16

Особенность сюрпризов – никогда не знаешь, когда тебе подвернется нечто, способное изменить ход следствия.

Следующий день Джейн потратила на поиски подобного сюрприза среди файлов, присланных ей Андреа Пирсон. Она сидела за компьютером, вокруг которого на столе валялись остатки ланча, и просматривала страницу за страницей свидетельские показания и заметки детектива Пирсон. Джоди Андервуд прожила в этом доме в Бруклине восемь лет. Дом она унаследовала от родителей, а район был известен как тихий и добрососедский. Ни врагов, ни бойфренда в настоящее время у нее не было. Никто из соседей в день убийства не слышал ни криков, ни громкого шума из ее дома – ничего такого, что указывало бы, что она сопротивлялась убийцам.

«Молниеносное нападение» – так об этом сказала Пирсон. Джоди мгновенно лишилась сознания и не имела ни малейшей возможности бороться за свою жизнь. Фотографии с места преступления подтверждали слова Пирсон. Тело Джоди было найдено в прихожей, она лежала на спине, вытянув одну руку в сторону двери, словно хотела подтянуться к порогу, выбраться за него. На ней были пижама в полоску и темно-синий халат. Один тапок остался у нее на ноге, другой лежал на несколько дюймов дальше. У Джейн были такие же шлепанцы: внутри бежевая замша, снаружи отделка овечьей шерстью, заказаны через «Л. Л. Бин». Теперь она уже не сможет их надеть, не вспомнив фотографию мертвой женщины.

Она перешла к отчету патологоанатома, надиктованному коллегой Мауры, доктором Бристолом. Эйб Бристол был очень крупным, громкоголосым, любил поесть (причем чудовищно неаккуратно), но в морге отличался не меньшим вниманием к деталям, чем Маура. Хотя оружие убийства обнаружить не удалось, следы на шее убитой сказали Бристолу, что использовали веревку, а не проволоку. Время смерти было обозначено между восемью вечера и двумя часами ночи.

Джейн пробежала страницы, описывающие внутренние органы (все они были в порядке, здоровы) и гениталии (никаких свидетельств травмы или недавней сексуальной активности). Пока никаких сюрпризов.

Она перешла к списку одежды: женская пижама в полоску, верх и низ, стопроцентный хлопок, маленький размер. Банный махровый халат темно-синего цвета, малого размера. Женские шлепанцы с овчиной седьмого размера, от «Л. Л. Бин».

Джейн перелистнула страницу. Просмотрела перечень физических следов, переданных в криминологическую лабораторию, увидела обычные обрезки ногтей, мазки слизистой, образец лобковых волос. Потом она перешла к списку в конце страницы.

«Три волоска, белые/серые, возможно, принадлежат животному, длиной приблизительно три-четыре сантиметра. Обнаружены на халате убитой близ подола».

Возможно, принадлежат животному.

Джейн представила себе чистые полы в доме Джоди, модную шведскую мебель, попыталась вспомнить, не видела ли каких-то признаков того, что в доме обитало животное. Может быть, кот терся о синий махровый халат. Она взяла телефон и позвонила сестре Джоди.

– Она любила зверюшек, но в доме животных не было, если не считать золотых рыбок, которые умерли несколько месяцев назад, – сказала Сара.

– И у нее никогда не было ни кошки, ни собаки? – спросила Джейн.

– Она не могла завести животных. У нее была такая аллергия – стоило ей приблизиться к кошке, как она начинала чихать. – Сара, видимо, печально улыбнулась воспоминаниям. – Девчонкой она мечтала стать ветеринаром и пошла волонтером в местную лечебницу для животных. Вот тогда-то у нее и случился первый приступ астмы.

– А меховых шуб у нее не было? Кроличьих или из норки?

– Исключено. Джоди состояла в Обществе защиты прав животных.

Джейн повесила трубку и уставилась в строчки на компьютере. «Три волоска, возможно, принадлежат животному».

И она подумала: «У Леона Готта были коты».

– Эти три волоска представляют собой занятную загадку, – сказала Эрин Волчко, ветеран среди бостонских криминалистов, специализирующаяся на волосах и волокнах.

За годы работы она натаскала десятки детективов, научила их делать сложный анализ ковровых волокон и волос, отличать шерсть от хлопка, синтетические волокна от натуральных, вырванные волосы от срезанных. Хотя Джейн много раз заглядывала в микроскоп и рассматривала волосы, найденные на месте преступления, ей так и не удалось приблизиться к умению Эрин отличать один волосок от другого; все светлые волосы казались Джейн одинаковыми.

– У меня сейчас под микроскопом один из волосков, – сказала Эрин. – Садись, я тебе покажу, в чем проблема.

Джейн села на стул и посмотрела в двуокулярный учебный микроскоп. Она увидела волосок, диагонально вытянутый на предметном стекле.

– Это волосок номер один, найденный на синем халате миз Андервуд, – сказала Эрин, глядя в другую пару окуляров. – Цвет – белый. Волнистость – нулевая. Длина три сантиметра. Очень четко видна луковица, наружная часть, сердцевина. Прежде всего обрати внимание на цвет. Видишь, он не однородный? Он словно бледнеет к концу волоска. Это называется слоистость. Естественный человеческий волос обычно имеет одну окраску по всей длине. Таким образом, это первый показатель того, что мы имеем дело не с человеческим волосом. Теперь взгляни на сердцевину: по длине волоска проходит центральная трубочка. Эта сердцевина шире, чем у человеческого волоса.

– Чей же это волосок?

– Внешняя часть дает нам об этом вполне четкое представление. Я сделала микрофотографию. Давай покажу.

Эрин повернулась к компьютеру и нажала на ряд клавиш. На экране появилось увеличенное изображение волоса. Поверхность была покрыта тонкими треугольными чешуйками, похожими на чешуйки панциря.

– Я бы назвала эти чешуйки остистыми, – сказала Эрин. – Видишь, они чуть приподнимаются, словно стремятся раскрыться, как лепестки? Мне нравится, как все выглядит при многократном увеличении. Целая новая вселенная, которую мы не можем рассмотреть, не вооружившись оптическими приборами.

Глядя на экран, Эрин улыбалась, словно озирала чужестранный город, где ей хотелось бы побывать. Она целый день торчала в этой комнате без окон, и поле ее следствия было ограничено микроскопическими ландшафтами кератина и протеина.

– И что это значит? – спросила Джейн. – Тот факт, что мы видим здесь остистые чешуйки?

– Это подтверждает мое первое впечатление: волоски не человеческие. Что касается принадлежности, то форма чешуек характерна для норки, тюленя и домашней кошки.

– Давай не будем далеко ходить. Думаю, это волосы домашней кошки.

Эрин кивнула:

– Не могу сказать со стопроцентной уверенностью, но кошка – наиболее вероятный источник волосков. Один кот в год теряет их несколько сотен тысяч.

– Силы небесные! Это ж сколько нужно поработать пылесосом!

– А если у тебя в доме не один кот, а десяток, как у некоторых любителей кошек, представь себе, сколько волос получится.

– И думать об этом не хочу!

– Я читала одно криминологическое исследование, в нем говорилось, что невозможно войти в дом, где обитает кот, и не унести на себе хотя бы несколько его волосков. У большинства американцев в доме как минимум один кот или пес, так что одному богу известно, как этот волосок попал на халат убитой. Если у нее самой не было кота, то она могла оказаться в обществе кота у друзей.

– Ее сестра утверждает, что убитая страдала от сильнейшей аллергии и избегала контактов с животными. Я вот о чем думаю: а не могли ли эти волоски оказаться на ней опосредованно, через убийцу?

– Полагаешь, убийца принес их из дома Леона Готта?

– У Готта были два кота и собака, так что его дом – настоящая меховая фабрика. Я несколько раз прошлась по дому и вся была в волосках. На убийце они тоже должны были оказаться. Если на мне оказались волоски котов Готта, ты бы смогла провести сравнение ДНК с этими тремя?

Эрин вздохнула и сдвинула очки на лоб:

– Боюсь, что с ДНК будут проблемы. Все три волоска с халата Джоди Андервуд были потеряны животным в фазу телогена. У этих волос нет корневых маркеров, иными словами, в ядре нет ДНК.

– А как насчет визуального сравнения? Под микроскопом?

– Это скажет нам только то, что мы видим белые волоски, которые могут принадлежать одному и тому же коту. Суд такого доказательства не примет.

– Могу ли я каким-либо образом доказать, что эти волоски перенесены из дома Готта?

– Не исключено. Если ты наблюдаешь за кошками, то знаешь, как часто они себя вылизывают. Они постоянно за собой ухаживают, и каждый раз на шерсти остаются эпителиальные клетки изо рта. Возможно, мы сумеем получить с этих волосков митохондриальные маркеры ДНК. Но на это может уйти несколько недель.

– И это будет достаточным доказательством?

– Да, будет.

– Тогда я должна собрать какое-то количество кошачьих волосков.

– Чтобы у нас был корневой материал, нужно выдернуть волоски прямо из животного.

Джейн застонала:

– Это будет непросто. Один из котов никак не дается в руки. Он где-то на свободе – бегает по дому убитого.

– Боже, надеюсь, кто-нибудь его кормит?

– Догадайся, кто ездит туда каждый день, оставляет еду, воду и меняет наполнитель?

Эрин рассмеялась:

– Неужели детектив Фрост?

– Он утверждает, что не выносит котов, но я уверена, он бы и в горящий дом вбежал, чтобы спасти котенка.

– Знаешь, детектив Фрост мне всегда нравился. Он такой душка.

Джейн фыркнула:

– Ну да, я рядом с ним – настоящая сука.

– Ему только нужно найти себе другую жену, – сказала Эрин, вытаскивая предметное стекло. – Я хотела познакомить его с одной из моих подружек, но она не хочет связываться с копом. Говорит, они неуправляемы. – Она положила новое предметное стекло под линзу. – Давай я теперь покажу еще один волосок с того же халата. Этот привел меня в полное недоумение.

Джейн устроилась поудобнее в кресле и заглянула в окуляр.

– Он выглядит как тот, первый волосок. Что же в нем такого особенного?

– На первый взгляд он похож на предыдущий. Белый, прямой, длина около пяти сантиметров. И та же самая цветовая слоистость говорит нам, что он, вероятно, не человеческий. Поначалу я думала, что он тоже принадлежит Felis catus, домашнему коту. Но при увеличении в тысячу пятьсот раз становится заметно, что он совсем от другого животного. – Эрин развернулась к своему компьютеру, открыла на мониторе второе окошко, с другой микрофотографией, и поставила два изображения рядом.

Джейн нахмурилась:

– Второй волосок ничуть не похож на кошачий.

– Поверхностные чешуйки совсем другие. Они похожи на маленькие горные вершины с уплощенным верхом. Совсем не такие, как остистые чешуйки домашней кошки.

– А какому животному они принадлежат?

– Я сравнила их со всеми вариантами в моей базе данных. Но с таким я прежде не сталкивалась.

Таинственное животное. Джейн вспомнила дом Леона Готта и его стены с чучелами голов животных. Еще она вспомнила его таксидермическую мастерскую, где он регулярно очищал, высушивал и вытягивал шкуры животных, которых ему доставляли со всего мира.

– Это не может быть волосок снежного барса? – спросила она.

– Это уж совсем экзотика. Почему снежный барс?

– Потому что Готт работал со шкурой снежного барса, а теперь она пропала.

– Это чрезвычайно редкое животное, так что я не знаю, где взять образец его волоска для сравнения. Но существует способ определять принадлежность волосков. Помнишь, как мы идентифицировали волос, фигурировавший в убийстве в Чайна-тауне? Тот волос, который впоследствии оказался обезьяньим?

– Ты отправила его в лабораторию в Орегоне.

– Верно, в судебно-медицинскую лабораторию диких животных. У них есть база данных образцов кератина самых разных видов животных со всего мира. С помощью электрофореза можно анализировать протеиновую составляющую волоска и сравнивать с известными кератиновыми образцами.

– Давай так и сделаем. Если это волосок снежного барса, почти наверняка он из дома Готта.

– А пока найди-ка мне волосок той кошки, – сказала Эрин. – Если ДНК совпадет, у тебя будет доказательство, что два этих убийства связаны.