Глава 16

Когда летом тысяча семьсот пятьдесят шестого года Англия объявила войну Франции, даже самые неосведомленные политики поняли, что эта война, начавшаяся в американских владениях двух держав, скоро перекинется в Европу и вовлечет в себя гораздо большее количество участников. Вопрос был только — каких конкретно и когда именно? А точнее — кто еще, кроме Пруссии, Австрии и Франции, ввяжется в эту свару на континенте.

Маркиза де Помпадур уговаривала Людовика Пятнадцатого начать превентивные военные действия против Фридриха, не дожидаясь, пока тот вторгнется в Силезию. Впрочем, она это делала не очень убедительно, что, естественно, было вполне осознанным. Ведь даже такая тряпка, как Людовик, будучи всегда вынужден следовать советам своей подруги, может когда-нибудь взбунтоваться, дабы не признать себя совсем уж ни на что не способным. Поэтому Александра иногда подстраивала так, чтобы в каких-то не очень важных вопросах король поступал вопреки ее советам. И оказывался прав, что сильно повышало как самооценку его величества, так и добрые чувства к подруге, которая искренне хочет как лучше, но получается у нее не всегда. Что поделать — женщина, и этим все сказано.

Нечто подобное задумывалось и сейчас, но с небольшим отличием — правым в конце концов окажется не король, а мадам Александра. Ну, а пока она играла заранее и не только ею разработанную роль.

— Луи, милый, это просто невозможно… так меня еще никто не оскорблял!

— В чем дело, дорогая? — всполошился король.

— Представляешь, что сделал этот мерзавец Фридрих? Он назвал свою собаку «Помпадур»! Причем ладно бы это была гончая благородных кровей. Так нет, он нашел и притащил во дворец какую-то совершенно беспородную облезлую шавку! О, что за подлец, у меня просто слов нет.

На самом деле, конечно, слова в лексиконе бывшей Сашки Вертихвостки очень даже имелись, однако сейчас было не время и не место их произносить.

— Неужели мы это так и оставим? — на грани рыдания закончила свое выступление маркиза.

Король был никудышным актером, поэтому на его лице сейчас явно читалась мысль «тьфу ты, а я уж подумал, будто случилось что-то действительно серьезное».

— Дорогая, ну стоит ли принимать это столь близко к сердцу? Надо быть выше подобных мелочей. Фридрих захотел показать всей Европе, что он не благородный человек, а просто коронованное быдло и хам? Ему это прекрасно удалось. Начинать же войну по такому поводу — это значит поставить себя на одну доску с ним. Кроме того, еще не до конца ясны намерения русского императора, а этот хитрый азиат беспокоит меня уж всяко не меньше Фридриха. К тому же сейчас середина сентября, скоро осень, за ней зима. Зимой же никто не воюет.

Вот тут король ошибался. Петр Первый во время Северной войны воевал и зимой, причем у него это неплохо получалось. А его внук вообще был уверен, что противника, не готового воевать зимой, надо бить именно в это время года. И сумел донести свою убежденность до Фридриха.

В силу каковых причин до Людовика Пятнадцатого уже в ноябре дошло, сколь он был неправ, не внемля советам маркизы о превентивном ударе. Фридрих Второй, пока еще не Великий, вторгся в Саксонию, а французские войска только что встали на зимние квартиры и ничем не могли помешать пруссакам.

Операцию по захвату Крыма русский император начал планировать давно, еще в самом начале своего царствования. И, естественно, первым делом проанализировал все как неудачные, так и удачные попытки в обоих известных ему историях.

Начал он с походов Василия Голицына. Оба они закончились полным провалом — войска даже не доходили до Азова, вынужденные повернуть назад из-за нехватки воды и болезней.

Далее шли азовские походы Петра Великого. Хоть он и смог осадить Азов, но в первый раз вынужден был уйти несолоно хлебавши. Среди причин этого немалую роль играли недостаток продовольствия и болезни. Со второй попытки взять Азов удалось, но ценой весьма высоких небоевых потерь.

Следом идет поход Миниха в Крым, который Новицкий изучал в двадцать первом веке, а здесь такого не было. Фельдмаршал разбил турок, татар, вторгся в Крым, но удержать его не смог. Причина — трудности с водой, продовольствием и болезни солдат. И, наконец, окончательное завоевание Крыма Потемкиным. Потери тоже огромные — по тем же самым причинам.

Вывод напрашивался сам собой. Перед русским войсками в Крыму встанут три очень серьезных противника и два не очень серьезных.

Первые три — это нехватка воды, продовольствия и болезни.

Вторые два — турки и татары.

История же показывает — если удается как-то, пусть даже и с большими потерями, справиться с первыми, то победа над вторыми обеспечена. Но зачем же доводить дело до больших потерь, тем более от такой негероической причины, как понос?

Дальнейший анализ привел императора к пониманию, что вышеперечисленная тройка — это не причины, а следствия. Причина же одна, и называется она — температура окружающей среды.

В самом деле, откуда берется нехватка воды? В Крыму и прилегающих степях жарко, поэтому рек мало, а те, что есть, часто пересыхают. Колодцев тоже немного, в силу чего их нетрудно отравить. Значит, воду приходится возить издалека, а по жаре она может быстро испортиться. То же самое произойдет и с продовольствием — даже в крупах могут завестись жучки и червячки, а про мясо и говорить нечего.

Однако солдат будут поджидать не только кишечные инфекции, но и гораздо более серьезная напасть — чума. Инкубаторами для чумных бактерий служат грызуны, а переносчиками — блохи.

Вывод был совершенно однозначным — воевать надо зимой. Да, тут возникнут свои трудности, но они вполне решаемые, в истории тому много примеров. И, разумеется, санитарией в армии тоже пренебрегать нельзя, несмотря на то, что с водой зимой все-таки полегче, чем летом, продукты почти не портятся, всякие мыши и суслики спят в своих норах, а блохи не прыгают по снегу. Его величество на своем и чужом опыте оценил великую мудрость афоризма «береженого бог бережет, сказала монашка, натягивая третий презерватив на свечку». То есть в состав каждого батальона входил отдельный хозвзод с двумя полевыми кухнями, фельдшером и тремя санитарами, а в каждом полку имелся банно-прачечный отряд из вольнонаемных.

С особым вниманием, которое, по мнению императрицы, граничило с паранойей, император отнесся к зимнему обмундированию для войск. Нет, то, что было перепробовано много моделей и в конце концов в производство приняли наилучшую по критерию «цена-качество», Елена считала правильным. Кстати, форма получилась довольно похожей на старую советскую, но вместо ушанки в комплект входило нечто наподобие буденовки, только без шишака — для рядовых, финского образца кепка с ушами для унтеров и она же, только меховая и с кокардой — для офицеров.

Заодно в армии были упорядочены воинские звания и введены погоны, примерно соответствующие советским. Нижние чины — солдат, ефрейтор, сержант, фельдфебель. Младшие офицеры — подпоручик, поручик, штабс-капитан и капитан. Императору не очень понравилось, как назывался следующий после поручика чин — капитан-поручик. Нет уж, штабс-капитан звучит куда лучше, подумал Новицкий, вспомнив «Неуловимых» и Джигарханяна в роли штабс-капитана Овечкина.

Далее шли старшие офицеры — секунд-майор, майор и полковник.

Понятия штаб-офицеров и обер-офицеров император убрал, потому как однажды запутался — кто из них старше — и более повторений подобных конфузов не желал. Генералов Сергей решил пока не трогать. Ведь при любом новшестве кто-то обязательно останется недовольным, но если обидится какой-нибудь поручик или даже полковник, то и хрен с ними, пусть обижаются. А вот даже один недовольный генерал перед войной был совсем ни к чему, так что высшие звания и соответствующие им погоны император решил вводить уже после войны, а пока пусть щеголяют аксельбантами и эполетами.

Так вот, против самого обмундирования Елена не имела ничего. Против новых званий и погон тоже. Ей казались излишними совершенно выдающиеся меры по сохранению новой формы в тайне. Однако тут император был непреклонен. Во-первых, он объяснил (хоть и сам был в том не до конца уверен), что паранойя — это когда кажется, что за тобой следят, а вовсе не простая предусмотрительность. Во-вторых, в Европе почему-то считают, что зимой не воюют, хотя Петр Великий с Карлом Двенадцатым доказали обратное. Вот и пусть продолжают считать! Мешать им в этом — преступление. Но ведь люди, узнав о том, что русский царь серьезно утепляет свою армию, могут задуматься. И на кой черт нам их раздумья сдались? Нет уж, надо сделать так, чтобы никто раньше времени ни о чем не догадался.

Наконец, имелась еще одна причина начинать военные действия именно поздней осенью. Ведь для турок наиболее удобным маршрутом доставки подкреплений в Крым является морской. Вот пусть и отправляют их в декабре по Черному морю, когда тут в это время шторм на шторме.

Или по берегу пешочком, сначала по грязи, а ближе к делу уже и по снегу. Скорее всего, в таких условиях османы отложат помощь крымчакам до лета, и за это время можно будет немало успеть.

Очередная русско-турецкая война началась в конце сентября тысяча семьсот пятьдесят шестого года, но в тот момент этого почти никто не понял. Даже султан Осман Третий, отдавший приказ крымскому хану выделить десять тысяч конников для вот-вот готовой разразиться войны с Персией — ну, во всяком случае, так ему казалось.

Многие считали, что султан не очень душевно здоров. Он был вспыльчив, подозрителен и жаден, сменив за время своего трехлетнего правления семь великих визирей, причем имущество смещенных он неизменно забирал себе. Кроме того, не являлось тайной, что султан всей душой ненавидит три вещи: музыку, женщин и евреев. Понятное дело, подобную личность было не так уж трудно убедить в том, что коварная Персия вот-вот начнет новую войну с Османской империей.

Хан выполнил повеление султана, что на самом деле очень осложнило и без того непростую обстановку в Крыму. Основной причиной разгорающихся там беспорядков, грозящих перейти в восстание, был сам хан Халим Герай. На трон он сел всего полгода назад, будучи уже глубоким стариком. Впрочем, и в молодости он особо выдающимся умом не блистал, а сейчас практически не принимал участия в управлении Крымом.

В общем, только в Лефортовском дворце точно знали, что выдвижение татарской конницы на границу с Персией есть первый акт новой войны

между Российской и Османской империей. Пусть в Крыму останется поменьше войск, считал его величество Петр Второй.

Вторым актом войны стали события Египте. Таинственный «Али-Бей ибн кто-то», оказавшийся Али-Беем аль-Кабиром, был найден при активном участии Людвига Саксонца, профинансирован, и в самом конце октября он совершил государственный переворот, объявив Египет независимой страной, а себя — его султаном. Только что прибывшая в Средиземное море «Обшивная эскадра» тут же сгрузила ему треть запасов старого оружия, захваченного в поход. Оставшиеся две трети пока ждали своего часа, они предназначались грекам.

И, наконец, в ноябре начался третий акт — как и положено по канонам драматургии, все проясняющий и расставляющий по своим местам. В Саксонии загрохотали ружья и пушки. Правда, делали они это не очень интенсивно и не так чтобы долго, ибо восемнадцатитысячная саксонская армия, да к тому же застигнутая врасплох, никакого серьезного сопротивления многократно превосходящим в численности пруссакам оказать не смогла и пятнадцатого декабря капитулировала.

Если быть точным, то в Саксонию вторглись не только прусские войска. Там присутствовал еще и отдельный добровольческий батальон «Бранденбург». Хоть название батальона и намекало о принадлежности к Пруссии, но придумал его русский император, а командовал подразделением двадцатишестилетний секунд-майор Александр Васильевич Суворов.

Аналогично в составе армии Миниха, готовящейся к вторжению в Крым, был отдельный кирасирский эскадрон «Урюпинск» под командованием полковника Фридриха-Вильгельма фон Зейдлица. Король не пожалел отправить в Россию одного из своих лучших кавалеристов. Правда, Петр тоже выделил для интернациональной помощи не кого-нибудь, а самого Суворова, просто о его потенциале некоторые только догадывались, а точно знали лишь император с императрицей.

Саксония интересовала Фридриха не только сама по себе, но и как плацдарм для нападения на Богемию и Моравию. Вот только сейчас, в отличие от своего же поведения в другой истории, король не стал ждать до следующего лета, а двинул свою армию вперед уже в середине декабря.

Австрийцы спешно вытаскивали войска с зимних квартир, а Фридрих, не очень даже и торопясь и почти не встречая сопротивления, двигался к Праге. Сейчас целью боевых действий был не захват территории, кою король все равно не надеялся удержать, а по возможности масштабное уничтожение живой силы противника при минимизации собственных потерь.

Однако для того, чтобы убить или ранить вражеского солдата, нужно или прийти к нему, или дождаться, пока он придет сам. Фридрих выбрал второй путь, оттого и не торопился.

Австрийцы наступали двумя армиями. Первая, под командованием принца Карла Лотарингского, очень спешила. По выражению Петра Второго — как голый на случку. И, с разбега нарвавшись на заранее подготовленные оборонительные позиции пруссаков, потерпела сокрушительное поражение. Деморализованные остатки австрийских войск были загнаны в Прагу, после чего Фридрих блокировал город.

Второй армией, насчитывающей в своем составе около шестидесяти тысяч человек и пятьдесят с небольшим пушек, командовал фельдмаршал Леопольд Даун, причем вопреки довольно многозначительной фамилии он делал это грамотно. Король выдвинул ему навстречу сорок две тысячи человек при двухстах пятидесяти пушках.

В обоих историях — и в той, что изучал Новицкий в двадцать первом веке, и в той, которую после заброса в прошлое он начал в меру способностей вершить сам, первым среди европейских полководцев понял значение полевой артиллерии Фридрих. Правда, сейчас он сделал это с подачи Новицкого, но зато более глубоко. В результате сейчас он имел подавляющее преимущество в пушках, кое можно было использовать как для наступления, так и для обороны.

Русский император понимал значение артиллерии, которую вот-вот должны были назвать богом войны, как минимум не хуже Фридриха, ибо опирался в этой области на опыт еще не родившегося Наполеона. И насыщенность русской армии пушками опиралась именно на наполеоновские стандарты, в отдельных случаях их существенно превосходя. Например, на вооружении батальона «Бранденбург», имевшего численность девятьсот тридцать человек, состояло двадцать легких орудий.

Сражение произошло неподалеку от города Колин. Первыми туда пришли австрийцы и, прекратив движение вперед, приступили к оборудованию оборонительных позиций. Фридрих подошел через день и тоже начал окапываться примерно в пяти километрах от редутов Дауна.

Четверо суток армии стояли напротив друг друга. Ни один из командующих не хотел наступать, предпочитая, чтобы это сделал противник. Однако в этом вопросе положение прусского короля было более благоприятным. Снабжение его войск производилось заметно лучше, чем у австрийцев, а обмундирование, хоть и не дотягивало по функциональности до русского, все же оказалось куда теплее австрийского. В общем, у Фридриха никто не голодал и почти никто не мерз, а Дауна массово происходило и то, и другое.

Разумеется, фельдмаршал стоял на месте не просто так, от растерянности. Он надеялся дождаться довольно значительного подкрепления под командованием фельдмаршала Броуна. Однако когда от него прискакал курьер с сообщением, что из-за погоды, отвратительных дорог и много чего еще Броун сможет прибыть на место не ранее чем через две недели, Даун решил начать сражение. Тем более что позиции Фридриха были несколько менее выгодными с точки зрения рельефа местности. Австрийцы, придя на место первыми, расположились на единственной в округе возвышенности.

Было принято решение наступать сначала в центр прусских позиций, а потом, дождавшись, пока король перекинет туда резервы, ударить по левому флангу. Вообще-то он являлся не самым удобным местом для проведения успешного наступления, будучи слева защищен оврагом, но Даун решил, что недостатки позиции искупаются особенностями личного состава обороняющих ее войск. Австрийский фельдмаршал знал, что там стоит какой-то не очень понятный добровольческий батальон, и почему-то решил, что это ополчение. Возможно, из-за довольно блеклой формы подразделения, где и солдаты, и офицеры выглядели одинаково бедно и серо.

Фридрих тоже несколько сомневался в боевых возможностях батальона «Бранденбург», ибо в серьезных боях он до сих не участвовал, но успокаивал себя наличием того самого оврага слева. Кроме того, король считал, что в случае необходимости всегда сможет поддержать русских резервами.

Однако уже через сорок минут после начала сражения пришлось почти все бросить в центр позиций — больно уж активно лезли вперед австрийцы, создавая явную угрозу прорыва. Фридрих начал понимать, что, если у противника остались хоть какие-то резервы, он как раз сейчас может провести успешный удар слева. И почти не ошибся. Даун ударил именно там, но вот с успешностью данного действия получилось как-то не очень.

К немалому удивлению как пруссаков, так и австрийцев, добровольцы открыли интенсивный ружейный огонь, когда до противника оставалось еще полторы сотни саженей — или, если применять новую русскую систему мер, то около трехсот метров. Причем стреляли бранденбуржцы не залпами, а вразнобой, и у короля создалось впечатление, что с такой запредельной дистанции в цель попадает больше половины пуль. Значит, вот как можно стрелять из русских штуцеров? Но их же очень долго заряжать, и сейчас австрийцы сомнут лишившийся огневой мощи батальон!

Однако, похоже, для перезарядки русского штуцера требовалось не больше, а едва ли не меньше времени, чем для обычной фузеи, и убийственно точная стрельба продолжалась, не ослабевая. В общем, первая атака была отбита одним ружейным огнем.

Для второй атаки на редуты добровольческого батальона австрийцы собрали заметно больше сил, и первое время наступление развивалось успешно, несмотря на частую и точную стрельбу русских. Однако, когда наступающим оставалось пройти меньше ста метров, двадцать пушек батальона дали залп картечью в упор, а русские вдруг неожиданно покинули позиции и ударили в штыки, полностью деморализовав и рассеяв противника. Но не стали его преследовать, на что надеялся Даун и чего опасался Фридрих, а вернулись на свои редуты.

К вечеру сражение затихло. Обе армии оставались на своих позициях, но Фридриху доложили, что километрах в десяти найдено место, существенно более подходящее для обороны, чем то, где сейчас стояла прусская армия, и было принято решение отступить туда этой же ночью.

В общем, вроде бы победили австрийцы, ибо поле боя осталось за ними, но Даун отлично понимал, что, если и дальше все пойдет как сейчас, то, чтобы добраться до Праги, придется одержать не менее пяти таких побед. А войск у него столько, что их хватит максимум на два подобных сражения, потом же наступать станет некому. Оставалось только ждать подхода армии Броуна.

Фридрих, как и австрийский фельдмаршал, был не против немного постоять на месте, ибо тоже ждал подкреплений из Саксонии.

В другой истории он, пленив саксонскую армию, силой загнал пленных в свои войска. Понятно, что такие солдаты сражались не сказать чтобы очень охотно, зато к противнику перебегали чуть ли не целыми полками. Новицкий, будучи в курсе подобной перспективы, убедил короля взять у него льготный кредит и не загонять саксонцев в свою армию силой, а нанимать их за весьма приличные деньги. Большую часть которых солдаты должны были получать в виде премий после победы в каждом сражении.

Суворов возвратился с военного совета, устроенного Фридрихом сразу по завершению сражения, в довольно плохом настроении. Увы, к его аргументам не прислушались, несмотря на вполне успешные действия батальона. Выступая первым как младший по званию, секунд-майор предлагал этой же ночью атаковать лагерь австрийцев, пока там полный беспорядок, все устали, вымотались и нападения явно не ждут. Однако все выступавшие за Суворовым высказались против его плана. Мол, наши войска тоже устали (но ведь не так же, как австрийцы, которым пришлось еще и немало побегать), ночью темно, что наверняка внесет сумятицу в действия атакующих колонн (а в действия обороняющихся, значит, не внесет?). Наконец, на снегу наступающих можно будет обнаружить издалека (ночью темно, сами же только что говорили!). В общем, решили отступить и оборудовать более подходящие для обороны позиции. Кажется, король некоторое время обдумывал предложение командира русского батальона, но потом смирился с общим мнением и утвердил его. Эх, ваше величество, наплачешься ты еще с такими полковниками и генералами! Интересно, как там сейчас у Миниха? Вот уж он-то, если будет светить победа, наверняка не станет ныть, что ему темно, холодно и вообще все устали. Ударит так, что от противника только перья полетят.