Танно Намен, сейчас уже старик, всю свою жизнь отдал армии. Откликнувшись на призыв служить отечеству, чтобы овеять славой Киджи, он начал простым копейщиком под командованием генерала Колу Тоньети, отца генерала Готы. Благодаря храбрости и непоколебимой преданности он быстро продвигался по службе и к концу карьеры, когда ушел в отставку генералом империи Ксаны, провел на полях сражений более пятидесяти лет, а затем отправился на северное побережье острова Руи, в свою родную деревню, где купил большое поместье рядом с морем, засадил оливковыми деревьями и завел собаку по имени Тоци, которая хромала и засыпала рядом с Наменом, когда тот дремал по ночам на веранде, в двух шагах от усеянного звездными бликами моря.

Дни Намен проводил в крошечной рыбачьей лодочке на резвых волнах залива Гаинг. Иногда, когда море было спокойным, он оставался в ней по нескольку дней, отдаваясь на волю течений, спал в тени паруса днем, чтобы спрятаться от жары, а ночью, когда становилось прохладнее, чтобы согреться, пил рисовое вино. Под настроение он останавливался, бросал якорь и доставал удочку.

Намену нравилось ловить марлинов и рыбу-луну, и он считал, что нет ничего лучше свежей сырой рыбы.

Иногда во время одиноких морских прогулок он видел диранов, которые на восходе выпрыгивали из океана, и их чешуя мерцала, точно радуга в первых лучах солнца, а длинные шелковистые хвосты рисовали параллельные купола перед его лодкой. В такие моменты он всегда вставал, прикладывал руку к сердцу и кланялся. И хотя всю жизнь Намен спал, положив рядом меч, и так и не женился, он с глубоким уважением относился к силе женского начала, которое символизировал диран.

Самой главной любовью Намена был Ксана. Он сражался за него и проливал кровь, пока он не возвысился над остальными королевствами Тиро, но сейчас Намен был уверен, что для него сражения остались в прошлом.

– Посмотрите на меня: я стал неуклюжим и нерасторопным. Правая рука дрожит, когда я пытаюсь поднять меч, да и вообще стою одной ногой в могиле. Что вы от меня хотите?

– Регент убрал из армии множество генералов, которых подозревает в отсутствии лояльности. – Киндо Марана помолчал, подбирая правильные слова. – Я не могу комментировать его действия и высказывать мнение по данному вопросу, но в результате у меня осталось всего несколько старших офицеров, обладающих опытом и необходимыми умениями. Мне отчаянно нужен человек, который поможет остановить наступление мятежников.

– Придется вам обратиться за помощью к тем, кто помоложе. – Намен наклонился, чтобы погладить Тоци. – Я свой долг выполнил.

Марана окинул взглядом старика и его собаку, сделал глоток чаю, мысленно прикидывая, что еще сказать.

– Повстанцы жалуются, что Ксана стал праздным и вялым, – проговорил Марана задумчиво и тихо, как будто обращался к самому себе, – что мы привыкли к спокойной жизни в роскоши и разучились сражаться.

Намен ни единым жестом не показал, что слушает.

– Но кое-кто считает, что Ксана нисколько не изменился. Такие утверждают, что Унификация стала возможна только потому, что Шесть королевств были слабыми и разобщенными, а вовсе не из-за храбрости и силы Ксаны. Они потешаются над историями об отваге генерала Тоньети и генерала Юмы, утверждают, что все это пропаганда.

Намен швырнул свою чашку в стену.

– Тупые идиоты! Они недостойны даже целовать ноги Готы Тоньети, а не то что произносить его имя. В мизинце генерала Тоньети больше смелости и чести, чем в сотне Хуно Кримов. – Тоци поднял уши и повернулся посмотреть, что так рассердило его хозяина, а Марана продолжал пить чай маленькими глотками, изо всех сил стараясь не выдать своих чувств и сохранить спокойное выражение лица. Если хочешь заставить человека действовать, нужно найти его слабое место и как следует на него надавить, чтобы он захотел только одного – сделать то, что тебе от него нужно. Так же точно, как с теми, кто уклонялся от уплаты налогов: надо найти то единственное, что им дорого больше всего на свете, и использовать в своих целях, чтобы они добровольно открыли кошельки и отдали все, что есть.

– Значит, мятежникам сопутствует успех? – спросил Намен. – Надежные новости добыть непросто.

– О да. Внешне они не производят особого впечатления, но наши солдаты, целые гарнизоны, спасаются бегством, стоит им завидеть на горизонте пыль, которую поднимают шагающие повстанцы. Народ Шести королевств мечтает о реках крови Ксаны, чтобы утолить свою жажду мести. Императоры Мапидэрэ и Ириши управляли страной… скажем, не слишком мягко.

Намен вздохнул и выпрямил ноги из позы «геюпа» и, держась за стол, с трудом встал. Тоци подошел ближе и прислонился к его ногам, когда он наклонился, чтобы его почесать, но у него заболела спина и ему пришлось выпрямиться.

Намен потянулся, пытаясь прогнать боль, и провел рукой по серебристым волосам. Он даже подумать не мог о том, чтобы снова сесть на лошадь или взмахнуть мечом даже с десятой долей своей прежней силы.

Но он был настоящим патриотом, искренне любил Ксану и понимал, что его сражения еще не закончились.

Пока Марана оставался на острове, собирая армию из добровольцев, молодых людей, жаждавших приключений и готовых умереть за то, чтобы Ксана сохранил свою добычу, Намен сел в лодку и отправился на Большой остров, чтобы взять на себя командование обороной Пэна и выяснить, какие слабости мятежников можно использовать.

На северо-западном побережье Большого острова, вокруг мелкого и холодного залива Затин, располагалась территория бывшего Хаана, по-прежнему находившегося под жестким правлением империи. На дне залива в огромном количестве водились устрицы, крабы и омары и сезонно появлялись тюлени, заплывавшие сюда попировать.

От побережья земля постепенно поднималась, и появлялись густые леса. Кольцевая чащоба, древние девственные территории, по форме отдаленно напоминавшие алмаз, являлись сердцем возродившегося королевства Тиро, которое называлось Рима. Окруженное со всех сторон сушей, малонаселенное до Унификации, оно было самым слабым из Семи королевств. И то, что Фитовео, бог войны, оружия, кузнечного дела и охоты, поселился в лесу Римы, выглядело довольно странно.

Несмотря на то что из местных дубов делали мачты и корпуса для кораблей флотов других королевств, сама Рима не была морским государством, а ее армии прославились тем, что мастерски умели рыть и минировать глубокие туннели под лагерями своих врагов, а потом взрывать. Этому искусству они научились, когда разрабатывали богатые месторождения в горах Даму и Шинанэ.

Старая народная песня, пришедшая из Ксаны до Завоевания, звучала примерно так:

Считалось, что эта песня объясняет, почему, создав воздушные корабли, Ксана одержал победу над другими королевствами Тиро, хотя в действительности описание Римы в ней слегка преувеличено. Огненные рудокопы Римы действительно когда-то наводили на всех страх, но с тех пор прошло много времени и остались лишь последние угольки умирающей славы.

Было время, задолго до Завоевания, когда герои Римы, владевшие оружием, выкованным лучшими кузнецами Дара, правили Большим островом. Три братских государства: Хаан, Рима и Фача – заключили союз, в котором изящные, совершенные корабли Хаана, непревзойденное оружие Римы и славная пехота Фачи создали непобедимую армию. Из всех трех большей популярностью пользовались знаменитые воины Римы, но это во времена, когда армии были маленькими, сталь – дорогой и редкой, а исход сражений решали поединки двух героев, встречавшихся на поле боя лицом к лицу. В таких условиях небольшое население Римы не считалось недостатком. Благодаря богатым месторождениям короли Римы могли себе позволить подготовить несколько элитных воинов-мечников и контролировать другие королевства Тиро. Таким образом, становилось понятно, почему Фитовео выбрал именно Риму.

Но как только королевства Тиро начали собирать большие армии, мастерство отдельных воинов перестало иметь особое значение. Сотня солдат, вооруженных острыми копьями, могла легко справиться с одетым в толстую броню воином, сражающимся тысячекратно закаленным мечом из стали. Военное мастерство героя вроде Дадзу Цзинду по большей части было своего рода символом, и сам Дадзу понимал, что победа или поражение в войне зависят от стратегии, логистики и численности войска.

Таким образом, упадок Римы стал неизбежен. Она попала под влияние Фачи, более густонаселенного королевства, расположенного к северо-востоку, и ее славное прошлое превратилось в далекое воспоминание. Короли Римы стали искать утешения в ритуалах и церемониях, стараясь сохранить мечту, которая давно умерла.

Вот такую Риму покорила Ксана и такой Рима воскресла.

– В Риме никого нет, – сообщили генералу Намену шпионы, отправленные на разведку. – Армия Фачи изгнала наши гарнизоны и восстановила Риму несколько месяцев назад, но Фаче пришлось отвести оттуда свои войска, чтобы помочь в столкновении с Ганом. Солдаты Римы не прошли никакой подготовки, а командиры полны страха. Их можно легко купить с помощью золота, женщин и обещания прощения императора.

Намен кивнул. Под покровом ночи три тысячи имперских солдат из Пэна быстро перебрались через реку Миру, стараясь оставаться незамеченными, обошли горы Даму и скрылись в темных лесах Римы.

С помощью короля Фачи Шилуэ король Джидзу, внук короля Римы, правившего перед Унификацией, вернул себе трон в древней столице На-Тион.

Молодого Джидзу потрясли перемены в его жизни. Будучи шестнадцатилетним мальчишкой, он зарабатывал себе на пропитание сбором устриц на берегах залива Затин и больше всего на свете хотел завоевать сердце Палу, самой красивой девушки в деревне. А потом в его хижину неожиданно вошли солдаты из Фачи, опустились перед ним на колени и сообщили, что он теперь король Римы. Его облачили в одеяние из шелка с вплетенными в ткань золотыми и серебряными нитями, вручили кость старого крубена, инкрустированную кораллами и жемчугом в ювелирной мастерской туманной, пропитанной морской солью Боаме, и увезли с берега моря и от темных живых глаз Палу, которые столько говорили, не произнося ни слова.

Теперь он жил в На-Тионе, где улицы были вымощены кусочками сандалового дерева, уложенного на гладко отполированные пластины вулканической лавы, во дворце, построенном из твердого железного дерева, которое растет в горах Римы, и казавшемся ему таким же чужим, как если бы он находился на луне. На каждом углу и на каждой улице он видел храмы, посвященные одному из древних героев Римы из тех далеких времен, когда она вызывала уважение и страх на полях сражений.

– Это ваш родовой дворец, – сказали люди, называвшие себя его министрами. – Мы видели, как здесь рос ваш отец, как плакал перед воротами Два Дерева, когда солдаты Ксаны вырезали всю его семью за то, что они отказались сдаться. О как гордо они стояли перед своими палачами, с каким невозмутимым видом смотрели в глаза смерти!

Министры не позволяли себе осуждать его отца, кронпринца. Он был единственным членом королевской семьи, преклонившим колени перед генералом Ксаны, а потом передал победителям печать Римы. После этого его сослали на берег залива Затин, где он стал рыбаком и вырастил своего сына как самого обычного человека, которого в жизни волнует только хороший улов и верная женщина в постели.

Но Джидзу видел, что кланявшиеся ему министры жалели, хотя, возможно, сами не до конца отдавали себе в этом отчета, что его отец не погиб вместе с остальными членами своей семьи, позволив солдатам его убить, вместо того чтобы сдаться захватчикам из Ксаны. В их глазах его отец не был спокойным, задумчивым человеком, каким Джидзу знал его всю свою жизнь, человеком, который любил жарить устриц на горячих камнях, пил только чай из одуванчиков с кусочком дробленого каменного сахара и ни разу ни на кого не повысил голос.

«В жизни, которая тебе принадлежит, гораздо больше радости, – говорил отец Джидзу, – чем в той, где объясняют, что ты должен сказать и как себя вести. Постарайся не стать жертвой амбиций».

Отец Джидзу неохотно рассказывал о своей прошлой жизни во дворце в На-Тионе, и так продолжалось до самой его смерти, а умер он, уколовшись ядовитой колючкой морского ежа, но перед этим долго болел.

В глазах министров его отец представлял собой лишь символ унижения Римы. Джидзу очень хотелось им сказать, что его отец был хорошим человеком, который решил, что крови пролито слишком много, а быть королем не так важно, как остаться в живых, просыпаться каждое утро и видеть солнце, пляшущее на волнах, и диранов, выпрыгивающих из воды у носа рыбачьей лодки. Джидзу хотел защитить честь отца и больше не видеть презрения на лицах министров, но ничего не сказал, лишь молча выслушал высокомерные слова деда, последнего короля Римы, бросившего вызов завоевателям из Ксаны: «Даже когда умрет последний гражданин Римы, мы станем духами и будем продолжать сражаться с вами. Мы с вами еще встретимся. Я буду ждать вас по ту сторону».

Их рассказы напоминали Джидзу историю о семье из сказочной страны или пьесы театра теней.

Он делал все, что говорили ему министры, и, поскольку ничего не знал о королевских ритуалах, добровольно превратился в их марионетку, исполнял приказы и повторял то, что ему велели, как будто распоряжения отдавал он, а не они.

Однако он не был глуп и понимал, что король Шилуэ помог ему вернуть трон не по доброте душевной. Рима была буфером между центральными имперскими владениями в Гэфике и самой Фачей, от которой зависела. В случае если новым королевствам Тиро удастся сбросить гнет империи, начнется борьба за господство, и король Шилуэ получит преимущество благодаря тому, что сможет управлять делами в На-Тионе, дергая Джидзу за невидимые веревочки. У него появились сомнения в том, что его министры действительно его министры, а не выполняют приказы из Фачи. Ответа на этот вопрос у Джидзу не было.

Он представил гигантские ножницы, которые перерезают веревочки и дают ему свободу. Но кто мог взять такие ножницы в руки? Только не он.

Джидзу просил Фитовео указать ему верный путь, но статуя бога в храме молча смотрела на него, не подавая никаких знаков, что его услышали. Джидзу остался один.

Ему совсем не нравилась новая жизнь, но он чувствовал, что обязан ее принять. Ему отчаянно хотелось вернуться в рыбачью деревню, где он собирал устриц и любил дочь рыбака, но королевская кровь, которая текла в его жилах, делала подобные мечты невозможными.

Три тысячи имперских солдат прошли через леса Римы точно призраки. Командиры Римы, охваченные страхом или получившие взятки от шпионов Ксаны, отмахивались от докладов разведчиков и отказывались покинуть крепости с дубовыми стенами, чтобы сразиться с захватчиками. Некоторые солдаты, закаленные мечники Римы, поверившие в то, что навсегда освободились от жестокого правления императора, были возмущены предательством и трусостью своих командиров и сами вступили в схватку, но их быстро разбила имперская армия.

Через неделю, туманным холодным утром, имперская армия вышла из леса на открытое пространство вокруг На-Тиона и взяла столицу в осаду. У солдат, защищавших город, довольно быстро иссяк жалкий запас стрел, и министры Джидзу приказали разобрать дома простых горожан, чтобы использовать черепицу, балки и куски строительных материалов в качестве снарядов, которые сбрасывали на головы солдат Ксаны, пытавшихся забраться на стены по лестницам. Жители На-Тиона, чьи дома были разрушены, спали на улицах, замерзая на холодном ночном воздухе ранней весны.

В Фачу отправили почтовых голубей с просьбой о помощи, но они не вернулись: возможно, их убили натренированные соколы, которых командиры-изменники предоставили генералу Намену, или король Шилуэ решил, что молодая армия Фачи не выстоит против закаленных ветеранов и его люди только зря погибнут. Как бы то ни было, Рима так и не дождалась помощи.

Министры умоляли короля подумать о сдаче города и принять неминуемое поражение.

– Мне показалось, что вы не одобряете решение моего отца.

Ответить на это министрам было нечего, но некоторые из них тайно выбрались из города и направились в лагерь армии Ксаны. Их головы прислали в На-Тион в коробках из сандалового дерева.

Лучники генерала Намена с помощью стрел отправили через городскую стену письма, в которых говорилось, что Ксана не собирается принимать капитуляцию На-Тиона. Они намерены преподать другим восставшим королевствам Тиро урок, чтобы те усвоили, что империя не потерпит мятежа. Предатели должны заплатить за неповиновение. Все мужчины в На-Тионе будут убиты, а женщины проданы в рабство.

Потеряв надежду на помощь Фачи и великодушие Ксаны, министры впали в отчаяние. Теперь они хотели, чтобы король приказал горожанам сражаться с врагом до последней капли крови. Возможно, если они окажут серьезное сопротивление, им удастся убедить Намена изменить свое решение, но генерал прекратил атаки на город, вместо этого приказав своим солдатам построить на реке дамбу, чтобы голод, жажда и болезни сделали за него всю работу.

– У нас заканчивается вода и еда, нужно придумать способ спасти людей, – сказал король Джидзу и провел языком по потрескавшимся губам. В соответствии с его приказом дворец и вся администрация города получали такой же рацион, как и все остальные горожане.

– Ваше величество, – объявил один из министров, – вы символ воли жителей Римы, поэтому они должны быть счастливы умереть за вас: гибель тел, окутанная славой, возвысит души.

– Возможно, следует приказать некоторым горожанам совершить самоубийство, чтобы продемонстрировать верность Риме, – предложил другой министр. – Кроме всего прочего, это позволит нам сэкономить воду и продовольствие.

– Может, нам следует создать отряды из женщин и детей, чтобы попытались прорвать блокаду, – выступил третий министр. – Откроем ворота и направим их на имперские войска. Не станут же солдаты их хладнокровно убивать. Если и нам переодеться в женское платье и смешаться с ними, то, возможно, и сумеем спастись, ну а если все-таки начнут стрелять, мы отступим и придумаем другой план.

Король Джидзу не мог поверить своим ушам.

– Это возмутительно! Вы в течение последних месяцев читали мне лекции о чести правящего дома Римы и долге короля и аристократии перед народом, а теперь надеетесь ценой бессмысленных жертв спасти свою жалкую жизнь. Люди Римы нам доверяют и трудятся не покладая рук для нашего же блага, рассчитывая лишь на то, что мы их защитим, когда им будет грозить опасность. И в знак благодарности вы намерены отказаться от своих обязательств перед нашим народом и послать на смерть женщин и детей. Вы отвратительны!

Король Джидзу вышел на стену На-Тиона и попросил встречи с генералом Наменом.

– Вы заботитесь о благополучии молодых людей, которые сражаются на вашей стороне, генерал.

Намен, прищурившись, посмотрел на юношу, но ничего не сказал.

– Я это понял, потому что вы не отдали приказ атаковать На-Тион. Вы не хотите жертвовать ни одним из своих солдат, если победу можно одержать другим способом.

Солдаты Ксаны смотрели на своего генерала, который стоял с непроницаемым лицом, выпрямившись во весь рост.

– Наш город на пороге смерти. Я мог бы отдать приказ моим людям пойти в бессмысленную, продиктованную отчаянием атаку. Разумеется, мы потерпим поражение, но часть ваших солдат погибнет, а ваше имя станет презренным среди жителей Шести королевств на многие поколения. Вас будут называть убийцей детей и женщин.

Намен поморщился, но продолжал молча слушать.

– У Римы мало оружия и солдат, зато мы богаты символами. Возможно, я из них самый главный, генерал. Если хотите преподать урок другим мятежным королевствам Тиро, вам будет достаточно захватить меня, потому что народ Римы действовал по моему приказу. Если вы их пощадите, то сможете победить в будущих сражениях, встретив не такое упорное сопротивление и с меньшими жертвами, но если убьете, города, которые планируете атаковать после нас, будут сражаться до последней капли крови и ни за что не сдадутся добровольно.

Наконец генерал Намен заговорил:

– Несмотря на то что выросли не во дворце, вы настоящий король и достойны трона Римы.

Условия капитуляции были предельно просты: Джидзу и его министры должны объявить о своем полном подчинении императору Ириши и прекратить сопротивление. В ответ генерал Намен не причинит вреда населению На-Тиона.

Джидзу знал, что Намен планировал доставить его в Пэн в качестве военнопленного, где провести обнаженным по широким улицам, заполненным ликующими горожанами, которые будут радоваться победе над мятежным королем. (Очередные веревочки и новые марионетки.) Затем его должны были долго пытать и, возможно, казнить. Или пощадить. В зависимости от настроения и воли Ириши.

Была ночь, когда ворота На-Тиона открылись и король Джидзу опустился на колени посреди дороги. В одной руке он держал печать Римы, в другой – факел и казался невероятно одиноким в круге света, окруженном мраком.

– Помните свое обещание, – сказал он подошедшему генералу Намену. – Я добровольно прекратил всяческое сопротивление и отдал себя вашей власти. Вы согласны?

Генерал Намен кивнул.

Джидзу посмотрел на министров, стоявших на коленях по обеим сторонам центральной улицы На-Тиона. Они облачились в свои лучшие официальные одежды, как будто собирались принять участие в коронации. Яркие цвета и изысканные ткани резко контрастировали с лохмотьями стоявших за ними простых жителей города. На лицах министров застыло спокойное достоинство – они принимали участие в церемонии, это был ритуал и политика – в отличие от страха и гнева, наполнявших толпу измученных, истощенных людей.

Король тихонько рассмеялся.

– А теперь, мои верные министры, вы получите символ, о котором мечтали. Встретимся на другой стороне.

Джидзу уронил факел и поджег себя. Заранее пропитанные ароматизированным маслом, одеяния мгновенно вспыхнули, и огонь поглотил его тело и печать Римы. От его дикого крика все буквально окаменели.

К тому времени, когда пламя наконец погасили, король Джидзу был мертв, а печать Римы испорчена до неузнаваемости.

– Он не сдержал свое слово, – заметил один из офицеров Намена. – Мы не можем привезти его обгоревшее тело в Пэн в качестве трофея и пройти по улицам в победном параде, поэтому следует стереть город с лица земли.

Генерал Намен покачал головой. От запаха сгоревшей плоти его тошнило, и он чувствовал себя очень старым и уставшим. Ему понравилось бледное лицо Джидзу, вьющиеся волосы и тонкий нос, восхитило мужество и полное отсутствие страха в глазах: юноша стоял, гордо выпрямившись, перед ним победителем. В другое время он с удовольствием побеседовал бы с молодым человеком, которого считал очень достойным.

И снова, в который уже раз, Намен пожалел, что Киндо Марана сумел его разыскать. С каким удовольствием сидел бы он перед камином дома и гладил довольного Тоци, если бы не любовь ко Ксане, а любовь, как известно, требует жертв. Только, подумал генерал, на сегодня жертв достаточно.

– Он исполнил куда более значимое обещание: жители На-Тиона сегодня не познают мечей Ксаны.

Плотная толпа горожан встретила его слова молчанием. Люди не сводили глаз со стоявших на коленях министров, которые дрожали точно листочки на ветру.

Намен вздохнул. «Война похожа на тяжелое колесо, которое крутится все быстрее с каждым новым оборотом».

– Посадите всех министров в телеги для заключенных. Мы отвезем их в Пэн и скормим императору.

Толпа разразилась дикими, почти животными, криками и пустилась в пляс, да с таким остервенением, что земля под ногами солдат Ксаны задрожала.