Стелла Прюдон
Наш с мамой сын

– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…

Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила.

– Я не достойна жалости! Я не достойна мамы! Как я могла так с ней поступить? Я неблагодарная свинья после этого, я самый подлый, самый гадкий человек после этого!

Муж протянул руку, чтобы погладить Дарину по щеке, но она отмахнулась, словно от назойливой мухи, на ее лице читалось отвращение.

– Не надо меня жалеть! Я не хочу твоей жалости. Это из-за тебя я так поступила!

– А чего ты хочешь? – хриплым голосом спросил Антон.

– Я хочу, чтобы мама меня простила, – тихо ответила Дарина.

– А я? Я тебе больше не нужен?

Дарина на мгновение задумалась. Посмотрев в помрачневшее лицо Антона, она ответила:

– Мне нужна мама. Я не могу жить, зная, что причинила ей боль. Ты когда-нибудь заглядывал в глаза, полные боли? Нет, не заглядывал. А я поймала мамин взгляд. Перед тем как уйти, я посмотрела ей прямо в глаза: нагло, вызывающе посмотрела. И знаешь: это все равно что побывать в аду. Ад преследует меня теперь все время. О, как бы я хотела искупить свою вину!

– А почему ты не напишешь ей письмо?

– Письмо? – Дарина посмотрела в ясные, голубые глаза мужа и переспросила: – Письмо? Ты думаешь, это поможет?

– Не знаю, но думаю, не повредит точно.

– Ну да, ну да, – задумчиво произнесла Дарина. – Уже поздно, иди спать, а я еще здесь посижу.

Дарина вдруг почувствовала, что у нее появилась надежда, которой она была лишена весь последний год. Сердце ее забилось, она достала ручку, лист бумаги и стала писать:

Поставив точку, Дарина еще раз перечитала письмо, сложила его вчетверо, вложила в конверт и написала на нем адрес.

Огромное серое облако держало последние этажи панельного уродца в своих цепких лапах. Окна малогабаритной однокомнатной квартиры на первом этаже девятиэтажки выходили прямо на оживленную улицу. Дарина смотрела на проезжающие мимо автобусы и маршрутки, в голове копошились десятки сумбурных мыслей, но ей никак не удавалось выделить из них одну, чтобы обдумать обстоятельно. Ей было неприятно, что она зря теряет время, и стыдно, что она даже получает от бесполезного созерцания улицы удовольствие. Она чувствовала, что ее жизнь течет неправильно.

Муж хотел купить машину, а она уговорила его завести ребенка: ей очень хотелось уйти в декрет, чтобы разобраться в себе. Ее прошлая жизнь, полная рабочей суеты, не оставляла для этого места. Но теперь ей казалось, что, несмотря на образовавшееся время и покой, она не стала счастливей. Она чувствовала себя даже еще более несчастной. Раньше она думала, что ей есть что рассказать, да и муж настаивал на том, чтобы она писала больше. Но теперь, глядя в окно, она сомневалась: а действительно ли ей есть о чем поведать миру? Действительно ли то, что она пережила, стоит испачканной бумаги? За все время «сидения дома» она не написала ничего стоящего. Так, жалкие осколки жизни. Впрочем, ее жизнь и состояла из осколков. Прошлое было разрушено, а настоящего так и не появилось. Она злилась на себя и на мужа: это он внушил ей, что у нее есть талант. А на самом деле она ноль, и ее писульки ничего не стоят.

На УЗИ сказали, что ребенок размером с дыню, а ей казалось, что он весит не меньше тонны. Тяжело стало внутри. Тело, казалось, было запечатано в тяжелые оковы. Любое движение доставляло неудобство. Она была несчастна, как никогда, и не знала, как вырваться из этой тюрьмы. Она ненавидела себя за то, что не могла радоваться беременности и с нетерпением предвкушать рождение ребенка так же, как, должно быть, предвкушала ее рождение ее мать. Чем больше она думала об этом, тем больше ей хотелось спать.

– Дарина, Дарина, – услышала она сквозь сон голос мужа. – Твоя мама приехала, уже час ждет тебя на кухне.

Дарина вскочила с дивана. Кровь хлынула к голове, в висках застучало. Пытаясь подавить дрожь, Дарина облокотилась о стену. Антон сказал слово «приехала» так обыденно, словно мама навещает ее каждый день. Она не видела маму уже год, и последними словами, которые она от нее услышала, были: «У меня больше нет дочери». А теперь мама там, в кухне. Ждет ее. Так неожиданно! Что она скажет ей? Как бы не расплакаться? Мама не любит слез, не любит. Надо справиться с собой и выйти спокойно.

– Надо было раньше меня разбудить, – шикнула она на мужа, а затем тихо открыла дверь комнаты и, стоя в коридоре, стала переминаться с ноги на ногу. Она не решалась так сразу войти в кухню, тем более мама увлеченно разговаривала с кем-то по телефону и ей, вероятно, было не до нее.

– Одна надежда на внука… – услышала она обрывок маминого разговора. – А ты знаешь, как Гуля замуж вышла хорошо?! За миллионера вышла! Он из наших мест. Деньги у него куры не клюют, бывает же… Да… И вот что я тебе расскажу, не поверишь. Я со стыда чуть сквозь землю не провалилась. Летела же я сегодня. Зачем, думаю, переплачивать, эконом взяла, а тут вижу: он идет. Я к стюардессе потихоньку подошла, тысячу ей даю, посади, говорю, меня в бизнес. А она не хочет. Только через кассу, говорит… Я ей еще денег предлагаю, а она отказывается, представляешь? Если бы Кавминводами летела, такого не случилось бы. А это я Аэрофлотом летела…

Едва совладав с бьющимся сердцем, Дарина вошла на кухню.

– Ну ладно, потом позвоню, сейчас больше не могу разговаривать, – сказала мама в трубку и нажала на отбой. Дарина уставилась на маму, не в состоянии произнести ни слова, пока та сидела неподвижно, словно восковая фигура, и смотрела на свои руки. Дарина отлично знала эти руки: массивные ладони были усеяны небольшими перламутровыми веснушками, которые она целовала бы без конца, если бы мама однажды не вырвала их со словами: «Ненавижу твои слюнявые сюси-пуси!» Тогда Дарина попробовала поцеловать бриллиантовое кольцо-лодочку, которое мама никогда не снимала с указательного пальца правой руки, но мама ударила ее по губам. Каждый раз, когда она смотрела на мамины руки, в ней переплетались страх и восторг, но она больше не смела к ним прикоснуться.

– Проснулась наконец? – не то спросила, не то констатировала мама и кивнула на окно. Дарина только теперь заметила, что на улице стемнело, и ей стало стыдно.

– Целыми днями спишь? – спросила мама.

– Нет, я не сплю, я нечаянно, – ее голос дрожал и она боялась, что вот-вот заплачет. – Я не знала, что ты приедешь. Я бы не спала, я бы встретила тебя в аэропорту.

– И на чем бы ты меня встретила? – с наигранным интересом спросила мама. – На автобусе? Чтобы я, твоя мать, директор фирмы, устав с дороги после тяжелого перелета, еще и в автобусах-троллейбусах тряслась? Мне ничего от тебя не нужно. Я тебя воспитывала, все для тебя делала, в самый престижный московский институт устроила, и все для того, чтобы ты мне отплатила черной неблагодарностью. Скольким я пожертвовала ради тебя, сколько перенесла унижений из-за тебя. Я мечтала, чтобы у моей дочери все было чинно-благородно, как у людей. Но вместо этого я полдня сижу здесь, как чужая, и не заслужила даже чашки чая!

– Сейчас я все сделаю, я быстро. Ты только не уходи, – протараторила Дарина.

– Мне ничего не нужно, – отрезала мама.

Но Дарина знала, что мама любит кофе с лимоном и одной ложечкой сахара. Она принялась накрывать на стол. На кухню вошел Антон, улыбнулся, достал из холодильника ветчину и сыр и, сделав себе бутерброды, тут же удалился.

– Выйти замуж за человека, который ест свинью! – дождавшись, когда дверь кухни закроется, прошипела мама. – И что ты в нем нашла, не понимаю… Чем он хорош? Неужели он стоит того, чтобы предать самое дорогое, что у тебя есть в жизни – твой народ? Ладно, мать тебе не нужна, но как ты могла предать свою нацию? Разве так я тебя воспитывала?

– Мама, он очень хороший, добрый человек! – пытаясь защитить мужа, воскликнула Дарина. – И он любит меня, несмотря…

Увидев, что мать выставила ладонь вперед, призывая дочь остановиться, Дарина замолчала. На некоторое время в кухне повисла тишина. Дарина смотрела в окно. Люди толпами возвращались домой, в окнах соседних домов загорался свет, а мама неотрывно смотрела на Дарину, и она чувствовала жар этого прожигающего кожу взгляда.

– Точно мальчик? Доказательства есть?

Дарина кивнула и, достав из шкафа с бумагами снимок УЗИ, протянула его матери.

– Я всегда мечтала о мальчике! – воскликнула она.

– Я так счастлива, что ты приехала! – вырвалось у Дарины.

Когда Дарина сказала, что Антон пошел ночевать к другу, мать согласилась остаться на ночь.

– Только на ночь? – расстроилась Дарина.

Мать прошла в прихожую, уставленную стеллажами с книгами, и, проведя пальцем по одной из полок, многозначительно посмотрела на палец. Сдув с него пыль, ответила:

– А что ты думала? Я буду вечно спать в этой тюремной камере, которую вы почему-то называете квартирой? А твой муж, он что, будет каждую ночь побираться по соседям, потому что втроем в этой клетке тесно? Не понимаю, как ты могла роскошный дом и те условия жизни, которые я тебе обеспечила, променять вот на все это?.. – мать обвела круг рукой. – Ну то, что домработницы нет, я вижу. Но и машины у твоего мужа тоже небось нет?

– Нет… Он хотел купить, – воскликнула Дарина, – но так как мы решили завести ребенка, с машиной придется подождать!

– Дожили. Выбирать между машиной и ребенком! Теперь это так делается? А как люди живут, у которых по трое-четверо детей, и машины есть, и квартиры роскошные. Как-то же люди крутятся, как-то находят способ. Вон другие твои подружки вышли замуж за нормальных парней, теперь как сыр в масле катаются.

– Он – врач. Врачи мало зарабатывают.

– Что? Да ты знаешь вообще, сколько врачи сейчас зарабатывают хорошие? Только для этого крутиться нужно, в частных клиниках работать, с фармацевтическими компаниями сотрудничать. Только так деньги загребают сейчас врачи. Не рассказывай мне сказки, я на этом свете дольше твоего живу! Была бы голова на плечах, жили бы в шоколаде.

Проведя тыльной стороной руки по недорогим обоям, мать вздохнула. Дарина открыла шкаф с постельным бельем, чтобы постелить постель. Ей было стыдно, что приходится делать это при матери: наверняка она заметит, что белье не новое и не дорогое. Но вместо этого мать подошла к ее письменному столу у окна и, открыв одну из тетрадей, стала листать.

– А ты изменилась. Раньше ты хотела чего-то достичь, к чему-то стремилась, была со мной на одной волне, радовалась, что я для тебя хороший институт выбрала, хотела стать политиком, языки учила, занималась целыми днями, чтобы мое доверие не обмануть, а теперь стала как овощ. Это он, муж твой, делает из тебя овощ? Я ведь тебя не так воспитывала. Я тебя сильной воспитывала, а ты стала неудачницей. Чем ты сейчас занимаешься? Вот этим?? – мать трясла тетрадью. – Пишешь писульки свои целыми днями? Неужели ты думаешь, что тебе есть что сказать? Неужели ты думаешь, что сможешь написать что-то, что уже не написали более талантливые писатели?

Дарина стояла перед мамой, как нашкодившая школьница, не в состоянии ответить. Ее как будто парализовало: ни оправдаться, ни согласиться она не могла. Только стояла и молчала, сдерживая слезы.

– Ну ладно, ладно. Еще мне твоих слез здесь не хватало. Давай спать. Утро вечера мудренее.

На следующее утро Дарина проснулась рано утром, чтобы приготовить маме завтрак, но ее уже не было дома.

– Где мама? – требовательно спросила она оказавшегося на кухне мужа.

– Она час назад ушла. Я спросил, когда ее ждать назад, но она только ответила: «посмотрим».

«Посмотрим» – было любимым словом мамы. «Все будет зависеть от твоего поведения». Дарина пристально посмотрела на Антона оценивающим, маминым взглядом.

– Почему ты меня не разбудил? – раздраженно, как капризный ребенок, спросила она.

– Она сказала не будить, я и не стал, – спокойно ответил муж.

Она еще раз пристально посмотрела на мужа с целью понять, что она в нем нашла. Не богатый, не красавец. Обычный. Муж подошел к ней и попытался обнять. Но она его оттолкнула.

– Мне не нужны твои сюси-пуси. Я в плохом настроении, – отрезала она. – Мне хочется побыть одной.

На самом деле ей хотелось ему сказать, что он должен быть мужчиной. Что он должен зарабатывать много денег, иметь большой дом и машину. Мама всегда мечтала о том, чтобы ее зять был богатым. Она с восхищением рассказывала о несметных богатствах то одного, то другого знакомого, а листая глянцевые журналы, перечисляла тех счастливиц, которым удалось заполучить идеального мужа. «Ну и ничего, что старый. Зато богатый, а если богатый, то и умный», – сообщала мама.

Дарина вернулась в комнату, легла на диван и стала мечтать. Закрыв глаза, она стерла из сознания себя реальную – располневшую кавказскую девушку с серым лицом и тусклыми волосами. В ее мечтах был совсем другой человек: эта молодая женщина только немного походила на Дарину внешне. Та, другая, была ухожена и красива. С ровной, гладкой, кожей, переливающимися волосами, аккуратной стрижкой. Она любила рассматривать этот образ внимательно, изучать его до мельчайших подробностей, не пропуская ни одной детали. Ровно выщипанные брови, ясные, без отеков, глаза, легкий, как бы несуществующий макияж. Едва уловимый аромат чайной розы. В ушах блестят бриллиантовые гвоздики. Да, она тоже брюнетка, но, в отличие от Дарины, шикарная брюнетка итальянского кинематографа, а не неудачница, живущая в клетке. Ее руки украшает французский маникюр и изящное колечко с таким же бриллиантом, как в ушах. Держится она с достоинством, смотрит только вперед. Брючный костюм от Chanel удачно подчеркивает достоинства ее подтянутой фигуры. Сумка Birkin и телефон Vertu дополняют образ. Субботним утром она выходит из черного «Лексуса», закрывает дверь машины и одновременно разговаривает с кем-то по телефону. Иногда она смеется. О боже, что это за смех! У нее ослепительно-белые зубы. Прохожие с восхищением смотрят в ее сторону. Накинув жакет из белой норки, женщина уверенной, энергичной и в то же время неспешной, элегантной походкой направляется в ресторан на деловой завтрак с потенциальными инвесторами. Несмотря на свой юный возраст, она – крупный предприниматель…

Дарина очнулась, потому что муж трепал за плечо. Приложив к ее уху трубку, он сказал:

– Твоя мать звонит!

Из трубки донесся недовольный голос:

– Ты что, лентяйка, спишь еще? Уже девять часов, а она спит!

– Нет, я не сплю, не сплю!

– Я звоню, чтобы спросить: ты сможешь сейчас приехать к Руслану? Я хочу, чтобы ты ковер выбрала.

Дарина промямлила, что у мужа аллергия на шерсть и поэтому они не держат ковров, но мама не приняла ее доводов, а привела свой, гораздо более веский.

– Живете, как нищие. Что за порода людей такая?!

– Я приеду! – Ей было приятно, что мама думает о них. Она записала адрес, спешно оделась и выехала.

Руслан жил в одной из окруженных высоким забором элитных новостроек, жизнь обитателей которых не могли нарушить нечаянные прохожие, потому что каждый, кто входил, подвергался пристальному вниманию охраны. Чтобы проникнуть на территорию жилого комплекса, Дарине пришлось показать паспорт. Только после того, как охранник убедился, что на ее имя выписан пропуск, ей было дозволено войти. На огромной, богато оборудованной, игровой площадке галдели дети. Дарине вдруг стало обидно, что ее ребенок не сможет играть на такой же красивой площадке – ему придется перебирать грязный песок вместе с другими детьми из их бедного спального района, утрамбованного хрущевками и бетонными монстрами брежневской эпохи. Думая об этом, Дарина не осознавала, что ее внимание привлек голодный, настойчивый крик. Но она не могла отвести взгляда от рук женщины, вынимающей из коляски крохотный розовый сверток. Женщина взяла ребенка на руки и стала качать, напевая мелодию. Но ребенок продолжал плакать, тогда мать расстегнула блузку и обнажила налившуюся молоком грудь. Девочка потянулась к ней руками и запыхтела. Молоко уже закапало на щечку, но тут женщина повернулась и пристально посмотрела на Дарину. Только тут она очнулась, взглядом извинилась перед женщиной за нечаянное вторжение и направилась в сторону нужного подъезда.

Открыла ей Элла, жена Руслана. Ей было от силы тридцать, но выглядела она лет на десять старше. Родив пятерых детей, она заметно поправилась, но своей любви к обтягивающим нарядам не изменила. Золотые зубы и осветленные до почти белого черные волосы в сочетании с густыми черными ресницами, а также гирлянды из золотых украшений делали ее похожей на новогоднюю елку.

– Ну что, как живешь? Чем занимаешься? Что не заходишь? – скороговоркой сказала Элла.

Дарина ответила, что живет неплохо. А вот на вопрос «чем занимаешься» она так и не научилась отвечать. Но тут в разговор вступила мама.

– Ну что ты мямлишь? Скажи, что скоро профессором будешь, книгу пишешь. Ну что за дети пошли, ничего толком объяснить не могут. Ты не смотри, что она такая скромная, ей должность профессора предлагают. С немецким канцлером знакома, ну помнишь, Коль был, – пытаясь получше объяснить, мама прищелкивает пальцами, – с Ельциным в баню ходил еще, так вот, она с ним общается, дружит. И со Шредером дружит. И с Меркель-Шмеркель дружит. Со многими важными людьми дружит.

– Какая молодец, дай бог, дай бог, – похвалила Элла.

– Я ей и говорю, давай в администрацию президента тебя устроим. Дала бы мне на воспитание мальчика, а сама карьеру бы делала. Я и машину ей дам, квартиру хорошую дам. Инвесторы иностранные же есть, привлекала бы их, матери одно доброе дело сделала бы. Из-за этой Чечни деньги никто вкладывать не хочет, говорят, у вас там опасно. А я им говорю: ничего у нас не опасно, какой опасно. Дэпээсники на каждом углу стоят, там не то что террористы, там мышь не пробежит. Это у вас опасно, а у нас – самое безопасное место на земле!

Мама сидела на белом кожаном диване и попивала чай с черешневым вареньем.

– У тебя мама – золотая. Такую мать на руках носить надо, все для тебя делает. Ты обязана все, что она скажет, выполнять, – при этих словах Элла подмигнула маме.

– Да, – ответила Дарина. – У меня самая лучшая мама на свете!

Элла и Руслан жили в Москве уже больше десяти лет, но москвичами так и не стали. Ходили по коврам, ели плов и пахлаву, слушали дагестанскую музыку и рассказывали гостям последние события из жизни общих знакомых.

– А ты знаешь, что Рена вытворила? Не знаешь? Ну помнишь, была у нее девочка, у ее сына старшего, да? Зоей звали, миловидная такая девочка была еще. Ну вот, вспомнила. Что ты думаешь, не отобрала она у нее детей и саму не выгнала?! Сказала, что та изменяла, и выгнала. Как девочку жалко-о-о. Детей себе забрала через суд, всех подкупила, а детям гадости о матери говорит. А они такие хорошие, к маме хотят, но бабке сказать боятся.

– Ничего! – резко оборвала Эллины причитания мама. – Родная бабка плохо не сделает. Это молодежь детей портит. Это молодые сейчас такие пошли, совести нет, старших не уважают. Лучше бабки никто не воспитает детей. Мать потом еще ей спасибо скажет.

– Да, это тоже правда, ей-богу, правда. Бабушка тоже же ведь не враг им. Верно говоришь.

Когда чай был выпит, Элла показала ковры, и Дарина выбрала один из них. Это оказался очень дорогой, стоимостью в годовую зарплату Антона, редкий ковер ручной работы, но мама без единого слова отсчитала нужную сумму. Распрощавшись с Эллой, они вышли. У подъезда их ждал начищенный до блеска черный «Лексус» с водителем.

– Спасибо за ковер, он такой красивый! – с жаром воскликнула Дарина, когда они сели в машину. – И такой дорогой!

– Аа, – махнула мама рукой. – Ковер – это такая мелочь! Я тебе и квартиру хорошую купила, отсюда недалеко, постелишь ковер в прихожей. И машину эту тоже себе возьми. Я вот что хочу тебе сказать, доченька. Ты меня не слушаешь, а всяких посторонних людей слушаешь. Я же не враг тебе. Я все для тебя сделаю, но я хочу, чтобы ты счастлива была. А ты несчастлива. Я это поняла, когда письмо твое получила. Я это увидела, как только вошла в твою клетушку. Разве к такому ты привыкла? Разве такой жизни я для тебя желала?

Я тебе сейчас скажу два слова, а ты подумай над этим хорошенько. Водитель меня в аэропорт отвезет, потом тебя повезет в твою новую квартиру. Я ему зарплату плачу, так что можешь пользоваться, когда хочешь. В магазин поехать, по делам. С домработницей я тоже договорилась, раз в неделю приходить будет, убирать, готовить, чтобы ты ни на что не отвлекалась. Ты же у меня такая деловая была, карьеру в политике хотела делать, куда это все делось? В обносках ходишь. Я всем тебе помогу, деньги на карточку ежемесячно перечислять буду, пока ты сама не начнешь хорошо зарабатывать, только ты должна мне обещать, что бросишь эти глупости и начнешь заниматься своей жизнью, карьерой. Ты уже не маленькая, чтобы ерундой заниматься. А ребенка твоего я себе возьму, сама воспитывать буду. Гувернантку ему найму, учителей, он у меня принцем расти будет. Будет мне в делах помощником, а потом мой бизнес ему перейдет. Разве плохо? А ты к нам в любое время прилетать сможешь, навещать. И Антон твой пусть прилетает…

Дарина вопросительно посмотрела на маму. До этого она ни разу не называла ее мужа по имени.

– Антон? – недоверчиво спросила она.

– Ты не думай, я по-прежнему этот твой шаг не одобряю. Но что поделать, что сделано – то сделано. Значит, судьба у меня такая, что из миллионов мужчин моя единственная дочь выбрала самого бесперспективного. – Вздохнув, она добавила: – Ну ладно уж, пусть прилетает, это же и его сын тоже… А я сегодня позвоню по своим каналам, тебе надо будет пойти с людьми нужными пообщаться – из администрации президента и из правительства. Я хочу, чтобы ты там работала, чтобы я тобой гордиться могла. Я имею на это право? Скажи, имею или нет, после всего, что я из-за тебя вынесла?

– Имеешь, – виновато ответила Дарина. Ей казалось, что мама никогда не примет ее мужа, но теперь она поняла, что ошибалась.

– Ну вот и хорошо, – сказала мама и улыбнулась. – Я никогда не обманывала тебя и хотела бы, чтобы и ты не обманула моего доверия. Я могу на это рассчитывать, Дарина?

За окном уже мелькали очертания аэропорта Внуково. Дарина подумала, что на Юго-Западе Москвы все дышит благополучием и роскошью, в то время как Северо-Восток скорее олицетворяет бедность и вынужденную простоту. Один город, но как далеко эти две части друг от друга: два разных мира, два разных города, хоть от одной точки до другой добираться всего час.

– Да! – уверенно сказала Дарина.

– Ну наконец я узнаю свою дочь, – засмеялась мама и, порывшись в сумке, достала из нее связку ключей. – Вот две связки ключей от квартиры, одна у меня будет. От машины ключи у водителя. Водителя зовут Денис.

– Совершенно верно, – кивнул Денис.

– Теперь мне пора, я тебе позвоню сегодня, скажу номер телефона человека, которому надо будет позвонить. Он тебе пока место подготовит, ты родишь мне здорового внука и работать пойдешь. А дальше посмотрим.

Дарина сжала мамину руку и посмотрела ей в глаза. В этот раз в них не было ни грусти, ни тоски. Цепкий и ясный, привычный мамин взгляд, который обволакивал ее, как та безоблачность, которой Дарина всегда была окружена, когда жила с мамой.

– Спасибо, мама! – воскликнула Дарина. На ее глаза навернулись слезы.

– Ну все, все, ты же знаешь, что я не люблю…

– Эти сюси-пуси, – засмеялась сквозь слезы Дарина, – да, знаю.