Книга: Брянский капкан
Назад: Часть 2 Майский дебют
Дальше: Часть 4 Закат Альбиона

Часть 3
Восход Ориона

16 мая 1942 года, вечер. Орловская область, Навлинский район. Лесной массив в 20 км южнее станции Выгоничи. Временная база Сумской рейдовой бригады особого назначения
Как всегда вечером, сам Ковпак, комиссар Руднев, начальник штаба Базыма, начальник разведки лейтенант Горкунов, помначхоз Павловский, командир второго батальона Кульбака, командир третьего батальона Матющенко, командир артиллерийской батареи капитан Анисимов, а также некоторые заслуженные командиры рот, такие как Карпенко, расположились у отдельного костерка, чтобы неспешно обсудить события минувшего дня.
За три недели стоянки в Брянских лесах отряд разительно изменился. Были отправлены на Большую землю все раненые и семьи партизан. Вместо них на усиление прибыли бойцы из расформированных воздушно– десантных бригад, прошедшие разведывательно-диверсионную подготовку в учебном центре.
Теми же рейсами с Большой земли было доставлено большое количество нового, только что с заводов, оружия: штурмовых пистолетов-пулеметов Шпагина образца сорок второго года, самозарядных винтовок Токарева, образца того же года, приборов бесшумной и беспламенной стрельбы, трофейные единые пулеметы вермахта и новое, секретное оружие – ручные реактивные гранатометы. Все это оружие, к удивлению партизан, было переделано под немецкие патроны.
Появилась в отряде и артиллерия – четыре полевые пушки ЗИС-3 и столько же 120-мм минометов. Бойцы соединения Ковпака были также на сто процентов снабжены полными комплектами полевого осназовского обмундирования. Переформированное в рейдовую бригаду ОСНАЗ, соединение Ковпака теперь совершенно утратило свой разношерстный партизанский вид и все больше и больше походило на обычную воинскую часть.
Впрочем, часть эта была не совсем обычной. Несмотря на то что все происходящее официально называлось отдыхом, майор Бесоев и его подчиненные нещадно изнуряли личный состав ежедневными тренировками и изучением материальной части нового, еще неизвестного бойцам оружия. Особо интенсивные тренировки проводились с разведчиками, как пешими, так и конными. И пешие, бывало, на марше начинали обгонять конных. Из-за напряженных занятий порой случалось так, что бойцы засыпали за ужином с ложкой в руке или откровенно дремали с закрытыми глазами на политзанятиях, за что комиссар Руднев даже немного попенял Бесоеву.
В то же время помначхоз Павловский, человек патологически скупой, буквально шалел, распихивая по повозкам ящики с патронами, минами, снарядами и гранатами, упаковки медикаментов, и тюки нового, ни разу еще не ношенного обмундирования. Не пропадало и уже бывшее в употреблении добро. Все аккуратно расфасовывалось и укладывалось на пароконные повозки обоза.
Настроение же у партизан Сумской бригады было предпоходным, можно сказать, «чемоданным». В воздухе буквально носилось предчувствие предстоящего рейда. Все понимали, что, закончив пополнение, переформирование и обучение бойцов, командование бригады лишь ждет соответствующего приказа, чтобы двинуться в дальний путь по тылам противника. Это настроение передавалось и командирам, которые тем не менее осознавали, что бригада встроена в планы Ставки стратегического масштаба, и не им теперь решать – когда и куда она пойдет. В походном сейфе у начальника штаба Базымы уже лежал так называемый «красный пакет», который надлежало вскрыть при получении соответствующего приказа.
Командованию тыловых частей 2-й танковой армии и оккупационным властям было уже хорошо известно, что между реками Ревна и Речица, посреди густых Брянских лесов и непролазных болот засели отряды зловредного Ковпака, награда за голову которого недавно была повышена до ста тысяч оккупационных марок.
Сначала немцы ничего не предпринимали, ограничившись усилением гарнизонов в деревнях по периметру леса и разведкой с воздуха, впрочем, безрезультатной. Но видя, что партизаны ничего не предпринимают, они набрались храбрости и решили окончательно покончить с Ковпаком. Не желая рисковать жизнями немецких солдат, так нужных на фронте, эту «почетную» миссию они возложили на союзников. К венгерскому батальону, блокировавшему лес с южной стороны, после длительных переговоров было вызвано подкрепление.
Попытка венгров войти в лес целым полком со стороны деревни Пролысово для того, чтобы уничтожить «бандитов», случившаяся за два дня до описываемых здесь событий, обернулась для мадьяр ужасающим конфузом. Это был самый настоящий ад. Четыре часа солдаты венгерской армии вели бой в лесной чаще. Но это даже трудно было назвать боем – столкновение с партизанами вылилось в серию мелких стычек и засад. Противник был повсюду, не только спереди, но и на флангах, в тылу, и даже, как показалось мадьярам, сверху.
При этом венгерским солдатам не удалось толком разглядеть партизан, стрельба которых была почти неслышной, а маскировка просто фантастической. Некоторые солдаты потом уверяли, что вели бой с непобедимым русским ОСНАЗом. Другие же говорили про каких-то американских индейцев или вообще несли чушь о нечистой силе. В конце концов, венгерский полк поспешно отступил, потеряв в этом кошмаре примерно треть личного состава. А одна пехотная рота так целиком и сгинула в лесной чаще.
В этом бою ученики майора Бесоева из бригады Ковпака на «отлично» сдали экзамен по тактике боя в лесисто-болотистой местности. И хотя против настоящих спецов их выпускать было еще рановато, то для немецких тыловиков и карателей они должны были вскоре стать настоящим кошмаром.
Напротив, переданное по команде сообщение о появлении в тылах 2-й танковой армии целого соединения советского ОСНАЗа весьма встревожило ее командующего генерал-полковника Рудольфа Шмидта. Но времени предпринять что-либо у него уже не было.
На следующий день, утром пятнадцатого числа, советские войска начали массированные артиллерийские обстрелы сильно укрепленных позиций 35-го армейского корпуса под Мценском. Артналеты с применением 180-мм железнодорожных транспортеров и тяжелых восьмидюймовых гаубиц особой мощности перемежались попытками русских штурмовых групп ворваться в город и завязать в нем уличные бои.
Минувшее сражение с мадьярами, а также доносящуюся время от времени со стороны линии фронта отдаленную канонаду и обсуждали сейчас партизанские командиры. Они и не заметили, как у костра, по своему обыкновению, совершенно бесшумно появился майор Бесоев.
– Добрый вечер, товарищи командиры, – негромко сказал он. – Разрешите присоединиться?
– Сидай, хлопче, – лукаво прищурившись, ответил Ковпак. – Что скажешь-то?
– Все, Сидор Артемьевич, – серьезно сказал Бесоев, – кончилась наша с вами учеба. Пришел сигнал из Центра, завтра всё начнется.
– А это? – спросил Базыма, мотнув головой в сторону отдаленной канонады.
– А это, товарищ Базыма, – ответил Бесоев, оглядывая притихших командиров, – всего лишь увертюра местного значения, чтобы все немцы в округе сбежались на шум, как зеваки на пожар. Главный удар будет нанесен в совершенно другом месте.
– Добре, – кивнул Ковпак, подведя итог дискуссии, – вскрывай пакет, Григорий Яковлевич, а то хлопцы что-то застоялись. Не подвернись давеча те глупые мадьяры, так и вообще скучно бы было.
Пока Базыма ходил к штабной повозке за пакетом, командиры у костра напряженно молчали. Шутки шутками, но то, насколько они серьезно сумели подготовиться к боям, по-настоящему покажет только рейд.
Базыма вернулся минут через пятнадцать в сопровождении двух автоматчиков из охраны штаба. Показав всем запечатанный пятью сургучными печатями пакет, он передал его командиру бригады. Ковпак нацепил на нос очки в железной оправе, и с хрустом разорвал плотную оберточную бумагу пакета, извлекая наружу боевой приказ. Бесоев встал со своего места и, встав у Ковпака за спиной, подсветил ему фонариком.
– Спасибо, хлопче, – буркнул себе под нос Ковпак и углубился в чтение.
– Не за что, диду, – в тон ему ответил Бесоев, – вы читайте, читайте.
– В общем, хлопцы, – сказал Ковпак, дочитав документ, – план таков. На первом этапе мы оказываем содействие прорыву на Брянск механизированного корпуса ОСНАЗ товарища Бережного. А потом быстренько собираемся и уходим в рейд.
Диспозиция на завтра у нас такая. Первый батальон под моим командованием к рассвету выдвигается к Навле. По пути, в Пролысово, навестим наших давешних незваных гостей – мадьяр. Устроим им ночную побудку. Мы с ними еще в тот раз до конца не разобрались. Выведем станцию из строя – и походным маршем с топотом и песнями – к Трубчевску. Второй батальон Кульбаки и третий Матющенко идет к Выгоничам. Станция и мост через Десну, бисовы дети, нужны Красной армии целыми, и брать их надо будет по-тихому, без всякого шороху, как учил вас гвардии майор ОСНАЗ товарищ Бесоев. На помощь вам будет выброшен десант.
Сдадите ему позиции – и парадным маршем на Почеп. Если что – объясняйте всем, что никаких партизан тут нет, а это наступает Красная армия. Горкунов, ты говорил, что твои люди в Выгоничах уже все разнюхали. Вот и придашь их Кульбаке и Матющенко. На этом всё. Соединимся в Погаре и двинем дальше, согласно плану. На этом всё, товарищи, прошу расходиться. Готовность к выступлению ровно в полночь.
– Сидор Артемьевич, – сказал Бесоев, – разрешите кое-что добавить?
Ковпак с интересом посмотрел на него и кивнул.
– Добавь, если что у тебя есть, – сказал он.
– Во-первых, товарищи, – сказал Бесоев, – о том, что наступление началось, вы узнаете по одному очень-очень сильному взрыву в стороне линии фронта. Вы его ни с чем не перепутаете, потому что ничего подобного раньше не слышали. Во-вторых, позвольте мне со всеми вами попрощаться. Завтра я пойду с батальоном товарища Кульбаки на соединение с нашим десантом. Надеюсь, что еще увидимся – где-нибудь в Берлине.
Ковпак встал.
– И ты бывай, хлопче, – сказал он, пожимая Бесоеву руку, – непременно увидимся, и непременно в Берлине. Успехов тебе и твоему командиру. Уж дюже гарно он бьет германца.
17 мая 1942 года, 04:35. Брянский фронт, Кировский выступ, 16-я армия, окрестности поселка Думиничи, полевой аэродром 1-го истребительного полка авиакорпуса ОСНАЗ
Небо на востоке уже окрасили алые проблески восходящего солнца, а ночная тьма потихоньку отступала на запад. Где-то вдалеке, в районе Мценска, глухо ухала канонада. А здесь, на участке 16-й армии, пока все было тихо. Но это пока. Прищурившись, генерал-майор Савицкий посмотрел туда, откуда на землю накатывался триста тридцатый день войны, и поднялся в кабину своего истребителя с номером 100 на хвостовом оперении. Другие полки его корпуса уже были в воздухе и с минуты на минуту должны были пересечь линию фронта. Вся операция в воздухе и на земле была рассчитана с точностью до минуты, и скоро должен был наступить час, когда ему и его летчикам следовало пойти в бой.
Вчера вечером на КП мехкорпуса особого назначения, расположившегося в лесу южнее Кирова, состоялось совещание, в котором присутствовали: командующий мехкорпусом генерал-лейтенант Бережной, командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Горбатов, командующий 16-й армией генерал-майор Федюнинский и сам генерал-майор Савицкий. Тут же присутствовал командир отдельной десантно-штурмовой бригады ОСНАЗ подполковник Маргелов.
План Брянско-Орловской наступательной операции отличался невероятной дерзостью, можно даже сказать, неким военным нахальством, что, в общем-то, было обычной тактикой генерала Бережного, и требовал от исполнителей быстроты и точности. Собственно, это все касалось и всех прочих задействованных в операции командиров.
Первой и самой главной целью операции должен был стать Брянск. Его захват означал разрыв вражеских коммуникаций и частичную транспортную изоляцию вражеской группировки в районе Орла. Помимо внезапного прорыва фронта механизированными частями, планом предусматривалось одновременное планерное десантирование батальонов ОДШБ ОСНАЗ на ключевые объекты в глубине немецкой обороны: железнодорожный вокзал, аэродром западнее Брянска и мост через Десну, в окрестностях поселка Выгоничи.
Авиакорпус Савицкого должен был не только обеспечить доставку десантников к месту высадки и огневым ударом обеспечить десантирование, но и, захватив локальное господство в воздухе, не допустить попыток германского командования сорвать наступление воздушными ударами по атакующим советским войскам.
Советские военно-воздушные силы на Брянском направлении состояли из авиакорпуса особого назначения и ВВС Брянского фронта, состоящих в основном из ночных легкобомбардировочных полков, летающих на По-2, и пяти изрядно потрепанных истребительных полков, летавших в основном на тяжелых и неманевренных ЛаГГ-3, полученных в течение лета-осени 1941 года. Только один истребительный авиаполк, 563-иад, в феврале 1942 года получил на вооружение первую, не модернизированную, версию самолетов Як-1. Три из пяти истребительных полков, в том числе и тот, что летал на Як-1, входили в ВВС 3-й армии и были сосредоточены на Мценском участке фронта. И флаг им в руки, ибо тем самым с Савицкого снималась задача по прикрытию с воздуха отвлекающей Мценской наступательной операции.
Советской авиации на Брянско-Орловском направлении противостояли следующие силы люфтваффе:
– базирующиеся на Брянский аэродром сорок истребителей Ме-109F из 2-й группы 51-й истребительной эскадры под командованием гауптмана Хартмана Грассера, и столько же бомбардировщиков Ю-88А из 2-й группы и 11-й эскадрильи 1-й бомбардировочной эскадры под общим командованием гауптмана Хайнца Лаубе;
– базирующиеся на аэродром в Орле сорок шесть истребителей Ме-109F из 1-й группы 51-й истребительной эскадры под командованием гауптмана Йозефа Фезе и штабной эскадрильи той же группы под командованием оберст-лейтенанта Карла-Готфрида Нордмана, а также двадцать пять Ю-87D из 3-й группы 1-й эскадры пикирующих бомбардировщиков под командованием гауптмана Петера Гасмана.
Основная задача советской авиации на первом этапе операции состояла в подавлении этой группировки прямо на аэродромах и завоевании локального господства в воздухе. На втором этапе операции истребителям авиакорпуса ОСНАЗ предстояло отражать массированные налеты на Брянск и Орел около восьмисот немецких средних бомбардировщиков, поровну распределенных между группами армий «Центр» и «Юг». Драка обещала быть жаркой.
В то же время. Брянский фронт, Кировский выступ, 16-я армия, деревня Манино южнее Кирова, исходные позиции 1-го мехкорпуса ОСНАЗ
Уже совсем рассвело, когда на фронте протяженностью около пяти километров предутренняя тишина была разорвана воем тысяч одновременно стартующих тяжелых реактивных снарядов М-31, запускаемых зачастую прямо из упаковочных ящиков. Дальше все было точно так же, как на полигоне во время демонстрации нового оружия массового уничтожения товарищу Сталину. Советские бойцы и командиры, следуя инструкциям, присели на дно окопов и пошире открыли рты. Никто не понимал – зачем это надо, пока не раздался тяжкий грохот небывалой силы, от которого все почти оглохли, и земля под ногами не подпрыгнула, больно ударив в пятки. Через несколько секунд над советскими окопами тугим валом прокатилась ударная волна, сносящая все на своем пути.
За несколько предшествующих операции ночей советские саперы скрытно сняли мины на своей стороне, а под столбы проволочных заграждений уложили подрывные заряды. О немецких минных полях можно было не беспокоиться, любая взрывчатка, находящая в непосредственной близости от зоны объемно-воздушного взрыва, детонировала с гарантией, а проволочные заграждения были просто сметены ударной волной. Осталось только крутануть ручку подрывной машинки, чтобы по всей полосе наступления пала последняя преграда перед уже готовыми к наступлению стрелковыми, танковыми и механизированными частями.
Первой в атаку цепями поднялась пехота 16-й армии, следом, чуть в глубине советской обороны в лесу взревели моторы танков и БМП мехкорпуса ОСНАЗ, наносящего сосредоточенный удар вдоль шоссе Киров – Брянск. Но еще раньше воздух над полосой прорыва на предельно малой высоте рассекли десятки советских самолетов авиакорпуса Савицкого.
Два полка штурмовиков Ил-2, вооруженные реактивными снарядами, прикрывающие их «яки» и в самом конце, тоже с истребительным прикрытием, бомбардировщики Ту-2, тянущие на буксире тяжелые десантные планеры. На укрытой дымом и пылью полосе прорыва просто не осталось никого живого, чтобы сообщить о том, что советские самолеты пересекли линию фронта. А ведь до объектов в глубине немецкой обороны, назначенных им в качестве целей, лететь было всего каких-то десять-двенадцать минут.
Примерно в этот же момент на юге, в полосе 3-й армии, двадцать четыре ЛаГГ-3 под прикрытием четырнадцати «яков», обогнув Мценский «шверпункт», взяли курс на аэродром Орла. Главным оружием ЛаГГов, плотной группой готовящихся нанести внезапный штурмовой удар со стороны солнца, были подвешенные под крыльями шесть реактивных снарядов. Между прочим, их суммарная огневая мощь была равна одновременному залпу девяти установок гвардейских реактивных минометов типа БМ-8. До своей цели им оставалось лететь еще восемь минут.
А на направлении главного удара советская пехота быстрым, переходящим в бег шагом сблизилась с непривычно молчащими немецкими окопами. Только в третьей траншее, не попавшей под непосредственный удар «сталинского жупела», им было оказано вялое сопротивление, которое, впрочем, довольно быстро было подавлено. Форсировавшая первой линию немецкой обороны мехбригада корпуса ОСНАЗ на максимальной скорости рванулась к поселку Людиново и расположенным в непосредственной близости от него позициям немецкого дивизионного гаубичного артполка. Бригадой командовал гвардии подполковник ОСНАЗ Рагуленко, больше известный под позывным «Слон».
На передовом КП 16-й армии генерал Горбатов, выслушав доклад, с замиранием сердца подошел к аппарату ВЧ и снял трубку.
– Командующий Брянским фронтом генерал Горбатов у аппарата, дайте, пожалуйста, товарища Сталина, – сказал он, дозвонившись до московского коммутатора. – Это срочно.
Минуту в трубке стояла тишина, а потом на другом конце провода Верховный произнес короткое: «Алло».
– Товарищ Сталин, доброе утро, Горбатов у аппарата, – сказал командующий Брянским фронтом, – линия немецкой обороны прорвана, противник застигнут врасплох, и мехкорпус ОСНАЗ вошел в прорыв.
– Очень хорошо, товарищ Горбатов, – ответил вождь, – продолжайте докладывать мне при каждом изменении обстановки. И еще. У вас там, кажется, находится группа наших и американских военных журналистов? Из наших главным – Симонов, а из американцев – Хемингуэй. Как только можно будет их отправить к месту прорыва, пусть съездят туда – пусть посмотрят на то, как поработал «Жупел». Разрешите им сделать фотографии. И пусть они напишут статьи обо всем увиденном. В наших бойцов надо вселить уверенность в победе, а во врага ужас перед неизбежным возмездием. На этом всё, товарищ Горбатов, до связи.
Генерал Горбатов положил трубку и вытер вспотевший лоб. Операция «Восход Ориона» началась.
17 мая 1942 года, 04:55. Брянский фронт, Кировский выступ, полоса прорыва
Гвардии подполковник ОСНАЗ Сергей Рагуленко, позывной «Слон»

 

Когда шарахнул «Жупел», я даже присел от неожиданности. Итишкина жизнь, ну и чудовище из того, что было, слепили наши советские умельцы, можно сказать, на коленке, под чутким руководством товарища Берия. Несколько подсказок – и готово! Несмотря на то что Батя, лично наблюдавший полигонные испытания, провел с нами подробный предварительный инструктаж, все равно зрелище массового истребления целой тучи фрицев пробрало до самых печенок.
По своей мощи «Сталинский Жупел» вплотную подошел к тому, чтобы сравняться с тактическим ядерным оружием. Но махать такой вот дубиной слишком часто не получится. Говорят, что только на одну эту операцию соответствующие заводы в СССР работали целых два месяца.
А пока из наших окопов густой волной поднялась в атаку пехота. Это значит, что пришел и наш черед. Взлетела в небо зеленая ракета, и прифронтовой лес заполнился басовитым ревом сотен дизелей. В наушниках прозвучала команда Бати: «Вперед», и мы начали движение.
Войдя в расчищенный пехотой прорыв, бригада вломилась в немецкие ближние тылы, как поется в песне: «Гремя огнем, сверкая блеском стали». В первом эшелоне, вминая в придорожную пыль все, что попадалось на нашем пути, двигался танковый батальон бригады. Батальон – это три десятка новейших мощных Т-42, густо облепленных танковым десантом. По местным штатам – тридцать танков, причем преимущественно легких Т-60 – это уже сама по себе танковая бригада. Но у нас свои штаты, и как уже стали говорить в Красной армии: «в ОСНАЗе – все не как у людей».
Шоссе на Брянск ранним утром было еще почти пустынно. Танкистам удалось немного порезвиться только в расположении штаба немецкого полка, находившегося неподалеку от дороги. Правда, до них тут прошлась взрывная волна «Жупела», сорвав маскировочные сети и перевернув машины. Не задерживаясь, Т-42 вдавили в землю все, что можно было вдавить, и, разогнав пулеметными и автоматными очередями танкового десанта вошкающихся, словно сонные мухи, еще не отошедших от контузии штабных офицеров, колонной по два со скоростью тридцать километров в час рванулись по шоссе дальше к Брянску.
Сразу за танками, без разрыва, двигалась самоходная противотанковая батарея танкового батальона. Легкая противотанковая самоходка «Оса» вооружена 57-мм противотанковой пушкой ЗИС-2 и только с виду кажется миниатюрной и несерьезной. На самом деле, имея низкий профиль и хорошую маневренность, она способна доставить танкам противника немало неприятностей и сковать их действия до тех пор, пока на помощь не прибудут «парни с большими дубинами». Потому в боевых условиях противотанковые батареи батальонов на марше находятся непосредственно в колоннах танков и мотопехоты, чтобы иметь возможность при столкновении с вражескими танками в любой момент развернуться в боевые порядки.
От ударов с воздуха батальон прикрывает батарея 23-миллиметровых счетверенных самоходных зенитных установок. Конечно, без радара и автоматического наведения это далеко не «Шилки», но и местные аэропланы по скорости и маневренности далеко не дотягивают до вертолетов и реактивных самолетов конца XX века. Местным «мессерам» и «юнкерсам» за глаза и за уши хватит того шквала огня, который способны организовать шесть счетверенных пушек ВЯ-23 самоходной зенитной батареи.
Было дело, правда, не в моей бригаде, когда девятка «лаптежников» подловила на марше танковый батальон, не успевший замаскироваться с рассветом. Ха! Прикрытие не дремало, и пикировщики по очереди были в лапшу изрублены заградительным огнем из двадцати четырех стволов. Потом, конечно, был втык от Бати. Побольше – комбату – за плохую маскировку и нерасторопность, поменьше – комбригу – за то, что не уследил. Расслабились, мать их так переэтак! А также была благодарность зенитчикам в приказе по корпусу за образцовую стрельбу.
Следом за танковым батальоном с небольшим отрывом в том же порядке в прорыв начали втягиваться и механизированные батальоны бригады. Каждый механизированный батальон – это четыре мехроты на БМП и следующие за ними самоходная батарея ПТО и батарея самоходных 120-мм минометов огневой поддержки, под прикрытием батареи все тех же легких четырехствольных зенитных самоходок. Последним, из состава бригады, разбитые немецкие позиции пересек самоходный 122-мм гаубичный артдивизион. Ну, в общем, понеслась душа в рай!
А в затылок нам уже дышит передовой танковый батальон следующей за нами мехбригады. Местность тут такая, что хрен развернешься вширь. Одно-единственное шоссе проложено в густых непролазных заболоченных лесах. И хоть немцы в опасении партизан и вырубили все деревья на пятьдесят метров по обе стороны от дороги, но двигаться там нет никакой возможности, поскольку торчащие из земли пни в момент разобьют технике всю ходовую.
Чуть дальше по шоссе, которое на этом участке примерно пять километров шло параллельно фронту, наши доблестные танкисты наткнулись на расположение еще одного полкового штаба. Так как от ударной волны «Сталинского Жупела» их прикрыл лес, то немцы там были достаточно бодрые, при появлении наших танков забегали как наскипидаренные. Поскольку приказ был – не останавливаться, то танки снова на полной скорости проскочили дальше, лишь раздавив несколько попытавшихся удрать по шоссе машин, а также сделав несколько неприцельных выстрелов осколочными снарядами и «приголубив» бестолково мечущихся немцев очередями из ЗСУшек.
Немецкие штабисты были оставлены на съедение следующей следом мотопехоте, а также кавалеристам 7-го кавкорпуса, вошедшего в прорыв слева от нас. Двигаясь вперед, сейчас мы обгоняем на марше его кавалерийские полки, использующие для движения те самые немецкие вырубки вдоль шоссе, непроходимые для гусеничной и колесной техники.
Нашу же бригаду впереди ожидает следующая, куда более жирная цель – довольно крупный поселок Людиново и одноименная железнодорожная станция. Именно там, по данным нашей разведки, дислоцируются штабы и тыловые службы сразу двух немецких дивизий, на стыке которых мы и вломились в немецкую оборону. Кроме того, на полпути к Людиново, прямо возле шоссе на большой поляне, располагается немецкий дивизионный артполк в составе четырех батарей 105-миллиметровых гаубиц на конной тяге, по четыре орудия в каждой. Эту мерзость давить надо в первую очередь.
Позиций немецких артиллеристов наши танкисты достигли на пятнадцатой минуте после входа в прорыв. Две батареи были расположены слева от шоссе, две батареи – справа. При внезапном столкновении с танками, гаубичная артиллерия, не имеющая противотанковых средств и пехотного прикрытия, оказывается беззащитной, что ранее прекрасно продемонстрировали события лета сорок первого года. Теперь все случилось точно так же, только стороны поменялись местами.
Сразу оказавшиеся в мертвой зоне танки бригады, свернув с дороги, веером развернулись по обе ее стороны и с ходу пошли поперек немецких огневых позиций, давя гусеницами гаубицы. А танковый десант, привычно горохом ссыпавшийся с брони, вступил в бой с немецкими артиллеристами. Свои пять копеек во все происходящее добавили шквальные очереди ЗСУшек, с фланга насквозь простреливающие огневые позиции немецких батарей, на которых сразу же воцарился настоящий ад. Суета, беготня, крики, паника, скрежет сминаемого броней металла, пулеметные и автоматные очереди, хлесткие выстрелы танковых пушек, шквальный, закладывающий уши грохот очередей ЗСУ, отчаянное ржание раненых и сорвавшихся с коновязи лошадей.
Пока танкисты от всей души давят немецкую артиллерию, по моей команде следующий за ними мехбат, став головным в колонне и еще прибавив газу, проскочил дальше к поселку Людиново, железнодорожной станции, и обитающим там тыловикам и штабистам. Пока не иссяк эффект внезапности – вперед и только вперед.
17 мая 1942 года, 05:15. Брянский фронт, воздушное пространство над Жиздрой, высота около 5000 метров
Четверть часа назад адъютант рысью подбежал к истребителю Савицкого.
– Товарищ генерал, – запыхавшись, произнес он, – «Орел-два» докладывает, что с аэродрома под Орлом по направлению к месту прорыва обнаружен вылет двух девяток «лаптежников» под прикрытием двух десятков «мессершмиттов».
– Истребительным полкам Титова и Железняка – на взлет! – приказал командующий авиакорпусом, закрывая фонарь кабины. В тот момент Савицкий уже знал, что брянский аэродром полностью захвачен высадившимися на планерах десантниками Маргелова, и теперь оттуда уже никогда больше не взлетят ни «мессеры», ни «юнкерсы». А потому мощный концентрированный удар по последней сохранившей боеспособность группировке люфтваффе становился насущной необходимостью.
Едва адъютант генерала добежал до КП полка, как в голубое утреннее небо взлетела зеленая ракета. Взревели моторы «яков», и вот уже на взлет пошло первое звено – четыре истребителя, за ним второе, третье… Истребительный авиаполк поднимался на крыло. Одновременно на соседнем аэродроме уходил в небо полк Василия Сталина на Ла-5. Началось!
Оба полка соединились незадолго до пересечения линии фронта, образовав формацию «этажерка», у которой «лавочкины» были в атакующей группе, а «яки» на пятьсот метров выше в прикрывающей. С высоты пяти тысяч метров земля казалась ярким зеленым ковром, поросшим темной щетиной леса с попадающимися то тут, то там проплешинами заброшенных из-за войны полей. А со стороны задней полусферы в голубое небо медленно поднималось яркое майское солнце.
И вот впереди, у самого горизонта на фоне неба стала отчетливо видна россыпь черных точек, похожая на рой мелких весенних мошек. Примерно километром ниже, поддерживая идеальное равнение, словно на параде шли к месту прорыва немецкие бомберы, чтобы обрушить свой смертоносный груз на прорвавшие фронт советские танки и мотопехоту.
Сближаясь с противником, Савицкий присмотрелся и усмехнулся. Высотный разведчик ошибся – «лаптежников» было не две девятки, а девятка и шестерка. Очевидно, ЛаГГи из состава ВВС 3-й армии, нанося на рассвете свой внезапный штурмовой удар по аэродрому под Орлом, сумели все-таки натворить дел, почти ополовинив число боеспособных пикировщиков и истребителей прикрытия. Конечно, часть самолетов на аэродроме могла быть и не уничтожена, а только повреждена. Но в любом случае теперь им будет проще раздолбать оставшиеся в строю.
– «Сокол-один», я «Дракон», – вышел в эфир Савицкий. – Атакуй, прикрываю!
– «Дракон», я «Сокол-один», – отозвался Василий Сталин. – Вас понял, атакую.
Внезапный удар компактной группы советских истребителей, нанесенный со стороны восходящего солнца, был страшен. Откинув с гашетки предохранительную скобу, сын советского вождя поймал в прицел разлапистый силуэт ведущего головной девятки. Короткая очередь из двух 23-миллиметровых пушек с дистанции не более двухсот метров, и ведущий «лаптежник» с оторванной плоскостью и развороченной кабиной, беспорядочно кувыркаясь, посыпался вниз, будто никогда и не умел летать.
Выведя истребитель из атаки, Василий торопливо оглянулся. Первым ударом было сбито не менее половины вражеских бомбардировщиков. Воздух был расчерчен траурными шлейфами и испятнан белыми куполами парашютов. Остальные «лаптежники», сломав строй, испуганными воронами разлетелись в разные стороны, и сейчас охоту за ними вели разбитые на пары третья и четвертая эскадрильи полка, составляющие второй атакующий эшелон.
Пушки НС-23, которыми были вооружены Ла-5, оказались оружием эффективным. Их снаряды, в свое время рассчитанные на борьбу с американскими тяжелыми бомбардировщиками, буквально разрывали на куски несчастные «лаптежники». Никаких «отпугнуть и повредить» – это вам не ШКАСы винтовочного калибра. Осколочно-фугасный снаряд НС-23 – это такая штука, даже единичное попадание которого может оказаться для самолета смертельным.
А выше и чуть в стороне «яки» Савицкого крутили смертельную карусель с «мессершмиттами» прикрытия. Более маневренные и легкие советские истребители уже на втором-третьем вираже заходили «мессерам» в хвост, вынуждая опытных немецких летчиков спасаться, уходя на вертикаль. Те же пилоты «мессершмиттов», в основном из молодого пополнения, поступившего после тяжелых потерь в зимних боях, которые поддались азарту боя и втянулись «в собачью схватку» с «яками», безнадежно проигрывали им в маневренности и даже в огневой мощи, из-за чего один за другим валились с небес на землю.
Основная задача, поставленная командованием перед Василием, была выполнена. Бомбовый удар по вводимым в прорыв советским войскам был сорван, и теперь его полк, как минимум половиной своих сил, мог поддержать «яки» Савицкого, вступив вместе с ними в борьбу за господство в воздухе.
– Первая и вторая эскадрильи, здесь «Сокол-один», – скомандовал Василий, – в свалку не ввязываться! Боевой разворот, эшелон шесть пятьсот, прикроем «маленьких» сверху.
Не ломая строя и используя скорость, набранную в атаке пологим пикированием, «лавочкины» головных звеньев резко встали на дыбы, с набором высоты запрокидываясь на спину. В глазах потемнело от перегрузки. Переворот через крыло, и вот они уже выше и чуть в стороне от выскочивших из свалки немецких истребителей, ходивших кругами и выбиравших себе возможную жертву среди «яков» для своего излюбленного безнаказанного удара с пикирования.
Появление на том же эшелоне, или даже чуть выше, двух десятков советских истребителей незнакомой немцам модели в первый же момент вызвало среди асов люфтваффе замешательство и даже легкую панику. Они так не договаривались. Одно дело – безнаказанная атака с высоты с последующим уходом на вертикаль, куда менее мощные истребители русских не могут за ними последовать, и совсем другой коленкор – это драка с этими хищниками, только что играючи растерзавших два штаффеля пикировщиков.
Первая же пара «худых», попытавшаяся выйти в лобовую на звено Василия, почти сразу же отвернула, испугавшись толстых как веревки дымных трасс авиационных пушек необычно крупного калибра. Но это их не спасло, потому что они тут же попали на прицел другого звена атакующих «лавочкиных». Несколько коротких очередей, и оба «мессера» один за другим вспыхнули, а потом рассыпались в воздухе. Оставшиеся три пары «худых» схватки не приняли и немедленно вышли из боя, оторвавшись от преследования глубоким пикированием в сторону своего аэродрома. Догонять их не было смысла. В чем-чем, а в наборе скорости при пикировании Ме-109 никогда не было равных.
Еще немного походив кругами по верхнему горизонту, «лавочкины» дождались, пока «яки» не закончат «избиение младенцев». При этом на их долю досталось двое выскочек из числа тех «мессеров», которые в последний момент все же попытались вырваться на высоту из закрученной «яками» смертельной карусели. Одного из этих «мессеров» на свой счет записал Василий Сталин, добавив его к сбитому в первой атаке «лаптежнику».
Убедившись, что дело сделано, генерал Савицкий приказал всем своим истребителям собираться в группы и уходить на свой аэродром. Первый бой за счет внезапности атаки, расслабленности и самоуверенности немцев, а также численного превосходства советских истребителей был выигран «всухую». Но это было лишь началом. Савицкий знал, что через какое-то время немецкое командование опомнится и начнет лихорадочно бросать в район Орла и Брянска все, что сумеет снять с других участков фронта. Вот тогда-то и начнется главная работа авиакорпуса ОСНАЗ, призванного не только поддержать свои войска с воздуха, но и перемолоть все резервы люфтваффе.
Как нельзя кстати эта показательная порка асов люфтваффе произошла прямо над райцентром Жиздра, в котором в настоящий момент дислоцировался штаб 18-й танковой дивизии вермахта. Зрелище падающих с неба «штук» и «фридрихов» яснее всяких мудреных слов показало немецким штабистам то, что на ближайшее время им придется забыть о поддержке со стороны господствующего в воздухе люфтваффе, без которой командование ОКВ не мыслили себе войны на земле. В этот момент для них наступила абсолютно новая реальность, в которой уже самолеты с красными звездами на крыльях будут непрерывно висеть в воздухе и ходить у них по головам, собирая уже с немецких солдат свою кровавую жатву.
Двадцать минут спустя, аэродром Орел-норд, место дислокации штабной эскадрильи и 1-й группы 51-й истребительной эскадры люфтваффе
Гауптман Йозеф Фезе, австриец по национальности, ветеран воевавшего в Испании легиона «Кондор», кавалер Рыцарского креста, наконец-то привел свой «фридрих» к походившему на растревоженный муравейник аэродрому. С высоты птичьего полета ему отрылось воистину апокалиптическое зрелище покореженных и сгоревших самолетов и машин, а также словно оспинами усеянное воронками летное поле. Сейчас, когда пожары были уже потушены, авиамеханики торопливо отделяли ремонтопригодные самолеты и аэродромную технику от искореженного хлама, который уцелевшими тягачами просто оттаскивали к краю летного поля.
Зарулив на стоянку и заглушив двигатель, гауптман на дрожащих ногах выбрался из кабины. Его охватили смешанные чувства страха, гнева и ярости. И при этом гауптману Фезе отчаянно хотелось курить…
Но спокойно подымить и собраться с мыслями ему так и не дали. Едва он, с помощью механика, снял парашют и, отдав ему летный шлемофон, получил взамен свою фуражку, как прямо на стоянку заехал «Опель-капитан» командира 51-й эскадры оберст-лейтенанта Карла-Готфрида Нордмана.
– Мы в полной заднице, Карл, – ответил на немой вопрос своего командира гауптман Фезе, – те парни, что вернулись со мной, – последние, и больше никого не будет. До цели мы так и не дошли. Большевики бросили против нас какую-то свежую, скорее всего, элитную часть на новых машинах, и их асы поимели в воздухе наших парней, как дешевых шлюх с Пратера. Они внезапно напали на нас со стороны солнца, одним ударом сбили все «штуки», после чего завязали с нами свою обычную «собачью схватку».
Ты знаешь, что я не любитель таких игр, и поэтому мы с парнями попробовали было уйти от них на высоту. Но и там нас тоже уже ждали. Запомни, Карл, у большевиков появился новый скоростной истребитель с мощным мотором, внешне похожий на раскормленную до безобразия «крысу». Снаряды его пушек с одного попадания вдребезги разносят «штуку» или «фридрих». Знаешь, я сам это видел – с одного попадания, Карл! Остается только молиться на то, что таких чудовищ у русских пока еще слишком мало. А теперь, извини, Карл, мне нужно хотя бы немного побыть одному, чтобы прийти в себя.
Глубоко затянувшись эрзац-сигаретой, набитой вместо натурального табака сушеными капустными листьями, пропитанными синтетическим никотином, гауптман Фезе тоскливо посмотрел в бездонное майское небо, в котором уже взошло беспощадное русское солнце. Праздники кончились, впереди его ждал кромешный ад…
17 мая 1942 года, 06:35. 2-я танковая армия вермахта, 47-й моторизованный корпус, 18-я танковая дивизия. Райцентр Жиздра
Майор, граф Гиацинт фон Штрахвиц, командир 18-го отдельного танкового батальона

 

Массированное наступление большевиков против левого фланга нашего корпуса, начавшееся сегодня утром, оказалось для всех нас полной неожиданностью. Еще только начало светать, когда русская izba, в которой располагалось командование батальона, вдруг содрогнулась, скрипя всеми своими бревнами, и на меня с потолка посыпался мусор. Примерно полторы минуты спустя до нас докатился тяжкий гул, от которого в окнах задрожали стекла. Этот низкий вибрирующий звук не был похож ни на что ранее мною слышанное. Когда этот звук утих, наступила непривычная в таких случаях тишина, нарушаемая только отдаленными раскатами артиллерийской канонады, доносящимися до нас совсем с другой стороны – из-под Мценска. Быстро натянув брюки и надев ботинки, я выскочил во двор и успел увидеть, как над кромкой леса где-то вдалеке поднимается в небо иссиня-черная туча дыма, похожая на огромную грозовую тучу.
Ко всему прочему, скоро выяснилось, что мы оказались полностью лишенными связи. Телефонные провода, скорее всего, были перерезаны лесными бандитами, а радисты ловили только вой помех на всех диапазонах. Никто не знал, что же происходит на самом деле и что нам делать дальше. Лишь час спустя в городок ворвался совершенно ополоумевший связной мотоциклист из штаба соседней с нами 208-й пехотной дивизии. Из сбивчивого рассказа этого совершенно павшего духом унтер-офицера, представшего перед командиром нашей дивизии генерал-майором Карлом фон Тюнгеном, следовало, что внезапно прорвавшие фронт русские механизированные части примерно через полчаса после того страшного взрыва атаковали и полностью уничтожили застигнутый врасплох штаб соседней с нами 208-й пехотной дивизии, расположенный в городке Ljudinowo. Все старшие офицеры дивизии, включая ее командира – генерала от инфантерии Ганса Карла фон Шееле, с оружием в руках героически погибли на своих постах. А этот трус, спасшийся бегством, размазывая слезы и сопли по лицу, рассказывал, что русские танки уже движутся по дороге на Brjansk, словно вода, прорвавшая плотину. Как будто численное превосходство противника может служить оправданием его трусости.
В любом случае обстановка оказалась чрезвычайно серьезной, а отсутствие связи и полная неизвестность об истинных силах прорвавшегося противника только усугубляли наше положение. Мало ли чего наплел нам этот трус.
А посему по дороге в сторону Ljudinowo был выдвинут находящийся в резерве механизированный разведывательный батальон нашей дивизии, оснащенный легкими полугусеничными бронетранспортерами Sd.Kfz.250. Следом за ним должен был выступить и мой батальон, которому генерал приказал приготовиться к нанесению флангового удара по прорвавшемуся врагу. Цель, поставленная передо мной, была следующей: фланговым ударом рассечь боевые порядки противника и предотвратить его прорыв в сторону города Brjansk, бывшего крупным транспортным узлом, очень важным для снабжения нашей армии.
На тот момент в составе моего батальона находились сорок семь танков, сведенных в одну штабную и три линейных танковых роты. Из них: восемь машин были Pz-IV, двадцать шесть – Pz-III, одиннадцать – Pz-II и два устаревших командирских танка – Pz-Bef на базе единички. Грозная сила, если суметь правильно использовать ее в грядущем сражении. Беда заключалась лишь в том, что местность, покрытая лесами и пересеченная многочисленными мелкими речками и ручьями, имевшими при этом весьма топкие берега, считалась абсолютно неблагоприятной для применения танков.
Не добавило нам радости и то «избиение младенцев», которое истребители большевиков устроили нашего славному люфтваффе почти прямо над расположением штаба нашей дивизии. Я танкист и не очень сильно разбираюсь в авиации, но столько русских самолетов одновременно и в одном месте я увидел впервые за всю войну. Сжимая от бессилия кулаки, мы смотрели, как один за другим падают с неба наши «штукасы» и «фридрихи», и как торжествует набравший силу враг.
Одна «штука» рухнула на землю рядом с расположением моего батальона, и взрыв полутонной бомбы разметал во все стороны ее исковерканные обломки.
Уже позже, когда мы уже готовились выступить по направлению к Ljudinowo, пришли нерадостные известия и от нашего доблестного разведбатальона. Не доезжая деревни Grjada, его передовой дозор попал в лесу в устроенную большевиками танковую засаду. Понеся значительные потери от огня скорострельных автоматических пушек новых легких русских танков и пулеметов вражеской пехоты, наши разведчики были вынуждены отступить к деревне Nikitinka и занять оборону вдоль берега пересекающей дорогу речки. В ходе боя эти болваны умудрились потерять десяток мотоциклов, шесть бронетранспортеров и до сотни солдат.
Шайсе! Шайсе! Шайсе! – Теперь вместо удара во фланг ничего не подозревающего врага мы должны бодать в лоб боевые порядки его флангового охранения. Утешало лишь то, что разведка не выявила присутствия по-настоящему опасного для нас противника. В ходе боя разведчиками не было обнаружено ничего подобного средним русским танкам типа Т-34 или тяжелым КВ.
Впрочем, меня настораживала та несвойственная большевикам резвость, с которой в нашу сторону был выдвинут этот самый механизированный фланговый дозор. При этом, поскольку наше положение было серьезно затруднено отсутствием радиосвязи и полным неведением о численности прорвавшегося противника, генерал приказал мне немедленно выдвинуться в район соприкосновения с противником и лично принять на себя командование сводной кампфгруппой, состоящей из моего танкового батальона, моторизованного разведывательного батальона и одной запасной пехотной роты.
Легко сказать – немедленно выдвинуться! Но все же, уложившись в самые минимальные сроки, мой батальон выступил в сторону этой самой Nikitinki, готовый во имя фюрера и рейха раздавить любого, кто осмелится встать на нашем пути.
17 мая 1942 года, 07:15. Полоса прорыва мехкорпуса ОСНАЗ, деревня Гряда
Гвардии подполковник ОСНАЗ Сергей Рагуленко, позывной «Слон»

 

Вы знаете, что такое чехарда? – Если нет, то подскажу. Это такая русская народная забава, во время которой люди скачут друг через друга. Так вот, наш «Батя» спланировал эту операцию по принципу этой самой чехарды. Когда моя механизированная бригада свернула с трассы в сторону Людинова и начала давить немецкие штабы и прижимать к ногтю разных изменников Родины, основная часть корпуса продолжала свой стремительный бег к Брянску. Только головной у нее стала вторая мехбригада подполковника Василия Франка.
Тут вот некоторых, ну, скажем, местных товарищей удивляет то, что у нас в механизированном ОСНАЗе комбригом служит самый настоящий живой немец. Но, сказать честно, Вася русский немец, который считает Россию своей первой и единственной Родиной, и не только не сдристнул от нас в лихие девяностые на историческую родину, но еще и не подался в банкиры или адвокаты, а пошел офицером в армию, защищать Россию-матушку.
Говорят, что товарищу Санаеву по этому поводу уже пришлось пару раз остужать пыл не в меру подозрительных и ретивых сотрудников своего ведомства. Причем остужать в самом прямом смысле этого слова, обещая «герою» добиться его перевода в славный Чукотский автономный округ, например, заместителем начальника лагеря. Понятно, что не пионерского… Корочки личного порученца самого Лаврентия Палыча способны до икоты напугать любого чересчур любознательного сотрудника органов.
Но все это, так сказать, лирические отступления. И пока корпус продолжил свое движение к Брянску, мы в Людиново навели порядок среди немецких штабистов. Страсть как люблю я такие забавы. Генерал там был один, лысый и в очках. Храбро и до последнего патрона отстреливался из табельного вальтера от наезжающего на него БМП, а последнюю пулю выпустил себе в висок.
Короче, немецкие штабисты у нас быстро кончились. И тут из леса вдруг появилась местная советская власть. То есть местный партизанский отряд во главе с председателем райкома, скромно представившимся «товарищем Константином». И получаса не прошло, как они уже тут как тут. Но так получилось даже лучше. Дело в том, что на этом Людинове со штабом немецкой дивизии у нас свет клином не сошелся. Так, всего лишь одна из промежуточных задач.
Тут рядом, всего километрах в тридцати, в соседнем райцентре Жиздра, оказался расположен штаб 18-й танковой дивизии немцев. И, чтобы не получить удар во фланг чем-нибудь вроде танкового кулака, «Батя» развернул нашу самую заслуженную бригаду в ту сторону. Да и прорыв тоже надо бы расширить.
Одну роту, чтобы не увязла в зачистке, я с ходу бросил по окружной дороге в объезд райцентра, с задачей занять впереди заранее выбранную промежуточную позицию и осмотреться. Кстати, сделал я это вовремя, поскольку немцы тоже двинули вперед разведку на мотоциклах и «ганомагах». Но наши успели раньше. Впрочем, «ганомаг» против БМП ну никак не пляшет. Поэтому немецкой разведке досталось от наших на орехи. Как говорится, счет – 1:0.
Но было ясно, что немцы на этом не успокоятся. Поэтому, закончив в Людиново все наш дела и попрощавшись с товарищем Константином, я немедленно выдвинулся на помощь нашим «передовикам производства». При этом имея уже при себе всю бригадную «королевскую рать», со всеми ее противотанковыми, гаубичными, минометными, зенитными самоходками, а также догнавшим нас все-таки в Людиново танковым батальоном, которому удалось удачно вклиниться в разрыв колонны между второй и третьей мехбригадами. Теперь, если что, и с целой немецкой дивизией не страшно будет пободаться. Мы же ОСНАЗ!
17 мая 1942 года, 08:15. 2-я танковая армия вермахта, 47-й моторизованный корпус, 18-я танковая дивизия. Деревня Никитинка в 7 километрах от райцентра Жиздра
Майор, граф Гиацинт фон Штрахвиц, командир 18-го отдельного танкового батальона

 

Тридцать и три раза шайсе. Местность у этой самой деревни Nikitinka подходила для танковых атак примерно так же, как сортир для танцев. Из доклада наших доблестных разведчиков можно было понять, что пехота большевиков, действующая при поддержке нескольких легких танков, пропустив проскочивший вперед головной дозор, поймала колонну их батальона в грамотную танковую засаду на лесном участке дороги. Случилось это больше часа назад. Где-то там впереди в черной обугленной коробке сгоревшего «ганомага» осталось тело их командира гауптмана фон Зальцбурга.
Расстреляв в упор головную часть разведывательного батальона и обратив остальных в бегство, большевики заняли оборону на опушке редкого леса, ограниченного одним из протекающих тут многочисленных ручьев. Между деревней Nikitinka и передовыми позициями противника находилось открытое пространство, примерно в километр шириной, некогда бывшее пшеничным полем, а сейчас по большей части поросшее бурьяном и прочей дрянью. По левому краю этого поля и проходит та самая дорога, вдоль которой нам необходимо атаковать. При этом разворачиваться в боевые порядки нет смысла – там впереди, прямо перед вражескими позициями, протекает солидный ручей с вязкими топкими берегами, а чуть дальше еще один такой же.
В случае атаки через эти чертовы ручьи мои панцеры увязнут в их вязких глинистых берегах, как мухи в патоке, что даст большевикам возможность забросать их противотанковыми гранатами и коктейлями Молотова. Сейчас их пехоту не видно и не слышно. Но я уверен, что они еще там. Все попытки спешившихся разведчиков прощупать вражескую оборону, пресекаются редким, но довольно-таки метким ружейно-пулеметным огнем. Кроме того, из-за леса довольно отчетливо слышен гул множества моторов, а это значит, что к противнику подходит подкрепление. Сложившаяся ситуация грозит нам тем, что большевики, судя по тому, как они повели себя с первых же часов своего наступления, накопив силы, сами перейдут в атаку против наших позиций, с целью захвата и уничтожения расположенного за нашими спинами штаба дивизии.
Благоразумие требует того, чтобы я, укрепившись на выгодном рубеже, дал бы большевикам бой от обороны. Но имеющийся у меня приказ командира дивизии требует, чтобы я наступал, и это при том, что я даже приблизительно не представляю численности и вооружения противостоящего мне противника. Остается только надеяться на прочность моих «троек» и «четверок», лобовая броня которых недавно была усилена дополнительными бронеплитами, что сделало ее непробиваемой для русских 4,5-сантиметровых противотанковых и танковых орудий.
Подняв голову, я посмотрел в безоблачное весеннее небо. Там в бездонной выси, подобно высматривающему падаль грифу, медленно двигалась по кругу серебристая точка высотного русского разведчика. Для него все мы, находящиеся на открытом пространстве, были видны так же хорошо, как муравьи, копошащиеся в ящике с песком. И если я не знаю о русских почти ничего, то их командир уже наверняка полностью осведомлен, как о нашей численности, так и о подходящих к нам подкреплениях. Ужасающие наступают времена… Майн гот, спаси фюрера и Германию.
Уже потом я узнал, что русские штурмовики застигли на марше и полностью уничтожили легкий гаубичный дивизион, который командир нашей дивизии пытался перебросить нам на помощь. И навел их на цель не кто иной, как этот стервятник с красными звездами, неспешно кружащий над нашими головами.
Перед атакой я приказал этим дерьмоголовым разведчикам обстрелять русский передний край из имеющихся у них шести восьмисантиметровых минометов. Эта импровизация артиллерийской подготовки закончилась, едва начавшись, потому что в ответ откуда-то из-за леса дружно ударили двенадцатисантиметровые русские «самовары», имеющие почти вдвое большую дальность стрельбы. Тяжелые мины довольно кучно стали рваться не только на минометных позициях разведчиков, но и посреди моих изготовившихся к атаке панцеров.
Чуть позже ударили их легкие двенадцатисантиметровые гаубицы, и опять же, благодаря парящему в воздухе русскому корректировщику, их огонь был дьявольски точен. Какой же это, ко всем чертям, фланговый заслон? Нас готовилось сожрать пусть и небольшое, но ужасно зубастое чудовище. Стоять на месте под градом тяжелых снарядов и мин было настоящим самоубийством. Оставалось либо отойти на несколько километров назад, за пределы досягаемости русских орудий, либо броситься вперед в надежде, преодолев слабый пехотный заслон, огнем и гусеницами раздавить русские батареи. Собственно, никакого выбора у меня и не было. Да и никто не мог назвать графа фон Штрахвица трусом.
Единственное, что я мог сделать в отсутствие радиосвязи, так это дать флажками команду «делай, как я» и, нырнув в люк моей «четверки», приказать механику-водителю: «Вперед, Густав!»
Дальнейшее промедление не могло закончиться ничем, кроме неоправданных потерь. От поворота дороги, за которым остановились мои панцеры, до вражеских позиций было чуть больше полутора километров, причем большую часть пути наша колонна была прикрыта от прямого вражеского огня небольшой возвышенностью, разделявшей русла двух речек. Увидеть нас на прямой наводке большевики должны были только тогда, когда до их позиций останется не более четырехсот метров – меньше минуты хода. Вряд ли их легкие пушки за это время успеют нанести нашим хорошо защищенным «четверкам» и «тройкам» сколько-нибудь значимые повреждения.
Сначала все было хорошо. Правда, не стихающий минометный и артиллерийский обстрел не позволил нам взять солдат разведывательного батальона на броню вместо панцергренадер. Снаружи брони под шквалом мелких осколков не могла выжить ни одна живая душа. Хорошо, что хоть ни один наш панцер не имел пока прямых попаданий русскими минами и снарядами. Все же довольно неприятно, когда прямо перед тобой вдруг вырастает куст из огня, дыма и поднятой дыбом земли. А по броне барабанят то ли камни, то ли стальные осколки. Вперед, и только вперед! Сейчас мы прорвем слабый заслон большевистской пехоты и…
Вырвавшись на гребень той самой возвышенности, я сразу понял, что хитрые азиаты меня нагло обманули. Кроме легких русских танков, бессильных против модернизированных наших панцеров, на позиции у них было еще кое-что, способное безнаказанно расстреливать нас. Но спасти мой батальон было уже невозможно.
Прямо перед нами на дороге, борт о борт стояли два размалеванных извилистыми полосами камуфляжа русских чудовища, выглядевших, как вооруженная длинноствольной пушкой помесь Т-34 и КВ. Не успел мой наводчик выстрелить, как мой танк содрогнулся сразу от нескольких ударов и, скрежеща сбитой гусеницей, стал разворачиваться вправо.
От неожиданности я даже прикусил язык. Еще один удар куда-то в корму, двигатель заглох, а в боевом отделении отчетливо запахло бензиновой гарью. Защитная перегородка, отделяющая моторное отделение от боевого, пока сдерживала пламя. Но вряд ли это продолжалось бы долго.
«Шайсе, – подумал я, распахивая люк, – надо спасаться, и как можно скорее. Я не какой-нибудь средневековый еретик, чтобы сгореть заживо».
Пока я вылезал из моей пылающей «четверки», над моей головой тоненько свистнули несколько пуль. Но, видимо, графу фон Штрахвицу не суждено было сегодня умереть, поскольку ни одна из них меня не задела. Зато наводчик, выбиравшийся из горящего танка следом за мной, вдруг дернулся, безвольно повис, наполовину высунувшись из люка, а потом соскользнул обратно в дымящуюся утробу нашей бедной «четверки».
Спрыгнув на землю с обратной от русских стороны моего панцера, я огляделся. Машина командира 1-й роты гауптмана Юлиуса Кирна, следовавшая в колонне следом за мной, попыталась было взять правее, но тоже получила несколько снарядов в борт, и моментально вспыхнула, словно факел. Из нее никто не выбрался. Я понял, что весь экипаж погиб. Так сложил свою голову бедняга Юлиус, одним из первых получивший из рук фюрера Рыцарский крест за участие в сражении на Восточном фронте.
Глянув в сторону русских, я застыл от ужаса – они словно в тире расстреливали танки моего батальона. Помимо двух тяжелых русских танков, на дороге по нашим панцерам, пытающимся спастись от губительного обстрела, вели огонь еще не менее двух десятков остроносых приземистых машин, вооруженных длинноствольными противотанковыми пушками в маленьких башнях. Покрытые камуфляжными полосами, они выползали на позицию, делали один прицельный выстрел и тут же откатывались назад под прикрытие деревьев, только для того, чтобы уступить очередь соседу. Количество наших подбитых машин стремительно росло, и бой все больше и больше становился похож на бойню. Внутри меня все кричало – ну не могло такое случиться, просто не могло! Это просто какие-то неправильные русские!
Но мои переживания неожиданно закончились. В мою спину уткнулось что-то твердое, а чей-то голос гаркнул прямо у меня над ухом:
– Хенде хох, фриц!
Обернувшись, я увидел трех русских пехотинцев в камуфлированной форме и с устрашающе размалеванными, словно у каннибалов с Новой Гвинеи, лицами. Внутри меня все похолодело. Это был конец. Судьба берегла графа фон Штрахвица только для того, чтобы он попал в лапы к большевикам и смог увидеть, как, перейдя в атаку, три десятка тяжелых бронированных чудовищ большевиков добили остатки его батальона.
17 мая 1942 года, 10:25. Небо над Брянском, высота 12000 метров
Не каждая птица долетит до середины Днепра, а уж тем более не каждая сможет подняться на высоту двенадцати километров. Но то птицы, а для высотных разведчиков Ту-2РВ 15-й ОДРАЭ такие высоты были нипочем. Два мощных мотора АШ-82Ф с двухступенчатыми турбокомпрессорами позволяли этим машинам, не имеющим на борту бомбового груза, забираться на недосягаемую ранее высоту, где их не могли достать ни германские истребители, ни зенитные батареи. Правда, не украинский Днепр пока был под их крыльями, а русская Десна. Но это ни в коей мере не меняло дела. Рабоче-крестьянская Красная армия шла на запад, как пелось в одной песне: «отбирать свои пяди и крохи».
В ясную безоблачную погоду, когда видимость миллион на миллион, высотные разведчики стали зоркими глазами советских штабов. Мощная многоканальная УКВ-радиостанция давала возможность связаться не только с КП фронта, но и с передвижными КП соединений, и даже с командирами отдельных частей. С огромной высоты развернувшееся сражение за Брянск было видно как на ладони. Сметая слабые заслоны немецких тыловиков, бронированные колонны мехкорпуса ОСНАЗ по кратчайшему расстоянию рвались к своей главной цели – городу Брянску. Такую картину командир экипажа высотного разведчика капитан Митрохин уже наблюдал прошлым летом и осенью, но только тогда немецкие танки рвались на восток, а немногочисленные, изрядно потрепанные части РККА старались любой ценой их задержать.
На окраине города в районе железнодорожной станции Брянск-1 сверкали вспышки выстрелов, огненные плевки ручных реактивных гранатометов, клубились дымы разрывов. Там уже несколько часов вел бой высадившийся на планерах десантный батальон. Бой в городе шел накоротке, зачастую переходя в рукопашную схватку. И только отличная подготовка и боевой опыт, а также большое количество пулеметов и гранатометов пока еще выручают советских десантников. Высотный разведчик сам ничем не мог помочь этим отчаянным советским парням, сражавшимся там внизу. Но зато он мог предупредить их о наличии угрозы или вызвать удар штурмовой или бомбардировочной авиации.
Вот и сейчас по изготовившейся для очередной атаки немецкой пехоте с бреющего полета отрабатывает эскадрилья штурмовиков, и в сторону немецких позиций тянутся огненные хвосты реактивных снарядов и дымные пушечные трассы. Сверху хорошо было видно, как разрывы эрэсов накрывают цель. В мощную оптику наблюдатель-корректировщик видит даже темные точки разбегающихся словно тараканы немецких солдат, спасающихся бегством.
Держаться в полном окружении советским десантникам оставалось недолго. Обойдя немецкий гарнизон в поселке Цементном, передовые танки мехкорпуса ОСНАЗ уже ворвались на окраину Бежицы, в будущем – города-спутника Брянска, весь гарнизон которого составляла охранная рота при комендатуре, формирующийся карательный батальон РОА «Десна» и личный состав зенитных батарей, прикрывающих железнодорожную станцию.
Там тоже завязался бой, быстро смещающийся к железнодорожной станции и к мостам через Десну. Хорошо обученная и оснащенная пехота ОСНАЗ при поддержке танков и самоходных минометов быстро продвигается вперед, преодолевая слабое и разрозненное сопротивление противника. Под прикрытием боя, ведущегося за Бежицу, следующая в колонне мехбригада сворачивает на объездную дорогу, охватывая город с запада и отрезая немцам пути отхода в сторону Рославля. До освобождения Брянска остается совсем немного.
17 мая 1942 года, 10:55. Брянск. Штаб 47-го моторизованного корпуса вермахта
Генерал танковых войск Иоахим фон Лемельзен

 

Штаб 47-го моторизованного корпуса с утра был похож на растревоженный муравейник. С самого начала сражения связь была нарушена, и информация о прорыве советских войск поступала с большим опозданием, к тому же она выглядела малодостоверной и противоречивой. Добавляли хаоса и действия советских партизан, неожиданно атаковавших мелкие гарнизоны, а также планерные десанты, с началом русского наступления захватившие одновременно местный аэродром и железнодорожную станцию Брянск-1.
Потеря аэродрома стала настоящей катастрофой, разом лишив корпус истребительного прикрытия и поддержки с воздуха. В небе господствовала советская авиация, и бронированные штурмовики Ил-2 уже успевшие заработать у немецких солдат прозвища: «Чума», «Палач» и «Железный Густав», ходили буквально по головам немецких солдат. Помимо всего прочего, захват советским десантом железнодорожной станции привел к тому, что город оказался практически полностью лишен ПВО, ибо большинство зенитных батарей располагались как раз в районе вокзала. И теперь эти пушки и зенитные автоматы уже стреляют в немецких солдат.
Спешно поднятые по тревоге тыловые и охранные части несут огромные потери в отчаянных атаках, но так и не могут выбить советских десантников с захваченных ими позиций. Если летом и осенью прошлого года каждый немецкий солдат в бою стоил двух-трех русских, то теперь картина была полностью противоположной. К обычному для большевиков фанатизму добавились боевой опыт и большое количество совершенно нового вооружения, с применением которого германская армия прежде еще не сталкивалась.
Эти русские вооружили свой десант по принципу «кашу маслом не испортишь», а ручные реактивные гранатометы с первых же минут боя стали настоящим кошмаром для солдат тыловых подразделений вермахта, вооруженных в основном лишь винтовками «маузер» времен прошлой войны.
Снять с фронта для уничтожения десантов какие-либо боевые части было невозможно, поскольку никакого фронта как такового уже не существовало. Ударившие в стык между 208-й и 211-й дивизиями русские танки разорвали войска корпуса пополам. А пытавшийся ликвидировать прорыв 18-й танковый батальон потерпел поражение, и был практически полностью уничтожен. Час назад стало известно, что русскими захвачена Жиздра. Судьба штаба 18-й танковой дивизии и ее командира генерала Карла фон Тюнгена оставалась неизвестной. Также было непонятно – какие части корпуса еще сохранили боеспособность, и что предпримут их командиры, оказавшись без связи с вышестоящими штабами. Оставлять же свои позиции без приказа немецким войскам было категорически запрещено.
Чуть позже вспыхнула стрельба в северном пригороде Брянска, куда с ходу ворвались русские танки и мотопехота. Небольшое количество солдат гарнизона, и так уже большей своей частью введенного в бой у вокзала, еще не до конца сформированный и почти не обученный батальон русских коллаборантов совсем недолго смогут сдерживать танковую лавину большевиков. Что такое хорошенько разогнавшийся русский паровой каток Иоахим фон Лемельзен знал по прошлой войне. Резервов не было совсем, в бой уже было брошено все, что командование корпуса смогло наскрести в самом Брянске и его ближайших окрестностях. И вот еще один удар…
– Господин генерал, – сообщил вбежавший в кабинет запыхавшийся адъютант, – только что пришло сообщение: русские танки захватили Ивановку и Отрадное, дорога на Рославль перерезана.
Бросив беглый взгляд на карту с немногочисленными пометками, командир 47-го моторизованного корпуса понял, что картина русской операции до боли напоминает то, как он сам брал этот город всего полгода назад под командованием гениального Гудериана. Только русские танки и мотопехота сейчас движутся быстрее, чем тогда немецкие. Очевидно, что после захвата Брянска русское командование планирует перегруппировать свои силы, и нанести еще один удар, на этот раз с тыла, по 35-му армейскому корпусу, защищающему Орел и Мценск. Это будет уже настоящая катастрофа. Лишь только один русский танковый генерал, уже имевший в вермахте прозвище «Крымский мясник», мог действовать с такой наглостью.
Самому же генералу танковых войск Иоахиму фон Лемельзену предстояло решить – пасть ли ему в бою с оружием в руках вместе со своим штабом за фюрера и Великую Германию, либо как можно быстрее эвакуироваться в сторону Орла. Защищать город больше не было никакой возможности, и его падение – это вопрос всего лишь одного-двух часов.
Генерал хорошо представлял, что с ним сделает командующий группой армий «Центр» рейхсфюрер Гиммлер, если он вырвется из этой мясорубки один, без вверенных ему войск. Печальная история командующего 42-м армейским корпусом генерала графа фон Шпонека, приговоренного военным трибуналом к расстрелу, была всем хорошо известна. А ведь он все же сумел вывести свои части из-под угрозы окружения с относительно небольшими потерями, бросив лишь тяжелое вооружение.
Генерал написал несколько слов на листе бумаги.
– Курт, – сказал он своему адъютанту, – это донесение любой ценой необходимо срочно доставить в штаб армии и вручить его лично в руки генерал-полковнику Шмидту. Любой ценой – ты понял меня, Курт?
Командующий 47-м моторизованным корпусом так и не узнает, что его адъютант вместе со своим эскортом будет перехвачен на дороге передовым дозором мехбригады подполковника Рагуленко, обходящего Брянск с юга, и составленное им донесение так никогда и не попадет в штаб 2-й танковой армии.
17 мая 1942 года, вечер. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
– Здравствуйте, товарищ Василевский, – приветствовал Верховный вошедшего в кабинет начальника Генштаба, – проходите. В первую очередь доложите мне, какая, по вашим сведениям, на данный момент сложилась обстановка в полосе действия Брянского фронта?
Сталин немного хитрил. На самом деле в течение всего дня он регулярно получал доклады и от командующего фронтом генерал-лейтенанта Горбатова, и от командующего мехкорпусом ОСНАЗ генерал-лейтенанта Бережного. Всё, что наблюдали с небес самолеты высотной воздушной разведки и тактического управления 15-й ОДРАЭ, помимо прочих адресатов, попадало в штаб авиагруппы ОСНАЗ к генералу Голованову, обрабатывалось и ложилось на стол Верховному.
Сталин создал подобную систему многослойного информирования, сильно обжегшись на ситуации прошлого лета, когда командующие армиями и фронтами не могли вразумительно ответить ему – что делается на вверенных им фронтах. Сейчас пришло время подвести итоги первого дня сражения.
Василевский на эту провокацию не поддался. Он кивнул и сказал:
– Здравствуйте, товарищ Сталин, сейчас вам доложу, – и спокойно стал расстилать на столе свою карту с готовыми пометками.
– Товарищ Сталин, – начал он, – в течение первой половины сегодняшнего дня оборона 47-го моторизованного корпуса оказалась прорвана на всю глубину, а боевые порядки противника были рассечены на две части. Введенный в прорыв одновременно с мехкорпусом ОСНАЗ 8-й кавалерийский корпус под командованием генерал-майора Жадова, наступая в условиях лесисто-болотистой местности и действуя в полковых и дивизионных тылах противника, прикрыл фланг основной наступающей группировки. Взаимодействуя с выдвинутой во фланг механизированной бригадой гвардии подполковника Рагуленко, он разгромил подвижные резервы противника из состава 18-й танковой дивизии, чем полностью расстроил боевые порядки 47-го моторизованного корпуса.
– Постойте, товарищ Василевский, – остановил его Сталин, – Рагуленко – это тот самый, который зимой в Барвенково так азартно давил немцев, что умудрился «потерять» генерала Гота?
– Так точно, товарищ Сталин, – ответил Василевский, – тот самый.
– И чем же этот лихой подполковник отличился на этот раз? – с интересом спросил Верховный.
Василевский вздохнул.
– Вверенная его механизированная бригада, – сказал он, – сразу после прорыва разгромила и полностью уничтожила дислоцированный в поселке Людиново штаб 208-й пехотной дивизии вермахта, после чего по команде генерала Бережного была выдвинута по направлению к Жиздре для прикрытия левого фланга наступающего на Брянск мехкорпуса. Заняв тактически выгодную позицию, подполковник Рагуленко организовал грамотную противотанковую засаду, он не только с минимальными потерями отразил удар немецкого танкового батальона, но и в критический момент боя сам перешел в контратаку своими танковыми и механизированными подразделениями, полностью разгромив и уничтожив противостоящие ему силы гитлеровцев.
– Действительно, лихой подполковник, – одобрительно кивнул головой Верховный, разглядывая принесенную Василевским карту, – насколько я понимаю, после того боя этот командир вволю порезвился и в Жиздре?
– Так точно, товарищ Сталин, – кивнул Василевский, – порезвился. Во взаимодействии с действующими левее кавалеристами 112-й башкирской кавалерийской дивизии из корпуса генерала Жадова механизированная бригада подполковника Рагуленко на плечах отступающего противника с ходу ворвалась в Жиздру, где застигла готовящийся к передислокации штаб 18-й танковой дивизии. Командир дивизии генерал-майор Карл фон Тюнген был зарублен башкирскими конниками при попытке оказать вооруженное сопротивление. Не разобрались в горячке.
– Очень хорошо, товарищ Василевский, – сказал Сталин, прохаживаясь по кабинету, – продолжайте, пожалуйста.
– Выход наших мотомеханизированных и кавалерийских частей во фланг и тыл 208-й пехотной и 18-й танковой дивизий, а также уничтожение дивизионных и части полковых штабов привели у тому, что утратившие связь со своим командованием немецкие войска начали выходить из наметившегося окружения в общем направлении на Болхов. В ходе боев отмечены действия мелких групп противника до батальона включительно.
В результате такого развития событий ширина прорыва с изначальных пяти увеличилась до сорока пяти километров, а вражеская пехота оказалась лишенной возможности отступить в уже освобожденный нами Брянск и занять оборону по возвышенному правому берегу реки Десна.
Огромное влияние на ход боевых действий оказали впервые примененные в таком масштабе меры радиоэлектронной борьбы, а также партизанские и фронтовые разведывательно-диверсионные группы, нарушившие немецкую систему проводной связи.
В настоящий момент части 8-го кавалерийского корпуса и 1-го механизированного корпуса ОСНАЗ оказывают давление на фланг и тыл дислоцированного южнее 53-го армейского корпуса немцев. Дальнейшее развитие наступления тормозится необходимостью перегруппировать силы и подтянуть пехоту и тылы. В первую очередь пехоту. Три из четырех механизированных бригад мехкорпуса генерала Бережного в настоящий момент контролируют позиции в окрестностях Брянска и не могут их покинуть до смены стрелковыми дивизиями из состава 16-й армии.
Как и ожидалось, передовые части 12-й гвардейской стрелковой дивизии, двигающиеся пешими колоннами через Людиново и Дятьково, выйдут в район Брянска не ранее завтрашнего полудня. Со стороны Думиничей, через Жиздру, к Брянску продвигается 11-я гвардейская стрелковая дивизия. Ожидаемое время подхода – послезавтра утром. Остальные стрелковые части будут еще позже…
– Значит, товарищ Василевский, – сказал Верховный, – недостаточная подвижность наших стрелковых соединений все еще сдерживает наше наступление?
– Так точно, товарищ Сталин, – ответил Василевский, – самая высокая скорость пешего марша это тридцать-сорок километров в сутки. Механизированные части из корпуса генерала Бережного даже с учетом возможных боестолкновений проходят это расстояние за два-три часа.
– Обстановка ясна, товарищ Василевский, – кивнул вождь. – Что вы намерены предпринять?
– Для предотвращения маневра вражескими резервами, – сказал Василевский, – 3-й армии отдана команда усилить нажим на 35-й армейский корпус противника в районе Мценска. Штурмовые группы при поддержке артиллерии уже ворвались в город и ведут тяжелые уличные бои. Кроме того, в настоящий момент в районе станции Белые Берега концентрируются одна механизированная и две танковых бригады из состава мехкорпуса ОСНАЗ с самоходными частями артиллерийского усиления. Цель – ночная операция по освобождению города Карачев и занятие выгодных позиций для отражения контрудара вражеских резервов со стороны Орла. В самом Брянске расположен входящий в состав бригады механизированный батальон НКВД, который ведет зачистку города от остатков оккупационных частей и формирований изменников родины.
– Значит, неизбежна оперативная пауза, – задумчиво сказал Верховный, – и немцы ею непременно воспользуются. Что ж, товарищ Бережной уже не раз доказывал, что упорно обороняться он умеет не хуже, чем стремительно наступать. В конце концов, планируя эту операцию, мы ожидали и такое развитие событий. Нашей армии пока еще не хватает подвижности для развития успеха, а немец уже совсем не тот, что был зимой. Хотя начали мы совсем неплохо.
– Кроме всего прочего, – добавил Василевский, – по данным, полученным по каналам радиоразведки, завтра немецкая бомбардировочная авиация, находящаяся в подчинении у группы армий «Центр», начнет так называемое воздушное наступление на Брянск. По нашим данным, в районе Орши дислоцировано триста пятьдесят – четыреста средних бомбардировщиков. Корпус Савицкого уже предупрежден и находится наготове, в город переброшены два радара и несколько групп ВНОС. Полк ва… извините, полковника Железняка уже передислоцирован на аэродром Брянска.
– Как вы думаете, – спросил Сталин, сделавший вид, что не заметил оговорки Василевского, – они справятся?
– Должны, товарищ Сталин, – ответил начальник Генштаба, – на данный момент это лучшее наше соединение с самыми опытными летчиками и самыми современными самолетами. Как мне докладывали, генерал Савицкий и полковник Железняк даже считают такое сражение необходимой репетицией к тому, что будет твориться в небе летом этого года…
– Наверное, они правы, – задумчиво ответил Верховный, еще раз бросив взгляд на карту. – Ну что ж, обстановка более-менее ясна. До свидания, товарищ Василевский, спасибо за точный и своевременный доклад, и держите меня в курсе всех событий.
Назад: Часть 2 Майский дебют
Дальше: Часть 4 Закат Альбиона