Глава 11. Изменник
Церковь Господня представляла собой странный союз иерархии католицизма прежних времен и верований протестантской секты, зародившейся вскоре после Переселения. Члены этой секты были озабочены не столько нравственным спасением душ, сколько спасением человеческой расы как биологического вида, которое считалось частью великого Божьего замысла, призванного поднять Новый Мир из морской пучины.
Эта странная смесь несопоставимых элементов была и неизбежным союзом, и предвестником грядущих событий. Церковь Господня стала религией реалистов, ее толкование Евангелия было проникнуто прагматизмом, а влияние старой Библии свелось к полезным элементам. Недовольство церкви было неизбежным: многим священникам перед лицом все более жестоких политических реалий теологии в Тирлинге достаточно было легкого толчка, чтобы они восстали.
Отец Ансельм, «Религиозные аспекты истории Тирлинга» (эссе)
Когда отец Тайлер вошел в приемную, Кесли сразу показалось, что на нем лежит какое-то тяжелое бремя. Священник запомнился ей робким, но не угрюмым. Он по-прежнему ступал с осторожностью, но теперь его плечи были сгорблены, слово на них легла какая-то новая тяжесть.
– Святой отец, – приветствовала она его. Отец Тайлер посмотрел в сторону трона, и его голубые глаза на мгновение встретились с глазами Келси, но тут же скользнули прочь. Судя по его робости, священник явно редко проводил обряды. За годы учебы у Карлин Келси привыкла считать всех священников либо пустословами, либо фанатиками, но отец Тайлер явно не принадлежал ни к одной из этих категорий. Конечно же, среди священников встречались и слабые люди – Карлин более чем подробно осветила этот вопрос. Но только дурак принимает осторожность за слабость.
– Вам здесь всегда рады, святой отец. Присаживайтесь. – Она указала на стул, стоявший слева от нее.
Отец Тайлер замешкался, что было неудивительно: за спинкой предложенного стула стоял Булава. Священник прошествовал будто на плаху, волоча за собой полы белых одежд, и уселся, не поднимая глаз на Булаву. Но когда он наконец повернулся к Келси, его взгляд был ясным и прямым.
«Булаву он боится больше, чем меня», – горестно подумала Келси. Что ж, не он один.
– Ваше Величество, – начал священник шелестящим голосом, – Церковь, и в особенности Его Святейшество, шлют свои приветствия и наилучшие пожелания Вашему Величеству.
Келси кивнула, сохраняя приветливое выражение. Булава сообщил ей, что всю прошлую неделю Его Святейшество принимал у себя в Арвате многочисленных тирских вельмож. Булава глубоко уважал лукавую натуру Святого Отца, так что и Келси не была склонна ее недооценивать. Вопрос был лишь в том, распространялось ли это лукавство на его подчиненного, который выжидающе смотрел на нее.
«Все от меня чего-то ждут», – устало подумала Келси. Плечо, не беспокоившее ее последние несколько дней, отозвалось болью.
– День на исходе, святой отец. Чем я могу вам помочь?
– Церковь желает проконсультироваться с вами по поводу выбора придворного священника, Ваше Величество.
– Насколько я поняла, этот вопрос остается на мое усмотрение?
– Да, но… – Отец Тайлер огляделся по сторонам, будто ища следующие слова на полу. – Его Святейшество просит проинформировать его о том, что вы решите.
– Кого предлагает мне Церковь?
Его лицо исказила гримаса, выдающая беспокойство.
– Этот вопрос еще не решен, Ваше Величество.
– Ну разумеется, решен, святой отец, иначе вас бы здесь не было. – Келси улыбнулась. – Картежник из вас вышел бы никудышный.
Отец Тайлер удивленно усмехнулся.
– Я никогда в жизни не играл в карты.
– Близки ли вы к Его Святейшеству?
– Я дважды встречал его лично, госпожа.
– Готова спорить, обе встречи состоялись в последние две недели. Так зачем вы на самом деле пришли, святой отец?
– Только за тем, о чем я сказал, Ваше Величество. Я пришел, чтобы проконсультироваться с вами о кандидатуре придворного священника.
– И кого бы вы рекомендовали?
– Себя. – Священник с вызовом взглянул на нее, и глаза его были полны горечи, которая казалась совершенно безадресной. Хотя возможно, она была адресована Богу, за то, что привел Булаву на его порог. – Я готов предоставить себя и свои духовные знания в распоряжение Вашего Величества.
Никто и представить не мог, сколько мужества потребовалось Тайлеру, чтобы заставить себя прийти в Цитадель с этим дьявольским поручением. В случае успеха ему предстояло стать мерзким двуличным существом. В случае провала Его Святейшество не преминет отомстить ему, и месть будет страшна. Его Святейшество верил в необходимость наказаний, и за примером не нужно было далеко ходить: Тайлер помнил историю отца Сета, которому пришлось днями напролет сидеть в Большом зале Арвата. Господь совершил чудо, и Сет остался в живых, но тело его никогда полностью не излечится после таких мучений.
Тайлер же боялся не за себя, а за свои книги. Каждый священник при возведении в сан получал собственную Библию, но Тайлеру, в отличие от коллег, всегда было этого мало. Многие годы Церковь закрывала глаза на растущую коллекцию светской литературы в келье Тайлера. Старшие священники считали его увлечение странным, но безобидным. Пусть уж наслаждается своей коллекцией при жизни: у монахов и без того мало радостей. К тому же никто все равно не питал жгучего интереса к истории допереселенческих времен. После смерти Тайлера из его кельи вынесут все имущество, и его книги отойдут Церкви. И никому никакого вреда.
Но если спросить самого Тайлера, ему бы пришлось признать, что он не был настоящим аскетом. Его любовь к мирскому была не больше и не меньше, чем у прочих. Вино, еда, женщины – от всего этого он отказался с легкостью. Но книги…
Его Святейшество был человеком далеко не глупым, как и кардинал Андерс. Два дня назад Тайлер проснулся от ярчайшего кошмара, в котором он не смог выполнить поручение, и по возвращении в Арват обнаружил свою комнату запертой изнутри, а из-под ее двери валил дым. Тайлер знал, что это всего лишь сон, потому что он был одет в серое, а в Божьей Церкви никто не носил серое. И осознание, что это только сон, ничего не меняло. Тайлер вцепился в дверную ручку, а потом попытался выбить дверь, пока не расшиб оба плеча и не заорал от боли. Сдавшись, наконец, он обернулся и увидел Кардинала Андерса с Библией в руках и в одеждах пылающе-красного цвета. Тот протянул Тайлеру Библию и торжественно произнес: «Ты – часть великого Божьего замысла».
С тех пор Тайлер спал лишь урывками. Он ожидал, что Королева рассмеется ему в лицо, услышав наконец об истинной цели его визита, но этого не произошло. Она пристально смотрела на него, и Тайлер начал понимать, пусть и смутно, как эта девочка может командовать столь грозным человеком, как Булава. Глядя на Королеву, можно было почти разглядеть движение ее мыслей: не заторможенное, как у умственно отсталых, а наоборот, ряд быстрых и сложных расчетов. Это напомнило Тайлеру о существовавших до Переселения компьютерах – машинах, чья главная ценность заключалась в способности делать множество вещей одновременно. Он видел, как Королева прокручивает в голове сотни переменных одновременно, и понимал, что ему не дано угадать их все. Спустя несколько минут Королева приосанилась и посмотрела Тайлеру прямо в глаза:
– Я согласна, но на определенных условиях.
Тайлер постарался скрыть удивление.
– На каких?
– Придворная часовня будет превращена в школу.
Королева пристально смотрела на Тайлера, явно ожидая от него протеста, но священник молчал. В его понимании Бога в этой часовне все равно никогда не было. Его Святейшество будет рвать и метать, но Тайлеру было не до того. Он сосредоточился строго на том, что ему поручили.
– Вы ни под каким видом не будете пытаться обратить меня в свою веру, – продолжила королева. – Я этого не потерплю. Я не стану мешать вам беседовать с другими, но оставляю за собой право оспаривать ваши убеждения в меру своих способностей. Если вы готовы принять мои условия, вам будет дозволено обращать и наставлять любого из обитателей Цитадели, не исключая даже свиней и кур.
– Вы насмехаетесь над моей религией, госпожа, – упрекнул ее Тайлер, но чисто механически, без злобы. Он давно перерос тот период, когда чье-то безбожие могло вывести его из себя. К тому же в этот момент он вообще не думал о Церкви. На уме у него была королева Елизавета I.
– Я насмехаюсь над всем, что кажется мне непоследовательным.
Внимание Тайлера привлекла серебряная диадема на ее голове – диадема, которой он короновал ее. Он снова был поражен тем, насколько история человечества склонна к повторениям, столь причудливым и неожиданным. Коронация королевы Елизаветы тоже состоялась вопреки всему. Ей не суждено было взойти на трон.
«Его Святейшество и слушать не захочет про историю Старой Англии», – подумалось Тайлеру, и он тряхнул головой, чтобы избавиться от этих мыслей.
– Если в Цитадели не будет часовни, Ваше Величество, а вы сами отказываетесь слушать слово Божье, то в чем смысл моего пребывания здесь?
– Насколько я слышала, вы ученый, святой отец. Какова ваша специальность?
– История.
– Прекрасно. Вот этим вы мне и пригодитесь. Я прочла много работ по истории, но и пропустила немало.
Тайлер моргнул.
– Какие работы по истории?
– В основном труды о временах до Переселения. Я тешу себя надеждой, что неплохо знаю историю тех времен, но при этом я плохо осведомлена о ранней истории Тирлинга, в частности, и о самом Переселении как таковом.
Большая часть ее слов пролетела мимо его ушей.
– Какие труды о временах до Переселения?
Королева улыбнулась со слегка самодовольным видом и опустила уголки губ.
– Проследуйте за мной, святой отец.
Она встала с трона без посторонней помощи, исходя из чего Тайлер заключил, что рана ее успешно заживает. Шагая вслед за ней по ступеням, Тайлер старался не делать резких движений, памятуя о стражниках, которые ловко перегруппировались, окружив ее и отгородив от него. Он слышал шаги Булавы прямо у себя за спиной и твердо решил не оборачиваться.
Королева шла решительной походкой, которую многие сочли бы неженственной. Очевидно, ее никто не обучал изящно семенить, как было принято у прирожденных леди. Шаги Королевы были столь широки, что Тайлеру, которому в последние дни не давал покоя артрит, было трудновато поспевать за ней. Мысли его снова вернулись к королеве Елизавете. Он снова почувствовал свою причастность к чему-то необыкновенному и сам не знал, благодарить за это Бога или нет.
Пэн Олкотт шел на несколько шагов впереди Тайлера, след в след за Королевой, держа руку на мече. Тайлер предполагал, что личным телохранителем Королевы станет Булава, да и все королевство наверняка считало так же. Но у Булавы несколько дней назад были другие дела на юге королевства. Весть о пожаре, уничтожившем южную крепость Грэмов, молнией разнеслась по всему Арвату. Грэмы всегда делали щедрые пожертвования, а старший лорд Грэм был давним другом Его Святейшества. Его Святейшество ясно дал понять, что Тайлер должен призвать к ответу Булаву и его госпожу.
«Позже, – подумал Тайлер. – Пока займусь непосредственно тем, что мне было поручено».
Королева провела священника по длинному коридору, где было не меньше тридцати дверей. Тайлер с удивлением осознал, что это комнаты прислуги. Зачем кому-то, пусть и Королеве, может понадобиться столько слуг?
Под охраной было лишь несколько дверей. Когда Королева подошла к одной из них, стражник открыл дверь и отступил в сторону. Тайлер оказался в маленькой комнате, где не было никакой мебели, кроме пары кресел и диванов. Сперва это показалось ему неразумным использованием пространства, но тут он остановился, застыв на пороге как громом пораженный.
Дальняя стена была сплошь заставлена книгами – красивыми томами в кожаных переплетах насыщенных оттенков, которые были в ходу до Переселения: красного, голубого и, что самое удивительное, пурпурного. Тайлеру еще никогда не доводилось видеть кожу пурпурного цвета. Он даже не знал, что такая бывает. Какой бы ни была та краска, формула ее давно была утрачена.
Следуя за пригласительным жестом Королевы, Тайлер подошел ближе, оценивая качество книг опытным взглядом коллекционера. Его собственная библиотека была значительно скромнее и занимала лишь полтора книжных шкафа. Полки он заказал у местного плотника, заплатив из своего годового жалованья. Многие из его книг были такими же старинными, но большинство были переплетены в ткань или бумагу и требовали тщательного ухода и постоянной обработки фиксаторами, без чего просто рассыпались бы на части. Эти книги явно были окружены не меньшей заботой: на их кожаных переплетах не было ни пятнышка. На полках стояло не меньше тысячи томов, но, как не без удовольствия заметил Тайлер, у него было несколько экземпляров, которых не оказалось в коллекции Королевы. У священника чесались руки потрогать книги, но он не посмел сделать это без разрешения.
– Можно, святой отец.
Подняв взгляд, он увидел, что она все это время наблюдала за ним, явно забавляясь. Губы ее расплылись в улыбке, будто во всем этом была какая-то шутка, понятная лишь ей одной.
– Картежник из вас никудышный, это точно.
Священник с нетерпением повернулся к полке и сразу обратил внимание на имена нескольких любимых авторов. Он взял «Оду политической глупости» Барбары Такман и аккуратно открыл ее, сияя от восторга. Многие из его книг были обработаны некачественным фиксатором, из-за чего их страницы мялись и выцветали. У этой же книги страницы были хрустящими, мягкими и почти белоснежными. К тому же в ней было несколько вклеек с фотографиями, которые он принялся пристально рассматривать, почти не осознавая, что одновременно говорил вслух.
– У меня есть «Августовские пушки», это одна из моих любимых книг. И еще «Загадка XIV века». Но эту я никогда не видел. О чем она?
– О нескольких эпохах до Переселения, – ответила Королева. – На примере которых она доказывает, что любое правительство по своей природе подвержено глупости.
– А что она подразумевает под глупостью?
– Такман определяет ее как ведение политики, противоречащей собственным интересам.
Несмотря на его увлеченность книгой, что-то в голосе Королевы заставило Тайлера закрыть ее. Обернувшись, он увидел, как она смотрит на книги взглядом, полным беззаветной преданности, как влюбленный. Или как у служителя культа – он уже не в силах был избежать подобных ассоциаций.
– Тирлинг погряз в кризисе, святой отец.
Он кивнул.
– Его Святейшество дал свое благословение на лотерею.
Он снова кивнул, залившись краской. В течение многих лет приготовленных к отправке рабов провозили мимо Арвата, и даже из своего крошечного окошка он видел разливавшееся по улицам необъятное море страданий. По словам отца Уайда, некоторые семьи шли за клетками по нескольку миль. Ходили слухи, что одна семья дошла до самого подножия горы Уиллингэм. Насколько было известно Тайлеру, отец Тимпаний с разрешения Его Святейшества отпускал грехи Регенту. Было намного проще игнорировать все это, сидя в своей комнате, зарывшись в исследования и счетоводство. Но здесь, под пристальным взглядом Королевы, требующим объяснений, было не так легко отмахнуться от вещей, о которых он в глубине души давно знал.
– Так что вы думаете? – спросила она. – Действовала ли я вопреки собственным интересам с тех пор, как заняла престол?
Вопрос казался чисто теоретическим, но Тайлер понимал, что на самом деле это не так. Он внезапно вспомнил, что Королеве всего девятнадцать, а она уже столько лет обманывает собственную смерть. И все же по прибытии сюда она первым делом разворошила осиное гнездо.
«Ну и дела, да она напугана!» – понял Тайлер. Он как-то даже не задумывался об этом, но ей, разумеется, было чего пугаться. Она была юна, но священник видел, что она уже научилась брать на себя ответственность за свои действия. Тайлер хотел сказать что-нибудь утешительное, но понял, что не может, ведь он совсем ее не знал. Так что он прибегнул к старому приему, укрывшись за гипотетическими формулировками.
– Идет ли речь о собственных интересах правителя или его страны?
– В идеальном мире они едины.
– Даже в моем понимании история не настолько далека от реальности, Ваше Величество.
– Хорошо, тогда пусть будут интересы страны. Если народ недоволен, правитель недолго усидит на троне, это подтверждает любая история.
– Не мне рассуждать о политическом спасении, Ваше Величество. Я духовный наставник.
– Духовные наставления сейчас никому не нужны.
Тайлер ответил резче, чем намеревался:
– Те, кто не заботятся о спасении своих душ, впоследствии часто обнаруживают, что спасать их уже слишком поздно, Ваше Величество. Господь не делает таких различий.
– Как вы можете ожидать от людей веры в вашего Бога в такие времена?
– Я верю в своего Бога, Ваше Величество.
– Значит, вы глупец.
Тайлер выпрямил спину и холодно ответил:
– Вы вольны верить во что угодно и думать о моей Церкви что угодно, но не порочьте мою веру. Во всяком случае, в моем присутствии.
– Не смей указывать Королеве! – рявкнул Булава.
Тайлер съежился – как ни странно, он и забыл, что Булава стоял рядом. Но стражник умолк так же резко, как и заговорил, и, когда Тайлер повернулся к Королеве, он увидел на ее лице странную улыбку – печальную и одновременно удовлетворенную.
– Так вы искренне верите, – пробормотала она. – Простите, но я должна была знать. В этой золотой громадине таких, как вы, должно быть, наперечет.
– Это несправедливо, Ваше Величество. Я знаю много хороших и благочестивых людей в Арвате.
– А тот, кто послал вас шпионить за мной, тоже хороший и благочестивый человек, святой отец?
На этот вопрос Тайлер ответить не мог. К своим обетам он относился весьма серьезно, даже спустя столько лет.
– Вы хотите жить здесь?
Подумав о своих книгах, он покачал головой.
– Я бы предпочел остаться в Арвате.
– Тогда я предлагаю обмен, – с энтузиазмом сказала королева. – Вы возьмете книгу из моей коллекции на неделю. В следующее воскресенье вы вернете ее мне, при желании взяв другую. Но взамен вы принесете мне одну из тех книг, что у меня нет.
– Библиотечная система, – зачарованно ответил Тайлер.
– Не совсем. Писари уже работают над копированием моих книг, сразу нескольких. Когда вы будете давать мне свои книги, их они тоже перепишут.
– Но зачем?
– Оригиналы я буду хранить здесь, в Цитадели, но рано или поздно я отыщу кого-нибудь, кто сможет соорудить печатный станок.
Тайлер прерывисто выдохнул.
– Печатный станок?
Кулон на шее Королевы вдруг сверкнул – Тайлеру показалось, что камень подмигнул ему.
– Я мечтаю, чтобы эту страну наводнили книги, святой отец. Чтобы все население было грамотным. Чтобы книги были повсюду, в таком же широком доступе, как до Переселения, и по карману даже беднякам.
Тайлер потрясенно уставился на нее.
– Неужели вы не видите эту картину?
И спустя мгновение Тайлер увидел. Печатный станок… результаты могут быть головокружительными. Появятся книжные магазины и библиотеки. Писателей будут чтить, как во времена до Переселения. Будут написаны новые книги. Новая история.
Позже Тайлер понял, что принял решение именно тогда, что иного пути у него и не было. Но в тот момент он чувствовал лишь потрясение. Он в рассеянности отошел от книжных полок и столкнулся нос к носу с Булавой. Лицо стражника помрачнело, что удивило Тайлера. Он понадеялся, что причиной гнева стал не он, потому что этот человек по-прежнему вселял в него ужас. Но нет, Булава смотрел на книги.
Тут Тайлера посетила невероятная мысль. Он пытался выбросить ее из головы, но спустя пару мгновений догадка причудливым образом превратилась в уверенность: Булава не умел читать. Тайлер ощутил укол жалости, но быстро отвернулся, прежде чем она успела отразиться на его лице.
– Что ж, это красивая фантазия, Ваше Величество.
Ее лицо посуровело, уголки рта опустились. Булава довольно хмыкнул, что, кажется, еще больше рассердило Королеву. Она заговорила деловитым тоном.
– Так, значит, жду вас в следующее воскресенье. Но буду рада видеть вас у себя во дворце и в любое другое время, святой отец.
Тайлер поклонился, чувствуя себя так, будто его хорошенько встряхнули. «Вот почему я никогда не покидаю свою комнату, – подумалось ему. – Там гораздо безопаснее».
Он повернулся и побрел обратно в приемный зал, сжимая книгу в руке и почти не обращая внимания на трех стражников, следовавших за ним. Его Святейшество, несомненно, захочет безотлагательного отчета, но в Арват можно пробраться через вход для торговцев. Сегодня вторник, значит, дежурит брат Эмори, он молод и ленив и нередко забывает отчитываться о прибывших. Тайлер сможет прочитать больше ста страниц до того, как Его Святейшество узнает, что он вернулся.
– Святой отец, и еще кое-что…
Тайлер повернулся и обнаружил, что Королева сидит на троне, подперев рукой подбородок. Булава стоял подле нее, с неизменно грозным видом держа руку на мече.
– Ваше Величество?
Она лукаво улыбнулась, и впервые с момента их знакомства ее лицо выглядело соответственно возрасту.
– Не забудьте принести мне книгу.
* * *
В понедельник Келси сидела на троне, безостановочно кусая собственную щеку. Технически она проводила аудиенцию, но на самом деле просто позволяла разным заинтересованным личностям поглазеть на себя, а себе – посмотреть на них. После покушения лорда Грэма она решила было, что Булава отменит это мероприятие, но тот, напротив, решил, что теперь ей еще важнее показаться на публике. Так что ее первая аудиенция состоялась в назначенный день, хотя в приемном зале присутствовала вся Королевская Стража в полном составе – даже те, кто обычно работал по ночам, а днем отсыпался.
Верный своему слову, Булава перетащил в Королевское Крыло большой серебряный трон вместе с помостом. Просидев на нем около часа, Келси обнаружила, что серебро было жестким и, что еще хуже, страшно холодным. Ягодицы ее онемели, и она отчаянно скучала по своему старому потрепанному креслу. Нельзя было даже ссутулиться – слишком много глаз было обращено на нее. Комнату заполнила толпа вельмож, среди которых было много людей, присутствовавших на ее коронации. Она видела перед собой те же одежды, те же прически и те же излишества.
Келси много часов готовилась к этой аудиенции с Булавой и Арлиссом, а также с Маргаритой, которая оказалась кладезем сведений о союзниках Регента среди знати. Регент держал ее при себе, даже когда занимался делами. Очередное свидетельство дядиной недальновидности не удивило Келси, но в то же время не прибавило хорошего настроения.
– Вам нравится здесь? – спросила Келси у Маргариты, когда они закончили заниматься и принялись убирать со стола.
– Да, – ответила Маргарита столь быстро, что Келси усомнилась, поняла ли та вопрос. Маргарита прилично говорила по-тирски, но пришла в восторг, обнаружив, что Келси знает мортийский, поэтому между собой они говорили на этом языке. Келси решила задать свой вопрос снова, попытавшись подобрать верные слова.
– Насколько я понимаю, вас привезли сюда из Мортмина насильно. Вам не хотелось бы вернуться домой?
– Нет. Мне нравится заниматься с детьми, а в Мортмине меня ждет все та же участь.
– Почему? – озадаченно спросила Келси. Маргарита показалась ей образованной и умной, а в человеческой природе эта женщина разбиралась просто мастерски. Келси долго пыталась придумать, что делать с остальными женщинами Регента – ни оставить их всех в Королевском Крыле, ни предложить им какой-никакой оплачиваемой работы она не могла. Но считала, что они заслуживали получить от Короны хоть что-то, ведь им наверняка пришлось нелегко.
Но Маргарита заверила Келси, что других женщин Регента мигом расхватают дворяне, большинство из которых годами бросали на них завистливые взгляды. Эта информация была полезной, хотя и явилась для Келси неприятным открытием по части мужской психологии. Маргарита оказалась права: когда Корин пошел убедиться, что Регент съехал, обнаружилось, что все женщины также исчезли вместе со своим имуществом.
– Вот поэтому, – ответила женщина и пояснительным жестом указала на свое тело и лицо. – Это определяет мою судьбу.
– Красота?
– Да.
Келси с недоумением уставилась на нее. Она бы отдала что угодно, чтобы выглядеть как Маргарита. У нее в голове снова зазвучал голос Ловкача, никогда надолго не покидавший ее мысли: «Простовата, на мой вкус». Она успела заметить, какими взглядами стражники провожали Маргариту в те редкие моменты, когда та покидала детскую. Они не позволяли себе откровенного нахальства – ничего такого, за что Келси могла бы их отчитать, но порой ей хотелось надавать им пощечин и заорать: «Посмотрите на меня! Я тоже стою внимания!» Ее тоже провожали взглядами, но совсем иными.
«Если бы я выглядела как Маргарита, Ловкач стелился бы у моих ног». Очевидно, эти эмоции отразились у нее на лице, потому что Маргарита грустно улыбнулась.
– Вы видите в красоте лишь благо, Ваше Величество, но она несет в себе и кару. Поверьте мне.
Келси кивнула, стараясь придать лицу сочувственное выражение, но на самом деле она восприняла слова собеседницы скептически. Красота открывала столько дверей, красота служила валютой. И если бы кого-то из мужчин не впечатлила внешность Маргариты, то сотни других мужчин (и даже женщин) все равно восхищались бы ею. Келси попыталась сдержать свое раздражение потому, что ей нравилась Маргарита и ее острый ум. И все же что-то подсказывало ей, что нелегко будет каждый день смотреть на эту женщину и при этом не возненавидеть ее за то, что она так невероятно красива.
Булава, не желая, чтобы во время аудиенции народ толпился в темных углах, приказал развесить побольше факелов. И где-то раздобыл глашатая – худенького безобидного юношу с поразительно глубоким чистым голосом, который громко представлял каждого, кто подходил к трону. Желающих побеседовать с Королевой лично Мерн сначала обыскивал на предмет оружия. Кто-то смотрел на нее с завистью, кто-то с подозрением. Некоторые пришли, только чтобы присягнуть ей на верность – вероятно, в надежде получить доступ к казне или усыпить ее бдительность. Многие пытались поцеловать ей руку, а один вельможа, лорд Перкинс, даже умудрился запечатлеть слюнявый поцелуй на костяшках ее пальцев, прежде чем она успела вырвать руку. Келси спрятала обе руки в складки платья, чтобы избавиться от дальнейших посягательств.
Андали сидела справа от нее на стуле, который был на несколько дюймов ниже трона, чтобы камеристка не казалась выше королевы. Келси попыталась оспорить эту затею, но Андали и Булава настояли на своем. Как только лорд Перкинс и его свита покинули помост, Андали протянула Королеве чашку воды, и та ее с благодарностью приняла. Рана хорошо заживала, и теперь Келси могла дольше находиться в сидячем положении, но она уже два часа почти безостановочно обменивалась любезностями с посетителями и слегка осипла.
Подошел вельможа по имени Киллиан с супругой. Келси мысленно перебрала все имеющиеся у нее сведения и поняла, кто это такой: по словам Маргариты, лорд Киллиан был заядлым картежником и однажды пырнул ножом другого дворянина, заспорив с ним во время партии в покер. Ни один из его четверых детей никогда не попадал в лотерею. Супруги Киллиан выглядели скорее как близнецы, чем как муж и жена: оба упитанные, с круглыми лицами, на которых застыло то же выражение, которое она заметила у многих дворян в течение дня: смесь подозрительности и хитрости. Она обменялась любезностями с четой и приняла в подарок прекрасный гобелен, который, по уверениям леди Киллиан, та соткала собственноручно. Келси в этом сильно сомневалась: времена, когда дворянкам приходилось самостоятельно заниматься рукоделием, давно миновали, а этот гобелен явно был сделан очень умелыми руками.
Закончив аудиенцию с Киллианами, Келси наблюдала, как они удаляются от трона. Большинство дворян, с которыми она познакомилась, ей не понравились. Их чрезмерная почтительность внушала недоверие. Даже старинная концепция noblesse oblige в этом королевстве вышла из употребления, и представители высших слоев общества отказывались видеть дальше стен собственного сада. Эта проблема во многом способствовала Переселению. Келси почти чувствовала, как Карлин нависает над ней, неодобрительно нахмурившись, как она всегда делала, когда рассуждала о правящих классах давно ушедших времен.
Киллианы скрылись из вида, и стражники уже было расслабились, но тут Булава, всматриваясь в дальний конец зала, резко скомандовал им встать навытяжку. К трону тащился человек, чье лицо почти полностью закрывала густая черная борода. Краем глаза Келси заметила, как Андали непроизвольно дернулась и стиснула руки.
Девушка барабанила пальцами по серебряному подлокотнику трона, размышляя над тем, как поступить, пока мужчину обыскивали. Она взглянула на камеристку, которая тяжелым взглядом смотрела на мужа, сжимая лежащие на коленях руки.
Булава спустился к основанию помоста и принял позу, в которой Келси узнала готовность к броску, хотя со стороны она могла показаться совершенно расслабленной. Но если бы муж Андали сделал хоть малейшее неверное движение, Булава тут же повалил бы его на пол. Мужчина, видимо, тоже знал это – стрельнув глазами в сторону стражника, он остановился по собственной воле и объявил:
– Мое имя Борвен! Я пришел требовать, чтобы мне вернули жену и детей!
– Вы не вправе ничего здесь требовать, – резко ответила Келси.
Он бросил на нее сердитый взгляд.
– Тогда попросить.
– Обращайся к Королеве как полагается, – рявкнул Булава, – или тебя вышвырнут вон.
Борвен несколько раз глубоко вздохнул, медленно протянул правую руку к левому плечу и похлопал по нему, будто успокаивая себя.
– Я прошу Ваше Величество вернуть мне жену и детей.
– Ваша жена вольна уйти в любое время, – ответила Королева. – Но если вы хотите с ней поговорить в моем дворце, то сперва вам придется отчитаться за ее синяки.
Борвен замешкался, и Келси явственно увидела, как в его голове мелькают бесчисленные оправдания. Мужчина пробормотал что-то неразборчивое.
– Повторите!
– Она была непокорной женой, Ваше Величество.
Андали тихо усмехнулась, но Келси уже достаточно хорошо ее знала, чтобы понимать, что этот звук таил в себе смертельную угрозу.
– Борвен, вы верующий человек?
– Я хожу в церковь каждое воскресенье, Ваше Величество.
– Жене полагается слушаться своего мужа, так?
– Так велит Господь.
– Ну разумеется. – Келси откинулась на спинку трона, разглядывая стоящего перед ней человека. И как только Андали угораздило выйти замуж за это чудище? Но спросить ее об этом она бы ни за что не осмелилась.
– И ваши методы сделали ее более послушной?
– Как бы то ни было, я имел на это право.
Келси открыла было рот, сама не зная, что собирается сказать, но, к счастью, ее прервала Андали, которая встала, выпрямившись в полный рост, и сказала:
– Ваше Величество, молю вас, не отдавайте меня и никого из моих детей во власть этого человека.
Девушка протянула руку и стиснула запястье женщины.
– Вы же знаете, что я ни за что этого не сделаю.
Андали опустила взгляд, и девушке почудился проблеск теплоты в ее серых глазах. Но лицо камеристки тут же снова стало холодным и бесстрастным, как всегда.
– Знаю.
– Как мне с ним поступить? – спросила Келси.
– Мне это безразлично, лишь бы он больше никогда не приближался к моим детям.
Голос Андали был столь же бесстрастным, как и ее лицо. Келси на мгновение задержала на ней взгляд, в ее голове возникла ужасная картина, но прежде чем она обрела четкие очертания, девушка повернулась к Борвену.
– Ваша просьба отклонена. Когда ваша супруга пожелает вернуться к вам, она получит на то мое благословение. Но заставлять ее я не стану.
Мужчина гневно сверкнул глазами и издал странный звериный звук. Келси показалось, что он оскалился на нее, но из-за густой бороды было не различить.
– Слово Божье Вашему Величеству не указ?
Келси нахмурилась. Толпа, прежде казавшаяся сонной, встрепенулась, переводя взгляды с нее на Борвена, будто следила за теннисным матчем. Любой ее ответ донесут до Церкви, а лгать она не могла, в зале было слишком много людей. Она заговорила, тщательно подбирая слова.
– История знает множество исчезнувших королевств, правители которых утверждали, будто руководствуются исключительно волей Божьей. Тирлинг не теократическое государство, и я должна опираться не только на Библию. – Она чувствовала, что ее голос становится резче, но не могла ничего с собой поделать. – Если оставить в стороне Божью волю, Борвен, то мне кажется, что, будь вы достойны послушания жены, вы бы смогли добиться его, не прибегая к помощи кулаков.
Лицо мужчины залилось краской, а глаза сузились, превратившись в две черные щелки. Дайер, стоявший у подножия помоста, сделал несколько шагов вперед и преградил путь мужчине, держа руку на мече.
– Писарь здесь? – спросила Келси Булаву.
– Где-то здесь. Я отправил его в толпу, но он вас услышит.
Она повысила голос и заговорила на весь зал.
– Мой престол не потерпит жестокого обращения, что бы об этом ни говорил Бог. Муж, жена, ребенок – неважно. Любой, кто поднимет руку на другого человека, будет за это отвечать, – она снова перевела взгляд на мужа Андали. – Вы, Борвен, как первый нарушитель, наказаны не будете. Вы послужите примером, на основании которого я составлю свой первый закон. Но если вы еще раз предстанете передо мной или перед любым из моих судей с теми же обвинениями, вас покарают по всей строгости закона.
– Мне не предъявляли никаких обвинений! – прокричал мужчина, побагровев от гнева. – Я пришел потребовать обратно жену и детей, которых у меня украли, а вместо этого на меня же что-то валят! Это несправедливо!
– Борвен, доводилось ли вам слышать о доктрине чистых рук, основанной на принципе беспристрастности?
– Нет, и плевать я на нее хотел! – рявкнул он. – Меня обокрали, и, чтобы добиться справедливости, я готов кричать об этом на весь Тирлинг!
Булава двинулся вперед, но Келси щелкнула пальцами.
– Не надо.
– Но, госпожа…
– Не знаю, какие порядки царили тут прежде, Лазарь, но мы не наказываем людей за слова. Мы попросим его уйти, а если он не послушается, можете вывести его каким угодно способом.
Борвен тяжело и хрипло дышал, и этот звук напомнил Келси, как они с Барти как-то раз наткнулись в лесу на дремлющего бурого медведя. Барти подал Келси знак, и они тихо отступили. Даже Барти, способный подружиться с любым лесным зверем, не захотел связываться с разбуженным медведем. Но мужчина, стоявший сейчас перед ней, был существом совершенно иной породы, и она внезапно подумала, что с удовольствием вступила бы с ним в схватку, хоть голыми руками, пусть даже ее бы побили.
«Во мне слишком много гнева», – осознала Келси. Мысль была мрачная, но при этом вселяла некоторую гордость: пусть в чем-то она слаба, но зато она точно знает, что гнев всегда будет с ней как бездонный источник силы. Карлин была бы разочарована, но Келси теперь Королева, а не испуганный ребенок, и она многому научилась с тех пор, как покинула коттедж. Она смогла бы предстать перед Карлин и держать ответ за все свои поступки… пусть не без страха, но хотя бы без опустошающей уверенности в том, что Карлин всегда все знает лучше.
– Борвен, вы отняли у меня слишком много времени своим вздором, и теперь вы покинете мой зал. Вы вольны обвинять мой престол в любой несправедливости, но знайте, что я противопоставлю вашим словам слова вашей супруги. Выбор за вами.
Удар явно попал в цель. Борвен беззвучно шевелил губами, но не находил слов. Его черные глаза бегали, как у загнанного в угол зверя, он стукнул огромным кулаком по ладони другой руки, испепеляя взглядом Андали.
– Все такая же гордячка, а? Она хоть знает, откуда ты родом? Знает, что в тебе течет мортийская кровь?
– Довольно! – Келси рывком поднялась с трона, не обращая внимания на протестующую боль в плече. – Моему терпению пришел конец. Вы покинете этот зал немедленно или я позволю Лазарю вышвырнуть вас отсюда любым угодным ему способом.
Мужчина подался назад, торжествующе улыбаясь.
– Она мортийка! Дурная кровь!
– Лазарь, вперед.
Булава рванулся к Борвену, который тут же бросился наутек. Когда он понесся к дверям, по толпе прокатился одобрительный смех. Андали снова уселась рядом с Королевой, сохраняя невозмутимое выражение лица. Когда ее муж выбежал из зала, Булава прекратил вялую погоню и пошел обратно, и в глазах его горели веселые огоньки. Но Келси устало потерла глаза. «Ну что там еще?»
– Леди Эндрюс, Ваше Величество! – возвестил глашатай.
К трону стремительным шагом подошла женщина. На этот раз ее голову украшала замысловатая шляпа из ярко-фиолетового бархата с пурпурными лентами и павлиньими перьями. Но Келси все равно без труда узнала ее по недовольно изогнутым губам.
– Ради всего святого, – тихо сказала она Булаве. – Разве мы не заплатили за ее проклятую диадему?
– Заплатили, госпожа, да еще и переплатили. Род Эндрюсов славится своей скандальностью, и Арлисс не хотел, чтобы у них был повод для жалоб.
Леди Эндрюс остановилась у нижней ступеньки. Она была гораздо старше, чем казалось в тускло освещенном тронном зале, – пожалуй, лет сорока. Кожа у нее на лице была как-то неестественно натянута, ни дюйма лишней плоти. Пластическая хирургия? В Тирлинге таких специалистов не было, но в Мортмине возродили эту технологию, хотя Келси сомневалась, что у тирских дворян нашлись бы деньги на такое. Леди Эндрюс слащаво улыбалась, но взгляд выдавал ее истинные чувства.
«Да она ненавидит меня», – поняла Келси. Что бы она ни делала, эта женщина никогда не простит ей порчу своей тщательно уложенной прически на глазах у толпы. Эта мысль не вызвала у Келси ни капли сожаления, лишь легкое недоумение: неужто у этой дамы нет забот поважнее?
– Я пришла, чтобы присягнуть на верность Вашему Величеству, – объявила дама. У нее был характерный голос, настолько скрипучий и хриплый, что Келси заподозрила в ней не менее заядлого курильщика, чем Арлисс. Хотя, возможно, дело было просто в пристрастии к выпивке. Келси знала, что алкоголь тоже портит голос.
– Это честь для меня.
– Я принесла Вашему Величеству подарок: платье из каллейского шелка.
Платье и правда было красивым – ярко-синий шелк изысканно мерцал в свете факелов. Но когда леди Эндрюс подняла его, Келси увидела, что оно размера на три меньше нужного и сшито на высокую худую женщину вроде самой леди Эндрюс. Немного поразмыслив, девушка решила, что дворянка нарочно выбрала такой размер – просто чтобы позлорадствовать по поводу того, что Королеве платье окажется мало.
– Благодарю вас, – ответила Келси с легкой улыбкой. – Вы очень любезны.
Арлисс взял платье и положил его среди других подарков, которых становилось все больше. Некоторые были совершенно ужасны – от людей, у которых вкуса было не больше, чем у ее дядюшки. Но, во всяком случае, все подарки были ценными за счет материалов: никто не осмелился подарить Келси совсем уж никчемный хлам. Она как раз решила продать большинство подарков, но Арлисс уже ее опередил. На мгновение задержав оценивающий взгляд на синем платье, он сделал пометку в своей книжице.
– Я также хотела спросить, что Ваше Величество намеревается делать с Мортмином.
– Прошу прощения?
Леди Эндрюс улыбнулась той обманчиво сладкой улыбкой, которая будто создана для того, чтобы скрывать под собой звериный оскал.
– Вы нарушили Мортийское соглашение, Ваше Величество. Я владею землями близ устья Криты, в Восточном Альмонте. Мне есть что терять.
Келси украдкой посмотрела на Булаву, но тот неотрывно следил за толпой.
– Мне тоже есть что терять, и даже больше, чем вам, леди Эндрюс. У меня на кону больше земель, да еще и собственная жизнь. Так что предоставьте мне переживать об этом, ладно?
– Мои арендаторы встревожены, и я их понимаю. Их дома стоят прямо на пути к Новому Лондону, и во время прошлого вторжения они сильно пострадали.
– Уверена, вы и тогда за них глубоко переживали, – промолвила девушка. – Вы и ваша стража пришли им на помощь?
Леди Эндрюс открыла было рот, но помедлила с ответом.
– Вы не защитили их, не так ли? Вы укрылись в своей башне и бросили их на произвол судьбы.
– Я не видела смысла в том, чтобы умирать вместе с ними.
– Ну разумеется, не видели.
– Чем вам мешала отправка рабов, Ваше Величество?
– Простите?
– Это справедливая система. И мы ведь должны давать Мортмину хоть что-то.
Келси подалась вперед.
– Леди Эндрюс, у вас есть дети?
– Нет, Ваше Величество.
«Ну конечно, нет», – подумала Келси. Дети, зачатые этой женщиной, были бы поглощены ее же утробой. Она повысила голос, чтобы было слышно всему залу.
– Тогда лотерея не представляет для вас особого риска, не так ли? У вас нет детей, вы не выглядите достаточно крепкой для физического труда, и вы уже слишком стары, чтобы привлечь кого-либо в сексуальном плане.
Глаза дворянки расширились от ярости. Позади нее раздалось несколько женских смешков.
– Жалобы про Мортмин и лотерею я буду слушать от тех, кому действительно есть что терять, – громко объявила Келси. – Все, у кого есть риски, связанные с лотереей, могут прийти сюда и поднять этот вопрос во время любой из моих аудиенций. – Она снова повернулась к леди Эндрюс. – Но не вы.
Женщина сжала кулаки, вонзив в ладони свои длиннющие ногти, покрытые ярко-фиолетовым лаком. Под глазами у нее выступили темно-красные пятна. Келси подумала, не попытается ли она напасть на нее с голыми руками. Это казалось маловероятным, но полной уверенности у нее не было. Похоже, ее не было и у Булавы, который переместился на несколько дюймов ближе и теперь буравил леди Эндрюс своим самым грозным взглядом.
«Что же она видит, когда смотрится в зеркало?» – гадала Келси. Она не раз встречала рассказы о подобных маниях в книгах, но увидеть такое в реальной жизни – совсем другое дело. Как могла женщина, выглядевшая столь старой, придавать такое значение собственной привлекательности? Какие бы мучения ни доставляло Келси собственное отражение в зеркале, теперь она вдруг поняла, что есть кое-что похуже некрасивого лица: быть уродливой и при этом считать себя красавицей.
«Я хотя бы вижу все как есть».
Леди Эндрюс быстро пришла в себя, хотя ее низкий голос все еще дрожал от гнева.
– А вам что терять, Ваше Величество? Вы провели свое детство в изоляции. Разве ваше имя когда-либо попадало в лотерею?
Девушка вспыхнула, онемев от удивления – об этом она никогда не задумывалась. Конечно, ее имя никогда не включали в лотерею, ведь никто не знал о ее существовании. А существовал ли вообще лотерейный билет с именем Келси Рэйли? Разумеется, нет, равно как не было и с именами Элиссы Рэйли, Томаса Рэйли или любого из бесчисленных вельмож, которые могли себе позволить откупиться.
Леди Эндрюс сделала еще один шаг вперед, не смутившись близостью Булавы. Улыбка ее источала яд.
– На самом деле, Ваше Величество, вы рискуете меньше, чем любой из нас, не так ли? В случае нового вторжения вы просто забаррикадируетесь в своей башне, как и я.
Королева покраснела еще сильнее, вспомнив о нескольких комнатах по коридору, которые были забиты припасами на случай осады: провизией и оружием, факелами и бочками с маслом. Ответить ей было нечего. Шли секунды, в толпе начали перешептываться. Мысли Келси лихорадочно мелькали от страха, что последнее слово останется за леди Эндрюс. Она бросила взгляд на Булаву и Пэна, но те тоже словно лишились дара речи. Перешептывания становились все громче, эхом отдаваясь от стен зала. В любой момент кто-то может засмеяться над беспомощностью Келси, и тогда все будет кончено. Мерзавка победит.
– Я жил в одной из ваших деревень, госпожа.
Келси посмотрела за спину леди Эндрюс и увидела выступившего вперед Мерна. Лицо его было столь же бледно, как и всегда. Келси неоднократно просила Булаву дать Мерну возможность отоспаться, но всякий раз получала уклончивые ответы. Но сейчас стражник вовсе не выглядел сонным. Он не сводил налитых кровью глаз с леди Эндрюс, и на сей раз Келси показалось, что побледнел он не от недосыпа, а от ярости.
– Ты кто такой, черт возьми? – рявкнула дворянка. – Стражник, дерзнувший напрямую обратиться к благородной даме? При моем дворе тебя за такое отходили бы плетьми.
Мерн пропустил ее слова мимо ушей.
– Знаете, мы ведь стучались к вам. Моя жена не умела ездить верхом, а моя дочь была больна. У нас не было шансов убежать от мортийцев на открытом пространстве. Мы добрались до ворот замка и умоляли дать нам убежище, и я видел, как вы смотрели на нас из окна. У вас так много комнат, но все же вы отказались дать нам хотя бы одну.
Леди Эндрюс подалась назад, но стражник подошел ближе, и Келси увидела, что в его глазах стоят слезы.
– Я знаю Королеву Келси едва ли больше месяца, но могу вас заверить: когда придет мортийская армия, она попытается уместить весь Тирлинг в Цитадели, не заботясь о том, давно ли люди мылись, во что одеты или насколько бедны. Она всем найдет место.
Мерн умолк и отвернулся. Плечи его вздымались. Леди Эндрюс не сводила с него взгляда, широко раскрыв рот. Келси бросила взгляд на Булаву и увидела, что тот потрясен не меньше. Спустя мгновение он подошел к Мерну и тихо что-то сказал, после чего тот скрылся за троном. Келси наблюдала, как он уходит по коридору, а потом повернулась к стоявшей перед ней дворянке.
– Что-то еще, леди Эндрюс?
Женщина открыла рот, но долго не издавала ни звука. За считаные секунды туго натянутая кожа ее лица покрылась тысячей крошечных морщинок.
– Нет, Ваше Величество.
– Спасибо за диадему и за платье. Вы свободны.
Леди Эндрюс вжала голову в плечи и пошла прочь. Тяжелая походка выдавала ее возраст. Пока она двигалась по проходу, многие люди из толпы бросали на нее полные отвращения взгляды, но Келси это не впечатлило: сами они наверняка вели себя не лучше. Она волновалась за Мерна, но он со своей гордостью королевского стражника наверняка сейчас хочет побыть один.
– Есть еще кто-то? – спросила она Булаву.
– Вряд ли, госпожа.
Булава, вопросительно подняв брови, глянул на глашатая, который в ответ покачал головой. Стражник рассек воздух ладонью, и юноша объявил:
– Аудиенция закончена. Пожалуйста, проходите к дверям в организованном порядке.
– А он молодец, этот глашатай, – заметила Келси. – Трудно поверить, что у такого худощавого паренька может быть такой мощный голос.
– Из худощавых всегда получаются самые лучшие глашатаи, госпожа, уж не знаю, почему. Я передам ему, что вы довольны.
Девушка откинулась на спинку трона, в очередной раз пожалев о том, что не сидит в своем кресле. Прислоняться к жесткой спинке было все равно что к камню. Она решила завалить трон подушками, когда рядом никого не будет.
Организованного порядка не получилось: у двери образовался затор. Каждый посетитель, вероятно, полагал, что именно он заслуживал пройти первым.
– Ну и толкучку устроили, – фыркнул Пэн.
Келси воспользовалась случаем почесать нос, который уже давно отчаянно зудел, а затем подозвала Андали.
– Мне больше ничего сегодня не понадобится. Вы свободны.
– Спасибо, госпожа, – откликнулась та и сошла с помоста.
Когда толпа, наконец, рассосалась и стража начала запирать двери, Келси спросила:
– Как вы думаете, чего добивалась леди Эндрюс?
– Да ее явно подговорили, – ответил Булава, беспокойно вглядываясь в глубину коридора. – Кто-то просто хотел доставить вам неприятности.
Арлисс, прислушивавшийся к разговору со своего места у основания помоста, кивнул.
– Это наверняка дело рук Торна, он ведь не настолько глуп, чтобы явиться сюда лично.
Келси нахмурилась. Благодаря Булаве и Арлиссу она теперь знала намного больше о Бюро переписи, которое возглавлял Торн. Хотя изначально ведомство было создано как инструмент королевской власти, позже оно зажило собственной жизнью, функционируя как гадкий самостоятельный организм. Бюро обладало в Тирлинге такой властью, что могло соперничать с Божьей Церковью и даже властью самой Королевы. Орган разросся слишком мощно, чтобы его можно было закрыть полностью. Его нужно было разбирать по частям, и самой большой его частью был сам Торн.
– Я не позволю Торну саботировать то, что мы создаем. Он должен уйти в отставку, получив достойную пенсию.
– В Бюро переписи работает большинство образованного населения королевства, госпожа, – предостерег ее стражник. – Если вы попытаетесь расформировать его, то придется найти каждому из них хорошо оплачиваемую работу.
Келси кивнула:
– Конечно, это создает проблему. Может, они могли бы стать учителями или, допустим, сборщиками налогов.
Однако дальнейшее обсуждение этой затеи пришлось отложить, потому что тут у Веллмера громко заурчало в животе, что гулко разнеслось по залу на фоне общей тишины, вызвав приглушенный смех у остальных стражников. Милла готовила ужин, и зал наполнился запахом чеснока. Веллмер покраснел как помидор, но Келси улыбнулась и сказала:
– На сегодня мы закончили. Я поем сегодня в своих покоях, а вы садитесь за стол. Кто-нибудь отнесите еды Мерну и заставьте его поесть.
Стражники синхронно поклонились, и некоторые отправились на кухню, а остальные пошли по коридору к своим семьям. По словам Булавы, Милла твердо заявила, что не потерпит вторжения двадцати стражников на свою кухню во время каждой трапезы, поэтому несколько человек по очереди разносили еду остальным. Они мирно договорились об этом между собой, создав систему очередности, так что Булаве не было нужды вмешиваться. Казалось бы, мелочь, но Келси увидела в этом хороший знак – признак дружного сообщества.
– Лазарь, погоди минутку.
Он склонился к ней.
– Госпожа?
– Есть успехи в поисках Барти и Карлин?
Булава выпрямился. Может, у нее просто разыгралось воображение, но Келси показалось, будто его голос стал жестче и официальнее.
– Пока никаких, госпожа.
Девушка стиснула зубы. Ей не хотелось донимать его, но ей так нужно было увидеть Барти, его улыбающееся лицо с морщинками у глаз. А еще ей ужасно не терпелось рассказать Карлин, что теперь она все понимала про свою мать и знала, что Карлин могла донести до нее правду лишь окольными путями.
– Вы обыскали деревню?
– У нас было много дел, Ваше Величество. Вскоре я займусь этим.
Но даже это заявление для Булавы было слишком сухим, и Келси недоверчиво сощурилась.
– Лазарь, ты меня обманываешь.
Булава просто смотрел на нее безо всякого выражения.
– Почему ты меня обманываешь?
– Госпожа! – окликнул ее из коридора Веннер. – Ваши доспехи готовы!
Келси с раздражением повернулась.
– Почему мне об этом сообщаешь ты?
– Феллу нездоровится.
Еще одна ложь, подумала Келси. А еще ей пришло в голову, что Веннеру в итоге пришлось доставать доспехи самому. Но ее желание поспорить таяло по мере того, как разгорался аппетит, вызванный соблазнительными запахами из кухни.
– Проверим их во время завтрашней позорной тренировки.
Слегка улыбнувшись, Веннер отправился на кухню. Келси повернулась, чтобы продолжить разговор с Булавой, но тот успел испариться как дым.
– Вот скрытный мерзавец, – пробормотала она, но в ее словах не было злобы – лишь отчаяние и страх. Что же случилось с Барти и Карлин?
Девушка спустилась с помоста в сопровождении Пэна, пытаясь решить, что почитать за ужином. Надо бы изучить очередной отчет Арлисса по Бюро переписи, но цифры за едой плохо усваиваются. Ужин – время художественной литературы. Может, что-нибудь из серии про Эркюля Пуаро… Келси была бесконечно очарована этим маленьким хитрым бельгийцем, способным решить любую проблему.
У дверей в свои покои Келси услышала, как в соседней комнате Андали произнесла ее имя, и непроизвольно остановилась, а за нею и Пэн.
– Уверяю тебя, Королева Келси напугана.
– Но она не выглядит напуганной, – это была старшая дочка Андали, Айса. Келси без труда узнала ее полный недовольства голос, начинавший приобретать взрослую глубину.
– Она же королева, детка, – ответила Андали. – Она скрывает свой страх, чтобы мы меньше боялись.
– Я испугалась, когда они начали кричать.
– Все испугались. Но опасный путь, который тебе предначертан, всегда лучше безопасного, который ведет в никуда.
– В каком смысле предначертан?
Андали некоторое время молчала, и Келси прислонилась к стене, зная, что подслушивать нехорошо, но не находя в себе сил уйти. Андали по-прежнему была для всех загадкой. Даже Булава не смог выяснить ничего о ее происхождении, помимо того факта, что она была наполовину мортийкой, но об этом она рассказала сама. Казалось, она свалилась с небес в пятнадцатилетнем возрасте и сразу же вышла замуж за этого ничтожного Борвена. Вся ее жизнь до замужества была покрыта мраком.
– В этом королевстве ужа давно не происходило ничего выдающегося или хотя бы по-настоящему хорошего, – продолжила Андали. – Как гласит «Плач матерей», Тирлингу нужна королева. Истинная Королева. И если Королева Келси выживет, она станет именно такой. Может быть, о ней даже сложат легенды.
Глаза Келси расширились, и она повернулась к Пэну, который прижал палец к губам.
– У тебя было видение об этом, мама?
– Не нужно видений, чтобы понять это.
– Я бы хотела стать частью легенды, мама.
– Поэтому мы и остаемся здесь. – Голос Андали переместился ближе, и Келси отошла от двери. – Как тебе книга, которую она тебе дала?
– Я думала, что мне совсем не понравится, там нет ни одной девочки.
Ответ Андали сопровождался смехом. Это было так непривычно, что Келси подумала, не ослышалась ли она.
– Совсем ни одной?
– И настоящих героев тоже нет. Но есть очень храбрый маленький человечек. Его храбрость проявляется не в бою, а в том, что он не убегает прочь, когда ему страшнее всего.
Келси улыбнулась. Даже Карлин не смогла бы точнее описать Бильбо Бэггинса, а Карлин обожала отважного хоббита, как собственное дитя.
– Это хороший урок, – согласилась Андали. – Я знаю, что ты хочешь научиться сражаться, это все влияние твоего отца. Но истинная отвага не имеет ничего общего с мечами, и я хочу, чтобы ты это тоже помнила.
Келси прикрыла глаза. Карлин говорила ровно то же самое – когда-то давно, в другой жизни.
– Тебе нравится книга?
– Да, и Королева сказала, что в следующей части будет героиня-девочка.
Келси поманила Пэна пальцем, и они ускользнули в ее покои. Стражник закрыл за ними дверь.
– Я же говорил вам, что она провидица.
– И я согласилась с тобой. Но все же было бы ошибкой придавать видениям слишком много значения.
В передней теперь стояла кровать Пэна, на которой были кучей свалены разномастные простыни и одеяла. По полу была разбросана грязная одежда, которую он поспешил пинками затолкать под кровать. В дверь постучались, и Пэн впустил Миллу с двумя подносами, на которых стояли тарелки с говяжьим рагу. Повариха уже отвоевала себе право лично относить Келси еду. По словам Булавы, она также пробовала все блюда, приготовленные для Королевы, прежде чем вынести их с кухни. От такой меры было мало прока, ведь многие яды начинали действовать лишь спустя какое-то время, но Келси все равно была растрогана и велела, чтобы Милле никто об этом не сообщал.
– Хочешь поесть со мной? – спросила она Пэна.
– Давайте.
Он проследовал за Келси через арку в ее спальню, куда Булава принес маленький стол для тех случаев, когда ей хотелось поесть в одиночестве. Милла поставила подносы на стол и, поклонившись королеве, удалилась.
Келси принялась за еду. Рагу было вкусным, как и все блюда Миллы, но сегодня девушка поглощала пищу механически, не переставая размышлять о старшей дочери Андали. Насколько она понимала, кое-кто из детей камеристки, если не все, подвергались насилию, а такое обращение всегда оставляет шрамы. К тому же девочка вступала в подростковый возраст, а Келси хорошо помнила этот переходный период: нехватка столь желанной независимости, ощущение собственной беспомощности и, самое ужасное, резкие вспышки раздражения на взрослых, которые не понимают, что на самом деле важно. Как-то раз, когда ей было лет двенадцать или тринадцать, она даже накричала на Барти за то, что тот передвинул что-то у нее на письменном столе.
Подняв глаза, она заметила, что Пэн смотрит на нее заинтересованным взглядом.
– Что?
– Мне нравится смотреть, как вы думаете. Все равно что наблюдать за схваткой двух псов в загоне.
– Ты ходишь на собачьи бои?
– Ходил, но не по своей воле. Это жестокий спорт. Но мой отец в юности держал загон для собачьих боев. Оттуда и пошло мое имя.
– А где это было?
Молодой человек покачал головой.
– Вступая в Королевскую Стражу, мы получаем право оставить свое прошлое позади. К тому же с вас станется разыскать моего отца и посадить его в тюрьму.
– Может, и следовало бы. Судя по твоим словам, он еще тот живодер.
Келси пожалела о своих словах, как только они слетели с ее губ. Но Пэн всего лишь на мгновение задумался и затем мягко ответил:
– Пожалуй, был когда-то. Но сейчас он всего лишь слепой старик, который не способен никому навредить. В системе правосудия, которая не учитывает обстоятельств, таится опасность.
– Согласна.
Стражник снова принялся за еду, и Келси последовала его примеру, но спустя пару минут отложила ложку.
– Меня беспокоит эта девочка.
– Старшая дочь Андали? Айса?
– Да, она.
– У нее было тяжелое детство, госпожа. Мы не нашли никаких сведений о жизни Андали до замужества, а вы уж поверьте, мы с Булавой старались изо всех сил. Но их семейная жизнь – совсем другое дело.
– В каком смысле?
Пэн помедлил, и видно было, что он тщательно подбирает слова.
– Госпожа, все соседи знали, что мужу Андали нравятся молоденькие девочки. Хуже всего пришлось его дочкам, но были и другие.
Келси сглотнула, пытаясь подавить отвращение и перейти на деловой тон.
– Карлин говорила мне, что в отсутствие нормальной судебной системы люди обычно сами решают подобные проблемы. Почему же они с ним не разобрались?
– Андали запретила.
– Но как же так? Я бы предположила, что в такой ситуации она сама убьет мужа, прежде чем до него доберется кто-то еще.
– Я тоже так думал, госпожа, и это по-прежнему неразрешимая загадка для меня. Соседи с удовольствием рассказывали нам о Борвене, но не об Андали. Они считали ее ведьмой.
– Почему?
– Сложно сказать. Возможно, из-за ее способности видеть людей насквозь. Я сам побаиваюсь Андали, а ведь ни один вооруженный человек никогда не внушал мне страха.
– Меня она тоже пугает.
Пэн положил в рот еще ложку рагу, и его тактичное молчание подтолкнуло Келси озвучить истинную причину своего страха.
– Это Андали должна быть Королевой. Не я. Она выглядит как королева, говорит как королева и внушает страх окружающим.
Стражник с минуту поразмыслил над ответом. Келси нравилось, что он не пытался заполнять паузы в разговоре пустыми фразами, которые проще всего сказать. Проглотив еще пару кусков мяса, он ответил:
– Госпожа, вы сейчас очень точно описали Королеву Мортмина. Пусть в Андали течет и тирская кровь, но по своей сути она мортийка. Из нее бы вышла идеальная королева той страны. А вы пытаетесь построить совершенно иную власть, основанную не на страхе.
– А на чем же?
– На справедливости, госпожа. На внимании к людям. Никто не знает, получится ли у вас хоть что-то. Разумеется, проще править с помощью страха. Но в Андали есть какая-то жесткость, беспощадность, и хотя это может служить преимуществом, я бы не назвал это силой.
Справедливость и внимание. Келси улыбнулась и вернулась к еде. Даже Карлин осталась бы довольна.
Посреди ночи Келси вдруг резко села в кровати. Откуда-то из-за стен ее комнаты донесся крик ребенка. Она непроизвольно глянула налево, ища взглядом камин, но там ничего не было, даже не тлели угольки. Должно быть, скоро рассвет.
Она потянулась к прикроватному столику, чтобы взять свечу, которая обычно там стояла, но ее пальцы ухватили лишь пустоту. На нее накатила волна страха, острого и беспричинного. Принявшись лихорадочно шарить руками вокруг постели, она обнаружила, что и сам столик тоже исчез.
Снаружи закричала женщина. Вопль становился все надрывнее, пока не оборвался с коротким сдавленным хрипом.
Келси сбросила покрывала и спрыгнула с кровати. Ноги ее ступили не на холодный каменный пол, а на что-то, напоминавшее плотно утрамбованную землю. Она метнулась к двери, но не налево через свои покои, а направо через кухню, по ступенькам, которые знала как свои пять пальцев.
Распахнув дверь, девушка съежилась от пронзительно холодного ночного воздуха. Деревня была все еще погружена во тьму, на горизонте едва забрезжил рассвет. До нее доносился топот множества бегущих людей.
– Налетчики! Налетчики! – крикнула женщина в одном из соседних домов. – Они… – тут голос резко оборвался.
Охваченная ужасом, Келси захлопнула дверь и заперла ее на засов. Пошарив по кухонному столу, она нашла свечу и спички, зажгла фитиль и прикрыла слабый огонек ладонью. Джонарл построил им хороший дом из закаленной глины, армированный мелкими камешками, и даже сделал специально для нее пару окон, в рамы которых были вставлены осколки стекла, собранные им во время вылазок в город. Дом был прекрасным свадебным подарком, но снаружи через окошки можно было увидеть свет.
Вернувшись в спальню, она увидела, что Уильям сидел на кроватке и сонно моргал. В этот момент он был так похож на Джонарла, что ее сердце едва не разорвалось на части. К счастью, Джеффри по-прежнему спал в своей колыбели, и она прижала его к себе вместе с одеялом, а свободную руку протянула Уильяму.
– Все хорошо, милый. Вставай. Нам нужно идти. Покажи мамочке, как ты умеешь ходить.
Малыш выкарабкался из-под одеяла и свесил ножки, не доставая до пола. Спрыгнув с постели, он подошел к матери и взял ее за руку.
На улице послышался топот сапог. «Мужских сапог», – механически отметила она. Но все мужчины уехали продавать урожай пшеницы. Паника начала охватывать ее мозг, подобно лихорадке. Она пыталась подавить ее, но куда им было идти? В доме даже не было подвала, чтобы спрятаться. Перехватив Джеффри другой рукой, она принялась искать плащи и обувь в углу.
– Уильям, сможешь найти свою куртку и ботинки? Давай наперегонки?
Мальчик с недоумением посмотрел на нее, но спустя пару секунд стал рыться в куче верхней одежды и покрывал. Отодвинув в сторону стопку стеганых одеял, Келси обнаружила зимний плащ Джонарла, по-прежнему аккуратно свернутый. И вот тогда-то, при виде плаща своего погибшего мужа, она чуть не разрыдалась. К горлу подкатила до боли знакомая утренняя тошнота, всегда появлявшаяся в самый неподходящий момент.
Входная дверь резко распахнулась, хлипкий деревянный засов раскололся надвое, и оба обломка разлетелись по разным углам кухни. Келси положила одну руку на покрытую легким пушком головку Джеффри, другой рукой привлекла к себе Уильяма, спрятав его за собой.
В дверях стояли двое мужчин с измазанными сажей лицами. Один из них был одет в ярко-красный плащ, и даже Келси знала, что это значит.
«Кейден? Здесь?» – пробежала в ее голове лихорадочная мысль, прежде чем мужчина шагнул вперед и ухватился рукой за спящего Джеффри. Младенец тут же проснулся и закричал.
– Нет! – завопила она.
Мужчина оттолкнул ее и вырвал ребенка у нее из рук. Келси повалилась в угол, ухватившись за ножку стола, чтобы не упасть прямо на Уильяма. Она больно ударилась бедром об стену и застонала.
– Возьми мальчишку, – сказал наемник своему спутнику и скрылся за дверью вместе с Джеффри.
Келси пронзительно завопила, чувствуя, будто у нее внутри что-то оборвалось. Это просто дурной сон, иначе и быть не может. Но, опустив взгляд, она увидела, что при падении ее левая нога попала в ее же правую туфлю, которая теперь торчала под причудливым углом. Эта реалистичная деталь разрушила хрупкую надежду на то, что она видит сон. Келси схватила Уильяма и снова спрятала, пихнула его себе за спину, подняв перед собой руки, чтобы защититься от нависшего над ней человека.
– Прошу вас, – сказал он, протягивая ей руку. – Пожалуйста, пойдемте со мной. Я не хочу причинять вреда ни вам, ни мальчику.
Даже под слоем сажи Келси видела, насколько бледно и утомленно его лицо. На вид он был ровесником Джонарла, разве что чуть-чуть старше… Из-за седеющих волос трудно было сказать наверняка. В руке у него был нож, но она сомневалась, что он пустит его в ход: казалось, мужчина и сам о нем забыл.
– Куда он унес моего сына?
– Пожалуйста, – повторил он. – Пойдемте по-хорошему.
– Какого черта ты там застрял, страж Ворот? – раздался снаружи хриплый голос.
– Иду!
Он повернул перекошенное лицо к Келси.
– В последний раз прошу, пойдемте со мной. У вас нет иного выбора.
– Уильяму нужно одеться.
– Только поскорее.
Взглянув на сына, она с облегчением увидела, что тот уже обулся и держал в руке свой плащ. Она присела на колени и надела на него плащ, дрожащими пальцами застегивая пуговицы.
– Вот умница, Уильям. Опередил маму.
Но мальчик неотрывно смотрел на человека с ножом.
– А теперь идемте, прошу вас.
Келси взяла Уильяма за руку и вышла из дома вслед за мужчиной. Она мысленно проклинала Джонарла за то, что он умер и оставил их одних. Но, конечно, будь он жив, это бы не помогло. На дворе конец марта, и все мужчины Хейвена, как обычно в эту пору, уехали в Новый Лондон торговать пшеницей, оставив деревню без защитников. Она никогда не задумывалась об этом раньше. Деревню ни разу не постигали подобные беды со времен вторжения: поселение находилось слишком далеко от мортийской границы и могло не опасаться набегов.
На улице она с облегчением увидела высокого кейдена, который держал Джеффри, аккуратно прижав к бедру. Похоже, ему хотя бы доводилось раньше держать на руках младенцев. Малыш немного успокоился, но вряд ли надолго: он тревожно посапывал, шаря по плащу мужчины в поисках груди. Не найдя ее, он снова заплачет.
– Пошли, – сказал ей наемник.
– Позвольте мне самой понести сына.
– Нет.
Келси открыла было рот, чтобы запротестовать, но тут второй мужчина, тот, что пониже, схватил ее за плечо и мягко пожал его, призывая молчать. Она взяла Уильяма за руку и пошла вслед за кейденом вниз по улице на окраину деревни. Небо на горизонте уже светлело, и она различала вокруг себя размытые очертания домов и конюшен. На их пути к ним присоединялись другие группы женщин и детей. Вот из своего дома вышла Эллисон с двумя дочерьми. Руки ее были связаны, а на предплечье виднелась глубокая царапина.
«Она вела себя храбрее меня», – невесело подумала Келси. Однако большинство женщин выглядели в точности как она сама – ошеломленными и растерянными, будто только что очнулись от сна. Она брела дальше, еле передвигая ноги и таща Уильяма за собой.
Лишь завернув за угол дома Джона Тейлора, который сейчас стоял пустым, она поняла, что происходит, кто эти люди и зачем женщин и детей выволакивали из домов. На фоне светлеющего горизонта возвышался симметричный черный силуэт клетки, внутри которой шевелились человеческие фигуры. Рядом в окружении мулов стояла еще одна клетка, пустая. Бросив взгляд за пределы деревни, Келси увидела еще несколько клеток, растянувшихся в ряд примерно на милю в направлении Мортийского тракта.
«Вот она, кара», – поняла Келси. На ее памяти жители Хейвена лишь дважды попадали в лотерею. В деревне этих несчастных считали покойниками, проводили поминальные обряды и говорили о них со скорбью в голосе. Все они неоднократно наблюдали за отправкой рабов по Мортийскому тракту, и Келси всякий раз втайне радовалась, что эта участь не постигла ни ее, ни ее мужа и детей. «Это кара за мою радость».
Седовласый человек повернулся к ней.
– Теперь я должен забрать вашего сына.
– Нет.
– Пожалуйста, не усложняйте все еще больше. Я не хочу, чтобы они подумали, будто от вас будут неприятности.
– Что вы с ним сделаете?
Он указал на вторую клетку.
– Посадим туда, к другим детям.
– Нельзя ли оставить его со мной?
– Нет.
– Но почему?
– Довольно, – проскрипел незнакомый голос. Из темноты вышел высокий костлявый человек в синем плаще. В голубоватом утреннем свете его худое лицо казалось беспощадным. Келси узнала этого человека, хоть и никогда не видела его. Она инстинктивно подалась назад, пытаясь заслонить собой сына.
– Мы здесь не для того, чтобы разводить споры с этими людьми, страж Ворот. Время дорого. Разделите их и посадите в клетки.
Стражник взял Уильяма за руку, и тот попытался вырваться, возмущенно завопив. Услышав крики брата, Джеффри заревел, сердито стуча крошечными кулачкам по плащу кейдена. Келси схватила старшего сына за руку, стараясь притянуть его к себе, но мужчина был намного сильнее ее. Уильям завопил от боли: если она не отпустит его, они разорвут его надвое. Она заставила себя выпустить запястье сына и закричала сама.
– Госпожа! Госпожа, проснитесь!
Кто-то тряс ее за плечи, но она продолжала тянуться к Уильяму, которого волокли к клетке. Теперь она увидела, что эта клетка была построена специально для детей и заполнена маленькими плачущими фигурками. Высокий кейден отвернулся и широким шагом направился туда же, неся на руках Джеффри, и Келси зарыдала от бессилия. У нее был сильный чистый голос, благодаря которому ей часто доставались сольные партии в церковном хоре, и теперь ее пронзительные протяжные вопли разносились по всей Альмонтской равнине, словно крик банши.
– Келси!
Кто-то влепил ей пощечину, она моргнула, и ее крики оборвались так же резко, как и начались. Подняв глаза, она увидела над собой лицо Пэна, который примостился на краю кровати, держа ее за плечи. Она снова очутилась в знакомом уюте своих покоев, тускло освещенных огнем из камина. Темные волосы Пэна были всклокочены от сна. Он был без рубашки, и, увидев его хорошо сложенную мускулистую грудь, покрытую легким пушком, Келси почувствовала внезапное безотчетное желание пробежаться по ней пальцами. Что-то обжигало ее, вгрызаясь между грудей будто маленький дикий зверек.
«Клетки!»
Она широко распахнула глаза и стремительно приподнялась в кровати.
– Черт подери!
В покои ворвался Булава с мечом в руке.
– Что стряслось?
– Ничего страшного, сэр. Просто дурной сон, – ответил Пэн, не сводя глаз с лица Келси. Но не успел он договорить, как она покачала головой.
– Лазарь. Буди всех.
– Зачем?
Келси оттолкнула Пэна, сбросила покрывала и спрыгнула с кровати. Сапфир выбился из-под ночной сорочки, озаряя всю комнату голубым светом.
– Буди всех сейчас же. Выезжаем в течение часа.
– И куда же, скажите на милость, мы поедем?
– На Альмонтскую равнину, в деревню Хейвен. А может, и до самой границы с Мортмином, точно не знаю. Но нельзя терять ни минуты.
– Да что вы несете? Сейчас четыре утра.
– Торн. Он договорился с Мортмином за моей спиной и теперь везет туда партию рабов.
– С чего вы взяли?
В голове у Келси словно щелкнул предохранитель, и она почувствовала, что начинает терять самообладание. Вряд ли там осталось много таких предохранителей.
– Проклятье, Лазарь, знаю, и все!
– Госпожа, вам приснился кошмар, – настаивал Пэн. – Может, вам лучше вернуться в постель и…
Келси сорвала с себя сорочку и с легким злорадным удовлетворением отметила, как покраснели щеки Пэна прежде, чем тот успел рывком отвернуться к стене. Она повернулась к комоду и увидела, что там уже стоит Андали, держащая в руках пару черных штанов.
– Госпожа, – сказал Булава медленно и рассудительно, будто обращаясь к малому ребенку, – на дворе глубокая ночь. Нельзя сейчас никуда ехать.
Щелкнул еще один предохранитель.
– Даже не думай пытаться остановить меня, Лазарь.
– Это был всего лишь сон.
Вдруг Андали заговорила тихим, но твердым голосом:
– Королеве нужно ехать.
– Вы что, с ума обе сошли? Что вы мелете?
– Она должна ехать. Другого выхода нет.
Келси закончила одеваться и обнаружила, что сапфир снова выскользнул из-под одежды и по-прежнему ослепительно сияет. Пэн с Булавой зашипели и подняли руки, чтобы заслонить глаза от яркого света, но девушка даже не моргнула. Подняв камень, она внезапно осознала, что видит в его глубине лицо – лицо красивой темноволосой женщины с высокими скулами и холодными проницательными глазами. Она улыбнулась Келси и исчезла, а сапфир снова превратился в прозрачный сгусток аквамаринового света.
На мгновение Келси задумалась, не обезумела ли она и в самом деле. Но это казалось слишком простым объяснением: если бы она сошла с ума, реальный мир не имел бы для нее такого значения. Тот день на лужайке перед Цитаделью стал фундаментом, главной основой ее авторитета, и если отправка рабов в Мортмин все же состоится, несмотря на ее указ, ей конец. Она станет лишь номинальным правителем, и все ее последующие начинания будут обречены на провал.
– Андали права, Лазарь. Я должна ехать.
Булава резко повернулся к камеристке, с раздражением заявив:
– Вот спасибо, молодец.
– Всегда пожалуйста. – Келси с удивлением услышала в речи Андали едва уловимый мортийский акцент, чего никогда раньше не замечала. – Вы не доверяете ничьим талантам, кроме собственного.
– Таланты вроде твоего всегда могут дать осечку. Даже прорицательница Красной Королевы не все могла предсказать.
– Предскажите же, что сейчас случится, Капитан.
– Замолчите! – крикнула Келси. – Мы все едем. Оставьте здесь пару стражников с женщинами и детьми.
– Никто никуда не едет, – прорычал Булава и грубо схватил ее за руку. – Вам просто приснился плохой сон, Ваше Величество.
– Он прав, госпожа, – вмешался Пэн. – Почему бы вам не постараться снова уснуть? К утру вы все забудете.
Булава согласно закивал, придав лицу столь заботливое выражение, что Келси захотелось ему хорошенько врезать. Она оскалила зубы.
– Я еду в любом случае.
Она снова направилась к двери, и на этот раз ее схватили оба стражника: Булава за руку, а Пэн за талию. Терпение Келси лопнуло. Ощутив в голове мощный взрыв, она толкнула их со всей силы, чувствуя, как ярость выплескивается из ее тела словно электрический ток. Мужчины отлетели назад: Пэн рухнул к изножью кровати, а Булава с треском врезался в дальнюю стену и осел на пол. Толчок был не слишком сильным, поэтому они быстро пришли в себя, присев и подняв на нее лица, залитые голубым сиянием. Андали отступила назад, прислонившись к стене.
– Я никого не заставляю ехать со мной, – твердо сказала Келси. – Но не пытайтесь меня остановить. Я не хочу делать больно никому из вас, но если придется, сделаю.
Стражники посмотрели друг на друга с непроницаемыми лицами. Что бы они сделали, не будь у нее сапфира? Наверное, заперли бы ее в спальне, предоставив ей хорошенько выплакаться, как поступала Карлин, когда Келси была ребенком. Келси попыталась найти внутри себя свой скрытый запас гнева и обнаружила, что он по-прежнему полон, хоть и временно обуздан. Может, стоит извиниться перед ними?
«Ну уж нет».
Первым в себя пришел Пэн.
– Если вы всерьез намерены это сделать, госпожа, то мы не должны ехать как стражники. Нужно переодеться солдатами. Вам понадобится обмундирование офицера младшего звания.
Булава медленно закивал.
– И придется остричь волосы, Ваше Величество. Все, выше затылка.
Келси украдкой выдохнула с облегчением: ей нужна была поддержка хотя бы одного Булавы. Она ведь даже не знала, где держат ее лошадь, где хранятся припасы. Андали пересекла комнату и вышла за дверь.
– Если обрезать вам волосы, – продолжил Булава с легкой издевкой, – то вас вполне можно принять за мужчину.
– Разумеется, – ответила Келси, но непохоже было, что ей удалось его провести. «Это испытание, – вспомнила она с оттенком ностальгии. – Это все просто испытание».
– Что-нибудь еще?
– Нет, госпожа.
Выйдя из комнаты и закрыв за собой дверь, Булава принялся раздавать приказы направо и налево. Его звучный рассерженный голос был слышен даже через толстые стены спальни.
Пэн устроился в углу. Келси намеренно его игнорировала. Она понимала, как все это выглядит с их точки зрения, и все же… Они не доверяли ей, не верили, что она способна распознать разницу между кошмаром и видением, которое было реальнее любого сна. Она ведь даже чувствовала на руках мурашки от утреннего холода!
Андали вернулась с маленьким полотенцем и увесистыми портновскими ножницами. Келси принялась вытаскивать из волос шпильки. Она пожалела, что в комнате было зеркало. Хотя она никогда особенно не гордилась своей шевелюрой, с коротко стриженными волосами она будет еще некрасивей прежнего. Она положила диадему на туалетный столик, ненадолго задержав ее в руке. Пусть это и не настоящая корона, но Келси успела к ней привязаться. Но сейчас ее придется оставить здесь.
– Спасибо, Андали, – сказала Келси, настороженно поглядывая на Пэна. – Я ценю вашу поддержку.
– Садитесь, госпожа.
Келси уселась, Андали встала за ее спиной и принялась деловито щелкать ножницами.
– Вы еще и опытный цирюльник, кто бы сомневался.
Камеристка состригала волосы с ее макушки, отрезая крупные пряди.
– Я много лет стригла волосы своим детям. Парикмахер нам был не по карману.
– Почему вы вышли за Борвена, Андали?
– В таких делах у нас не всегда есть выбор.
– Вас заставили?
Женщина покачала головой, невесело усмехнувшись, затем наклонилась и тихо сказала Келси на ухо:
– Кто этот человек, Ваше Величество? Я видела его лицо в ваших мыслях много раз. Темноволосый мужчина с улыбкой заклинателя змей.
Девушка покраснела.
– Никто.
– Вовсе не никто. – Андали захватила прядь волос над левым ухом Келси и отрезала ее. – Этот человек много для вас значит, но все же я вижу, что все эти чувства смешаны со стыдом.
– И что?
– Вы сами выбирали, что чувствовать к этому человеку?
– Нет, – признала Келси.
– Этот выбор можно считать одним из худших в вашей жизни?
Девушка кивнула, признавая свое поражение.
– У нас не всегда есть выбор, Ваше Величество. Мы просто выбираем лучшее из возможного, когда все уже решено.
Эти слова не утешили Келси, а заставили ее ощутить полную беспомощность. Она молча сидела и с унылым видом смотрела на растущую груду темных волос на полу. Она знала, что ничего не значит для Ловкача, но даже призрачная возможность поддерживала ее. Решившись остричь волосы, она, казалось, сожгла за собой последний мост, оказавшись там, где у нее точно не было ни малейшего шанса…
В дверь постучался стражник, по приказу Пэна принесший черную форму тирской армии, которую он небрежно бросил на кровать. При виде Келси он удивленно выпучил глаза, но под ее яростным взглядом поспешил ретироваться, прикрыв за собой дверь. Пэн вернулся в свое кресло, очевидно, избегая встречаться с ней взглядом. Андали закончила стрижку, знаком велела Келси наклониться, быстро собрала остатки длинных волос и отрезала их. Затем, заставив ее снова выпрямиться, женщина придирчиво осмотрела результат своей работы.
– Сойдет. Настоящий парикмахер потом все подровняет.
Келси показалось, что ее голова стала легкой, почти невесомой. Набравшись смелости, она решилась посмотреться в зеркало. Андали сделала ей хорошую стрижку, почти как у Корина, оставив лишь аккуратную шапочку волос. Девушке, обладавшей прелестным эльфийским личиком, такая прическа бы даже пошла, но Келси хотелось разрыдаться. Из зеркала на нее смотрел мальчишка – с пухлыми губами и красивыми зелеными глазами, но все же мальчишка.
– Вот дерьмо, – выпалила она. Она много раз слышала это слово от стражников, но лишь сейчас осознала истинную пользу ругательств. Одно это слово передавало ее чувства гораздо точнее, чем сто любых других.
– Пойдемте, госпожа. Теперь нужно одеться. – В бесстрастном взгляде Андали мелькнуло нечто похожее на жалость.
– Как вы думаете, мы вернемся?
– Не знаю, госпожа. Но ехать все равно нужно.
