Эпилог

– Пообщаешься с некоторыми людьми и кажется, что участь полной сироты без каких-либо родственников не самая плохая, – вздохнул Костин, когда люди полковника Лукьянова увели всех участников беседы. – Да уж, зря Милов решил нас нанять для расследования смерти Зайчевской, вон что вышло.

Я встала и пошла к чайнику.

– Ну, он не предполагал такого поворота событий. Не знал, чем его бойкая мамаша занимается, помыслить не мог, что Галина Михайловна способна на такие трюки.

– Надеюсь, в сейфе, оригинально спрятанном на погосте, действительно найдутся документы, благодаря которым Валерий Борисович Милов надолго очутится за решеткой, – сказал Костин. – И хорошо бы мамашу его, которая руками Нины убила Галкину, тоже крепко заперли. Теперь, когда все ясно, можно провести спокойный вечер у телевизора.

– Не все ясно, – вздохнула я. – Где деньги Козланюка?

– Если они есть, – заметил Володя, – Ксения купила дом, отправила старшего мальчика в очень дорогую школу, отдала огромную сумму Галине Михайловне.

– Нина многократно говорила, что Михайлова тратила запас только на мальчика, – напомнила я, – возможно, в тайнике осталась не одна копеечка. Но сомневаюсь, что Ксения расскажет, на каком поле золотые дукаты зарыты. Она до сих пор любит Козланюка и свято следует его воле.

– Если ей предложат кое-что взамен, может, она не устоит, – предположил Костин.

– Что, например? – удивилась я. – Что для Ксении может быть важнее Родиона Харитоновича?

– Нину точно осудят, – мрачно сказал Вов-ка, – следовательно, мальчики попадут в детдом. А вот Ксения может остаться на свободе, она же никого не убивала. Ну да, думая, что помогает Родиону, отсчитывала деньги на адвоката, но ведь не побег готовила. Ее можно упрекнуть в незаконном общении с пожизненно заключенным. Однако в реальности Михайлова ни с кем не связывалась, ее Милова-старшая дурила. Хороший адвокат вытащит Ксению сухой из болота. За что еще ее наказывать? Разве что за сокрытие от следствия денег Козланюка. Ксения получит крохотный срок, а казну все равно не сдаст. Только вот если предложить ей сделку: она прощается со всем, что награбил Козланюк, а ей за это вопреки закону разрешат усыновить мальчиков, тут она, уверен, дрогнет.

– Нину Волынкину, Галину Михайловну и Валерия Миловых посадят, до Леонида же Самсонова в Америке не дотянутся, – вздохнула я. – А жаль.

Костин пошел к кофемашине.

– До суда далеко, сначала следователь поработает. Ты домой?

Я на пару секунд задержалась с ответом.

– Нет. К невропатологу на прием.

– Зачем? – спросил Володя. – Вроде ты не псих.

– Сумасшедшим нужен психиатр, – поправила я. – Меня волнует, что после падения с лестницы я видела глюки. Енота в своей палате. Потом там же спортивную сумку, из которой торчала чья-то нога с приклеенной к подошве ботинка запиской «Не трогать убитого, голову откушу». Лису в парке, одетую в розовое платье. Причем в последнем случае к зрительной галлюцинации добавилась слуховая – лисица предложила мне конфетку.

– И до сих пор зоопарк видишь? – поинтересовался Володя. – Даже когда из медцентра уехала? Домой енот с лисой приходят?

– Пока нет, не являлись, – поежилась я. – Но где гарантия, что опять с ними не встречусь? Надо поговорить с доктором, сделать анализы. Может, какие лекарства попить? Чувствую себя прекрасно, ничего не болит, голова не кружится, соображаю нормально, однако неспокойно как-то.

Костин ухмыльнулся:

– Хочешь, я тебя за пять секунд вылечу от рецедива глюков?

– Как? – удивилась я.

– Сядь, – велел друг. – На, глотни кофейку. Признаюсь, мне твои истории про животных не понравились, поэтому я решил сам побеседовать с врачом в центре Милова, еще когда ты там была. Забыл только о результате тебе сообщить. Валерий Борисович экономит на всем, доктора у него не из лучших, но невропатолог оказался знающим. Начали мы с ним толковать, и тут его медсестра, весьма симпатичная Машенька, как начала смеяться… А потом и говорит:

– В детское отделение часто артистов приглашают для развлечения больных, сказки ребятам показывают. Палата, где ваша подруга лежит, раньше была раздевалкой и туалетом для сотрудников, лицедеи тоже там переодевались и по спецлестнице спускались к деткам. Корпус для ребятяшек небольшой, там всего один этаж, десять палат. Заведующая его не хочет, чтобы малыши раньше времени актеров видели, поэтому им велели переоблачаться в общем корпусе на шестом этаже. Там вместо палаты, как у Лампы, оборудовали бельевую. Артисты к нам одни и те же не первый год катаются, их всего пятеро. Недорогой коллектив, но хороший…

– Все! – воскликнула я. – Поняла! «Енот» перепутал этажи. И он же, или другой такой же рассеянный актер, сначала принес ко мне сумку с реквизитом и грозным предупреждением, а потом унес ее. Слушай, что за спектакли они ребятам показывают, если для них «труп» нужен? Нехорошо детям такие истории демонстрировать.

– Ты права, – кивнул Костин. – Но негодовать по поводу репертуара я не стал, просто взял в администрации телефон лицедеев и поговорил с ними. «Енот» и правда парень очень рассеянный. Это он один раз к тебе в палату зашел, а в другой кошелку занес. Спустился вниз за второй сумкой, вспомнил, что раздевалка уже в другом месте, и живо убрал «тело». А «Лиса» побежала в парк покурить. В корпусе-то нельзя. Поняла, что напугала тебя, любезно предложила конфетку. Она не сомневалась: женщина поймет, что она актриса. А ты, бедолага, уже видевшая Енота и сумку с «трупом», решила, что у тебя очередной глюк.

– И когда ты собирался мне все это рассказать? – насупившись, осведомилась я.

– Так говорю, – заулыбался Костин, – сейчас.

– Только после того, как услышал о моем желании посетить невропатолога! – рассердилась я.

– Лампуша, – начал Костин, – не дуйся, пожалуйста…

В этот момент раздался оглушительный взрыв. Мы с Вовкой синхронно упали на пол и заползли под стол.

– Бомба? – шепнула я.

Послышался вой аварийной сигнализации.

– Кто-то из Миловых принес адскую машину и оставил в укромном месте? – предположила я.

– Вряд ли, – тихо ответил Володя, – звук был другой. Кстати, судя по звону стекла в шкафах, посуде нашей кирдык.

– Эй, Костин, Романова, живы? – закричал мужской голос. – Вылазьте, ребята.

Я выползла из-под стола и осмотрелась. Вовка прав, красивый сервиз превратился в осколки, от стеклянных дверок, за которыми стоят разные папки, осталась только окантовка.

– Ничего себе… – удивился вошедший охранник. Затем поднял с пола цилиндр с открытой крышкой. – Это что такое? Какой-то дрянью воняет, типа аниса, валерьянки. И крошки повсюду. Что у вас случилось?

Костин встал, озираясь по сторонам.

– Однако жахнуло не по-детски…

– Термос доктора Чу! – закричала я.

– Что? – хором спросили Владимир и секьюрити.

Я рассказала о своем визите к врачу с китайским именем, потом добавила:

– Положила термос в свою сумку и благополучно забыла про него. Ридикюлем после этого долго не пользовалась, а сегодня опять его взяла.

– Как можно не заметить в сумке такую бандуру? – удивился охранник.

– Сунула сосуд в наружное отделение, закрыла его на молнию, – зачастила я, – редко карманом пользуюсь. Правда, утром подумала: что-то сумочка тяжелая. Но времени выяснить, отчего она столько весит, не было.

– Ну вы даете, – покачал головой охранник. – Надо же, термос в сумке не разглядела… А чего он в шкаф стартовал?

Я попыталась найти объяснение.

– Хитрый агрегат. Крышка у него вроде должна сама открываться-закрываться по часам. Наверное, механизм сломался, несколько дней тихо себя вел, а сейчас – бабах сделал.

– Ох уж эти бабы! – вздохнул секьюрити. – Даже если умные, на мужской работе, все равно… Я вот своей всегда говорю: «Люся, живи моим умом, потому что у тебя в башке каша. Манная». Ну я пошел, уборщиц сейчас вызову.

– А у тебя какая каша в голове? – осведомился Вовка.

Я с сожалением посмотрела на останки сумки.

Какая каша в моей голове? Перловая. Поэтому я всегда выдаю только перлы.