Глава 20
Восемь веков тому назад
Ей приснился кошмар – как будто она мечется в жару, волосы прилипли ко лбу, трудно дышать… Знахаркины снадобья больше не помогают, и жизнь медленно покидает ее молодое красивое тело, как покидала дряхлое, изможденное болезнью тело князя, ее мужа.
В княжеской спальне темно, жарко, – тускло горит свеча, пахнет целебными травами, ладаном и воском. Кто-то перешептывается – украдкой, таясь в душном мраке.
– Грех… Божья кара…
Слова доносятся до княгини, но ею уже овладело безразличие. Пусть говорят, ей все равно. Она уходит, покидает этот мир. Там, за зыбкой пеленой тумана, ее ждет волхв, манит к себе, зовет. «Где ты? – силится произнести она, но язык не слушается. – Куда мне идти? В Ирий… или в христианский рай? Но ведь туда пускают только святых. А я… а мы с тобой… согрешили…»
Радмила со стоном просыпается, вскакивает в ужасе, хватает знахарку за узловатую руку…
– Где я? Куда попала? Он… звал меня…
Старуха молча смотрит, прищурившись. Свеча слепит ее.
– Что ты… что ты, касатка… его уж нет. Похоронили, честь по чести… как ты велела. Все исполнили! Не сомневайся… Могилу соорудили глубокую, надежную. Ни зверю не добраться, ни человеку.
– Как он… умер?
– Быстро. Рана была на шее, сбоку… Кровь отворилась да вся и вытекла.
Княгиня залилась слезами. Все ее покинули, и супруг, и возлюбленный, одна она осталась на всем белом свете. Нет, не одна – с ребенком под сердцем, зачатым от чародейства. А может, и не было никакого волхвования? Просто от любви зародился плод в ее чреве? От молодой страсти? От горячих ласк?
Она прижала руку к животу и закрыла глаза. Тотчас возник перед ней красавец-волхв, произнес сурово: «А ведомо ли тебе, какой жертвы он требует?»
Это все идол! Крови возжаждал… Напился ли досыта?
– А где… – княгиня повернулась к знахарке, шепнула что-то неразборчиво.
Но старуха давно научилась понимать без слов.
– Я все исполнила, – повторила она. – Не волнуйся, голубка, побереги себя.
– Воевода где?
– С дружинниками по лесам рыщет – капище разорить хочет, сровнять с землей или предать огню «гнездо кудесников, прельщенных бесами». Боги отняли у него разум – совсем тронулся. Ночами спать перестал, – чудища рогатые, клыкастые ему мерещатся, лезут изо всех углов, душат его, норовят сердце из груди вынуть. Вот он и бесится! – Знахарка наклонилась к уху княгини, зашептала: – Твердит, будто бы это лесной колдун так ему отомстил, по ветру лихо наслал, ворожбой своей погубить его хочет.
– Так он же мертв, в могиле лежит…
– Для сильного ведуна что жизнь, что смерть – все одно. Он отовсюду дотянется, достанет обидчика…
– А воскреснуть он может? – задыхаясь, спросила Радмила.
– Воскреснуть? – Старуха задумалась и молчала долго, словно уснула. Наконец едва слышно произнесла: – Может, только не сразу. Потом, когда час пробьет.
– Какой час?
– То одним богам ведомо. Ты поспи… – отвернулась знахарка. – Поспи. Глядишь, он и придет к тебе, весточку подаст… – Она пожевала впалыми губами, – А воевода страшен стал, глаза кровью налились, лицо багровое, дышит со свистом. Худо ему!
– Пусть в храм идет, молится, защиты просит…
– Не может воевода туда даже ногой ступить. Корежит его по-всякому, крючит, ломает, пена изо рта идет. Жуть…
– Он злодей, потому кару свою заслужил.
Старуха кивала головой, вздыхала. Утомила ее жизнь, иссушили заботы… Ей давно на покой пора, задержалась она на белом свете. Только как молодую госпожу оставить?
– Я умру? – встрепенулась вдруг княгиня.
– Когда-нибудь, не скоро. Тебе жить да радоваться. Ребеночка растить…
– Ты… знаешь?
– Как не знать? Ты спи, цветик ясный, а я посижу с тобой, заклинания творить стану… Роду и Рожанице подношение приготовлю, авось, смилостивятся…
Последние слова не долетели до молодой женщины – снадобье подействовало, погрузило ее в сон.
Предсказание волхва сбылось меньше чем через год… Княгиня Радмила, в крещении Анастасия, умерла в родах, произведя на свет здорового крепкого мальчика, наследника, княжича…
Воеводу вскоре унесла неизвестная болезнь, скончался он в жутких мучениях. Последовала за княгиней и старая знахарка, унеся с собой в могилу тайну золотого идола…
* * *
Костромская область, деревня Сатино. Наше время
– Какой мертвец? Где? – всполошился Бутылкин-Арлекин.
– Там…
Все, кроме перепуганной Коломбины, устремились к окну. В темноте, разбавленной светом фонарей, кружились снежинки. Нигде никого не было видно – ни мертвого человека, ни живого.
– Надо выйти во двор, – предложила Астра.
– Я с тобой.
– Господа! – комично воздел руки Борецкий. – Что вы, в самом деле? Мертвецы не бегают, в окна не заглядывают. Кто-то из деревенских балуется! Они небось с обеда празднуют. Накачались самогоном и развлекаются. Еще и козлищами вырядятся, и волками, и медведями – заявятся колядовать. Здесь так принято.
Арлекин смутился: ему стало неловко за панику, поднятую женой.
– Тебе привиделось, – повернулся он к ней. – Показалось.
– Я столько не пью… – обиделась Коломбина. – Там кто-то был, прислонился белым лицом к стеклу. Ужасно!
– Я пойду, проверю, – сдался Борецкий. – Уверяю вас, если кто-то действительно подходил к окну, он оставил следы. Пока их не замело…
– Возьмите фонарь! – подошла к нему Ульяновна.
– Кстати, где мои верные слуги-грифоны? – возмутился он.
– В кухне, угощаются…
Вся компания, за исключением Коломбины и волхва, высыпала во двор. Вьюга разошлась не на шутку. На расстоянии вытянутой руки все терялось в мельтешащей белесой мгле. Ветер завывал, как стая волков. Астра подумала о Лешике, водителе «Русалок». Не застрял бы на своем микроавтобусе в снегу где-нибудь на полпути к Москве. Впрочем, тот предусмотрительно не стал задерживаться, перекусил, напился горячего чаю и сразу выехал.
– Смотрите, смотрите! – Арлекин с торжествующим видом указывал на снег под окном. – Здесь кто-то был! Алина ничего не придумала!
Он был почти счастлив, что его жена не зря подняла тревогу.
Желтый свет падал из окна на следы, засыпаемые снегом. Они вели со стороны парка к окну и обратно.
– Может, и правда дети шалят, – произнес Матвей. – У этого «мертвеца» маленькая нога – как у женщины или подростка.
– В такую погоду из деревни сюда никто не потащится, – покачал головой Борецкий. – Я был не прав. Беру свои слова обратно. Мороз, метель – проще простого с пути сбиться и замерзнуть. Особенно пьяному.
– Это была женщина, – заявила Астра. – Я чувствую.
– Э-эээ-эй! – крикнул Борецкий в темноту, где терялись следы. – Вы кто? Идите к нам! Гостем будете…
Ветер ответил ему вздохами и жалобными стенаниями.
– Можно пройти по следам, – без энтузиазма предложил Матвей. – Хотя в парке снегу по колено.
– По пояс! – радостно воскликнул Арлекин. Его не прельщала прогулка по парку, поэтому он с готовностью поддержал идею о том, что это невозможно. – С какой стати нам искать кого-то? Захочет, сам выйдет. Здесь не Северный полюс, люди вокруг!
Его довод показался убедительным. Астра, в накинутом поверх открытого платья чужом пальто, замерзла. На ногах у нее были туфли, и ей не терпелось скорее вернуться в дом, в тепло, в жаркое сияние люстр и свечей.
Зычный голос главаря-ватафина положил конец колебаниям.
– Прошу всех к праздничному столу! – провозгласил он. – Не хватало, чтобы мои гости простудились. Нам пора поднять бокалы за наступающий год, хорошенько закусить и позвать наших прелестных «русалок»… чтобы начать древний языческий обряд, который наши пращуры проводили во имя будущего благоденствия и процветания…
Он еще что-то говорил, но Матвей подхватил Астру под руку и увлек в дом.
– Посмотри, на кого мы похожи, – расхохоталась та, глядя в большое зеркало в холле. – Сейчас снег на париках растает, и все это великолепие обвиснет. Отряхивай… быстрее! Аккуратно…
– Счастье, что мы не посыпали их мукой!
– Ой, у меня платье внизу намокло… Не выкручивать же его? – сокрушалась Астра.
Арлекин с главарем «русальцев» тоже шумно отряхивались и притоптывали ногами, сбивая налипший снег. На полу образовались маленькие лужицы.
Граф Брюс галантно подал даме руку, и графиня, волоча мокрый подол, царственной поступью отправилась к столу. Капельки воды на их париках блестели бриллиантовой россыпью.
– Ну, что? Был там кто-нибудь? – кинулась к ним Коломбина. – Что вы видели?
– Следы…
Подчиняясь воле ватафина, гости расположились за столом. Справа от Астры сидел Брюс, слева – волхв. Ульяновна усиленно потчевала присутствующих своими разносолами. Звенели приборы, два парня-грифона с напряженной суровостью шествовали вокруг стола, разливая напитки. Наверное, это входило в условия игры.
Волхв едва прикасался к пище.
– Пока вы были во дворе, я тут размышлял… Может, все уже идет полных ходом? – усмехнулся он. – И это лицо в окне – часть ритуала? Обычно русалки так и делают, когда хотят испугать людей: заглядывают в окна. Борецкий с ними заодно, они договорились.
– Не похоже, – шепнула Астра. – Никто из девушек не выходил. Забыла спросить: он знает про Лею, про случай в ночном клубе?
– Разумеется, нет. Во всяком случае, я ему не говорил.
– Мог рассказать кто-то другой. Слухи по Москве разлетаются с быстротой молнии.
Глаза Вишнякова болезненно горели в прорезях маски.
– Он бы не выдержал, пристал с расспросами.
Увлеченные разговором, они почти не ели. Это не укрылось от орлиного взора Ульяновны, которая тотчас появилась у Астры за спиной.
– Попробуйте грибков солененьких… блинчиков с икоркой… Под холодную водку очень недурно.
Графиня послушно принялась жевать. Матвей склонился к ней, касаясь ее щеки локонами парика, влажными после вынужденной прогулки.
– Я чувствую себя болваном. А ты?
– Тише…
– Посмотри на Арлекина – наворачивает, будто его год не кормили.
– Это присуще его образу, – улыбнулась Астра. – В комедии масок Арлекин – неграмотный простолюдин, клоун, озорник и обжора. Еду он любит больше, чем свою подружку Коломбину. Мне приходилось изучать комедию дель арте, поэтому я в курсе. Коломбина – веселая, лукавая служанка, которая помогает господам плести любовные интрижки.
– Видимо, госпоже Бутылкиной плохо растолковали ее роль, – состроил гримасу Матвей. – С таким унылым видом только покойников отпевать.
– Тьфу на тебя! Тьфу, тьфу…
Упоминание о покойнике испортило Астре настроение. Предвкушение необычного празднества смешивалось с дурными предчувствиями…
