9

За два года, пролегшие между смертью Мао Цзэдуна и Третьим пленумом, Китай успел отойти от радикального маоизма. После смерти «великого кормчего» страну охватил кризис, а политическая неопределенность усугубила его. Хуа Гофэн, пользуясь поддержкой Ε Цзяньина и других ветеранов армии, свергнул «банду четырех», покончил с «культурной революцией» и быстро восстановил политический порядок. Но гораздо важнее то, что Китай открылся внешнему миру – передовым технологиям, капиталу, рыночной теории и практике. Вместе с тем Хуа Гофэн постепенно, но решительно переместил фокус внимания правительства с радикальной теории перманентной революции на социалистическую модернизацию. Эти изменения были закреплены на Третьем пленуме ЦК КПК, ознаменовавшемся возвращением Дэн Сяопина во власть. Хотя в опубликованном на пленуме коммюнике нет плана экономических реформ, призванных обеспечить социалистическую модернизацию, его авторы демонстрируют политическую мудрость, стремясь сплотить все социальные группы под общим знаменем «перехода к социалистической модернизации, задуманного еще Мао Цзэдуном». На самом деле Китаю посчастливилось с тем, что коммюнике не предусматривало никаких конкретных мер – разве что для сельского хозяйства. Учитывая низкую степень информированности тогдашнего китайского руководства, нетрудно предположить, что любые распоряжения принесли бы скорее вред, чем пользу. И все же начиная с Третьего пленума китайское правительство стало исповедовать прагматический подход, подвергая свои решения проверке практикой и охотно пробуя всевозможные способы подстегнуть «рост производительных сил». Возможно, Китай был слабо вооружен для проведения рыночных реформ, но ментально он был к ним подготовлен.

Глава 3

Начало реформ

Третий пленум ЦК КПК 11-го созыва стал важнейшим событием в истории Китайской Народной Республики: он позволил Коммунистической партии заново консолидировать власть в своих руках и наметил пути воссоединения раздробленного общества. Принятые на пленуме решения направили творческие способности китайского народа, его энергию и энтузиазм в новое русло – на социалистическую модернизацию вместо классовой борьбы. В конце 1978 года Китай вновь подошел к переломному моменту своей истории, как в 1949-м. Но на этот раз китайскому народу повезло больше. Китайское руководство и мировое научное сообщество считают, что Третий пленум стал отправной точкой рыночных преобразований в Китае, началом истории блестящих успехов, которая развертывалась на протяжении последующих 30 лет. Страна, занимавшая первое место в мире по численности населения, превратилась из бедного социалистического государства со стагнирующей экономикой в одного из мировых лидеров в области экономического роста. Существует, однако, соблазн преувеличить значение Третьего пленума, признав его судьбоносным, предопределившим дальнейшее развитие страны. Сказать, что пленум запустил цепь событий, которые с неизбежностью привели к переходу китайской экономики на рыночные рельсы, нельзя. Скорее, это рыночные реформы придали значимость Третьему пленуму, превратив его в ярчайший переломный момент в истории КНР. Если бы реформы не увенчались успехом, Третий пленум остался бы в памяти как очередная тщетная попытка китайского руководства модернизировать экономику.

В любом случае Китай приступил к реформам, не дожидаясь конца 1978 года. 8а два года, прошедшие со смерти Мао в сентябре 1976 года до Третьего пленума в декабре 1978-го, Китай распростился с радикальной маоистской идеологией и признал в качестве первоочередной задачи развитие экономики. «Культурная революция» завершилась вскоре после ареста «банды четырех», и новое китайское правительство во главе с Хуа Гофэном тут же поставило во главу угла социалистическую модернизацию. В 1976 году китайские власти вернулись к программе «четырех модернизаций», а годом позже взяли курс на «скачок вовне». По инициативе Ху Яобана КПК реабилитировала сотни тысяч партийных функционеров и «правых уклонистов», которые пострадали от «чистки» во времена «культурной революции». Многие из них вновь заняли руководящие посты и стали проводниками реформ.

Возглавив Центральную партийную школу и редакцию журнала «Лилунь Дунтай», Ху Яобан сыграл решающую роль на первом этапе реформ: ему удалось ослабить влияние марксистской идеологии на общественное мнение. Журнал «Лилунь Дунтай» стал рупором новых идей. Опубликованная в нем статья «Практика как единственный критерий истины» породила политическую дискуссию, имевшую важные последствия. К концу 1978 года – моменту проведения Третьего пленума в Пекине – практика возобладала, потеснив марксизм и «маленькую красную книжицу Мао». Этот идеологический сдвиг позже будет признан первым «массовым освобождением умов» в истории КНР (Shen Baoxiang 2004: 71; Ma Licheng 2008: 6-15).

Сразу после окончания «культурной революции» Китай взял курс на открытость внешнему миру. Китайские лидеры часто ездили за границу, чтобы восстановить отношения с другими странами, испорченные за предыдущее десятилетие, и своими глазами увидеть, насколько сильно отстал Китай. Нормализация американо-китайских отношений 1 января 1979 года и последовавший за ней визит Дэн Сяопина в США ускорили примирение Китая с Западом. По иронии, познакомившись с достижениями капиталистических экономик в Азии, Европе и США и выразив свое восхищение их быстрым развитием, китайские лидеры лишь укрепились в вере в социализм. Они не сомневались, что внутреннее превосходство социалистической системы позволит модернизировать экономику быстрее, чем это удалось Западу однако добиться этого можно, только если Китай поставит себе на службу инновационную мощь капитализма. Эти идеи получили развитие на Третьем пленуме ЦК КПК 11-го созыва. Публикация коммюнике 1978 года, а также возвращение Дэн Сяопина и Чэнь Юня в правительство способствовали дальнейшим преобразованиям в политике и экономике.

Сразу же после Третьего пленума китайское правительство приступило к реформам в области, считавшейся одним из наиболее слабых мест социалистической экономики, – на государственных предприятиях. В коммюнике 1978 года утверждалось: «Одним из серьезных недостатков системы экономического управления является чрезмерная концентрация власти», – следовательно, необходимо было передать ее как местным органам власти, так и хозяйственным организациям, чтобы «местные органы власти, а также промышленные и сельскохозяйственные предприятия получили больше прав на принятие управленческих решений в рамках единого государственного плана». Идея напрямую передать власть предприятиям не имела прецедента в истории Китая. Памятуя о том, что в эпоху Мао все попытки спасти экономику за счет децентрализации управления провалились, китайские лидеры решили опробовать иной подход. На заседании Госсовета в сентябре 1978 года Ли Сяньнянь выразил сожаление, что предыдущие попытки реформирования китайской экономики свелись лишь к передаче полномочий местным органам власти, в то время как положение предприятий только ухудшилось из-за бюрократической косности и волокиты (Xiao Donglian 2004: 189).

Идея хозяйственной самостоятельности предприятий высказывалась не впервые, по крайней мере в академических кругах. Гу Чжунь и Сунь Ефан стали первыми китайскими экономистами, выступившими с критикой советской плановой модели и предложившими применить рыночные принципы в социалистической экономике (Cao Jianguo 2000: 377–392). Оба считали, что государственные предприятия должны сохранять самостоятельность и стремиться к извлечению прибыли. Еще в 1956 году Гу Чжунь писал о том, что при социализме необходимы рынок и производство товаров для последующего обмена. Спустя год его обвинили в правом уклонизме, и он провел большую часть жизнь в тюрьме и исправительных лагерях

(Ibid., 411–427). В 1974 Гу умер от рака, так и не дождавшись конца «культурной революции». Сунь Ефан считал, что ахиллесова пята социалистической экономики – отсутствие самостоятельности у государственных предприятий, а не централизация власти, как думал Мао, и не децентрализация, как полагали оппоненты «великого кормчего» (Wu Jinglian 2003: 52). В 1961 году Сунь, выступивший с критикой децентрализации управления, на которой настаивал Мао, был объявлен «величайшим ревизионистом в Китае»; во времена «культурной революции» он провел в тюрьме семь лет. После смерти Мао Цзэдуна китайское руководство вспомнило об идеях этих экономистов и взяло их на вооружение (Ibid., 138; Feng Shen, Chen Li 2008: 89).