Дополнение
В дополнение к нашей книге мы не можем обойти молчанием и развитие простонародного искусства в этой области. Здесь на сцену выступают уже художники-самоучки, таланты самородные. В собрании профессора М. С. Грушевского по некоторым вещам можно проследить, из каких элементов создавалось это новое «мужицкое», необыкновенно интересное в этнографическом отношении украинское искусство. Это – старые гуцульские изделия: пороховницы, сумки, резьба по дереву на пистолетах и ружьях, ножны для ножей из кости, топорики – набалдашники для гуцульских палок, тиснение по коже, резьба на меди и т. п.
Несмотря на случайность этой частной коллекции, нетрудно заметить, как художественная промышленность, процветавшая в Галиции еще в XVIII веке, постепенно начинает вымирать. В половине прошлого столетия она, можно сказать, совершенно прекращает свое существование.
И вот в начале последней трети XIX века, в селе Жабие и его окрестностях, снова возрождается это старое украинское искусство. Возродителем его считается Юрий Щкрибляк, умерший в 1870-х годах. Он первый воскресил забытую гуцулами резьбу по дереву, главным образом, по явору, груше, сливе и т. д. Но в его работах видна еще бедность фантазии. Еще нет в них ни инкрустаций, ни сочетаний разных пород дерева. Оставшиеся после него фляжки и раквы (круглые коробки для сыра), тарелки и немногие другие вещи служат интересным материалом для сравнения с тем, во что превратилось в последующие годы начатое им возрождение искусства.
Сыновья Юрия – Николай, Василий и в недавнее время Федор – стали развивать дело отца. В их работах, появлявшихся в начале 1890-х годов, уже обнаруживаются робкие попытки инкрустации. На первых порах в этих поделках кустарей преобладают тона зеленый, коричневый и черный, к которым затем прибавляется красный. Наконец, вещи инкрустируют бисером (или, как называют его галицийские мастера, – «кораликами»), кусочками рога, медными пластинками и т. п. Очевидно, постепенное развитие техники и промышленности зависело на первых порах от случайно находимого ими материала, который они сейчас же старались использовать.
Рис. 66. Кружок работы Федора Щкрибляка
Почти с каждой новой вещью их искусство двигалось вперед заметно для всех, причем орнаментировка становилась все богаче и сложнее. В ней нас поражает удивительное разнообразие, с одной стороны – смелость, характерная для всех самоучек, не дисциплинированных школой артистов, а с другой – строгая стильность в духе византийском. Видавшие весь процесс работы говорят, что самим кустарям заранее не известен даже общий план орнаментации, и работают они только по инстинкту, в конце концов редко нарушая гармонию общего.
Рис. 67. Гуцульская резьба
И замечательно еще то, что после того, как на народное искусство, затерявшееся в глухом уголке Коссовского повета, обратили внимание украинские ученые и стали покупать вещи, – оно почти за три года успело дать пышный расцвет, обещая в полном смысле слова блестящее будущее.
Впервые увидели широкий свет эти поделки безвестных до того времени галицийских артистов-самоучек только весной 1905 года, когда на украинскую выставку во Львове были доставлены лучшие вещи из собрания профессора М. С. Грушевского, а также были приглашены и сами кустари. Гуцульское «сницерство» (резьба по дереву) открыло совершенно новую область национального художества, до того богатого, своеобразного и тонкого, что поляки, гордящиеся своим народным искусством, своим действительно великолепным «закопанским стилем», отдали справедливость украинскому народному искусству восточной Галиции.
Как выяснилось, закопанские кустари нередко копировали изделия русских кустарей, которые до того времени были совершенно неизвестны и не находили широкого сбыта. На выставке все вещи кустарей были раскуплены. «Общество украинской литературы, науки и искусства» наградило лучших кустарей золотыми медалями.
Всего предметов, сработанных гуцульскими резчиками, было семьдесят три. Мы не имели возможности видеть выставку. Но лучшие предметы, повторяем, приобретены профессором М. С. Грушевским и другими, давшими нам случай ознакомиться с экспонатами. Из них обращают на себя внимание следующие. На первом месте, бесспорно, стоит крестьянская большая полка из грушевого дерева с восемью отделениями. В ней замечательна не столько тонкая резьба и изящество общего впечатления, сколько удачное соединение инкрустаций грушей, сливой и тисом (дерево это встречается редко) с рисунками из белого и голубого бисера. Преобладающие рисунки несложные и геометрического характера, а растительные орнаменты сильно стилизованы. Затем следует гуцульский разборный стол работы того же резчика. Техника в общем та же. Замечательно, что без украшений не оставлено буквально ни одного живого места, а особенно много их в верхней стороне доски; нижняя часть стола украшена много проще – только резьба и выжигание. Шедеврами Василия Щкрибляка следует признать две вещи, хотя узоры на них и очень простые:
1) Шкатулку из груши с проволочными плетениями наподобие филиграни и темными кружками;
2) Ракву из корня тиса, представляющего большие затруднения при работе.
Кроме того, Василию Щкрибляку принадлежат резной бочонок на подставке и несколько мелких вещей.
Брат его Николай выставил круглый столик. Интересно, между прочим, что форма резных ножек скопирована с известных старинных гуцульских церковных подсвечников, оказавших влияние на румынское простонародное искусство, которое (особенно в северной Молдавии) заключает в себе много украинских элементов. На ножки сверху поставлена «тариль», инкрустированная сливой, рогом, тисом и «тумбаком» (красная и желтая медь). Сравнительно с Василием Николай не любит простой резьбы и предпочитает ей пеструю инкрустацию. Большая тарелка (рис. 66), сделанная Федором Щкрибляком, отличается свое образной техникой и напоминает нечто среднее между металлической эмалью и мозаикой («Художественно-педагогический журнал»).