Глава 28

– Крепче держите фонари! – закричал Мерик. Двое моряков освещали морские волны. Месяц едва пробивался сквозь облака, этого было недостаточно: мелкий дождь сопровождал корабль всю дорогу.

Без Куллена, который нагонял ветер в паруса «Яны», и ведунов Мерика, которые направляли ее корпус, адмиралу пришлось жестко давить на свой малочисленный экипаж – и с собой он тоже не церемонился. Ему пришлось быть жестче, чем после нападения морских лисиц, или после того, как половина экипажа его предала.

Но у Мерика не было выбора – и времени.

Ему надо было найти одну из торчащих в небо зазубренных скал – Одинокого Урода, как называли его они с Кулленом, – пока прилив не накроет его полностью. И самое важное – он должен был найти его до того, как волна дойдет через узкий проход до береговой линии позади Одинокого Урода. Это была скрытая бухта. Семейная тайна. Она позволит Мерику и его людям отдохнуть в безопасности.

Если «Яна» упустит прилив, то Мерику придется ждать до завтра, давая шанс марстокийцам или морским лисицам догнать их.

Взгляд Мерика вернулся к донье и Иврене – по-прежнему закованным в цепи. Золотистые волосы Сафи промокли и обвисли, белый плащ его тети стал серым. На этот раз Ноэль нигде не было видно. Она проверяла, как там Сафи и Иврена, сотни раз в течение шести часов. Но последние два часа не показывалась из трюма. Похоже, спала.

Мерик был рад этому. Каждый раз, когда Ноэль подходила к нему, прося освободить Сафи, мышцы на его шее напрягались. Он вжимал голову в плечи и ощупывал карманы – проверяя, на месте ли соглашение Хасстрелей. Это был последний шанс на спасение – и он берег его.

Он проверял документ уже сотню раз, страницы смялись и намокли от дождя…

Подписи были целы, и Мерик мог даже уморить Сафи в ее цепях. Несмотря на возможные последствия такого обращения с будущей императрицей Карторры. Даже если Сафия и ее жених Леопольд могли отплатить Мерику за это наказание. Мерику было все равно. Его страна едва держалась на плаву, какой еще ущерб мог нанести этот идиот принц?

Леопольд. Мерик всегда недолюбливал этого чопорного сына ведуна Пустоты. Подумать только – Сафия была его тайной невестой…

Мерик не мог смириться с этой мыслью. Он всегда думал, что Сафи отличалась от прочей знати. Да, импульсивная, но одновременно и доброжелательная. И, видимо, такая же одинокая, как и Мерик в жестоком мире смертельных политических игр. Хуже всего, что Мерик думал – между ними что-то есть. Он даже в какое-то мгновение захотел ее.

Как глупо с его стороны.

Он не мог получить ее; а в довершение оказалось, что Сафия такая же, как и большинство. Такая же, как и те доны и доньи, мастера и султаны, с которыми Мерик обедал несколько дней назад. Самолюбивая и не считается с жизнью других.

Но, пусть Мерик пестовал свою ярость, говорил себе, что терпеть не может Сафию, он не мог ничего сделать с этими всеми «но», постоянно всплывавшими в мыслях.

Мерик отодвинул в сторону эти аргументы. Факт остается фактом: если бы Сафия с самого начала сказала Мерику, что помолвлена, он мог бы вернуть ее в Далмотти и забыть об этом. Он никогда бы не пересек Яданси, не боролся бы с морскими лисицами, не бежал бы от марстокийцев. И никогда бы не причинил такой боли Куллену.

– Адмирал? – Хермин с мрачным лицом хромал по квартердеку.

Плечи Мерика еще больше напряглись:

– Что там? Новости из Ловатца?

– Нет, сэр. – Хермин подошел ближе. – Я все еще не могу выйти на связь с единственным в городе ведуном Голоса.

Мерик механически стряхнул воду со своего плаща. Хермин искал контакт с Ведунами голоса, пытаясь пробиться в Ловатц. К королю Серафину.

– Возможно, все сейчас заняты, – рассуждал Хермин, пытаясь перекричать волны, дождь, скрип канатов и голоса моряков.

– Среди ночи? – нахмурился Мерик.

– Или же, – продолжал Хермин, – дело в моей магии. Возможно, я слишком стар.

Мерик нахмурился еще сильнее. Магия не зависела от возраста. Мерик знал это, так же как знал Хермин. И если старик просто пытался смягчить реальное положение вещей – что Ведунам голоса в Ловатце предписано игнорировать сигналы от Мерика, – он зря старался.

Если слова Хайета были правдой и отец Мерика действительно дал тому миниатюрные корабли, Мерик разберется с этим позже. Сейчас ему надо было доставить своих людей на берег, подальше от огня Марстока.

Хермин откашлялся:

– Адмирал, я хотел спросить о заключенных. Они уже провели на цепи больше времени, чем положено.

– И что? – Мерик сжал штурвал еще сильнее. Жизнь корабля сейчас была в его руках. – Они сделали то, что во много раз хуже, чем обычные преступления. – Он посмотрел на узниц и увидел, что Райбра склонилась над Сафией.

– Держи штурвал! – прорычал Мерик, разворачиваясь к трапу. – Райбра! А ну отойди от нее!

Девушка услышала его и побледнела. Сафи сидела, опустив голову, а Иврена встревоженно взглянула на Мерика, когда тот ступил на палубу и двинулся к Райбре.

– Ты, – прорычал он, – должна драить палубу. – Он указал пальцем на новобранца, который добросовестно натирал доски. – Это твоя обязанность, Райбра. И если я еще раз увижу, как ты уклоняешься от ее исполнения, – ты будешь наказана. Понятно?

Райбра кивнула, а потом дрожащим голосом проговорила:

– Адмирал… Они уже слишком долго в цепях.

– Их заключение, – показал он пальцем на Иврену, а затем на Сафию, – будет продолжаться так долго, как я этого пожелаю.

– Но, адмирал, – снова сказала Райбра, но теперь в ее глазах был проблеск надежды. Она шагнула к Мерику, ее голос дрожал. – Среди экипажа идут разговоры. Они не любят, когда кто-то получает больше, чем заслужил. Возникает вопрос – а как же поступят с ними при случае?

Мерик пробежал взглядом по морякам, снастям, палубе. Экипаж смотрел на Сафию и Иврену с явной жалостью.

Но как это возможно? Как могли люди Мерика симпатизировать врагу? Тому, кто чуть не обрушил огонь Марстока на их головы?

Донья подняла голову.

– Это я позвала Райбру, – прохрипела она.

– Кому-то надо проверить, как там Ноэль, – вмешалась Иврена; в ее голосе тоже отчетливо слышалась хрипотца. – Девушка еще не выздоровела.

Мерик ничего не ответил Сафи и Иврене, только вцепился пальцами в воротник и резко за него дернул.

– Драить палубу, – сказал он Райбре. – Немедленно.

Райбра отдала честь и мгновенно исчезла. Мерик подошел к донье, чтобы велеть ей оставить моряков в покое.

Ее голова была откинута назад, а рот открыт. Даже при слабом свете фонаря было заметно, как ходит ходуном ее горло.

Она ловила ртом дождь.

Ярость Мерика исчезла. Ее поглотил страх, и принц вытащил соглашение с Хасстрелями. Подписи все еще были на месте.

Конечно, на месте, подумал он, кляня себя за излишнюю осторожность. Сафия не истекает кровью. Но тревога все же не проходила, и он читал и перечитывал контракт.

Будто его имя могло внезапно исчезнуть. Его пальцы дрожали, но он не понимал почему. Может, потому, что его страх не был связан с контрактом.

Мысли толпились где-то на самом дне сознания. Мерик утрамбовал их, глубоко спрятал и положил контракт назад в карман. Затем вытащил ключи от оков. Каковы бы ни были причины его непонятного страха – он вернется к ним позже, вместе с мыслями о Ловатце, короле Серафине и Куллене.

Сейчас Райбра была права – наказание было достаточным.

Присев рядом с Сафи, Мерик открыл первый замок. Сафия удивилась:

– Я теперь свободна?

– Свободна оставаться в своей каюте. – Мерик открыл другие замки и поднялся.

Сафи размяла затекшие ноги и попыталась встать. Корабль качнуло, и девушка потеряла равновесие.

Мерик бросился к ней.

Ее кожа была холодной и гладкой, а тело дрожало. Он подхватил ее и взял на руки. Моряки не сводили с него глаз, и Мерик заметил одобрительный кивок Хермина, когда дошел до лестницы в трюм.

Лицо Сафии было совсем рядом, ресницы влажные от дождя. Мокрая одежда терлась о его кожу, дыхание было еле слышно. Мерик старался не обращать на это внимания, полностью сосредоточившись на своих шагах. Как только он оказался в трюме, его лицо стало угрюмым.

Он почувствовал пустоту.

Удовольствия, которое он ожидал испытать, проучив Сафию, – заставив ее хотя бы частично почувствовать те страдания, которые пережил он, – не было вовсе.

Мерик прошел через пустой главный трюм, а затем в темную пассажирскую каюту. Ноэль спала на койке, вздрагивая во сне.

– Ноэль, – пробормотала Сафи, высвобождаясь из рук Мерика, и потянулась к сестре. Мерик донес ее до койки и опустил. Она легла рядом с Ноэль, которая вздрогнула и проснулась.

Как только Ноэль придвинулась к Сафии, Мерик развернулся и вышел, уверяя себя, что позаботился о девушке. И что теперь он не будет думать о ней. Больше никогда.

Мерик подошел к штурвалу как раз вовремя, чтобы увидеть Одинокого Урода на горизонте.

Перед тем как Сафи вернулась, Ноэль снова снились кошмары.

Секи, секи. Рви, рви, рви, рви. Пальцы рвали Ноэль. Дергали волосы, одежду, тело. Нити рви. Нитям смерть! Стрела прошла через руку и взорвалась болью. И магия, магия – черная, гнилая магия.

«Неприятные у тебя сны. – Туманный голос извлек Ноэль из кошмара о поселке Миденци. – Ты так сильно дрожишь и трясешься сегодня, – удовлетворенно продолжил голос. – Что огорчает тебя? Это не просто сон – он давно тебе снится».

Ноэль пыталась отвернуться от Тени. Пыталась уцепиться за еле слышный стук собственного сердца, успокаивающую вибрацию Камня боли.

Но куда бы Ноэль ни пошла – Тень следовала за ней. Она уворачивалась от каждого мысленного тычка и пинка. Отступая на время, каждый раз она погружала свои когти все глубже. Она понимала, что мир Ноэль рушится. Выжидала, чтобы обрушить на нее лавину Нитей и сокрушить ее. Набирая мощи, чтобы уничтожить ее.

Тень продолжала что-то бормотать. Они с Ноэль были похожи, Тень тоже была Ведьмой Нитей.

Голос пугал Ноэль больше всего. Точнее, мысль, что голос может быть ее собственным. Возможно, именно поэтому Тень понимала потайные страхи Ноэль, как никто другой.

Конечно, Ноэль забеспокоилась, уж не выдумала ли она все это. Не сходит ли с ума. Не теряет ли рассудок, пока все ее надежды на будущее ускользают сквозь пальцы.

Или, возможно, Ноэль потеряла связь с Нитями мира – и ее собственное сердце превратилось в пыль.

«Ты расстроена из-за своего племени», – сказала Тень, наткнувшись на последние воспоминания Ноэль. За несколько минут Тень прошлась по всем воспоминаниям, связанным с поселком.

Потом Тень кивнула.

«Знаешь, мое племя тоже выгнало меня. Ведуна Проклятий там не было, но они вытолкали меня вон, потому что я выглядела не так, как другие ведьмы. Я была еще ребенком – мужчины не касались меня. Ты же именно поэтому ушла, правда?»

Интерес в голосе Тени был обоюдоострым. Ноэль знала, что не должна отвечать… но не могла устоять, когда Тень снова спросила: «Ты же именно поэтому ушла?»

От стремления сказать правду – о своем стыде перед Гретчией, о своей ревности к Альме – перехватывало горло. Почему она не может бороться с этой Тенью? «Используй эмоции, – отчаянно кричала она себе. – Используй, чтобы побороть ее!»

«Да, – сказала она наконец, надеясь, что ей станет легче после этого обмана. Ей действительно легче. – Да, я ушла из-за мужчин».

«Это так глупо – надеяться на любовь, – продолжила Тень, ее голос снова стал сладким. – Не верю я во все эти истории. У нас могут быть Нити сердца, но мы не видим их. Почему Мать-Луна подарила каждому из своих детей родственную душу – кроме нас?»

«Я… не знаю», – ответила Ноэль, благодарная, что вопрос был таким простым. Если она ответит – пойдет на сотрудничество, – Тень оставит ее в покое.

«Что бы ты сделала, если бы нашла свою Нить сердца? Я бы оставила все-е-е, – голос Тени затрещал, – все страдания позади, но… Ты нервничаешь, правда? Почему, почему? Что это за Нити сердца, которые так беспокоят тебя?»

В груди Ноэль зашевелилась тревога. Думала ли она о Сафи в эту минуту? Думала ли она о Мерике…

«У той, которую зовут Сафи, есть Нить сердца! – Тень просто мурлыкала от восторга. – У нее есть эта связь, и ты теперь боишься, что она оставит тебя. И да, она связана Нитью сердца с тем, у кого есть сила. С тем, у кого есть власть. А у тебя этого нет, Ноэль».

Думай о другом. Думай о другом. Ноэль разорвала сон в клочки и вцепилась в первое же бессмысленное воспоминание: таблицу умножения. Девятью один – девять. Девятью два – восемнадцать…

«Она бросит тебя, – радостно сказала Тень, своим голосом заглушая мысли Ноэль. – У сестер сильная связь, но она ничто по сравнению с Нитью сердца. И ты это знаешь».

Девятью четыре равно тридцать шесть. Девятью пять…

«Зачем Сафи оставаться с тобой, если тебе нечего ей предложить? Ни денег, ни титула. Ты прикрывала ей спину, но теперь, когда у нее есть Нить сердца, она оставит тебя далеко-далеко в прошлом».

Все труднее и труднее было сосредоточиться на цифре девять, и теперь, когда Ноэль дошла до девятью восемь – она даже не помнила ответа.

«Ты… манипулируешь мной, – прохрипела она Тени. – Пытаешься запугать меня».

«Я не пытаюсь. Мне уже удалось. Ты напугана – и была напугана даже до того, как я объявилась. Все твои страхи вышли наружу – и я могу легко снять их, как жир со стенок горшка».

Голос Тени потемнел – приобрел густой черный оттенок, Ноэль раньше его не слышала.

«Я использовала твои страхи, – продолжила Тень. – Так, как это делают все ведьмы. Не так ли делала Альма? Не так ли делала твоя мать? Ты не смогла создать камень – поэтому они обманули тебя, и ты ушла. Они сказали, что ты будешь в безопасности подальше от племени, что ты сможешь начать новую жизнь в Онтигуа. И что же, посмотри, как все теперь обернулось, Ноэль. Ты не в Онтигуа, и место, которое ты надеялась назвать своим домом, теперь пустыня. И что я вижу?» – торжествовала Тень, и как ни старалась Ноэль, она не могла заблокировать свои мысли.

«Гретчия планировала свой побег с Альмой еще до того, как ты ушла! О, Ноэль, ты должна ненавидеть за это свою мать. Но смотри – она пыталась утверждать, что любила тебя. Но, очевидно, любила не столь сильно, чтобы забрать тебя с собой. Она также манипулировала тобой, Ноэль. Но это ее работа, правда? Это наша работа. Природа нашей магии заставляет нас распутывать узоры любым путем».

«Мы должны создавать Нити тогда, когда можем, – и разрывать их, когда должны. Это единственный для нас способ выжить – остаться навсегда одинокими. – Тень перешла на шепот. Он звучал, как на кладбище. – Помни мои слова, Ноэль: твоя мать никогда не будет любить тебя. А эта монахиня, которой ты так одержима? Она никогда не поймет тебя. А Сафия, – о, Сафия! – она покинет тебя ради своей Нити сердца».

«Но ты можешь это изменить, ты же знаешь».

Тень замолчала, и Ноэль представила, как она улыбается.

«Ты можешь изменить сам узор мира, Ноэль. Ухватись за Нити Сафии, разорви ее Нить сердца, пока она не стала слишком прочной».

«Нет, – прошипела Ноэль. – С меня хватит. Довольно…»

Собрав всю силу своих мышц и мыслей, Ноэль открыла рот – на самом деле – и сказала:

– Девятью восемь будет семьдесят два.

Мир обрушился на нее, она почувствовала боль в руке, услышала звук шагов и голос Сафи.

Ноэль открыла глаза, и Сафи рухнула на нее.

Промокшая Сафи дрожала от холода, она пыталась, хоть и безуспешно, анализировать поле боя… оценить противников… и там еще было что-то о стратегии, которую она тоже должна была рассмотреть.

– Тебя трясет, – сказала Ноэль. – Залезай под одеяло.

– Я в порядке, – попыталась улыбнуться Сафи. – Это все мой укрощенный норов и немного дождь. Но… ты в порядке? Как твоя рука?

– Уже лучше. – К Ноэль вернулось самообладание – хороший знак. – Мне только немного дурно от того, что Камень боли истощился. – Она покачала запястьем, показывая Сафи потемневший кварц. – Но не так плохо, как раньше.

Сафи облизала губы и опустилась на матрас. Из его уголков выбивалось сено.

– А как ты себя чувствуешь здесь? – Сафи постучала себя по груди. – Я слышала, как ты говорила во сне… Это было какое-то проклятие?

– Ничего страшного. – Ноэль устроилась рядом. – Это были обычные кошмары. О моей руке. О моем племени.

Сафи осторожно прикоснулась к повязке на руке Ноэль:

– Кошмары об этом?

– Вроде того.

Магия Сафи зашевелилась. Ноэль говорила правду, но не совсем. Сафи хотела надавить на Ноэль, чтобы узнать больше, но тут лицо сестры немного просветлело.

– У меня кое-что есть для тебя. Я не хотела давать тебе, Сафи, пока ты была в оковах. – Ноэль вытащила кожаный шнур из-под рубашки и сняла его через голову.

– Вот. – Она вложила в руку Сафи нечто сверкающее красным под прядями розовых нитей.

Сафи наморщила лоб:

– Это Камень нитей?

– Да, – Ноэль подтолкнула ее левым локтем. – Это рубин.

– Но разве Камень предназначен не для поиска того, с кем связан Нитью сердца?

– Не обязательно. Они могут использоваться для поиска кого угодно. – Ноэль вытащила из-под ворота грязной рубашки второй камень. – У меня есть парный, видишь? Теперь, если мы обе в опасности, камни будут светиться. И будут угасать, чем ближе мы друг к другу.

– Забери меня Инан, – выдохнула Сафи. Камень внезапно стал вдвое тяжелее на ее ладони. Вдвое ярче. И в тысячу раз драгоценнее. Возможность найти Ноэль, где бы та ни была, – это был необыкновенный подарок. – Где ты его взяла?

Ноэль проигнорировала вопрос.

– Этот камень, – сказала она вместо ответа, голос ее звучал размеренно, – спас тебе жизнь. Вот как я нашла тебя на севере Веньязы.

Север Веньязы. Где в руку Ноэль попала стрела, выпущенная ее же соплеменниками. Неудивительно, что она не хотела говорить об этом.

Сафи надела шнурок на шею.

– Прости, – тихо сказала она. – Тебе никогда не придется возвращаться в Миденци. Никогда.

Ноэль почесала ключицу:

– Я знаю, но… куда мы отправимся, Сафи? Я не думаю, что Сотня островов – правильный выход. Это же пустыня.

– Мы поедем с принцем. В Лейну. Так он выполнит условия соглашения.

– С принцем… – повторила Ноэль. И хотя лицо ее оставалось невозмутимым, было видно, что она не в восторге от такой идеи. – А после Лейны?

Сафия барабанила пальцами по колену. Что же такого сказать Ноэль, чтобы заставить ее улыбнуться? Где ее сестра сможет снова чувствовать себя в безопасности?

– Как насчет Сальдоники? – улыбнулась она Ноэль своей самой дурацкой улыбкой. – Мы бы могли стать пиратами.

Но Ноэль это не развеселило. Нос у нее задергался сильнее. Она смотрела на свои руки.

– Там моя мама… Я… я не хочу ее видеть.

Черт побери. Сафи выбрала место, где могла быть Гретчия. И прежде чем она нашла другие варианты, способные вызвать у Ноэль улыбку, дверь каюты открылась.

Зашла Иврена, ее сопровождали два моряка. Монахиня закрыла дверь перед их носом и обернулась к девушкам. Сафи заметила, как напряглась спина Ноэль. Как та свела лопатки.

– Дай-ка я тебя осмотрю, – хрипло сказала Иврена, наклоняясь к Сафи. – Ты вся в синяках, донья.

– Это пустяки. – Сафи поднялась на ноги. – Осмотри сначала Ноэль.

– Синяки могут не болеть, но я забочусь не о тебе. – Иврена бросила взгляд на окно, через которое пробивался лунный свет. – Синяк – это скопление крови под кожей. Мы не должны пренебрегать условиями договора.

Сафи глубоко выдохнула и перенеслась мыслями к Мерику. Принц. Адмирал. Она думала о нем все эти часы заключения. Когда он направлял «Яну» к родным берегам, она ни на что не смотрела, кроме его прилизанных дождем волос и жесткого взгляда. Но Ноэль сказала, что он простит ей – всегда будет прощать, – и эта мысль рефреном звучала в голове. Откуда, черт возьми, Ноэль это знала? Сафи не имела понятия. Но ее магия пела ей, что это правда. И этот хор звучал в голове все время, пока она была закована.

Иврена, кажется, осталась удовлетворена состоянием здоровья Сафи и начала осматривать руку Ноэль. Сафи подошла к окну, чтобы взглянуть на приближающийся берег. Ее мышцы горели от движений, просто от того, что она стояла, однако ей это нравилось. Это отвлекало ее от холода. От мыслей о Мерике. От ужасов, испытанных Ноэль дома.

От того, что у нее теперь не было будущего… и от всего остального – дядя Эрон, Леопольд, Марсток, – о чем лучше было не думать.

Однако она немногое смогла увидеть через иллюминатор. Скалы и морская пена закрывали обзор. Вытянув шею, она могла разглядеть только бледный проблеск рассвета.

– Где мы сейчас? – спросила она Иврену.

– В бухте, принадлежащей семейству Нихар, – ответила монахиня. – Это место было тайным на протяжении веков. До сегодняшнего дня.

Ее тон был ледяным, и когда Сафи обернулась, то увидела, как та хмурится, накладывая повязку на руку Ноэль.

– Бухта недоступна с суши, – продолжила Иврена, – поскольку скалы окружают ее со всех сторон. Здесь место лишь для одного корабля – и если бы волны не были много веков назад зачарованы ведунами Прилива, мы не смогли бы здесь проплыть. – Она затянула чистую повязку и кивнула: – Но думаю, вы скоро сами все увидите. В планах адмирала высадить нас здесь на берег. Отсюда мы пойдем пешком в Лейну.

Ноэль резко втянула воздух, и Иврена быстро добавила:

– Мы будем идти медленно. Я прослежу, чтобы мы шли не быстрее, чем позволяют твои раны.

Сафи закусила губу и попыталась перехватить взгляд Ноэль. Та выглядела пораженной.

Поэтому Сафи отошла от окна и объяснила:

– Ноэль не переживает из-за руки, монахиня Иврена. Она просто рада сойти на берег.

Ноэль кивнула, ее лицо оставалось невозмутимым, но рукой она потерла нос.

– О, – сказала Иврена, – извините.

– Не извиняйтесь, – быстро ответила Ноэль, схватившись за руку Сафи и поднявшись на ноги. – Вы не первая и не последняя, кто меня не понимает.

– Леди Гадюка снова наносит удар, – подмигнула Сафи, надеясь вызвать улыбку Ноэль – или, по крайней мере, пытаясь согнать с ее лица страдальческое выражение.

Но Ноэль только обернулась и пробормотала:

– Как всегда.

Сафи не хотела так легко сдаваться. Она обняла Ноэль и прошептала:

– Я рада, что тебе уже лучше, Ноэль.

Невозмутимость Ноэль начала таять. Она, хоть и на короткий миг, приникла к Сафи. И через несколько секунд пробормотала:

– Отстань от меня, Попельсин. Больно руке.

Сафи поняла, что меланхолия Ноэль наконец отступила. И конечно же, сжала ее еще сильнее.