В Дайе распространился слух, что король Куни заболел и прикован к постели и Марана отправил в Дасу послов, чтобы поинтересоваться его здоровьем. Их принял встревоженный Кого Йелу:

– Наш бедный король совсем извелся: каждый день говорит, что сожалеет о том, как они расстались с гегемоном, и полагает, что болезнь – это кара богов, чтобы он мог поразмыслить о своем не самом прямом пути.

Марана отправил рапорт Мата Цзинду в Чарузу:

Одним прохладным летним утром у дома в окрестностях Чарузы появился хромой нищий в грязном платье, подпоясанном веревкой, соломенных сандалиях, с седыми немытыми волосами и лицом, исполосованным шрамами.

Леди Джиа приказала своему управляющему Ото Крину привечать и сытно кормить всех нищих, и он принес несчастному тарелку горячей каши.

– Эту кашу сварила моя госпожа по особому рецепту, с добавлением разных полезных трав, которые укрепят твое тело от болезней, – объяснил Крин. – Она не только сытная: до конца дня ты не будешь испытывать голода, – но и полезная.

Удивительно: но вместо того чтобы радостно и многословно поблагодарить за угощение, нищий посмотрел на Крина явно в гневе.

– Неужели ты не узнаешь меня?

Крин посмотрел на нищего повнимательнее и охнул, узнав, и принялся оглядываться по сторонам, чтобы убедиться, не обращают ли на них внимания солдаты гегемона…

– Рад вас видеть, лорд Гару, – низко поклонился уже в доме Ото Крин.

Теплая ванна смыла грязь с тела и фальшивые шрамы с лица, а вот волосы пришлось обесцветить, так что пройдет немало времени, прежде чем они обретут свой естественный черный цвет. А еще Куни с радостью избавился от грязной веревки, которая стягивала его пивной животик.

Он вошел в спальню Джиа, чтобы переодеться, и увидел на столике у окна небольшую вазу с одуванчиками. Рядом висело несколько новых туник, которые Джиа вышила собственными руками. Он прижался к ним лицом, вдыхая аромат свежих трав, которые она всегда использовала при стирке, и на глаза навернулись непрошеные слезы.

Он сел на их постель и провел ладонью по подушке, думая о ночах, которая она провела в одиночестве, ничего не зная о нем. Куни дал себе клятву, что найдет способ все исправить, но в это мгновение заметил на подушке волос и, посмотрев на него более внимательно, замер.

Это был не рыжий завиток жены, а прямой и черный, явно мужской…

– Я подрядился матросом на купеческий корабль, отплывавший из Дасу, – объяснил Куни. – Только так можно было скрыться от шпионов Киндо Мараны. Оказавшись на Большом острове, мне приходилось постоянно менять внешность.

Тото-тика не узнал отца и заплакал, когда тот попытался его обнять, тут же присоединилась к брату и Рата-тика, дочь. В результате Куни и Джиа расплакались вместе с детьми. В доме, где все рыдали, одна Сото сохраняла спокойствие и продолжала заниматься делами. Накрыв на стол, она увела детей, а Ото Крин переминался с ноги на ногу, не зная, как себя вести. Тут Куни обратил внимание на его черные прямые волосы и, похлопав молодого человека по спине, заметил:

– Когда мы в последний раз виделись, ты был худым парнишкой. Я ценю твою заботу о моей семье и знаю: по-своему ты всегда оставался верным и честным.

Ото вздрогнул, на лице Джиа смешались радость и ужас, а после короткой неловкой паузы Сото слегка ткнула юношу в бок, и тот поклонился:

– Всегда… рад служить.

Затем домоправительница и дворецкий удалились, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Куни, казалось, ничего не заметил, но когда они остались вдвоем, Джиа не выдержала и разрыдалась в его объятиях.

– Мне очень жаль, Джиа, – проговорил Куни, поглаживая ее волосы. – Могу себе представить, какие мысли тебя преследовали и как тяжело приходилось в одиночестве выдерживать косые взгляды окружающих.

– Неужели нет никакой надежды? – Джиа вытерла слезы. – Я была в бешенстве, когда обо всем узнала. Как ты можешь что-то изменить, если тебя сослали на маленький остров? Но даже если попытаешься, Мата тут же примет меры: мы с детьми у него в заложниках. Моя семья окончательно откажется от нас, опасаясь гнева гегемона.

Куни крепче обнял жену: каждое ее слово было подобно кинжалу, что пронзал его сердце, – но внезапно она сжала его руки и заглянула в лицо лихорадочно блестящими глазами:

– Почему бы тебе не попросить Мата о прощении? Откажись от своего титула, пусть он сделает тебя одним из своих министров. Если даже никем не сделает, станешь обычным гражданином и мы сможем жить счастливо в Дзуди вместе с нашими детьми. Наши семьи наконец-то обретут покой… Может, ты действительно слишком высоко воспарил?

– Я об этом думал, – тихо проговорил Куни, отвернувшись.

Джиа ждала продолжения, но он молчал, и, наконец не выдержав, подтолкнула в бок.

– И?…

– Я думаю о других семьях.

– Других? Что ты имеешь в виду?

– Мой путь сюда пролегал в обход больших городов и главных дорог, и я видел, насколько ухудшилось положение людей, живущих в глубинке. Возможно, Мата великий воин, но правитель никудышный. Прежние королевства Тиро объединились только из-за того, что боялись империи больше, чем друг друга, но сейчас вражда разгорелась с новой силой, Мата все усугубил, взявшись по-детски переделывать карту и создавать новых королей без опоры на традиции. Все королевства готовятся к войне: налоги увеличиваются, чтобы содержать армии, цены на рынках растут. И хотя восстание закончилось, жизнь простых людей не стала лучше.

– Но какое это имеет отношение к нам с тобой, к нашим детям?

– Мы не для этого рисковали жизнью: люди заслуживают большего.

Отчаяние и гнев боролись в Джиа, когда она слушала мужа.

– Для тебя любовь непостоянной толпы важнее, чем благополучие собственной семьи? Как ты можешь пренебрегать нами? Ты не в ответе за весь мир, ты отвечаешь за нас. Неужели тебе не приходило в голову, что страдания всегда были присущи нашему миру? И не важно, кто будет императором или гегемоном: война и смерть неизбежны. Что заставляет тебя думать, что ты смог бы править миром лучше, чем он?

– Я не знаю, Джиа: хотелось бы выслушать твой совет, – но что с тобой случилось? Прежде ты всегда хотела изменить мир, постоянно говорила, как замечательно можно было бы все устроить.

– Случилась жизнь, Куни! Я обычная женщина, мать. Почему я должна беспокоиться за каких-то людей, если мои дети не в безопасности? Почему не могу жить с человеком, который обещал всегда оставаться рядом, а не рисковать каждый день всем, что у него есть?

– Оставаться с тобой? – выпалил Куни. – Да как ты смеешь об этом говорить?

Джиа сделала глубокий вдох и твердо посмотрела мужу в глаза.

– Тебя здесь не было, и я делала все, чтобы выжить, чтобы управлять своей судьбой, но при этом не переставала тебя любить.

– Никогда не думал, что доверие станет для нас такой проблемой.

Страстный выпад жены ошеломил Куни. Ему не хотелось говорить о своих подозрениях: он пришел домой в поисках утешения и поддержки, – но все оказалось совсем не таким.

Между ними стояла невидимая стена, и оба теперь знали о ее существовании. Они ощущали близость на расстоянии и в своих снах, но теперь, когда находились рядом, все изменилось. Когда их разделяли сотни миль, каждый старался идеализировать образ супруга, но истина заключалась в том, что оба стали другими.

Одиночество и лишения заставила Джиа ценить надежность и радости обычной жизни, но Куни не давало думать о столь незначительных вещах честолюбие. Страсть, которая их связывала когда-то, превратилась в едва тлеющие угольки, разжечь которые не было ни сил, ни желания.

– Выпей чаю, муж, – предложила Джиа Куни травяного отвара, который успокаивал нервы и притуплял боль сердца.

Такие чаи она часто давала супружеским парам, которые то и дело ссорились.

Куни с благодарностью принял чашку. Этот визит уже не доставлял ему удовольствия: они с Джиа вели себя как гости, оказавшиеся в чужом доме.

Самым безопасным оказалось сосредоточиться на детях, якорях для двух воздушных змеев, которых ветры гнали в разных направлениях.

– Вы с Джиа переживаете тяжелые времена, – заметила Сото, наблюдая, как Куни приводит в порядок лабораторию жены.

Керамические кувшины и стеклянные сосуды с лекарственными травами и настойками заполняли все полки, и в помещении почти не осталось свободного места. Он повесил новые полки и установил лесенки, чтобы Джиа было легче добираться до верхних полок, а также сделал у двери воротца, чтобы дети не могли забраться сюда без разрешения.

– Мы слишком долго жили порознь.

Куни доставляло удовольствие беседовать с Сото, хоть они и были едва знакомы. Дети любили серьезную, но добрую домоправительницу, и она справлялась с домашним хозяйством так же четко, как Кого управлял Дасу. Сото не пресмыкалась перед ним, как другие слуги, которых пугал его титул и слухи, которыми обросли отношения, связывавшие Куни с гегемоном. Более того, домоправительница обращалась с ним как с равным, а иногда даже выказывала неудовольствие и нетерпение, в особенности если он неумело обращался с детьми. В ее присутствии Куни вновь становился прежним – беспечным и свободным.

– Вы оба привыкли воспринимать друг друга как некий символ, а не как живого человека, – продолжила Сото. – Идеалы – вещь опасная: ни один из нас не бывает столь безупречен, как хотелось бы окружающим.

– Да, ты права, – со вздохом согласился Куни.

– Но я всегда считала, что недостатки друг друга следует принимать как неизбежность и не давать им мешать счастью. Доверие становится глубже, если признает существование сомнений.

Куни посмотрел на нее и наконец решился признать очевидное:

– Я не слепой: о том, что произошло, догадался сразу. Джиа всегда нравилась Ото, но я давно решил доверять им, а не вести себя точно ревнивый муж из балаганных представлений. Возможно, это было глупо…

– Вовсе нет. Вы вели себя достойно: не бушевали и не выказывали недоверия – поскольку прекрасно знали, что всегда занимали в сердце Джиа главное место.

Куни кивнул:

– Да, я вел себя не так, как можно было ожидать… Дело в том, что вдали от семьи тоже совершал поступки, которыми не могу гордиться.

– Редко встретишь мужчину, способного судить себя так же строго, как свою жену, – заметила Сото. – Я рада видеть, что не ошиблась в вас. Мудрецы и классики ано утверждают, что доверие для мужа и доверие для жены не одно и то же, но вы явно не из тех, кто готов принять чужую мудрость.

Куни рассмеялся.

– Я всегда считал, что глупо верить во что-то только потому, что оно давным-давно кем-то написано. Мата из тех, кто считает прошлое идеальным, а я полагаю, что нам следует сделать идеальным настоящее ради будущего. Я уверен, что Джиа поступила так из-за того, что не могла иначе, и не стану вести себя как лицемер.

– Великие мужчины и женщины не ограничивают формы любви, – заметила Сото. – И вы, и Джиа состояли в других любовных отношениях, но каждый из вас по-прежнему ценит своего супруга гораздо выше кого бы то ни было.

– И наши отношения никогда не будут простыми и безоблачными?

– Тогда они бы не доставляли вам удовольствия.

– Вы сердитесь на мужа.

Сото и Джиа устроились в прохладе столовой вышивать, пока Куни играл с детьми во дворе. Куни находил созревшие одуванчики и вместе с сынишкой дул на них. Рата-тика, слишком маленькая, чтобы участвовать в игре, сидела на шее у отца и в восторге вскрикивала, когда в воздух взлетало очередное белое облачко.

– Да, мне не нравится, что для него королевский титул важнее, чем статус отца семейства, – призналась Джиа.

– А вы уверены, что для вас статус жены важнее всего остального? Я слышала, как открывалось и закрывалась по ночам дверь вашей спальни.

На мгновение Джиа замерла, потом, гневно взглянув на Сото, отрезала:

– Думай что говоришь.

Пальцы Джиа задрожали, в то время как Сото продолжала вышивать, и ее стежки оставались ровными и прямыми.

– Вы неправильно меня поняли, леди Джиа. Вы любите своего мужа?

– Конечно.

– А как же любовник?

– Это совсем другое. – Джиа покраснела и понизила голос. – Я нуждалась в Ото… для того чтобы сохранить разум, сохранить себя. Мне нужно было снова почувствовать, что я управляю своей жизнью, что способна быть такой, какой меня видят окружающие. И я ни о чем не жалею, даже если мудрецы ано порицают подобное поведение, и не считаю себя предательницей, потому что Куни всегда оставался в моем сердце, всегда был на первом месте.

– Как вы думаете, он это понимает?

– Я… не знаю, но если он таков, каким его вижу, то должен понимать. Я никогда не утверждала, что идеальна, но всегда старалась поступать правильно.

– Именно об этом я и говорю. Дела сердечные очень сложны, человек может испытывать самые разные виды любви, хотя ему говорят, что следует одну предпочесть всем остальным. Вы можете быть хорошей женой и хорошей матерью, даже если порой потребности вашего мужа противоречат нуждам ваших детей. Вы можете оставаться верной мужу, но одновременно завести любовника для утешения, хотя нам твердят, что так поступать не следует. Но почему мы должны верить, что кто-то понимает нас лучше, чем мы сами? Не стоит поддаваться условностям из страха: как вы и предполагали, муж понимает вас гораздо лучше, чем вы думали.

– Ты необычная женщина, Сото.

– Не в большей степени, чем вы, леди Джиа. Вы сердитесь на Куни из-за того, что видите конфликт в его долге перед семьей и желанием сделать острова Дара раем на земле. Но разве его сердце не способно вместить и то и другое? Неужели вы не понимаете, что в ваших силах помочь ему достичь обеих целей?

Джиа с горечью рассмеялась.

– Мои мысли не имеют значения: важно, на что я способна. Я не мужчина, а лишь жена человека, который видит выход только в войне.

– Вы не можете прикрываться жалкими банальностями, когда вам это удобно. Ваш муж – король, равный остальным королям Тиро. Неужели вы действительно считаете, что столь же бессильны, как вдовы крестьян Кокру, чьи мужья сражались и умирали за вашего мужа и Мата?

– Подобные проблемы решаю не я…

– Хоть вы и не носите доспехи и не владеете мечом, это не освобождает вас от ответственности за то, как будут разворачиваться события.

– Но какова альтернатива? Я не хочу стать женщиной, которая манипулирует мужем, чтобы удовлетворить свою жажду власти, и не собираюсь использовать ночи для достижения каких-то целей, того, что другие получают на поле сражений или благодаря долгим занятиям. Я изучала классику ано, так что мне известно, как опасно женщинам вмешиваться в дела государства.

– А как же леди Цзу?

– Я не стану сравнивать себя с этой легендарной женщиной.

– Однако леди Цзу существовала в действительности, любила мужа и верила, что способна убедить его поступать правильно. Как бы усердно ни учились, вы уверены, что сможете стать чиновником? И какой бы ни были отважной, сумеете ли проявить себя на поле сражения? Мы живем в мире, где подобные пути для вас закрыты, как и для любой другой женщины, однако вы не хотите использовать иные способы, чтобы изменить как собственную судьбу, так и судьбы остальных, из страха перед болтливыми языками и острыми перьями, готовыми по-своему изложить любую историю.

Немного помолчав, Сото продолжила:

– Приличная жизнь «хорошей жены», как ее определяют при дворе, для вас закрыта. Вы вышли замуж, вопреки желанию семьи, за настоящего бездельника, следуя своей мечте, а потом он подался в горы, сколотил разбойничью шайку, но вы продолжали в него верить, как никто другой…

– Это все не так… я лишь хотела, чтобы и я, и моя семья были в безопасности.

– Но теперь уже слишком поздно. Кто-то верит, что жизнь – это решето в руках судьбы, где все мужчины и женщины занимают места в соответствии с их природными качествами; кто-то думает, что мы сами творим свою судьбу, как умеем. И все же в любом случае те, кто занимает высокое положение, имеют более серьезные обязательства – ведь их могущество выше. Если вы так печетесь о безопасности, то не должны были говорить «да», когда Куни попросил вас связать с ним свою судьбу.

Брак – это карета с двумя парами вожжей, и вам не следует позволять мужу управлять ею единолично. Примите как данность, что вы жена политика, и тогда перестанете чувствовать себя беспомощной.

Когда они наконец сумели коснуться друг друга, обняться, оба чувствовали себя неловко, как в первую ночь, которую провели вместе.

– С тобой никогда не будет легко, верно? – спросила Джиа. – Мне придется постоянно меняться вслед за тобой.

– А разве ты хочешь, чтобы было иначе? – улыбнулся Куни. – Безопасность – это иллюзия, как и доверие без искушений. Мы несовершенны в отличие от богов, но именно это и может заставить их нам завидовать.

И оба вдруг почувствовали, что их сердца становятся настолько большими, что смогут вместить в себя не одну любовь, а сразу несколько.

А потом они лежали в темноте, прижавшись друг к другу, пока Джиа не напомнила:

– Тебе нужно возвращаться в Дасу. И никогда больше даже не думай, чтобы сдаться Мата.

Куни почувствовал, как от ее слов его сердце забилось быстрее.

– Ты уверена?

– Даже если ты отдашь то немногое, что имеешь, нет никаких гарантий, что Мата оставит нас в покое, но пока ты король, у тебя будет пространство для маневра. Разбойник, ставший герцогом и сумевший захватить императора, обладает многими способностями.

Куни еще крепче прижал Джиа к груди.

– Я знал, что найду в тебе то, что мне так необходимо.

Джиа поцеловала его.

– И ты должен взять другую жену.

Куни замер.

– Что? Неужели ты считаешь, что так можно сбалансировать…

– Королям необходимы наследники, и как можно больше…

– С чего это ты взяла, что я должен быть таким, как другие короли?

– О, пожалуйста, Куни, перестань вести себя как ребенок. Я знаю, что мое место в твоем сердце никто никогда не займет, так же как в моем – твое. Пока Мата держит меня в заложницах как мать твоих детей, он уверен, что ты не осмелишься ничего предпринять. Однако ты должен его убедить, что тебя вполне устраивает твоя судьба, что ты счастлив в статусе короля маленького далекого острова. И лучший способ это показать – взять другую жену, стать таким же жадным и сластолюбивым королем, как все остальные. Он должен поверить, что ты готов признать домом даже столь жалкое место. И если будешь вести себя правильно, со временем он позволит нам воссоединиться.

– Но, Джиа, я не могу жениться на другой девушке, словно она реквизит…

– Я не прошу тебя об этом – мне хорошо известно, что ты не станешь жениться по политическим мотивам, – но ты будешь далеко, а мне известно, что одиночество убивает привязанность и страсть. Ты должен жениться на той, кого полюбишь, на девушке, которая сможет стать твоей спутницей и верным советником. Тебе необходим такой голос, особенно в минуты сомнений.

Куни некоторое время молчал, потом неуверенно предположил:

– Если я поступлю так, как ты советуешь, она может стать твоей соперницей во дворце.

– Или заменой, если Мата решит, что живой я уже для него бесполезна.

– Что? Я никогда не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось!

Однако голос Джиа оставался спокойным.

– Ты не должен остаться без наследника, – спокойно продолжила Джиа. – Кто может с уверенностью предсказывать направление ветра? То, что мы планируем, очень опасно, и для достижения успеха нам необходимо думать о возможных неудачах. Когда леди Цзу убедила Ларусена обвинить Мапидэрэ, ей было известно, что однажды придется заплатить за это жизнью.

– Даже не знаю, восхищаться тобой или бояться тебя.

Джиа накрыла его ладонь своей.

– Я лишь стараюсь мыслить логически. Возможно, кто-то сумеет убедить Мата в том, что теперь ты больше любишь новую жену, и тогда, как это ни парадоксально, мое положение станет менее опасным.

– Ты говоришь об этом так, словно мы обсуждаем погоду.

– Я не настолько наивна, чтобы считать, что это будет легко, но наша вера не из тех, что может быть ограничена соглашениями. Не имеет значения, кто будет доставлять удовольствие твоему телу или займет какое-то место в твоем сердце, я знаю, что по-настоящему счастлив ты будешь только со мной.

Куни поцеловал жену.

– А я знаю: кого бы ты ни взяла в свою постель, пока меня не будет рядом, ты никогда не будешь так счастлива, как в те мгновения, когда мы парили вместе в наших мечтах.

– Мой муж, благодарение богам, способен мыслить удивительно широко.