Глава 2

Катя мигом схватила Мусю и запихнула ее в сумку. Кирюша хотел взять Фиру, но та, сопя, заползла под мою подушку. В палату вошел мужчина и неодобрительно крякнул:

– Ну и ну, посетители совсем распоясались… Плюшевого урода вон! Цветы отнесите куда хотите, оставлять их в палате нельзя! И покиньте помещение, мне надо пообщаться с больной.

– Я хирург, – сказала Катя, – лучшая подруга пациентки.

– Очень хорошо, – кивнул доктор, – просто замечательно. У нас в холле удобные кресла, там и устраивайтесь. И раз вы медик, то какого черта притащили веники с плюшевым безобразием, а?

Мои гости схватили букеты, медведя, сумку и живо смылись.

Врач сел на табуретку.

– Тихон Федорович, так меня зовут. Понимаете?

– Да, – кивнула я.

– Ага, есть контакт с орбитальной станцией, – обрадовался он. – Я невропатолог. Вам понятно последнее слово?

– Крайнее слово, – решив позанудничать, поправила я. – Последнее произносит преступник на суде. А еще его кто-нибудь говорит у могилы.

– Я задаю вопросы, вы отвечаете, – не обращая внимания на мое выступление, продолжал Тихон Федорович. – Как вас зовут?

– Лампа.

– Как вас зовут?

– Лампа.

– Как вас зовут?

– Хоть сто раз спросите, ответ будет один: Лампа! – вскипела я. И повторила с расстановкой: – Лам-па.

Невропатолог почесал подбородок.

– Первое: таких имен нет. Нельзя нарекать женщину Лампой, а мужчину Торшером.

– Можно, – заспорила я. – Хотя в паспорте у меня указано имя Евлампия. Я сообщила вам сокращенный вариант, который мне нравится больше.

– Второе: это еще тест на раздражительность, – снова проигнорировал мое замечание врач. – Теперь я вижу – вы заводитесь с полоборота. Дальше. Столица России?

Я покорно ответила:

– Москва. – Не удержалась и добавила: – Доктор, я просто упала, когда снимала занавески, маразмом не страдаю.

Невропатолог задал новый вопрос:

– А государства Тувалу?

– Есть такое? – поразилась я.

– Конечно.

– Не знаю.

– Хм. Минус. Сколько будет семью восемь?

Я притихла. В те времена, когда меня звали Фросенькой, основной моей проблемой являлась математика. Ну не видел Господь меня Пифагором, и все тут. Пока на уроках речь шла о цифрах, я еще худо-бедно разбиралась в материале, научилась складывать-вычитать в столбик. Правда, с задачками дело обстояло намного хуже. У меня в ответах частенько фигурировали два с четвертью землекопа или половина мальчика, отдавшего яблоки одной трети девочки.

Помнится, учительница Валентина Сергеевна Подколзина тщетно пыталась воззвать к моей логике:

– Фрося, ну подумай! Как может жить половина человека? Это нонсенс.

Я согласно кивала, но про себя возражала: в задачах существуют бассейны, в которые безостановочно наливается-выливается вода. По логике вещей нужно купить пробку и заткнуть сливное отверстие, но никто этого не делал, бассейны продолжали работать в том же режиме. Та же Валентина Сергеевна каждый урок заявляет: «Вы сидите на уроке без головы». Значит, учительница признает, что ребенок, у которого нет головы, может прийти в школу. Так почему бы не существовать четверти землекопа?

Но, повторяю, цифрами я еще могла оперировать, а вот когда появились буквы, наступил полный мрак. А плюс В равно С? Почему? Как можно складывать буквы? Я бы еще поняла пример типа А плюс А равно два А. Но соединить А с В – все равно что поженить ежа с черепахой. Вероятно, это и получится, но зачем? И совсем плохо у меня было с таблицей умножения – затвердить ее ученица Романова так и не смогла. Однако, повзрослев, дискомфорта я не испытываю, просто пользуюсь калькулятором.

– Семью восемь? – повторил Тихон Федорович.

– Сорок восемь, – ответила я.

– Ммм, – протянул врач. – А восемью семь?

– Девяносто семь, – обрадовалась я.

– Сколько у человека зубов?

– У кого как, – хихикнула я.

Но невропатолог не улыбнулся.

– От природы.

– Двадцать восемь. Нет, тридцать… тридцать шесть… или восемь, – засомневалась я. – В общем, много. И, как правило, все с дырками.

Тихон Федорович свел брови в одну линию.

– Постельный режим. Читать, смотреть телевизор, работать на компьютере нельзя.

Он встал и вышел в коридор. Я вскочила с кровати, приоткрыла дверь и тут же получила ею по лбу – кто-то толкнул створку назад.

– Ой! – взвизгнула я.

– Что вы делаете босиком на полу? – сурово спросила женщина в белом халате.

Отличный вопрос. Какой ответ предполагает услышать незнакомка? Что-нибудь вроде: «Я стою на полу, потому что не умею висеть в воздухе»?

– Идите в кровать, – потребовала дама, – а то разовьется близорукость.

Я посмотрела на свои ступни. Помнится, моя мама, бесконечно оберегавшая доченьку от сонма болезней, любила повторять:

– Не пей холодную воду – подхватишь насморк, он перейдет в гайморит, тот в менингит, последний тебя в дурочку превратит.

Мамина логическая цепочка от холодной воды до идиотии казалась мне вполне понятной. А как близорукость связана с босыми пятками? Где здесь логика?

– Кардиолог Наталья Федоровна, – представилась врач.

– Лампа, – улыбнулась я.

Брови доктора поползли вверх.

– Евлампия, – скоренько уточнила я.

– Сядьте на кровать, обопритесь о подушки, – скомандовала Наталья Федоровна, – мне нужно вас послушать.

Я покорно выполнила ее распоряжение. Доктор приложила к моей груди фонендоскоп, и тут Фира, до сей поры спавшая под подушкой, начала громко выводить:

– Хр-хр-хр-р-р… хр-хр-хр…

На лице врача отразилась тревога. Надо сказать, Фируша у нас мастер художественного храпа, ее рулады поражают могучей окраской звука и разнообразием мелодий.

– Фр-р-кхе-кхе, ш-ш-ш, – сменила пластинку мопсиха, – уф, ух, уш, р-р-р-р.

Наталья Федоровна уронила фонендоскоп.

Я топнула локтем подушку, под которой с комфортом устроилась собака, и улыбнулась:

– Что-то не так?

– Все чудесно, – пробормотала кардиолог. – Ну-ка, еще разочек! Дышите… не дышите…

Я набрала полную грудь воздуха.

– Х-х-х, ш-ш-ш, кха-кха-кха, и… и… и… а… а… кха-кха, – выдала Фира.

– Лежите, не шевелитесь, – испуганно велела врач и унеслась.

Я схватила телефон и отправила Кате эсэмэску. Спустя пару мгновений в палату вошла подруга.

– Ну, что сказали врачи?

Я вытащила из-под подушки Фиру, которая, даже не открыв глаз, продолжала сладко спать.

– Фирундель идеально воспроизвела бронхиальный спазм, доктор умчалась в ужасе. Думаю, сейчас она вернется и притащит гору шприцев. Убери мопсиху.

Катя вынула из кармана телефон, быстро понажимала на экран и велела сыну:

– Кирюша, принеси саквояж… Ну так достань ее! Хорошо, тащи вместе с Мусей…

– Можешь назвать столицу государства Тувалу? – спросила я у подруги.

– Есть такое? – удивилась Катюша.

Я обрадовалась и встала. Значит, нас уже двое. Всегда приятно знать, что ты не самая глупая в семье.

Дверь начала открываться.

– Кирюша! Наконец-то! Сколько можно тащиться из холла в палату? – укорила парня Катя.

Створка распахнулась полностью, и я увидела незнакомого доктора в сопровождении кардиолога Натальи Федоровны. Катя, державшая на руках сопящую Фиру, быстро запихнула ее под свой трикотажный пуловер и вмиг превратилась в беременную даму, месяце этак на девятом.

– Где больная? – сурово осведомился муж-чина.

Я помахала ему рукой:

– Тут.

– Можете стоять? – спросил эскулап.

Напрашивался ответ: «Вы же видите», но я сказала:

– Совершенно спокойно.

– Почему в палате посторонние? – помрачнел медик.

– Я хирург, – ответила Катя.

– И что у больной сломано? – уточнил доктор. – Рука? Нога?

– Не травматолог, – пустилась в объяснения подруга, – я эндокринолог. И…

Но дядька не дал Катюше договорить.

– Только проблем со щитовидкой нам здесь не хватает. Почему вы стоите?

Я поняла, что вопрос адресован мне.

– А надо сидеть?

– Лежать, – отрезал врач, – молча и тихо. Понимаете, в каком вы состоянии?

– Ну, я пошла, – пробормотала Катя и стала бочком двигаться к выходу из палаты, придерживая рукой живот.

– Вам, наверное, трудно работать на таком сроке, – проявила женскую солидарность кардиолог, – похоже, вы вот-вот родите. На мой взгляд, прямо сегодня ночью.

– М-м-м, – пробормотала Катюша, – всякое может случится.

– Нет уж, останьтесь! – рявкнул мужчина. – Раз пришли, нечего удирать.

– Павел Семенович… – робко начала Наталья Федоровна.

– Ну? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, протянул дядька.

– Павел Семенович, – испуганно повторила кардиолог.

– Я уже пятьдесят лет Павел Семенович. Что вы хотите?

Наталья Федоровна испуганно замолчала, я села на кровать. Доктор снял с шеи фонендоскоп и стал прикладывать его к моей груди.

– Не слышу проблем, – сказал он через пару минут.

– Хрипы, клокотание, – перечислила Наталья Федоровна.

– Ничего похожего, – отрезал врач.

– Но только что… – залепетала кардиолог, – прямо в уши било.

– Не знаю, кто вас по ушам колошматил, но эта женщина здоровее бегемота, – заявил эскулап.

И тут Фира, согревшаяся под пуловером Кати, громко пукнула. По палате пополз соответственный запашок.

– Э… э… э… – забормотала моя подруга, – это совсем не то, что вы подумали… вообще не оно…

– Беременная женщина часто выпускает газы, это естественно, – изрек Павел Семенович и живо ушел из палаты.

Лицо Кати стало свекольного цвета.

– Нет! Я… не…

Фира пукнула еще раз.

– Не смущайтесь, дорогая, – приободрила Катюшу Наталья Федоровна, – мы с вами медики, не такое порой слышим-видим-нюхаем.

Я изо всех сил старалась сохранить серьезный вид. А Фира в самый неподходящий момент решила проснуться – пуловер на подруге заходил ходуном. Катя схватилась за живот.

– Ой, у вас роды начинаются, – занервничала кардиолог, – надо срочно перевезти вас в специализированное отделение.

– Ерунда, это просто усиленная перистальтика, – объяснила Катя и, легкомысленно убрав одну ладонь с «брюшка», начала чесать нос.

Фира с оглушительным пуканьем упала на пол и осталась лежать – наша черная мопсиха не любит лишних телодвижений. Она великолепно знает, что в случае планирования с высоты нельзя нервничать, вскакивать, вертеть хвостом. Хозяева сами наклонятся и поднимут собаку, чье жизненное кредо можно определить двумя словами: «Не суетись».

– Мама! Негритенок! – заорала Наталья Федоровна и молнией метнулась в коридор.

– Интересно, где и когда она училась, – засмеялась Катя. – Базовый курс акушерства и гинекологии обязателен для всех студентов медфака независимо от дальнейшей специализации. Наталья Федоровна не знает о том, что процесс родов долгий, за одну секунду младенец не появится? Она не заметила, что «новорожденный» покрыт черной шерстью, не обратила внимания на наличие у него хвоста. Очень странная женщина. Цеховая солидарность не позволяет мне осуждать коллегу, но, согласись, кардиолог… э… как бы это помягче выразиться… Ну, даже не знаю, как реагировать на ее поведение. Я впервые такую специалистку вижу. Может, она просто глупо пошутила?