Утро было поистине божественное. Всю ночь лил дождь, а на рассвете небо усеяли белые облака. Наверху, в горах, вытянув хвосты и вздыбив гривы, резвились жеребята – неуки, дикие и гордые, как вершины, вознесенные до самых облаков.

Солдаты шли по крутому скалистому склону, упиваясь дивным утром. Никто не думал о коварной пуле, которая, быть может, поджидает одного из них. Поход тем н радостен, что он всегда сулит непредвиденное. Именно поэтому солдаты беззаботно поют, смеются, болтают. В них еще живет душа предков-кочевников. Зачем им знать, куда и откуда они идут? Нужно просто идти, всегда идти, нигде надолго не останавливаясь и чувствуя себя властителями лугов, равнин и гор – всего, что охватывает взгляд.

Деревья, кактусы, папоротники – все омыто дождем. Скалы кажутся красновато-желтыми, словно древние ржавые доспехи, и сочатся тяжелыми каплями.

Люди Масиаса на мгновенье смолкают. Им чудится, будто они слышат знакомый звук: далекий разрыв ракеты. Однако проходит несколько минут, ничто не нарушает тишины.

– Как раз здесь, в горах, – начинает Деметрио, – я с двумя десятками ребят перебил больше пятисот федералистов.

Он рассказывает о славном сражении, и бойцам становится ясно, насколько серьезная опасность подстерегает их. Что, если противник не в двух днях пути отсюда, а устроил засаду неподалеку, в зарослях кустарника, в этом мрачном ущелье, куда они спустились? Но кто дерзнет сознаться, что ему страшно? Когда это люди Деметрио говорили: «Здесь мы не пройдем»?

Впереди, в авангарде, начинается перестрелка, но это уже никого не удивляет. Новобранцы поворачивают лошадей и неудержимо гонят их назад к выходу из ущелья.

Из пересохшего горла Деметрио вырывается проклятье:

– Огонь! Огонь по бегущим! Занять высоты! Выбить противника! – рычит он, как дикий зверь.

Но врагов тысячи, они надежно укрыты и спокойно, лента за лентой, расстреливают из пулеметов солдат Деметрио, которые падают, словно колосья под серпом.

Из глаз Деметрио струятся слезы ярости и скорби. Он видит, как Анастасио, даже не вскрикнув, медленно сползает с коня и неподвижно замирает па земле. Рядом с ним падает Венансио – пулеметная очередь прошила ему грудь. Паленый срывается с откоса и камнем летит в пропасть. Неожиданно Деметрио остается один. Вокруг него роем жужжат пули. Он спрыгивает с седла, переползает от скалы к скале, находит наконец падежный бруствер, прячет за камнем голову, прижимается к земле и начинает стрелять.

Противник развертывается цепью и преследует немногих беглецов, успевших скрыться в молодом дубняке.

Деметрио тщательно целится, ни одна пуля не ложится мимо цели. Паф!… Паф!… Паф! Он ликует – его прославленная меткость не изменила ему: кого поймал на мушку, тот уж не уйдет. Обойма кончается, он вставляет другую. И снова целится.

Ружейный дым еще не рассеялся, а уж невозмутимо и таинственно звенят цикады, сладко воркуют голуби на уступах скал, мирно щиплют траву коровы. Горы выглядят празднично: на их недосягаемые вершины, словно белоснежная фата на голову невесты, опускается непорочно-белое облако.

У огромной, величавой, словно портик древнего храма, расселины лежит Деметрио Масиас с остекленевшими глазами и все еще целится из винтовки.