Лысый нищий в белом плаще странника шагал по дороге между полями сорго. В маленькой деревушке, насчитывавшей домов тридцать, бедных и неказистых, он выбрал один и постучал в дверь. Ему открыл мальчик лет восьми.

– Может ли незнакомец рассчитывать на миску каши, юный хозяин? – спросил нищий.

Мальчик кивнул, скрылся в доме и вскоре вернулся с миской теплой каши, которую даже полил яйцом.

– Благодарю. Хорош ли урожай в этом году?

Поймав удивленный взгляд ребенка, нищий объяснил:

– Меня здесь не было, жил на Большом острове.

– Тогда понятно. Я подумал, судя по акценту, что вы с Руи, но теперь вижу, что прибыли издалека. Нет, урожай был очень плохим. Похоже, Киджи разгневался: в Руи слишком часто случались ливни и ураганы.

Нищий огорчился:

– Тогда тем более удивительна твоя щедрость к незнакомцу. Уверен, что родители не будут тебя ругать?

Мальчик рассмеялся.

– Нет нужды беспокоиться. Король Куни и премьер-министр Йелу приказали прислать нам зерно из Гэфики, так что никто не голодает.

– Значит, вам нравится король? Несмотря на то что он не из Ксаны?

– Мы больше не говорим о Ксане.

– Но это твоя страна!

Мальчик покачал головой.

– Это Руи, остров Дара.

В далекой долине, расположенной за горами Даму, где зазубренные вершины поднимаются выше облаков, точно корабли, дрейфующие в туманном море, далеко от жилищ смертных, вновь собрались боги Дара.

Простая трапеза из фруктов, нектара и дичи была разложена на мягкой траве, а боги расположились вокруг.

Луто, Рапа и Руфиццо, хозяева, выглядели расслабленными и довольными и, казалось, излучали радость.

– Конечно, вы выглядите счастливыми, – сказал Фитовео. – Ваши фавориты победили.

– Брось, – сказал Руфиццо. – Новая эра у смертных приведет к началу новой эры у нас. Братья и сестры, давайте выпьем вместе и постараемся забыть о наших ссорах.

Он поднял кубок с медом, Рапа и Луто последовали его примеру.

– Я всегда говорила, что нам следует выпивать, а не сражаться, – заметила Тутутика, поднимая и свой кубок.

– Мне наплевать, сражаются смертные или нет, – с усмешкой заявил Тацзу, поднимая кубок. – Во всяком случае, до тех пор пока за ними интересно наблюдать. Я с удовольствием следил за Мата Цзинду, когда он воевал; думаю, не менее любопытно будет смотреть на Куни Гару, который попытается поддерживать мир.

Но остальные трое, Фитовео, Кана и Киджи, сидели с каменными лицами и даже не пошевелились.

– О, предстоит нечто интересное. Я рад, что пришел. – Тацзу залпом выпил мед, не дожидаясь остальных, и снова наполнил кубок.

– Война закончена, – сказала Рапа. – Неужели мы не так добросердечны, как смертные?

Поскольку недовольная троица никак не отреагировала на ее слова, она повернулась к сестре-близняшке:

– Перестань, Кана-тика! Как ты можешь сказать «нет» мне, своей половинке?

– Не играй со мной! – воскликнула Кана. – Мне не следовало слушать тебя, когда мы с Фитовео отправились забирать тело Мата. «О, сестра, – сказала ты, – позволь нам с Киджи сопровождать тебя. Будет хорошо, если смертные увидят всех наших пави: пусть поймут, как сильно мы о них тревожимся».

– Да, ничего другого я не хотела! Мы могли принимать разные стороны в этой войне, однако все мы боги Дара.

– Возможно, это звучит красиво, – заговорил Фитовео. – Однако ты использовала и Кану, и меня! Ты сделала так, что все решили, будто мы поддерживаем Куни Гару!

– И не забывай при Киджи, – добавила Кана. – Он в равной степени ненавидит Мата и Куни, так что из него ты и вовсе сделала клоуна.

Они посмотрели на Киджи, но повелитель воздуха молчал, и на лице его застыло задумчивое выражение.

– Ты неправильно меня поняла, – запротестовала Рапа. – Смертные совсем не так интерпретировали танец, который я устроила для наших пави. Я хотела показать, что боги находятся на разных сторонах…

– Так вот почему наши с тобой вороны были рассортированы по цвету, – закончила, как всегда, за сестру Кана.

– Совершенно верно. А потом я предложила волкам Фитовео встать против соколов Киджи, чтобы у смертных не возникло ощущения, будто Киджи простил Мата Цзинду, осквернителя гробницы Мапидэрэ и величайшего воина Дара.

– Но твой план сорвался, – сказал Фитовео. – Этот Кого Йелу все исказил, и получилось, будто все мы оказались там, чтобы показать, что поддерживаем Куни Гару.

– И все ему поверили! – пожаловалась Кана. – Неужели люди не в состоянии думать самостоятельно?

– Мы так тщательно выбирали свои знамения, но они будут записаны в анналах Дара в неверной интерпретации одного человека, – заявил Фитовео.

– Смертные никогда не умели правильно понимать происходящее, – сказала Тутутика, и ее голубые глаза наполнились слезами. – О, моя Кикоми.

Все боги почтительно помолчали, вспоминая принцессу, которая пожертвовала всем, чтобы спасти свой народ, даже местом в истории.

– Младшая сестра, Кикоми любила Аму так же сильно, как Джидзу любил Риму или мой Намен – Ксану, – наконец прервал молчание Киджи. – Мое сердце рыдает о Кикоми. Ты выпьешь со мной? «За величие королей»! Она заслужила эти слова даже больше, чем корону или поклонение смертных.

Он поднял свой кубок. Тутутика после коротких размышлений кивнула и выпила вместе с ним.

– Слишком многие, кто любил свою страну так же сильно, как Кикоми, Джидзу и Намен, погибли.

Фитовео и Кана удивились. Из всех богов именно Киджи должен был возмущаться больше остальных тем, как разрешились конфликты на Дара. Империя Ксана уничтожена.

– Время движется циклами, – между тем продолжал Киджи. – Народ Дара был единым, когда заселил эти острова, и лишь позднее они разделились на королевства Тиро. Но даже тогда у них была разная внешность, из чего следовало, что ано произошли от многих племен. Теперь все острова Дара снова объединились, и люди смогут любить их все, как когда-то любили свои королевства Тиро. Не следует забывать: мы обещали нашей матери, что будем богами всего Дара.

Боги задумались над последними словами Киджи, а потом лица Фитовео и Каны разгладились.

– Если смертные решили, что мы помирились, нам следует так и сделать. Пока к народу Ксаны будут относиться хорошо, я не стану говорить о войне, но, если Куни Гару окажется не таким, каким представляется, я не останусь в стороне.

– И я, – добавил Фитовео.

– И никто из нас, – хором выпалили Рапа и Кана.

И боги принялись есть, пить и беседовать о более приятных вещах, а потом согласились на несколько дней стать гостями Тутутики на прекрасном острове Аралуджи.

Они ушли, но Луто и Рапа немного задержались.

– Ты все время молчал, пока другие произносили речи, – заметила Рапа.

– Мне было нечего добавить, – с улыбкой ответил Луто.

Рапа понизила голос.

– Мой хитрый брат, это была отличная идея – устроить танец пави, но откуда ты знал, что смертные его «неправильно поймут» – именно так, как хотели мы?

– А я не знал. Существовал шанс, что они все интерпретируют именно так, как ты сегодня сказала. Смертные непредсказуемы, что и делает работу с ними такой трудной. – Он немного помолчал, а потом добавил: – И такой интересной.

– Ты решил сделать рискованную ставку?

– Я предпочитаю говорить об обдуманном риске. Игра с высокими рисками больше подходит для Тацзу.

– Мне кажется, ты провел слишком много времени, наблюдая за одним королем-разбойником.

Голоса богов стихли, и налетевший ветер поднял в небо семена одуванчиков.

Всех самых важных советников и генералов Куни пригласили собраться в Дзуди. Коронация нового императора должна была состояться через несколько недель, и у всех появилось время, чтобы насладиться наступившим миром и встретиться со старыми друзьями.

В какой-то момент распространился слух, что Кого Йелу строит для себя на Руи большое поместье. Оно получалось роскошным и огромным, и у многих возникли подозрения, что Кого запустил руку в казну Дасу, чтобы ему хватило средств.

Куни нахмурился. Сейчас Дасу еще больше, чем прежде, зависел от Кого. Он совершенно гениально сумел объяснить причину исчезновения Мата Цзинду. Иногда Куни спрашивал себя, не надоело ли Кого Йелу давать ему советы… В любом случае, нельзя допустить, чтобы он слишком о себе возомнил.

– Мы потратили очень много усилий, чтобы завоевать сердца людей, – сказал Куни, пригласив Йелу на чай. – Давай не будем проявлять легкомыслие теперь, когда мы достигли успеха.

Кого тут же принес извинения и попросил о прощении, однако не уточнил, что имел в виду.

Куни рассмеялся.

– Я не сержусь на тебя, Кого. Если вода станет слишком прозрачной, в ней не будет рыбы, и я это понимаю. Для тех, кто обладает властью, должны существовать привилегии, однако не следует переходить определенные границы.

Кого поблагодарил своего господина и ушел так поспешно, что даже не допил чай.

Люди шептались о величии короля Куни.

Луан Цзиа прогуливался по улицам Гинпена и прислушивался к разговорам. Юные студенты с серьезными лицами обсуждали в тавернах философские вопросы; матери с детьми за спиной разглядывали витрины магазинов, повторяя с ними таблицу умножения или простые отрывки из классики ано. Распахнулись огромные двери давно закрытых частных академий – там сейчас суетились слуги, приводя в порядок полы в аудиториях, где ученые скоро начнут читать лекции новым студентам.

Луан подошел к своему родовому поместью. Руины оставались непотревоженными, но он увидел повсюду, во всех укромных уголках и щелях между камнями полевые цветы: одуванчики, льнянка, иван-чай, водосбор и цикорий…

Опустившись на колени среди развалин и ощутив на лице тепло яркого солнца, Луан закрыл глаза и прислушался к доносившимся со всех сторон мирным звукам.

Потом Луан Цзиа отправился в храм Луто. В большом зале молились верующие, и, с трудом протолкнувшись сквозь толпу, он оказался в маленьком дворике. Осмотревшись, он отыскал желтый камень, напоминавший панцирь черепахи, и опустился на колени.

– Учитель, я пришел сказать, что моя миссия, похоже, выполнена.

Он терпеливо ждал, надеясь, что старый рыбак, давший ему «Гитре уту», книгу знаний, вернется, но солнце село и взошла луна, однако никто так и не появился.

И тут в его висевшем за спиной вещевом мешке что-то зашевелилось. Луан раскрыл его и достал оттуда магическую книгу. Страницы зашелестели, и он увидел свои записи и диаграммы, накопившиеся за прошедшие годы, – след, оставленный долгими путешествиями. Потом книга открылась на первой пустой странице, и на ней начали появляться слова: «Когда крубен пристает к берегу, разумный прилипало оставляет его; когда миссия завершена, мудрый слуга уходит».

Луан долго сидел в темноте, потом наклонился и коснулся лбом земли перед книгой.

– Благодарю тебя, учитель.

На странице появились новые строки: «Ты всегда знал все, что есть в этой книге; я лишь указывал тебе, куда нужно посмотреть».

Затем сияющие буквы потускнели, и, хотя Луан Цзиа ждал до восхода солнца, на пустой странице больше так ничего и не появилось.

После посещения могилы начальника порта королева Джин отправилась в Димуши, где остановилась на лучшем постоялом дворе, а Луан Цзиа стал ее гостем.

Несколько дней они не выходили из спальни, но однажды утром решили выехать за городские стены. Джин сменила королевские одеяния на простое платье, а Луан надел тунику ученого вместо обычных придворных одежд. И теперь они гораздо больше походили на влюбленную пару, чем на королеву и главного стратега Дара. Отпустив поводья, они предоставили лошадям выбирать дорогу, а сами наслаждались теплыми лучами солнца и прохладным ветерком.

– Ты не думала о том, что будешь делать дальше, Джин? – спросил Луан Цзиа.

– Куни сказал, что хотел бы видеть меня королевой Гэджиры. Это хорошая награда: Гэджира богаче Римы и Фачи.

Луан ничего не ответил, и Джин, повернувшись к нему, увидела, что он нахмурил брови.

– В чем дело?

– Тебе придется оставить свою армию в Фаче и Риме и начать все сначала, – медленно проговорил Луан.

Джин рассмеялась.

– Я привыкла.

В этот момент они поравнялись с группой охотников, появившихся на опушке леса возле дороги.

– Много диких гусей? – спросила Джин.

– Сейчас не самое подходящее время, – ответил один из охотников. – Мы провели в лесу все утро, но ничего не сумели подстрелить. Похоже, придется ждать до осени.

Перед тем как попрощаться, охотники привязали своих недовольно скуливших псов и начали заворачивать луки в плотную ткань, чтобы сохранить до осени.

– Ты маршал, а сейчас наступил мир, – продолжил Луан, когда охотники ушли. – Как думаешь, в глазах императора ты сильно отличаешься от пса или лука, когда все кролики и дикие гуси уже в ягдташе?

Джин прищурилась.

– Ты думаешь, Куни отправляет меня в Ган для того, чтобы лишиться верных офицеров?

– Это одно из возможных объяснений.

– Но ведь мне было разрешено носить меч при его дворе – честь, которой не удостоился ни один из мужчин, даже его друзей, таких как Мун Чакри или Тан Каруконо. Если король подозревает меня в честолюбии, то почему так поступил?

– Ты отказалась?

– Конечно, нет! Я заслужила эту привилегию.

Луан покачал головой.

– Я не знаю, о чем думает Куни, но мне хорошо известно, что власть очень меняет как самого человека, так и его отношение к окружающим. Кого понял это раньше всех нас и мудро прикинулся глупцом, чтобы не вызвать подозрений. Если бы он сознательно не замарал свое имя, Куни в какой-то момент мог решить, что у него пытаются отобрать людей и доверие подданных.

– Ты всегда, даже в тех случаях, когда получаешь заслуженную награду, думаешь о худшем?

– Это единственный разумный подход к жизни. Рассчитывать на благосклонность сильных мира сего все равно что при полете на воздушном змее полагаться на ветер.

Джин чуть пришпорила свою лошадь.

– Не хочу даже слышать о разумном подходе. Я рисковала всю свою жизнь и знаю, как повести за собой солдат, в то время как Куни может вдохновить разве что генералов. Моему честолюбию льстит, что я служу великому лорду.

– Но, чтобы захватить власть, ты убила Шилуэ. Так ли хорошо ты знаешь свое сердце? И думаешь ли о том, как к этому могли отнестись другие? Если не уйдешь на покой до тех пор, пока путь к власти будет оставаться открытым, может так случится, что тебе придется сражаться за свою жизнь.

Лицо Мазоти превратилось в непроницаемую маску.

– Однажды у меня был шанс предать Куни, но я отказалась. Мир полон не только грубой силы и бессердечных предательств, так что у него нет причин меня бояться, как, впрочем, и у меня опасаться его мести.

Возвращались в город они в полном молчании.

В Димуши Мазоти хотела еще кое-кого навестить. Во-первых, необходимо было отыскать разбойников из шайки Серого Крыса и искалеченных им детей.

Это оказалось непросто, но магистрат и констебли Димуши охотно согласились помочь одной из самых могущественных новых аристократок Куни Гару, и через некоторое время к ней привели полдюжины каторжников, закованных в цепи.

– Это все, кого смогли найти, – сказал сопровождавший бывших разбойников констебль. – Даже таким, как эти, нелегко приходится во время войны.

– А что с детьми? – спросила Джин.

– Думаю… никто из них не выжил.

Мазоти кивнула и отвернулась, а после того как справилась со слезами и проглотила подступивший к горлу ком, приказала отсечь всем руки и переломать ноги.

Когда распоряжение было выполнено и солдаты с трудом удерживали тела, в которых едва теплилась жизнь, Мазотти сказала:

– А теперь посмотрите на меня: это последнее, что вы увидите в жизни.

Затем она приказала выжечь всем глаза раскаленным железным прутом. Казалось, земля содрогнулась от нечеловеческих воплей, а горожане едва не лишились чувств от ужасающего зрелища.

– Это вам за искалеченных детей.

Напоследок Мазоти приказала проколоть всем барабанные перепонки, чтобы собственные крики эхом отражались в их сознании до конца дней.

Следующим был визит к старой прачке, некогда поделившейся с девчонкой-беспризорницей своей нехитрой трапезой. Ее поиски заняли больше времени, но Джин разослала своих солдат по всем деревням, расположенным на берегах реки Лиру, и ее наконец нашли.

Старая женщина дрожала от страха, когда ее привели к королеве, но Мазоти встретила ее теплыми объятиями и дала ей десять тысяч золотых.

– Бабушка, вы когда-то помогли мне, а забывать об истинно добрых делах не по-божески.

Затем по ее приказу отыскали супружескую пару, последователей Руфиццо, которые пытались сделать из нее приличную юную леди с помощью наказаний.

Мазоти дала им пятьдесят серебряных монет и сказала:

– Этого должно хватить, чтобы вернуть деньги, которые вы потратили на мое содержание в течение тех трех месяцев. Вы хотели меня перевоспитать, но у вас не хватило терпения и любви – только с их помощью можно было смягчить израненное сердце девочки. Возможно, когда-нибудь у вас получится лучше.

Наконец к Мазоти привели унизившего ее когда-то громилу – того самого, что приказал проползти ей у него между ног. Он дрожал от страха: история о случившемся с разбойниками Серого Крыса моментально разнеслась по городу. Не в силах произнести ни слова, громила рухнул на колени, но Джин предложила ему сесть и расслабиться.

– Однажды ты меня унизил, но в то же время открыл мне простую истину: иногда нужно уметь переносить мелкие оскорбления, если хочешь высоко подняться. Когда-то я была уличной оборванкой, а теперь стала королевой. Но если бы я хотела лишь мести, то показала бы, что ничему не научилась. А теперь давай выпьем.

Наступил последний день существования короля Куни Гару: уже завтра его назовут императором Рагином и начнется эпоха Четырех Безмятежных Морей. Со временем будет построен новый дворец в Пэне, Безупречном городе, произойдет торжественная коронация, появятся новые ритуалы и титулы. Кого Йелу уже подготовил на рассмотрение Куни толстую стопку петиций: идеи по управлению империей Дасу и улучшению жизни народа.

Но это будет завтра, сегодня Куни примет позу «геюпа» и как следует выпьет со старыми друзьями. Вино будет литься рекой, и все забудут о застольных манерах. Сегодня можно говорить все, что угодно.

Мун Чакри, первый пехотный генерал, Тан Каруконо, первый кавалерийский генерал, Рин Кода, секретарь предусмотрительности (это звучало много лучше, чем «глава шпионов»), принимали герцога Тэку Кимо и маркиза Пуму Йемму за столиком в углу, где их громкая беседа не потревожила бы других гостей. Время от времени, когда они начинали спорить слишком энергично, Куни приходилось их лично успокаивать.

Рядом поставили специальный ритуальный столик, накрытый для друзей и родственников, не доживших до сегодняшнего дня: Нарэ, Хупэ, Миро, капитана Досы, Фина, Мата, Кикоми… Время от времени Куни и другие подходили к нему, чтобы помянуть ушедших. И хотя на глазах стояли слезы, они произносили торжественные слова надежды – так принято почитать мертвых.

Лишь одно омрачало праздничное настроение – отсутствие Дафиро Миро, капитана дворцовой стражи, который повез тело брата Рато домой, в деревню рядом с Киесой, чтобы похоронить, и поклялся соблюдать траур в течение года.

Вдова Васу из «Великолепной вазы» приготовила трапезу и выпивку. Теперь ее заведение получило более высокий статус – ведь очень многим хотелось побывать там, где в прежние времена часто отдыхал Куни Гару. Трактирщица понимала, что болтать лишнее не следует, и лишь загадочно улыбалась, когда клиенты просили подтвердить или опровергнуть очередную легенду о Куни Гару. Теперь лучшую выпивку в «Вазе» подавали исключительно ученым и студентам со всего Дара, которые прибыли в Дзуди набираться знаний в академиях, открытых последователями мастера Лоинга. Очень жаль, что сам учитель не дожил до этого дня, – но разве учиться у бывших однокашников императора не высшая честь? Прибой поднимает все лодки.

На помосте, за почетным столом, рядом с королем и его женами, сидел Фесо Гару, отец Куни, Кадо и Тете Гару, его брат и невестка; а также Гило и Лу Матиза, родители Джиа. Улыбки на лицах семьи Матиза были несколько натянутыми, но Куни был настроен снисходительно и не стал проявлять к ним враждебность.

Джиа раз за разом поднимала свой кубок вслед за Джин Мазоти, Луаном Цзиа и Кого Йелу: эти трое стали самыми важными персонами в новой империи Дасу – и, казалось, пыталась компенсировать время своего отсутствия – ведь у Рисаны было гораздо больше возможностей завоевать их расположение.

Сото Цзинду посмотрела на Джиа, а потом перевела взгляд на Рисану, тихо сидевшую рядом с Куни, что ее вполне устраивало. Перед началом приема Куни объявил, что их сын, юный принц Хадо-тика, достиг возраста разума, поэтому получит имя Фиро, что означает «Жемчужина-На-Ладони».

Лишь немногие из тех, кто глубоко изучал классику ано, понимали туманный намек, что кроется за этим именем. Патриот Кокру и поэт Ларусен однажды написал поэму в честь рождения нового принца, и в ней есть такие строки:

Имя принца Тиму, Добрый Правитель, было намеком на любовь к его матери, но имя Фиро, как казалось, свидетельствовало о том, что именно этого сына Куни видел своим преемником. Вот почему застыло лицо Джиа, когда было объявлено имя ребенка, хотя Рисана, казалось, отнеслась к этому равнодушно.

Время от времени со двора доносился шум играющих и смеющихся детей. Сото вздохнула. Рисана пока не понимала, что оказалась в беде. Ей и в голову не приходило, что одного только расположения Куни недостаточно, что отношения между женами и детьми императора никогда не бывают добросердечными.

Когда Рисана заиграла на кокосовой лютне, Куни, заметно опьяневший, отложил свой куникин и грустно запел:

В воздухе парили «зонтики» одуванчиков, подобные снегопаду.

– Я слышал, что ты отказался от титулов имперского советника и главного секретаря, – сказал Кого Луану. – Так что же ты собираешься делать?

– О, я еще не решил. Может, попытаюсь превратить механических крубенов в железных лошадей и быков – торговцам и фермерам это понравится, а может, отправлюсь путешествовать по островам на воздушном шаре, чтобы составить более точные карты, или по горам, чтобы усовершенствовать своего воздушного змея, который летает без веревки.

– Но в любом случае при дворе ты не останешься?

– Все нужно делать вовремя: когда-то всплыть вместе с крубеном, а когда-то просто уйти…

Кого улыбнулся и больше ничего не сказал.

Луан посмотрел на Джин Мазоти. Поймав его взгляд, она улыбнулась и подняла свой кубок. Глаза ее лучились доверием, но Луан похолодел, вспомнив песню Куни. «Охота закончена».

Покачав головой, Луан поднес к губам кубок и выпил.