Глава 11: Дивные новые миры

Центральная проблема с понятием творения состоит в том, что оно, кажется, требует некоторого внешнего фактора, что-то за пределами самой системы, предшествующее и создавшее условия, необходимые для возникновения системы. Это происходит, как правило, там, где возникает понятие Бога, некий внешний фактор, существующий отдельно от пространства, времени, и более того, от самой физической реальности, потому что кажется, что где-то должен быть тот, кто за все ответственен. Но в этом смысле Бог, как мне кажется, довольно поверхностное семантическое решение глубокого вопроса создания. Я думаю, что это лучше всего объяснить в контексте несколько иного примера, происхождения морали, который я впервые узнал от своего друга Стивена Пинкера.

Действительно ли мораль абсолютна и существует независимо от нас, или она получена исключительно в контексте нашей биологии и нашей среды, и, следовательно, может ли она быть измерена наукой? Во время дискуссии по этому вопросу, организованному в университете штата Аризона, Пинкер подметил следующую парадоксальную ситуацию.

Если утверждать, как это делают многие глубоко верующие люди, что без Бога не может быть никаких критериев добра и зла, а именно, что Бог определяет для нас, что правильно, а что нет, тогда можно задать вопросы: Что, если бы Бог постановил, что насилие и убийство морально приемлемо? Это сделало бы их таковыми?

Хотя некоторые могли бы ответить да, я думаю, что большинство верующих сказало бы нет, Бог не установил бы такой закон. Но почему нет? По-видимому, потому что у Бога есть некая причина не устанавливать такой закон. Опять же, по-видимому, это вызвано тем, что здравый смысл предполагает, что насилие и убийство нравственно неприемлемы. Но если бы Бог хотел обратиться к здравому смыслу, то почему бы не устранить посредников полностью?

Мы, возможно, пожелаем применить аналогичные рассуждения к созданию нашей Вселенной. Все примеры, представленные мной, действительно связаны с созданием чего-то из того, что соблазнительно было бы рассматривать как ничто, но правила этого творения, т. е. законы физики, были предопределены. Откуда появились правила?

Существуют две возможности. Либо Бог, или какое-то божественное существо, которое не связано правилами, живущее вне их, устанавливает их по своей прихоти или по злому умыслу, либо они возникают с помощью некоторого менее сверхъестественного механизма.

Проблема с Богом, устанавливающим правила, состоит в том, что вы можете, по крайней мере, спросить, что, или кто, установил правила Богу. Традиционно ответ на это должен быть следующим: Бог (помимо многих других ярких определений Создателя) является причиной всех причин, говоря языком Римско-католической церкви, или Первопричиной (согласно Фоме Аквинскому), или на языке Аристотеля, источником движущей силы.

Интересно, что Аристотель признавал проблему первопричины и решил в связи с этим, что Вселенная должна быть вечной. Более того, сам Бог, которого он определил как чистую, самопоглощенную мысль, любовь которой побуждала эту движущую силу к действию, должен был быть вечным, не создавая движение, а скорее устанавливая конечную цель движения, которое само по себе, считал Аристотель, должно было быть вечным.

Аристотель чувствовал, что отождествление первопричины с Богом не слишком удовлетворительно, фактически идеалистическое понятие первопричины было ущербным, в частности потому, что Аристотель полагал, что у каждой причины должен быть предшественник и, следовательно, это необходимое условие, чтобы Вселенная была вечна. С другой стороны, если придерживаться мнения, что Бог является причиной всех причин, и, следовательно, он вечен, даже если наша Вселенная нет, доведенная до абсурда череда вопросов «почему» действительно заканчивается, но, как я уже подчеркнул, только за счет введения замечательного всемогущего существа, для которого не существует никаких других свидетельств.

В связи с этим возникает еще один важный момент, который следует подчеркнуть. Кажущаяся логичной необходимость Первопричины является реальной проблемой для любой вселенной, которая имеет начало. Поэтому, на основе одной только логики нельзя отказываться от такого деистического представления о природе. Но даже в этом случае очень важно понять, что это божество не имеет логической связи с частными божествами великих мировых религий, несмотря на то, что это часто используется для их оправдания. Деист, вынужденный искать какой-то глобальный интеллект для установления порядка в природе, по той же логике, не придет к частному Богу Священного Писания.

Эти вопросы обсуждались и обсуждаются на протяжении тысячелетий блестящими и не очень блестящими умами, многие из которых зарабатывают себе этим на жизнь. Мы можем вернуться к этим вопросам сейчас, потому что мы просто обладаем лучшими знаниями о природе физической реальности. Ни Аристотель, ни Фома Аквинский не знали о существовании нашей Галактики, а тем более о Большом Взрыве или квантовой механике. Отсюда вопросы, которыми занимались они, а позже средневековые философы, следует интерпретировать и понимать в свете новых знаний.

Рассмотрим, в свете нашей современной космологической картины, например, предположение Аристотеля, что не существует никакой первопричины или, вернее, что причины тянутся назад (и вперед) бесконечно далеко во всех направлениях. Нет ни начала, ни сотворения, ни конца.

Когда я до сих пор описывал, как что-то почти всегда можно получить из «ничего», я сосредоточил внимание на создании чего-то из существовавшего ранее пустого пространства или создании пустого пространства не из пространства вообще. Оба начальные условия работают на меня, когда я думаю об «отсутствии бытия» и, следовательно, являются потенциальными кандидатами на небытие. Я, однако, не рассматривал непосредственно вопрос о том, что могло существовать, если вообще что-то существовало, до такого создания, какие законы управляли созданием, или, говоря шире, я не обсуждал то, что некоторые могут рассматривать как вопрос первопричины. Самый простой ответ, конечно — что либо пустое пространство, либо более фундаментальное ничто, из которого может возникнуть пустое пространство, существовало ранее и вечно. Однако, справедливости ради, это действительно может вызвать вопрос, не имеющий, конечно, ответа, о том, что определяет правила, регулирующие такое создание (если вообще что-то определяет).

Однако одно можно сказать наверняка. Метафизическое «правило», которое проводится как железный аргумент теми, с кем я обсуждал вопрос создания, а именно, что «из ничего не возникает ничего», научно не обоснованно. Утверждение, что это само собой разумеется, непоколебимо и неопровержимо, похоже на утверждение, ошибочно сделанное Дарвином, когда он предположил, что происхождение жизни лежит вне области науки, по аналогии с неверным утверждением, что материя не может быть создана или уничтожена. Это лишь демонстрирует нежелание признать очевидный факт, что природа может быть умнее, чем философы или богословы.

Более того, те, кто утверждает, что из ничего ничего не возникает, кажется, совершенно удовлетворены донкихотским мнением, что каким-то образом Бог может это обойти. Но опять же, если вам необходимо, чтобы понятие истинного небытия не подразумевало даже возможности бытия, тогда, несомненно, и Бог не может творить свои чудеса, потому что, если он действительно порождает бытие из небытия, то для бытия должна быть возможность. Просто утверждать, что Бог может сделать что-то, чего не может природа, означает утверждать, что сверхъестественная возможность бытия как-то отличается от обычной, природной возможности бытия. Но это кажется субъективным смысловым различием, созданным теми, кто заранее решил (как богословы имеют привычку делать), что сверхъестественное (т. е. Бог) должно существовать, таким образом, они определяют свои философские идеи (опять же, совершенно далекие от каких-либо эмпирических основ), чтобы исключить все, кроме возможности Бога.

В любом случае, чтобы постулировать Бога, который может разрешить эту загадку, как я уже подчеркивал много раз, часто утверждают, что требуется, чтобы Бог существовал вне Вселенной и был или вне времени, или вечным.

Однако наше современное понимание Вселенной предлагает другое правдоподобное и, я бы сказал, гораздо более физическое решение этой проблемы, которое обладает некоторыми качествами внешнего создателя — и более того, является логически более последовательным.

Здесь я имею в виду мультивселенную. Возможность того, что наша Вселенная — одна из большого, даже, возможно, бесконечного набора отличных и причинно разделенных вселенных, в каждой из которых любое число фундаментальных аспектов физической реальности может быть разным, открывает новые широкие возможности для понимания нашего бытия.

Как я упомянул, одно из более неприятных, но потенциально истинных значений этих картин — то, что физика на некотором фундаментальном уровне является просто наукой об окружающей среде. (Для меня это неприятно, потому что я воспитывался на идее, что цель науки состоит в том, чтобы объяснить, почему Вселенная должна быть такой, какая она есть, и как это случилось. Если вместо этого законы физики, какими мы их знаем, являются просто случайностями, скоррелированными для нашего существования, тогда фундаментальная цель была неуместна. Однако я покончу с этим моим предубеждением, если эта идея окажется правдой.) В этом случае фундаментальные силы и константы природы в этой картине не более фундаментальны, чем расстояние от Земли до Солнца. Мы живем на Земле, а не Марсе, не потому что есть что-то глубокое и фундаментальное в расстоянии Земля — Солнце, а скорее просто потому, что если бы Земля была расположена на ином расстоянии, то жизнь, какой мы ее знаем, не могла бы эволюционировать на нашей планете.

Эти антропные аргументы крайне скользкие, и, основываясь на них, почти невозможно сделать конкретные предсказания, если не знать точно распределение вероятности фундаментальных констант и сил среди всех возможных различных вселенных, а именно, какие могут изменяться, а какие нет, и какие возможные значения и формы они могут принимать, а также, насколько «типичны» мы в нашей вселенной. Если мы не «типичные» формы жизни, то антропный отбор, если он вообще происходит, возможно, основан на иных факторах, чем те, которые мы ему приписываем.

Тем не менее, мультивселенная, либо в форме пейзажа вселенных, существующих во множестве дополнительных измерений, либо в форме возможно бесконечно воспроизводящегося набора вселенных в трехмерном пространстве, как в случае вечной инфляции, изменяет игровое поле, когда мы думаем о создании нашей собственной вселенной и условиях, которые могут потребоваться для того, чтобы это произошло.

Если на то пошло, вопрос, какие необходимые законы природы позволили нашей вселенной формироваться и развиваться, теперь становится менее значимым. Если сами законы природы стохастические и хаотические, то не существует определенной «причины» для нашей вселенной. Если руководствоваться общим принципом: все, что не запрещено, то разрешено, то нам гарантировано, что некая вселенная возникнет с законами, которые мы обнаружили. Никакой механизм и никакой существо не требует, чтобы законы природы были такими, какие они есть. Они могут быть практически любыми. Так как у нас в настоящее время нет фундаментальной теории, которая детально объясняла бы характер ландшафта мультивселенной, мы не можем ничего сказать. (Хотя, ради справедливости, следует отметить, что чтобы добиться каких-либо научных успехов при расчете возможностей, мы обычно предполагаем, что определенные свойства, вроде квантовой механики, распространяются на все варианты. Я понятия не имею, может ли эта идея обойтись без этого, или, по крайней мере, я не знаю ни одной продуктивной работы в этом направлении.)

На самом деле, возможно, нет никакой фундаментальной теории вообще. Хотя я стал физиком, поскольку надеялся, что такая теория есть, и соответственно надеялся, что мог бы однажды поспособствовать ее обнаружению, эта надежда может быть несбыточной, как я уже посетовал. Я нахожу утешение в заявлении Ричарда Фейнмана, которое я кратко изложил прежде, но хочу представить его здесь целиком:

Можно использовать этот аргумент дальше и в другом направлении, что также имеет значения для рассуждений, лежащих в основе этой книги. В мультивселенной любого из типов, которые мы обсуждали, может быть бесконечное число областей, потенциально бесконечно больших или бесконечно малых, в которых есть просто «ничто», и могут быть области, где есть «что-то». В этом случае, ответ на вопрос, почему существует что-то, а не ничто, становится почти банальным: есть что-то просто потому, что если бы не было ничего, то нас бы здесь не было!

Я признаю разочарование, присущее такому тривиальному ответу на то, что, казалось, таким глубоким вопросом на протяжении веков. Но наука говорит нам, что все глубокое или тривиальное может существенно отличаться от того, что мы могли бы предположить на первый взгляд.

Вселенная гораздо более странная и гораздо богаче, гораздо необыкновеннее, чем наше скудное человеческое воображение может себе представить. Современная космология заставила нас рассматривать идеи, которые даже не могли быть сформулированы век назад. Великие открытия двадцатого и двадцать первого веков не только изменили мир, в котором мы работаем, они произвели революцию в нашем понимании мира или миров, которые существуют или могут существовать просто у нас под носом: реальности, которая скрыта до тех пор, пока мы не достаточно храбры, чтобы найти ее.

Именно поэтому философия и богословие, в конечном счете, не в состоянии сами по себе решить поистине фундаментальные вопросы, которые мы задаем себе о нашем бытии. До тех пор, пока мы не откроем глаза и пока позволяем природе диктовать условия, мы обречены на близорукость.

Почему существует нечто, а не ничто? В конечном счете, этот вопрос может быть не более значительным или глубоким, чем выяснение, почему некоторые цветы красные, а другие синие. «Что-то» всегда может появиться из ничего. Это может быть обязательно, независимо от основополагающей природы реальности. Или, возможно, «что-то» может не быть очень особенным или даже очень обычным в мультивселенной. Так или иначе, действительно полезно не размышление над этим вопросом, а скорее участие в захватывающем путешествии открытий, которое как раз и может раскрыть, как вселенная, в которой мы живем, развивалась и развивается, и те процессы, которые в конечном счете, определяют наше существование. Вот почему у нас есть наука. Мы можем дополнить это представление размышлениями и обратиться к такой философии. Но только продолжая исследовать каждый закоулок Вселенной, который нам доступен, мы сможем дать реально полезную оценку нашему собственному месту в космосе.

В заключение, я хочу поднять еще один аспект этого вопроса, которого я не коснулся, но которого, мне кажется, стоит коснуться в конце. В вопросе, почему существует нечто, а не ничто, неявно подразумевалось солипсистское ожидание, что «нечто» будет продолжать существовать, что Вселенная почему-то «прогрессировала», чтобы обеспечить наше бытие, как будто мы были вершиной творения. Гораздо более вероятной, на основе всего того, что мы знаем о Вселенной, является возможность, что в будущем, может быть, в бесконечно далеком будущем, вновь будет царствовать ничто.

Если мы живем во Вселенной, в которой доминирует энергия ничего, как я отмечал, будущее действительно безрадостно. Небеса станут холодными, темными и пустыми. Но ситуация на самом деле еще хуже. Вселенная, где доминирует энергия пустого пространства — худшая из всех вселенных для будущей жизни. Любой цивилизации гарантированно исчезновение в такой вселенной из-за нехватки энергии для выживания. Через непостижимо долгое время некоторые квантовые флуктуации или тепловые колебания могут создать локальную область, где жизнь может развиться и процветать снова. Но это тоже будет не вечно. В будущем будет господствовать вселенная, в которой не будет ничего, чтобы оценить ее громадную тайну.

Или же, если материя, сотворившая нас, была создана в начале времен некоторыми квантовыми процессами, о чем я писал, нам практически гарантированно, что она тоже снова исчезнет. Физика является улицей с двусторонним движением, и начала и исчезновения взаимосвязаны. Далеко-далеко в будущем протоны и нейтроны распадутся, материя исчезнет, и вселенная приблизится к состоянию максимальной простоты и симметрии.

Возможно, математически красивая, но лишенная вещества. Как написал Гераклит Эфесский в несколько ином контексте, «Гомер был не прав, восклицая: „Пусть исчезнет борьба из жизни богов и людей!“ Он не понимал, что он призывал к уничтожению Вселенной, ибо, если бы его призыв был услышан, мир бы перестал существовать.» Или, как это иначе сформулировал Кристофер Хитченс: «Нирвана есть ничто».

Может оказаться неминуемым более радикальный вариант этого возможного отступления в небытие. Некоторые струнные теоретики, основываясь на сложных математических вычислениях, утверждают, что такая Вселенная как наша, с положительной энергией пустого пространства, не может быть стабильной. В конце концов, она должна распасться в состояние, в котором энергия, связанная с пространством, будет отрицательной. Наша Вселенная вновь сожмется в точку, возвращаясь к квантовому туману, из которого, возможно, началось наше собственное существование. Если эти доводы верны, наша Вселенная, вероятно, исчезнет так же внезапно, как и возникла.

В этом случае ответ на вопрос: «Почему существует нечто, а не ничто?» будет простым: «Так будет не долго».