завтра.

– А почему звонишь не со своего телефона?

Как всегда, мама задала краткий и конкретный вопрос. Она, как и я, медик. Только она главный врач детской поликлиники, а я так себе, суечусь при первичном осмотре детишек. Я не смогла одолеть последний курс Пироговки и не только из-за Олега, лень и нежелание что-то менять в жизни тоже сыграли свою неказистую роль. Вот рожу скоро, очухаюсь полгодика и сразу же восстановлюсь в учебе…

– Алло, Катя, ты где? – Строгий голос мамы требовал ответа.

– Мама, телефон у Егора в сумке. Я без вещей и без денег, но у друзей. Завтра буду дома… И еще… – Громко вдохнув, я сдержала снова подступившие слезы. – Свадьбу, мамочка, я отменяю, так и скажи папе. Передумала идти замуж. Егору я не нужна, он смеется надо мной, а женитьба «по залету» чаще всего бывает неудачной.

– Все, Катя, у тебя начался предродовой психоз…

На этих «сочувственных» словах мамы я отключила телефон.

– Ужинать пора, – засмущалась сторожиха. – И спать. Утро вечера мудренее.

Ни разу я не ночевала в сторожке и теперь поняла, что это было в первый и в последний раз. Для моего размещения пришлось в тесной комнатенке придвинуть к дивану, который уступила мне тетя Рая, продавленное кресло. Сама тетя Рая устроилась на узеньком топчане.

После «яишенки» из семи деревенских яиц, размером с гусиные, на свиных шкварках, да еще в русской печи, я еле-еле допила кружку сладкого травяного чая и сразу же заснула.

А ночью проснулась от ощущения потери. Рядом со мной не было Егора. В больнице, где койка была короткой, узкой, а ноги приходилось поджимать или свешивать, было не до нежностей. Но в квартире Егора, доставшейся ему от бабушки, где мы провели с ним время между моими закладками в больницы, я привыкла, что рядом мужчина, пахнущий как настоящий любимый мужчина. Мне приходилось спать по диагонали на коротком для меня диване, Егор, свернувшись, спал в уголке, но чутко. Стоило мне повернуться, и он просыпался: «Водички, или ты в туалет?» «Я сплю…» – сонно отвечала я, радуясь, что он рядом.

И что мне теперь делать? Как жить с человеком, для которого я инкубатор для выращивания сына и к тому же смешной инкубатор серии «Динозавр»? Тут необходимо выбирать – или жить с Егором, сходя с ума от постоянной ревности, или рвать сейчас и немедленно, хоть и по-живому. Зато жизнь войдет в привычное русло, я снова буду жить с родителями и не переживать из-за своего роста и невозможности выйти замуж по любви. Решено, я не выхожу замуж и остаюсь одна…

Интересно, а о чем думает Егор? Наверное, продолжает изучать историю станций Московского метро.

Утром на мои ноги плюхнулся рыжий котяра килограммов пяти веса. Его так и звали – Рыжий. На шевеление моих ног он никак не среагировал, и пришлось вставать, придерживая живот. Вставать было лень, но ребенок внутри меня давал сигналы, что очень хочет козьего молочка.

Чувство вины за вчерашний побег кусало мою совесть – и стало понятно, пора ехать домой, виниться перед родителями.

– Красавица, – решила тетя Рая, рассматривая меня, когда утром я утеплялась в пуховик, шапочку и вязаные носки, но я с нею не согласилась.

На улице падал снежок. Лесной воздух с морозцем бодрил и звал к новой жизни.

Строго по расписанию на территорию лагеря заехал джип «Тойота», из которого вышел Николай, дядька шестидесяти лет, увлекающийся выпиливанием ажурных наличников на окна. Для этого он под навесом между стойлами для коз и «Окой» тети Раи пристроил два станка для обработки дерева. Прибыльный бизнес.

– Привет, Катя, – радостно заорал он, отчего вздрогнули все козы и козленок, а козел Леша, самый пугливый, отпрыгнул в сторону. – Какой ты стала большой! Похожа на… Как его?

– На динозавра, – подсказала я.

– Типа того, – согласился дядя Коля. – Но это я сказал любя, – тут же поправился он.

– Ничего, я это уже слышала.

– Как твой Егор? Мы его так и не увидели. Покажи фотки, – настаивал дядя Коля, доставая с заднего сиденья автомобиля свежие сосновые доски.

– У меня нет телефона и денег, и даже корзинки для грибов. Сбежала, – покаялась я.

– Бывает, – спокойно прокомментировал дядя Коля. – А маринованные грибочки будешь? Я слазаю в подпол.

– Нужно ехать, – вздохнула я. Но есть очень хотела, несмотря на только что сметенный завтрак.

Тетя Рая подошла к своей бордовенькой «Оке» и предложила:

– Садись, беглянка, довезу до метро.

И мы поехали в Москву.

Настроенная на решительный поступок, я вышла из станции «Семеновская» и отправилась на остановку трамвая, чтобы добраться до Дворца бракосочетания.

В отделении приема заявлений все четыре стола были пустыми, наплыв с утра во вторник желающих брачеваться не наблюдался. Сидел только один парень, спал, уронив голову и руки на столешницу, на мигающий включенный планшет.

Сердце мое екнуло. За канцелярским столом сиротливо спал мой бывший жених Егор.

Я села за стол напротив отца своего ребенка.

– Егор, ты тоже пришел забирать заявление?

– Не-а. – Мой красавец поднял нечесаную голову в темных кудрях. – Тебя жду. Как услышал, что ты решила не выходить за меня замуж, так и приехал… – Посмотрев на мой живот, он добавил: – Переживаю за нашего сына.

За стеклянной перегородкой, куда подавались заявления, затянутая в официальный костюм радикально мышиного цвета дамочка лет сорока делала вид, что работает за компьютером, но внимательно слушала наш разговор.

– Что? Ты решил не забирать заявление? А посмеяться не решился? Глядя прямо мне в глаза?

Протерев ладонями лицо, Егор криво улыбнулся.

– Чего это тебя сегодня не тошнит от меня? А? Сатурн или Венера поменяли орбиту? – Егор старался громко не кричать и смотрел на меня больным взглядом брошенной собаки.

– Просто ты сегодня не благоухаешь на километр вперед своим жутким одеколоном.

– Чего? – Егор сел поудобнее, одернул теплую куртку, сменившую гламурное пальто. – Но этот одеколон ты подарила мне на помолвке!

Припомнив, из какого шкафчика доставались мужские духи для Егора, я уточнила:

– Не я дарила! Мама…

– Тем более. – Егор стал до смешного серьезен. – Мне одеколон самому не слишком нравится, но подарок от будущей тещи – дело святое…

Глядя на повеселевшего жениха, я почувствовала, как мне обидно за свои переживания, за то, что этот мужчина нравился мне больше остальных всех мужчин на нашем земном шарике, а он…

– Ты не ответил, почему не смеешься надо мной, Егор? С такой радостью ты вчера ржал на все метро. Мелкая дурочка в вагоне назвала меня динозавром, а ты откровенно смеялся.

Хмыкнув в кулак, Егор все-таки сдержался, расстегнул молнию на куртке и поправил воротник темно-зеленого джемпера.

– Но действительно было похоже. – Егор посмотрел на меня и смущенно улыбнулся. – Прости, не сдержался. И потом ты всегда такая надменная…

Тут эмоции, которых при беременности у женщин в три раза больше, чем в обычной жизни, всколыхнулись во мне, и я, встав из-за стола, начала шипеть:

– Я надменная? Я? – Наклонившись к Егору, я вышептывала ему свои претензии и одновременно вдыхала его такой любимый и желанный запах. – Да ты сам всегда на пять шагов идешь впереди меня, потому что стесняешься оказаться рядом. Да, я такой высоченный динозавр, но я такая, какая есть, и ничего с этим поделать не могу. Да, мой рост – один метр девяносто сантиметров! И что мне теперь делать?

От отчаяния и признания в том, что у меня есть комплекс из-за ненормально высокого для женщины роста, из-за того, что я теперь действительно похожа на древнего ящера, у меня брызнули слезы из глаз, а сыночек забултыхал ножками в животе.

– Ты меня стесняешься! – крикнула я Егору и села на стул. – Как мы будем жить дальше? Да никак!

За перегородкой служительница бракосочетательных процессов даже перестала делать вид, что вчитывается в текст на мониторе компьютера, и слушала нас с приоткрытым ртом.

– Я стесняюсь? – возопил Егор. – Хорошо, ты хоть сейчас с животом, Катя, а то идти с тобой невозможно, все мужики оглядываются. Я, думаешь, не замечал? Ты остановишься у витрины, а мимо идущие парни лбами сталкиваются, заглядевшись на тебя. Столько добра – и не абы чего, а исключительно высшего сорта и модельного вида. Думаешь, не обидно? Я по сравнению с тобой чувствую себя вторым сортом.

– Ты совсем придурок? – опешила я, не понимая, почему мой необыкновенно харизматичный Егор так себя не ценит. – Да я с первой минуты, как тебя увидела, с ума схожу от любви. Я сплю рядом с тобой в кровати и не верю своему счастью.

Слезы в третий раз за сегодня брызнули из моих глаз.

– Маленькая моя… – Подойдя ко мне, Егор уткнулся головой в мой пуховик, аккурат в грудь четвертого размера. – Прости, я думал, ты меня используешь только как биологический материал для рождения ребенка.

– Ты откуда нахватался таких страшных слов? – поразилась я.

– В Интернете прочитал, – на полном серьезе ответил мой жених.

– Егорушка, да я по тебе постоянно скучаю, я даже сына хочу назвать Егором. Будет Егор Егоровичем.

– Нет, наш сын будет Святославом, – смешно насупился Егор. – У меня так дедушку звали…

Мы сидели молча друг напротив друга не меньше минуты.

– Вы извините за наше выяснение отношений, – неожиданно сказал Егор, вставая и подходя к стеклу, за которым сидела сотрудница ЗАГСа. – Мы немного погорячились.

– Знаете ли, молодой человек, – с удовольствием ответила дамочка, – я тут за двенадцать лет такого нагляделась, такого наслушалась – и особенно от беременных, так что уже можно писать мемуары. Заявление будете забирать?

Подойдя ко мне, Егор два раза поцеловал мои глаза, уткнулся носом в волосы, затем обернулся к женщине за стеклом.

– У нас через пять дней свадьба. Ждите.

Вот недалеко от выхода из этой станции мы и сняли небольшой ресторан в подвальчике, где собралось всего лишь десять человек родственников и наши друзья Аня с Геной и сыном Сашкой.

Я смеялась и принимала цветы и подарки. Час назад в ЗАГСе, стоя перед зеркалом от потолка до пола, в старом свадебном платье «не первой свежести», я получила в подарок от Егора игрушку – Серого Динозавра, с сердечком-открыткой на шее и с надписью: «Самой красивой любимой девушке в мире».

За такие слова и сияние влюбленных глаз все можно простить. Пусть муж называет хоть Крокодилом, я согласна.

– Я же тебе не рассказал про самую интересную и таинственную станцию! – вдруг вспомнил Егор, пожимая руку моему дяде Василию. – «Библиотека имени Ленина»!

– Ночью расскажешь, – разрешила я. – А теперь динозавры хотят съесть весь ассортимент свадебного стола.