12
Коннек, противостояния
Круг наконец-то сомкнулся. Как утверждал один солдат, прошедший всю нескончаемую кампанию по истреблению воскрешенных Руденсом Шнайделем богов, Бестия оказался изворотливее сотни смазанных жиром змей.
– Притомился что-то, а я ведь вполовину меньше за ним гонялся, чем остальные, – пожаловался Хект Клэю Седлако и Титусу Консенту, глядя на восток – туда, где коннекские холмы позолотили первые лучи солнца. – Он же снова от нас не ускользнет?
– Нет! – воскликнул Седлако, гневно взмахивая единственной рукой. – Разрази меня гром, нет! Только вот ему уже дважды удавалось смыться, когда я клялся и божился, что смыться он никак не сумеет. Так что обещать ничего не могу. Обернется стаей ворон и улетит. Недаром же его еще и Князем Воронов называют.
– Спокойно, полковник. Вам нечего стыдиться. Всем вам нечего стыдиться.
Хотя насчет воронов… Кое-кто из древних Орудий проделывал подобные фокусы. Помимо всего прочего, Бестию именовали и Повелителем Мух. А если он обернется миллионом мух – на что им тогда надеяться? Как его уничтожить?
С другой стороны, такой поступок – жест отчаяния. Под силу ли, пусть даже и божеству, снова собрать воедино миллион мух? Сколько их уцелеет? Сколько, привлеченных мертвечиной, дерьмом, самкой или самцом, разлетится?
На столь отчаянный поступок Бестия никогда не решится.
Постепенно светало. Озарились верхушки холмов. Сейчас Бестия и связанные с ним Орудия послабее съежатся, спрячутся в глубокие долины – туда, куда не проникает солнечный свет. Главнокомандующего не интересовали духи и домовые. Ему нужно избавиться лишь от одного упорного воскресшего Орудия, и тогда он и все остальные участники кампании смогут вернуться домой к родным.
Хект оглянулся, проверяя, не мелькнет ли на пределе видимости странный силуэт. Он надеялся, что за событиями все еще следит Властелин Безмолвного Королевства, Кловен Фебруарен, Девятый Неизвестный, дедушка его собственного якобы дедушки. Притаившись в тени, Фебруарен помогал ему во время коннекского священного похода и завоевания Артесипеи.
Но старик не показывался. Хект надеялся на лучшее, но опасался худшего. Потерять дружбу и поддержку этого старика, зачастую так по-детски самодовольного, главнокомандующему совсем не хотелось.
Всю свою жизнь Муньеро Делари готовился к тому, чтобы сменить Кловена Фебруарена, но Хект не был до конца уверен в Делари. Одиннадцатый Неизвестный не обладал колдовскими силами Девятого, хотя в коллегии его и считали могучим волшебником.
– Еще час – и он окажется там, куда мы и хотим его загнать, – пообещал Титус Консент. – Как только закончится бах-тарарах, тут же помчусь в Брот. До смерти заезжу Ною.
Склонив голову набок, Хект внимательно всмотрелся в начальника шпионов. Обычно Титус не позволял себе подобных грубостей.
Больше Консента никто не слышал – только Пайпер да Седлако.
– Слишком уж надолго все затянулось, – пояснил дэв. – Вам-то, Пайпер, удалось выбраться к Анне… Точно, наброшусь на Ною сразу же, как ступлю на порог.
Хект усмехнулся, не обратив внимания на Титусово панибратское обращение. Нехарактерное для Консента поведение, хотя Пайпер и был восприемником одного из сыновей дэва, а еще помог им найти покровителя для обращения в чалдарянскую веру.
– Муравьи в штанах, – припомнил Седлако одну скабрезную шутку.
– Святая правда, – отозвался Консент, взмахнув над головой руками.
В ответ в тенях, уползающих подальше от лучей восходящего солнца, что-то шевельнулось.
На дальней гряде Хект заметил еще нескольких главных офицеров. Все уже заняли свои позиции и были готовы к бою.
– Пора сомкнуть круг, – сказал Седлако и тоже взмахнул своей единственной рукой.
Консент продолжал подавать сигналы. Внизу солдаты двинулись вперед под прикрытием кустов и деревьев.
Небольшой ручей ниспадал водопадом в холодный глубокий пруд с голубой водой. Рядом как-то особенно по-весеннему зеленела листва. В воздухе разливалась прохлада. Низину окружили патриаршие солдаты: они стояли почти плечом к плечу повсюду – чуть выше на холме, чуть ниже на спуске. В центр сомкнувшегося круга притащили все пушки. Кто-то из воинов прихватил с собой небольшие ручные фальконеты с дюймовым дулом, заряженные двойной порцией огненного порошка и железной картечью. Они могли понадобиться, только если Орудие не удастся прикончить из больших пушек.
Седлако стоял на противоположном от Хекта берегу, на том же уровне – футах в двадцати пяти над вытекавшим из пруда ручьем. Вот рыцарь взмахнул рукой и указал на густую поросль возле воды – там, у скалы, образовалось нечто вроде пещерки. Туда наверняка весь день не проникает солнечный свет.
Рядом с Пайпером стоял Кейт Рук. Драго Прозек, главный артиллерист войска, вместе с полковником Смоленсом занял позицию над самым водопадом: ему было поручено как можно более эффективно расставить фальконеты.
Рук ворчал на своих пушкарей. Вечно-то он недоволен.
– Лейтенант, – бросил Кейт на ходу Титусу Консенту, – как дым рассеется, я, пожалуй, сигану в этот проклятый пруд. Так и манит.
Хекта и самого тянуло искупаться. И не его одного. В самом деле, зачем же ждать? Чудище никуда не денется. Пусть ребята окунутся, расслабятся чуток.
Неожиданно Пайпер осознал, что потирает левое запястье. Он ошеломленно посмотрел на свою руку, потом оглянулся вокруг. Кое-кто из солдат уже начал снимать одежду.
– Рук! Консент! Сюда! Ко мне! – рявкнул Хект, бросаясь к ближайшему фальконету и выхватывая горящий фитиль у артиллериста. – Поднимите-ка задок у пушки. Целимся прямо в середину пруда.
Консент и Рук выполнили приказ, о чем впоследствии им пришлось пожалеть.
Поднеся фитиль к запалу, Хект увидел, как на поверхности воды проступает лицо. Но тут громыхнула пушка. Консент и Рук взвыли, отдачей их отбросило назад. Гладь пруда вспороли серебряные и железные снаряды.
Один громовой раскат следовал за другим: артиллеристы решили, что первый выстрел был сигналом к атаке.
Тени в пещерке возле водопада порвало в клочья.
Ничего не было слышно. Хект оттащил Консента и Рука и осмотрел их руки, пока артиллеристы прочищали и перезаряжали орудие.
– Стреляйте в воду! – прокричал Пайпер в ухо командиру расчета. – Оно там!
Из середины пруда поднялся столб темной воды. Вот он принял форму человека, превратился в обнаженную женщину. Невероятно соблазнительную. Высотой в два человеческих роста.
Патриаршие солдаты поднаторели в убийстве богов, и почти никто не потерял голову. В ход пошли фальконеты поменьше. В сторону пруда развернули несколько пушек. Водяную женщину разорвало на куски.
Больше она не поднялась.
Выстрелы постепенно смолкли. Артиллеристы перезаряжали пушки. Солдаты ждали приказа.
Как же главнокомандующему хотелось, чтобы поблизости оказался Девятый Неизвестный. Пайпер не понимал, удалось ли им убить Орудие.
Его офицеры, похоже, тоже не были уверены.
– Титус, ты меня слышишь?
– Да, мой господин. Совсем глохнешь, только если оказался перед фальконетом.
– Ты уже бывал в таких переделках. Как понять, что все кончено?
– Просто чувствуешь. Знаешь, и все. Кажется, что сама земля захлебывается от печали.
– Значит, нам не удалось его пристукнуть.
– Не окончательно. Там, в воде, был не Бестия, а какое-то местное Орудие. Для дриады великовато. Быть может, келпи…
Грохнула пушка: кому-то что-то померещилось. Через мгновение снова раздались выстрелы – палили в основном по все той же пещерке. Кустов там уже не осталось, картечь отскакивала от голой скалы и с визгом разлеталась в разные стороны. Одного солдата убило, еще дюжину ранило, пока наконец стрельба не стихла.
– Думаешь, он потешается над нами? – спросил Хект. – Над нашей паникой?
– Нет, – отозвался Титус. – Думаю, в него столько раз попали, что он перепуган гораздо больше нашего. Он там, где мы и предполагали. Потому что больше ему быть негде.
– И не дал нам отпора. Орудие, воскресшее божество – и не сражается.
Тень, очутившись в западне, яростно отбивался. Тогда погибли люди, а от Орудия осталась оболочка, которую патриаршие солдаты растерли в порошок и развеяли по ветру – по щепотке зараз.
– Он никогда не был столь уж силен. Полгода убегает от нас, мы то и дело загоняем его в угол. И каждый раз, как удается подобраться поближе, наносим удар. Это конец. Он растормошил ундину, или что это такое было. Это его последняя уловка, последняя надежда. Если б мы решили, что убили его, а не ее…
Консент говорил без остановки, слова извергались из него потоком. Хект уже видел такое: в отчаянных ситуациях люди иногда становятся чересчур болтливыми. Пайпер и сам грешил этим в молодости.
Неожиданно рядом закричал солдат. Потом еще один.
– Эгей, генерал! – завопил третий. – Там внизу какой-то тип.
Прищурившись, Хект различил худого бледного человека в лохмотьях – точь-в-точь гролсачский беженец, один из тех, на кого охотились в этой части Коннека граф Реймон и его кровожадная супруга. Оборванец непрерывно кланялся, подняв руки.
– Что думаешь? – спросил Хект.
– Думаю, Бестия все еще с нами, – ответил Консент.
– Пусть поднимется по склону. Рук, все пушки должны быть нацелены так, чтобы в случае чего порвать его в клочья. Пусть остановится на той белой скале…
Рук нахмурился и покачал головой. Хект сразу понял, чем он недоволен. Если фальконеты выстрелят из этой позиции, рикошетом заденет солдат на противоположном склоне.
– Ладно. Пусть встанет на расстоянии ярда. Тогда рикошет попадет в основном в него самого.
Оборванец, по всей видимости, ждал, что к нему подойдут.
– Не дождешься, парень, – прокричал стоявший у водопада Бюль Смоленс и велел двум пушкарям выстрелить в сторону незнакомца.
– Смоленсу – награда, – восхитился Хект.
Над землей промелькнула тень.
– Ворон, – доложил Кейт Рук. – Приземлился прямо на большой дуб позади Седлако. Слева.
Никто не знал, сколько у воскресшего Бестии осталось власти над воронами. Князь Воронов из преданий с легкостью повелевал ими. Но солдаты были наготове.
Меткий лучник подстрелил птицу, как только она устроилась на ветке.
Больше воронов поблизости никто не заметил, хотя обычно они летали парами – самец и самка.
Но над головами у воинов тут же закружились стервятники.
Оборванцу знаками приказали перейти ручей и вскарабкаться по холму к Хекту. Человек казался слабым и страшно истощенным.
Никто из наблюдавших не почувствовал ни малейшей жалости. Гролсачец перед ними или Орудие в обличье беженца – солдаты, более полугода находившиеся в походе, уже не были способны испытывать сочувствие. Многие сейчас гадали, почему оборванца просто не прихлопнут, разом покончив с проблемой.
– Велите ему остановиться. Передвиньте пару пушек, чтобы стало понятней.
Рук выполнил приказ.
На той стороне Клэй Седлако велел развернуть фальконеты, чтобы удобнее было целиться в небольшую тень внизу. Бюль Смоленс приказал своим людям бросить бутылки с зажигательной смесью, в том числе и те, в которых плескался драгоценный нефрон.
Рук, успевший переместить свои орудия, подошел к Хекту:
– От него воняет, командир.
– Видимо, его религия запрещает ему мыться.
– Мытье тут не поможет. И не помогло бы с самого сотворения мира.
Бестия не мог скрыть запах разложения.
Хект уже готов был отдать приказ.
– Пока ты этого не сделал, – сильным низким голосом выкрикнуло притворяющееся человеком Орудие, – я хочу сказать.
– Только быстро.
– Грядет катастрофа. Тебе пригодятся любые союзники. Особенно по ту сторону Ночи.
Хект припомнил все, что знал о древних богах и грядущих катастрофах.
И незаметно для Орудия подал знак своим людям.
У Бестии еще оставались в запасе силы. Ему удалось не дать пушкарям выстрелить. Всем, кроме одного.
Но и одного хватило. Выстрел нарушил концентрацию Бестии.
Залаяли пушки. Неравномерно.
С опозданием.
Бестия рухнул на землю, превратившись в кучу извивающихся червей.
Кейт Рук не стал дожидаться приказа. Несмотря на израненные руки, он помог навести пушку, и та выстрелила в кишащую массу, прежде чем черви расползлись.
Хект почувствовал то, о чем недавно говорил Титус Консент, – непреодолимую глубокую тоску по закончившейся эпохе.
Начали слетаться во́роны.
– Берите железные инструменты и давите червей, – приказал Хект. – Закидайте их углями. Делайте все, что можно.
Древнему Орудию вроде Бестии наверняка известны способы избежать окончательной погибели. В старых сказках зло никогда не погибает насовсем.
Но уж Пайпер Хект помогать ему не намерен.
– Вы не стали обдумывать его предложение, – заметил Титус Консент.
– Он не выполнил бы свою часть сделки. Не смог бы. Подобное не в его природе. Бестия предал бы нас.
Солдаты старательно уничтожали червей и расчищали низину. Хект присел на скалу и задумчиво поглядел на пруд. Вода поменяла цвет. Быть может, солнечные лучи теперь падают под другим углом. А может, дело не в солнце.
Пруд казался холодным и неприветливым.
Нечто не желало, чтобы его беспокоили.
Пусть. Теперь оно уже никому не причинит вреда.
Пайпер почувствовал, что существо осознало его милосердный жест и крывшееся за ним предупреждение – «а не то…»
Солдаты обсуждали, что будут делать дальше. Всем казалось, что предстоит передышка, возможно долгая. Вполне вероятно, скоро все они останутся без работы.
Купаться никто не стал.
Патриаршее войско выбралось из глуши и направилось прямо в Вискесмент. Оттуда Хект хотел двинуться в Фиральдию. Там его армия наверняка уменьшится. Патриарх начнет понемногу распускать солдат. Больше они ему не нужны.
По древней имперской дороге, бегущей по берегу Дешара, спешили всадники на измученных лошадях. В двух лигах к востоку от Вискесмента они нагнали войско. Дозорный отряд привел гонцов к главнокомандующему, который тут же набросился на одного из них:
– Пелла! Я же велел тебе оставаться!..
– Отец, меня послал патриарх! Сам Непримиримый! Он решил, что я скорее тебя разыщу.
Хект сдержался и не стал говорить, что он обо всем этом думает, в том числе и о том, почему неопытный мальчишка разъезжает в столь неспокойные времена в сопровождении лишь четверых телохранителей.
– Что стряслось?
Раздувшийся от гордости Пелла вручил Пайперу курьерский кошель с печатью патриарха. Хект и сам почувствовал гордость за сына. Еще бы – какое доверие столь юному отроку! Да, со времен своего беспризорного детства на улицах Сонсы мальчик очень повзрослел.
– Арнгенд вторгся в Коннек, – пояснил Пелла. – Пошел против воли Кройса и коллегии.
Хект разослал полкам приказ стянуться поближе и велел трубить офицерский сбор. Армия не стала останавливаться. Солдаты почуяли неладное. Затевалось что-то, по всеобщим опасениям, отнюдь не радостное.
Во время офицерского совета подоспело послание от Реймона. Граф пересказывал разные слухи: арнгендская армия вроде бы направляется в Вискесмент, враг хочет захватить мосты и уже потом вторгнуться в Коннек. У Гарита имелись в Салпено свои шпионы и друзья, а у Анны Менандской – враги, охотно готовые предать Арнгенд, лишь бы только досадить королевской шлюхе.
– Господа, все ясно. Анна Менандская восстала против воли патриарха. Послала в Коннек войска, чтобы якобы очистить его от мейсальской ереси. На самом же деле эта дама, вероятнее всего, по-прежнему желает лишь власти и денег. Войско, по слухам, разделилось на три части. Одна направляется к нам. Там от двух тысяч до двух тысяч и восьми сотен солдат. Возглавляют ее в основном те, от кого Анна Менандская жаждет избавиться. По дороге к ним будут присоединяться гролсачцы. Патриарх хочет, чтобы мы остановили отступников. Мы превосходим их и числом, и умением. К тому же эти люди не очень-то рвутся положить жизнь за Анну Менандскую. С отпуском придется повременить. Сперва обезопасим Вискесмент и мосты.
Пайпер ожидал, что солдаты начнут роптать.
И многие действительно зароптали. Тогда офицеры напомнили своим подчиненным, что главнокомандующий всегда исправно выплачивает им жалованье. Многие ли могут таким похвастаться?
Зачастую военачальники полагали, что обкрадывать солдат – их законное право.
Титус Консент – пожалуй, самый недовольный член патриаршего войска – заявил:
– Возможно, и здесь есть некоторая ирония.
– Какая же? – поинтересовался Хект.
– Всем известно: с тех пор как на престол взошел Регард, Анна и ее дружки-церковники немилосердно выжимают из Арнгенда налоги. Наверняка она отправила какую-то часть денег со своей армией.
Консент пустился в долгие объяснения, но Хект слушал его вполуха: в уме он уже прикидывал, как лучше расставить войска и при этом свести потери к минимуму.
– Что-что?
– Я говорю: если они притащили с собой столько денег, сколько требуется на такую длительную кампанию, нам, возможно, будет чем расплатиться с солдатами, чтоб не разбежались.
«Что же с нами будет дальше?» – таким вопросом задавались сейчас тысячи патриарших воинов.
– Возможно, Титус. Возможно. Давай разбираться со всем по порядку.
Когда патриаршие силы добрались до Вискесмента, у них еще осталось несколько дней в запасе. Участники арнгендского священного похода не горели желанием умирать в бою и никуда не торопились – двигались вперед, лишь чтобы заглушить визгливые понукания монахов из Конгрегации. Рекрутов набирали по законам феодального права, и сорок дней их службы постепенно подходили к концу. Быть может, удастся совсем увильнуть от драки, если достаточно долго тянуть время.
Консент оказался прав: епископы, мнившие себя военачальниками похода, собирались удержать солдат, посулив им деньги. А дворяне и рыцари, конечно же, охотно будут воевать и так. В конце концов, они же выполняют волю господню.
Титус Консент выслал в стан врага своих шпионов, и те посчитали солдат, разузнали имена рыцарей, оценили, насколько каждый богат. Недовольство сменилось ожиданием наживы и крупных выкупов.
Роптали теперь по другому поводу: солдаты жаловались, что не им достанется самая крупная часть арнгендской армии, отправившаяся на запад, – там ведь можно лучше поживиться. Сам король Регард участвует в походе – потому что лишь так может убраться подальше от своей жуткой мамаши.
Главнокомандующий был настроен куда менее оптимистично. Что он упустил? Почему Анна отправила в Коннек такое малочисленное, даже если учитывать примкнувших к нему по дороге ни на что не годных гролсачцев, войско против его опытных бойцов?
Объяснение предложили Реймон Гарит и Сочия. Граф с женой приехали в Вискесмент на пятый день – за два дня до того, как, по всеобщим подсчетам, туда должны были приковылять арнгендцы. Хект устроил для гостей скромный ужин.
– Главнокомандующий, вы упускаете из уравнения веру и забываете об одном: Анна настолько уверена в собственной правоте, что даже и помыслить не может, что церковь решится ей помешать. Пусть эта дама ведет распутную и греховную жизнь, зато она искренне верит, что вершит в Коннеке волю господню. Она совершенно уверена: вы просто посопротивляетесь для виду, чтоб не замарать своей чести, и отступите. У меня есть друзья среди арнгендских советников. Те, кто по своей воле отправился в этот священный поход, считают, что ваши солдаты дезертируют, лишь бы не рисковать своей душой и не идти против воли господа. А еще думают – вы и сами не прочь закончить то, что начали в прошлом году.
– Титус, – обратился к своему главному шпиону Хект, – ты знаешь, разделяет ли эту точку зрения кто-нибудь из наших людей?
– Быть может, такие и есть. Я их не встречал. Зато знаю кое-кого, кто, по его собственным словам, рассказал шпионам Конгрегации о своей боязни запятнать душу и нежелании сражаться с арнгендцами. В надежде обмануть их и получить побольше выкупа.
Постоянно все осложняется. Приходится гадать, кто кому на самом деле предан. Хект полагал, что может рассчитывать на бо́льшую часть своих людей. Но вера непредсказуемо смещает равновесие в любой ситуации.
Люди вытворяют престранные вещи, когда думают, что на кону их бессмертная душа.
– Не будем развеивать эти иллюзии. После отъезда графа Реймона (только дождись, когда он отъедет подальше) распусти слухи, что я хочу его арестовать. Граф, у меня имеется довольно сложный план, благодаря которому мы, возможно, одержим победу малой ценой.
– Я весь внимание.
– Не только вы, но и эти стены. У антипатриархов были весьма неплохие тихие комнаты. Предлагаю воспользоваться одной из них сразу после ужина.
Арнгендские разведчики сообщили своим военачальникам, что войска главнокомандующего возвращаются в Фиральдию. Несколько отрядов задержались в Вискесменте, но, как только будет заключено соглашение с арнгендскими рыцарями – участниками священного похода, они отправятся на поимку Реймона Гарита. Если злокозненного графа не удастся изловить, его хотя бы отрежут от Антье.
– Проверим, сколько из них пали жертвами собственных иллюзий, – сказал Хект. – Титус, как у нас идут дела?
Консента не отослали следить за приготовлениями к предстоящей схватке, он и еще несколько штабных офицеров остались с Пайпером.
– Как часы.
– Когда все идет слишком гладко, я волнуюсь.
– И когда не слишком гладко – тоже. Вы волнуетесь по любому поводу.
– Да. Наверное, так и есть. И прямо сейчас меня волнует вот что: в последнее время мне почти не попадаются дэвы. Мы потеряли наших дэвов?
– Да. Со мной теперь поддерживают связь лишь очень немногие жители дэвского квартала. Да и в них я не совсем уверен.
– Почему?
– Думают, с ними весьма дурно обошлись в деле Крулика и Снейгона.
– Это с ними-то дурно обошлись?! С ними?!
– На меня-то зачем кричать? Они полагают, что имеют право распоряжаться плодами своего труда по собственному усмотрению, если при этом выполняются ваши заказы. Ограничения, которые на них наложили после тех взрывов и последующих разоблачений, видятся им чрезмерными. Им кажется, что их угнетают.
Хект хотел было сказать, что с радостью продемонстрировал бы этим людям, что такое «угнетать», но сдержался.
– Где они строят свои тайные литейные цеха?
– Что, мой господин? О чем вы, Пайпер?
– Титус, я ведь не дурак. Да и ты отнюдь не наивен и не веришь, что они подчинятся нашим приказам. Такая прекрасная возможность – разбогатеть и одновременно вооружить нас, чтобы мы эффективнее истребляли друг друга. Одного урока им мало.
Консент прищурился и посуровел.
– «Мануфактуру Крулика и Снейгона» уничтожили намеренно? – спросил он.
– Нет. Но знай я о том, что узнал, когда мы распотрошили их учетные книги, с удовольствием бы там все взорвал. И совесть бы не мучила. Как они вели дела! Не моргнув глазом продали бы огненный порошок головорезам Руденса Шнайделя, которые подорвали дом Анны. Им плевать, как используется их оружие, лишь бы денежки платили.
– Понимаю… Что такое, Бердак?
– Один благородный господин желает видеть главнокомандующего. Говорит, дело жизни и смерти. У него при себе все необходимые грамоты имперского двора.
Феррис Ренфрау. Или же Альгрес Дриер. Две совершенно разные истории.
– Приведите его сюда. Титус, останься. Если только он не потребует, чтоб ты ушел.
Спустя несколько минут гостя ввели в комнату.
– А, Ренфрау. Не такой уж и благородный господин, значит. Сколько времени вам потребовалось, чтобы пробраться мимо всех тех, кто не дает мне узнать, что творится в мире?
– Не так уж и много. У меня язык хорошо подвешен. Если я говорю, что вести важные, ко мне прислушиваются.
– Тогда расскажите свои важные вести.
Ренфрау многозначительно посмотрел на Консента.
– Он все равно все узнает уже через несколько минут.
– Может, хотя бы воспользуемся тихой комнатой? Чтобы через несколько минут об этом не узнали вообще все? Кое-кому знать совсем не следует.
– Титус, что думаешь? У нас тут рядом есть одна подходящая каморка. Ренфрау, во дворце тихих комнат полно. Антипатриархи, что вполне объяснимо, страдали паранойей.
Титус Консент Ферриса Ренфрау не знал, но слышал о нем. Сейчас он, понятное дело, гадал, откуда Хект знает главу имперских шпионов.
Пайпер запер дверь маленькой комнатушки, которую чаще использовали для встреч с дамами, нежели для тайных переговоров.
– Тесновато, – заметил Ренфрау.
– Чем скорее выложите мне свои вести, тем скорее выберемся отсюда.
– Умер Непримиримый. Твой старый приятель Бронт Донето обставил все так, чтобы сделаться преемником. Коллегия выберет его во время второго голосования. Сюда выслали гонца с буллой, составленной от имени принципатов: тебе приказано забыть о повелениях Непримиримого и предоставить свои войска в распоряжение арнгендцев. Пока еще булла не имеет законной силы, но будет иметь, когда закончится междувластие и Донето полностью вступит в свои права. Как только это произойдет, Томлин Эрготен сменит тебя на твоем посту.
– Что еще за Томлин Эрготен? Подарочек из Братства? Я вроде бы знаю всех важных людей в Фиральдии.
– Томлин Эрготен – вымышленное имя, которое придумали, чтобы защитить Пинкуса Горта. Кое-кто опасается, что ты воспротивишься, когда узнаешь, что тебя заменят Гортом.
– Кое-кто – это Бронт Донето?
– Именно. Этот тип к тебе неровно дышит.
– Погодите-ка, – вмешался Титус Консент. – Междувластие длится двадцать шесть дней. Когда умер Непримиримый?
– Часа четыре назад.
Консент удивился, но, увидев выражение лица Ренфрау, на расспросы не осмелился. Он прекрасно понимал, когда не стоит тратить понапрасну время и силы. Ренфрау не станет ничего объяснять. И главный патриарший шпион кивнул, предоставляя задавать вопросы своему командиру.
Хект сохранял хладнокровие. Хотя удавалось ему это с трудом.
Куда же запропал Кловен Фебруарен, когда он так нужен?
Старика уже лет сто не видно.
– Томлин Эрготен… какое странное имя.
– Похоже на название какой-нибудь болячки, – поддакнул Ренфрау.
– Интересно, где они откопали это имечко? – (Хотя сейчас не до любопытства.) – Сколько времени потребуется, чтобы доставить приказ сюда?
– У тебя есть план?
– Скорее, красивый жест. Пусть этот мир все же чуть изменится по воле Непримиримого.
Почивший патриарх едва ли мог выбрать более провокационное имя – хотел, чтобы все знали: он готов наперекор всему с оружием в руках отстаивать истинное предназначение церкви.
– Расскажи хотя бы в общих чертах, – предложил Ренфрау. – Может, я смогу как-то помочь.
– Я могу сокрушить направляющихся сюда арнгендцев. Захвачу рыцарей и потребую выкуп. Чтобы хоть как-то обеспечить моих людей, когда они останутся без работы.
– Гонцов можно задержать. Но твоим людям вовсе не обязательно оставаться без работы. Возьми их с собой.
– С собой? Куда?
– Не скромничай, главнокомандующий. Императрица желает, чтобы ты возглавил поход в Святые Земли. Какая ирония, какой поворот! Прими ее предложение. Бароны, конечно, молчать не станут, но Катрин похожа на Свирепого Малютку Ганса. Она добьется желаемого. Если согласишься, сможешь взять и своих людей.
У Пайпера Хекта не было никакого желания возглавлять очередной священный поход.
– Я бы сказал, выбора у тебя особого нет. В патриарших владениях на службу тебя не возьмут. Бронт Донето, по всей видимости, затаил на тебя зуб, да еще какой.
– Знает, что я не стану выполнять его волю вместо воли церкви.
– Именно. Вот и хорошо.
Титус что-то пробурчал. Имперский шпион ему явно не нравился.
– Вы говорите от имени императрицы? – поинтересовался Хект.
– Она еще не слышала вестей.
– Тогда посмотрим, что скажет, когда услышит, – решил Хект, взмахом руки призывая Консента к молчанию.
– Замечательно. – Ренфрау чуть поклонился с едва заметной издевкой. – В общем и целом можешь делать с Анной Менандской, что задумал. Если ее военачальники продемонстрируют свою обычную чудовищную несостоятельность.
Ренфрау еще раз склонил голову в полупоклоне и вышел.
– Что это было, Пайпер? – поинтересовался Консент.
Хект вопросительно хмыкнул.
– Этот человек сказал многое, не сказав при этом ничего. Если вы понимаете, о чем я.
– Да. Беда в том, что я сам чересчур прост, чтобы все это понять.
Консента его слова не убедили, но развивать тему он не стал. Титус хорошо знал своего командира.
– Мы вот-вот станем имперцами?
– Возможно. Нам о своей армии думать надо.
– Армии-то как раз ничего не грозит. Со службы вылетят лишь те из нас, про кого Бронт Донето точно знает: к рукам не приберешь.
Консент прав. Несколько высших офицеров были рыцарями из Братства Войны. Если Бронт Донето договорился с Братством, а это вполне вероятно, Пинкусу достанется готовый штаб.
– Нужно поразмыслить надо всем этим, – продолжал Консент.
– В каком смысле?
– Донето, как выясняется, только и ждал смерти Непримиримого, у него все было на мази.
– Похоже на то. Но он не получит полной власти, пока не окончится положенный траур.
– Разумеется. Но я вот что думаю: если он уже и выборы успел подстроить, не исключено, что подстроил и что-нибудь еще. Например, договорился с Анной Менандской. Ему, как и любому другому патриарху, понадобятся деньги. Жадные и алчные всегда мечтают обобрать Коннек.
– А у Донето с Коннеком к тому же старые счеты. Отправлю послание графу Реймону.
– Хорошо. А я пока приготовлюсь к приходу арнгендцев. Может, они потому так долго тянули – ждали вестей о смерти патриарха.
Хект сильно в этом сомневался. Арнгендцы тянули потому, что им вовсе не хотелось тащиться в Коннек. Они ждали, когда истекут сорок дней, и надеялись, что не придется проливать кровь за Менандскую Шлюху.
– Все готово, больше мы уже ничего сделать не можем, – доложил главнокомандующему полковник Смоленс. – Не знаю, сработает ли. Наверняка кто-то из местных на стороне арнгендцев.
– Если Титус все сделал правильно, а он всегда все делает правильно, они услышат столько противоречивых новостей, что уже ни во что не поверят. Особенно в то, что мы будем сражаться, когда у нас осталось так мало людей.
Те, кто должен был подготовить наживку, отправились вперед – навстречу предводителям арнгендской армии.
– Титус, у тебя есть какие-нибудь неотложные занятия? Я хочу поговорить о пушечной мануфактуре.
Услышав эти слова, несколько офицеров с удивлением посмотрели на Хекта, но потом лишь пожали плечами и вернулись к своей работе. Главнокомандующий часто так делал – в самые напряженные моменты обращался к не связанным с основными событиями делам.
– Хочешь устроить себе передышку? – спросил Хект Титуса Консента.
Титус выглядел уставшим. Хект заметил, что на висках у него начала пробиваться седина, а на макушке волосы и вовсе поредели.
– Конечно, хочу. Но вернемся к делам. Вы хотели узнать, как делают железо. Я все выяснил.
– Тогда давай по-быстрому. У нас через час война начнется.
Хект не припоминал, чтобы когда-нибудь он интересовался у Титуса тем, как делают железо.
– Нынче для фальконетов предпочитают использовать железо, потому что орудия не так быстро приходят в негодность, если в них заряжают больше огненного порошка. Но изготавливать их трудно. Только Крулик и Снейгон выучились отливать и охлаждать железо должным образом.
– А значит, выучатся и все те, с кем они захотели поделиться доходами.
Титус нахмурился. Он хоть и обратился в чалдарянскую веру, но все еще не терпел подобных избитых замечаний о дэвах.
– Возможно. Но послушайте: чтобы отливать железные пушки хоть в сколько-нибудь значительном количестве, понадобится крупное производство.
Хект уселся и хорошенько сосредоточился.
– Продолжай.
– Для начала, рядом с таким производством должен быть лес. Нужны твердые породы древесины. Просто удивительно, сколько дуба требуется, чтобы получился уголь, пригодный для плавки металла. А чтобы расплавить всего двадцать пять фунтов того, что они называют ковким железом, угля нужно почти двести кубических ярдов. Легкий железный фальконет весит почти сотню фунтов. Поэтому требуется невероятное количество угля. Да еще сколько работы. Точные цифры узнать не удалось, но из записей Крулика и Снейгона понятно: нужно трудиться сотню, а может даже, и тысячу часов, чтобы изготовить одно железное орудие. Возьмем, к примеру, простой железный меч обычной сложности и твердости: если использовать уже расплавленное ковкое железо, нужно около двух тысяч фунтов угля, и еще около двух сотен часов придется махать в кузнице молотом.
Хекту никогда раньше в голову не приходило интересоваться, как изготовляют орудия его ремесла.
– На «Мануфактуре Крулика и Снейгона» и мечи делают?
– Там делают почти любое оружие. Вероятно, у каждого в этом войске есть какая-то их вещь. Боюсь, взрыв в Броте стал для них своего рода благословением. Раньше они были ограничены местоположением: нужно было доставлять на мануфактуру железо и уголь, а поблизости от вечного города нет ни одного более-менее большого леса.
– Понимаю. И теперь они смогут устанавливать более выгодные цены. – Хект с Титусом усмехнулись. – Или общую прибыль увеличат.
– Да, – кивнул Консент и продолжал, словно бы размышляя вслух: – Уголь также нужен для изготовления огненного порошка.
– И что же?
– Я только что сообразил! Обдумывал, где именно леса с твердыми породами дерева соседствуют с залежами железной руды. Таких мест предостаточно. Но если поблизости должны быть еще и ресурсы, необходимые для изготовления огненного порошка, круг значительно сужается.
– Артесипея. Там располагаются крупнейшие залежи природной селитры. А еще железа и меди. А еще серные ямы, хоть сера и не лучшего качества. И леса мы там видели.
– Мы видели вечнозеленые леса, это мягкая древесина. Но в восточной части острова, ниже уровня гор, должны произрастать и твердые породы. И от южного побережья Родного моря оттуда недалеко. А там, в бывшей имперской провинции Фарегония, находятся шахты, вот уже две тысячи лет производящие первоклассную серу.
– Думаешь, они перенесут все на Артесипею?
– Я бы так и сделал. Ведь имеется и еще одно преимущество, возможно даже более важное.
– Какое же?
– Остров не входит в патриаршие владения. Сейчас там правит король Питер Навайский. Ни патриарх, ни патриарший главнокомандующий там никому не указ.
– Понимаю. Будем держать ушки на макушке. Не бросай это дело. Посвяти ему свои многочисленные свободные часы.
– Ага. Я тут попросил квартирмейстера раздобыть мне метлу: как только станет нечего делать, двор мести начну.
– Титус, хочешь верь, а хочешь не верь, я знаю, каково тебе приходится. Я тут думаю, что, возможно, обрадуюсь, когда вылечу со службы.
– Возможно. И будете радоваться еще минут пять.
– Да.
Вискесментские советники заявили приближавшемуся войску арнгендцев, что город не станет противиться: пусть пройдут через него, пересекут мосты и шагают себе дальше в Коннек – только чтобы по дороге руки не распускали. Участники священного похода согласились, хотя и знали, что не смогут сдержать приставших к армии гролсачцев и самых фанатичных членов Конгрегации, которые ненавидели Вискесмент за потакание мейсальской ереси.
Советники потребовали, чтобы оружейные мастера и квартирмейстеры на время следования арнгендцев через Вискесмент забрали оружие у рядовых, гролсачцев и всех тех, кто шел за войском.
Арнгендская знать охотно согласилась. Церковники из Конгрегации, разумеется, встретили требование советников в штыки.
Главнокомандующий, потеряв терпение, отправил советникам послание, в котором велел поскорее покончить с переговорами.
В конце концов захватчикам предоставили право пройти по одной широкой мощеной улице к мосту Пурелайс. Улица эта прозывалась Могильной. Пурелайс был самым широким и длинным из всех трех вискесментских мостов.
Прилегавшие к Могильной улице переулки, как вскоре убедились арнгендцы, были забаррикадированы телегами и мебелью, там дежурило местное ополчение. Выказываемое горожанами недоверие подчеркивало извечное подозрительное отношение южан к своим северным соседям.
Пурелайс назвали в честь императора, который приказал его выстроить. Мост высокой дугой выгибался над Дешаром, чтобы проходящим внизу судам не приходилось убирать мачты. Впрочем, в теперешние времена немногие корабли ходили на одних лишь парусах.
С восточного конца моста из-за вздыбившейся горбом центральной арки не было видно западного. А западный конец был забаррикадирован. Среди баррикад стояли восемнадцать фальконетов, заряженных мелкими камнями. Пушкарями и несколькими отрядами лучников и копейщиков командовали Бюль Смоленс и Кейт Рук.
Остальные пушки патриаршего войска незаметно расставил вдоль всего предполагаемого маршрута арнгендцев Драго Прозек. Арнгендцев собирались ошеломить и обратить в бегство, если вдруг их не убедит и так весьма наглядное положение дел.
Если все же и придется прибегнуть к Прозековым пушкам, грохот и дым станут сигналом для остальных патриарших отрядов, чтобы отрезать отступление на востоке.
С верхушки колокольни церкви Святого Вакина, личной церкви антипатриархов, главнокомандующему были видны оба конца Пурелайса и почти вся Могильная улица. Теперь уже никто и не помнил, почему ее так назвали. Кое-кто из местных не использовал это название из суеверия. Могильная улица заполнилась людьми: впереди выступали полные решимости монахи из Конгрегации, они проклинали горожан за грехи, а в ответ их освистывали и даже иногда забрасывали камнями; затем на лошадях, укрытых яркими попонами, ехали возглавлявшие войско дворяне, за ними следовали копьеносцы, пехотинцы и свита.
– Какое столпотворение! – заметил Хект. – Титус, у нашего войска на марше ведь больше порядка?
– Больше. Но если позволить солдатам взять с собой семьи…
Титус затронул больную тему. В том числе и этим войско Пайпера Хекта отличалось от войск других военачальников: он не позволял толпам не участвующих в сражениях волочиться за ним хвостом и стеснять движение.
Но, несмотря на все Пайперовы усилия, вокруг армии непременно, словно снежный ком, нарастали маркитанты, едва только она задерживалась где-нибудь дольше чем на пару дней.
Ехавшие во главе арнгендцев священники взобрались на самую высокую точку моста и нос к носу столкнулись с суровой действительностью.
– Жаль, что я сейчас не там, – посетовал Хект. – Нужно было там засесть.
– Лучше вам тут оставаться – отсюда вы контролируете всех, кроме Смоленса и Рука.
– Как я вижу, священники призывают епископов и архиепископов.
Хект заволновался. Конечно, он доверяет полковнику Смоленсу, и все же… Епископы хитры, кто-нибудь из них, быть может, убедит Смоленса, и тогда…
– Смоленс не отступит, – угадал его опасения Консент. – И Кейт Рук не дрогнет.
– Кейт меня беспокоит. Слишком уж увлекается своей работой.
– Вы никогда не бываете всем довольны?
– Не бываю. Не в такие минуты. Проклятие!
Из фальконетов открыли огонь по церковникам и монахам из Конгрегации. Поднявшийся в воздух дым сносило к востоку, западный конец моста скрылся из виду. До Хекта донесся грохот, но он уже знал: что-то пошло не по плану. В дыму полыхали вспышки. Пушкари Кейта Рука палили не переставая.
Внизу, вдоль Могильной улицы, прокатилась волна испуга, который быстро превратился в страх, а потом и в панику.
– Прозек, погоди, – бормотал Хект. – Не стоит убивать без веской причины.
Бросив на него косой взгляд, Консент что-то прошептал на ухо гонцу, и тот побежал передавать приказ Драго Прозеку.
Грохот чуть затих, а потом и вовсе смолк. Дальний конец моста по-прежнему скрывало облако дыма. Хект видел, как среди арнгендцев воцаряется неразбериха, как вдалеке рыцари на конях пытаются протолкаться на восток, на переполненную народом улицу, а внизу, под колокольней, те, кого еще не охватила паника, наоборот, устремляются на запад.
Пушки смолкли, и паника приутихла. Арнгендцы не смогли прорваться через баррикады на боковые переулки. Городское ополчение продемонстрировало похвальную выдержку.
Хект задышал спокойнее:
– Ладно. Мы пристукнули кучку церковников из Конгрегации. Ничего. Они бы погибли и так.
Если бы в дело вмешался граф Реймон.
На мосту снова прогремели выстрелы. Вернее, один выстрел.
– Четырнадцать орудий, – сказал Хект. – Значит, некоторые уже не действуют. Если только не…
– Передышку вам бы нужно самому себе устроить, – заметил Титус Консент.
– А где Пелла?
Пайпер все еще волновался. Только сейчас он понял, что уже два дня не видел мальчишку, и почувствовал укол вины: он ведь уделяет Пелле так мало времени.
Хект не знал, как нужно себя вести. У него самого отца не было.
– Ходит по пятам за Кейтом Руком. Ему страшно нравится, когда все взрывается и дымит.
– А Рук не против, что он путается под ногами? Да еще с телохранителями?
– Я знаю Рука – Пеллу точно загрузили работой. И его телохранителей тоже.
– Ворога только помяни.
На колокольню без приглашения взобрался Мадук. В последнее время показывался он редко.
– Мой господин, послание от городского совета. Спрашивают, можно ли принимать тех, кто желает сдаться в плен.
– Напомните им, что арнгендцы – наши. А так – пожалуйста. Покончим с этим. Я хочу домой не меньше вашего. – Мадук вышел, и Хект спросил у Титуса: – Он вроде как-то изменился?
– Именно.
– Как? И почему?
– Теперь он выполняет свою работу не ради вас, а потому, что так хочет Братство.
Хект что-то проворчал. Кейт Рук снова затеял светопреставление на западном берегу. Зачем? На него никто не нападает. Зачем тратить понапрасну драгоценный огненный порошок, когда кучку фанатичных церковников можно просто перестрелять из луков и арбалетов?
– Я все испортил? С Мадуком?
– Да. Но так все равно случилось бы рано или поздно, ведь вы – это вы, а он – это он. Игра не проиграна полностью. Он все еще питает к вам уважение. Обязательно выкажите ему свое.
– Проклятие, что затеял Рук?
– Наверняка демонстрирует силу. Теперь стреляет лишь один фальконет. И притом неторопливо.
– Ага, ладно. Понял. Видимо, дал поиграться Пелле. А мишень у них – братья из Конгрегации.
Далеко за мостом показалось облако пыли. Вероятно, явился граф Реймон.
Главный зал во Дворце Королей был полон. Прибыли вискесментские вельможи, приближенные главнокомандующего, Бернардин Амбершель, супруга графа Реймона госпожа Сочия и графская свита, а еще военачальники неудавшегося священного похода – кого-то одолевало отчаяние, кто-то радовался. В зале не было ни одного из священников, собиравшихся вторгнуться в Коннек. Тех немногих, кто уцелел, забрал Бернардин Амбершель. Главнокомандующий отдал ему всех, включая епископов. Коннектенцы потребуют за них выкуп. Или не потребуют.
Титус Консент подвел к почетному, расположенному на возвышении столу Мадука и усадил по левую руку от главнокомандующего.
– Мадук готов к докладу.
– А, прекрасно, – отозвался Хект и тихим голосом спросил: – Что скажете, Мадук?
– Погибло семнадцать священников, мой господин. И ранено больше сотни. Среди них два епископа, один точно умрет – ему разворотило кишки.
– Могло быть и хуже, учитывая, сколько палил Рук.
– Рисовался он, – неодобрительно отозвался глава телохранителей. – Ранено лишь двое арнгендских рыцарей. Незначительно пострадали пехотинцы из арьергарда: пытались сбежать. Один погиб. Упал и стукнулся головой.
– Хорошо. Городской совет заставит пленников хорошенько потрудиться. Итак, что с казной? И гролсачцами?
– Казну удалось захватить, но там меньше, чем вы надеялись. Епископы собирались покрыть свои расходы дней через пятьдесят за счет награбленного. А в Гролсач пойдут неутешительные вести. В который уже раз.
– Там вообще хоть кто-нибудь еще остался?
– Будет меньше соперничества из-за ресурсов.
Суровая, но правда. Граф Реймон и его головорезы отправились на север – пересечь Дешар и перехватить сбежавших гролсачцев. Реймон твердо вознамерился помешать этим людям вторгнуться в Коннек, даже если для этого придется истребить всех в Гролсаче.
К арнгендцам он питал не менее теплые чувства.
– Мадук, вы уже строили планы на будущее?
– В каком смысле, мой господин? – В голосе главы телохранителей прозвучало искреннее удивление.
– Мы почти все здесь закончили. Непримиримый хворает…
– Непримиримый умер, мой господин. Пока об этом еще не все знают, но больше это не тайна.
Хект задумчиво оглядел толпу. Как обычно, рыцари из двух враждебных лагерей болтали с обнаружившейся среди врагов родней. Арнгендцы испытывали облегчение: не придется теперь угождать властолюбию Анны Менандской.
– Хорошо. Но мой вопрос все еще в силе. Более чем в силе.
– Я принадлежу к священному ордену и поступлю так, как велят вышестоящие.
– Разумеется, как и все мы. Надеюсь, вас достойно вознаградят. Хотя я всегда ощущал себя взаперти, вы превосходно делали свою работу.
– Благодарю вас, мой господин, – почти равнодушно отозвался Мадук.
Да, Мадука Хект потерял. И напрасно усадил его сегодня на почетное место подле себя.
– Надеюсь получить назначение в Святые Земли, – чуть более дружелюбно продолжал глава телохранителей. – Во время нашей последней беседы в Броте Аддам Хоф меня обнадежил.
– Быть может, снова повстречаемся в тех краях.
– Вот как?
– Да нет, вряд ли. Хватит с меня священных походов. Подумываю прикупить землицы где-нибудь в деревне и уйти в отставку. Встречу старость с Анной, буду вино делать для полковника Горта.
На упоминание Пинкуса Горта Мадук никак не отреагировал. Значит, ему все равно. Или не знает.
– Когда мы закончим здесь, – сказал Хект, – мне нужно будет побеседовать наедине с виконтом Дюмейном.
– Да, мой господин.
Остаток вечера Пайпер посвятил наблюдениям. В частности, присматривал за Пеллой.
Все-таки Анна вбила в мальчишку кое-какие манеры.
Когда главнокомандующий встретился с виконтом, Мадук не ушел. Хотя для разговора они воспользовались самой большой тихой комнатой во всем дворце, она была все же не так велика, чтобы главе телохранителей не составило труда услышать их беседу. В последнее время Мадук уже не так упорно избегал главнокомандующего.
– Что вам угодно? – спросил виконт, который прекрасно осознавал, что находится в плену, но все еще не желал поступиться аристократической гордостью.
– Присядьте. Выпейте со мной кофе. И расскажите о Вэли Дюмейн.
Виконт охотно присел и, не скрывая удовольствия, отведал редкого драгоценного напитка. А вот с рассказом вышла заминка.
– Вэли Дюмейн – моя сестра, – сказал рыцарь, помолчав. – Графиня Блю. Почему вы спрашиваете?
– Хочу все выяснить. Ваши слова отчасти подтверждают то, что я и так знаю. Я думал, она – ваша жена, и не понял, почему жена у вас – графиня Блю, а вы сами – виконт… где?
– В Клозе. Владение крохотное, камень бросишь – до другого конца долетит. Когда меня выкупят, придется его продать. И переехать жить к сестре. Или вступить в Братство. Но вы так и не ответили, к чему эти вопросы.
– Не ответил, – согласился главнокомандующий и многозначительно умолк. – Вы как-то связаны с Сонсой?
– Я? Нет, никак не связан. Отец отправился на сонсианском корабле в священный поход. С тремя братьями. Домой вернулся он один. И ему, третьему сыну, досталось наследство.
– В Святых Землях не забалуешь, приезжему там сгинуть проще простого. Вы связаны с особым ведомством? А еще точнее, с охотниками на ведьм?
– Нет. У меня на родине их нет. Раньше под Салпено располагалось здание капитула, и в самом городе братья иногда появлялись, но перед смертью Шарльва Полоумного съехали. Шеро, один из коварных прихвостней Анны, задумал конфисковать их имущество. Братья прознали и убрались от греха подальше со всем своим добром. А Шеро подхватил страшную болезнь. Очень мучается. Умирать ему придется долго.
– Эти два события связаны?
Мадук слушал очень внимательно. И о чем-то напряженно размышлял.
– К несчастью, в нашем мире не все так ловко устроено. Злодеям не всегда воздается по заслугам. А порядочные люди погибают раньше срока.
– Остается лишь верить, что такова воля божья. Да. Дети у вас есть? Законные или не законные?
– Я требую, чтобы мне объяснили, что тут происходит! – вскочил Дюмейн, смерив Хекта возмущенным взглядом.
– Сядьте, виконт. Ничего требовать вы не можете. Я всего лишь презренный наемник, в моих жилах не течет благородная кровь, чести у меня нет, даже если я и командую патриаршими войсками и то и дело сокрушаю врагов его святейшества. От человека вроде меня всего можно ожидать: а вдруг велю сбросить вас с моста или удавить, а тело – сжечь, чтобы вы уже не воскресли? На какие еще подлости способен наемник вроде меня?
– Тогда не получите выкупа.
– Не беда. Граф Антье с удовольствием купит у меня любых арнгендских пленников, гуртом. Хочет замариновать головы и отправить их вашей славной монархине. Или же продаст всех в рабство купцам из-за Родного моря. В порыве мстительности часто об этом говорит.
Виконт Дюмейн побледнел, но поступаться честью не стал.
– Этот граф Реймон – просто бешеный пес. Если вы, арнгендцы, снова полезете грабить Коннек, прольются реки крови. Но я не об этом хочу говорить. Меня интересует девчонка по имени Вэли Дюмейн. Лет тринадцати от роду. Может, младше. Ее держали в плену в борделе в Сонсе. Она заявила, что держат ее там, чтобы принудить к чему-то ее отца. Все, кто мог бы подтвердить или опровергнуть эти слова, мертвы. Я раскапываю это дело, когда подворачивается возможность. Сегодня вот подвернулась. Вы и ваша сестра – единственные Дюмейны, о которых мне известно.
– Простите, но я не смогу разрешить эту загадку.
Как же Хект жалел, что Девятый Неизвестный больше ему не досаждает. Старик бы сейчас пригодился. Виконт в основном не врал, но что-то тут было нечисто.
Интересно, если его раздеть – не найдется ли на теле маленькой татуировки?
– Вы не ходили в священный поход? – спросил Хект. – Сами в Святых Землях не бывали?
Прежде чем ответить, Дюмейн окинул его внимательным взглядом.
– Бывал. Вместе с отцом.
Эти сведения легко проверить, должны были остаться записи.
– Еще ребенком. Когда мы уезжали, мне исполнилось восемь, а когда вернулись – двенадцать. Молю господа, чтобы он больше не посылал меня на восток. В аду и то не так худо, как в Святых Землях летом. И зимой. И в любое другое время года.
Хект кивнул. Некоторые жители запада именно так и полагали. А вот другим Святые Земли нравились настолько, что пришлые там оставались. Уже выросло несколько поколений рыцарей, родившихся на востоке. Их западную родню оскорбляли перенятые ими обычаи и манера по-восточному одеваться.
– Точно так же и я чувствовал себя в Фиральдии, когда впервые явился сюда: лето слишком жаркое и тянется целую вечность. А снег, в отличие от приличных краев, выпадает редко.
– Слышал, сейчас все меняется.
– Меняется. Определенно меняется. Во дворце Чиаро за этими изменениями следят. Очень резкие перемены. А будет еще хуже.
Когда Дюмейн вышел, Хект позвал Титуса Консента и сказал ему:
– Что-то с этим человеком не так. Приглядывай за ним. Пусть его отпустят домой в последнюю очередь. Бехтера не видел?
В последнее время сержант Бехтер почти не попадался ему на глаза.
– Он болен. Говорят, каждый день пытается встать и пойти на службу. Но тело его не слушается. Очень уж он стар.
– Мне его не хватает.
– Если б смог, он бы пришел.
– О нем заботятся должным образом?
– Его следует отправить в Кастеллу. Пусть доживает последние дни среди братьев.
– Он об этом просил? И ты его не отправил?
– Это я его просил. Но он сказал, что хочет остаться. Сказал, теперь его место здесь.
– Старый глупец слишком упрям – сам себе вредит.
– Костяк этого войска в основном из таких.
Хект на приманку не клюнул.
– Ты проверил, как там Пелла?
– Развлекается вовсю. Решил, что огненный порошок – его призвание. Рук говорит – у мальчишки есть неплохие идеи.
– Еще передумает. Мне просто надо знать, что с ним все в порядке. Не хочу суету поднимать, словно я – его мамаша.
– Пайпер, с ним все в порядке. Но вы дали ему слишком много свободы. Он еще до такого не дорос.
Анна бы с Титусом согласилась.
– Ладно. Организуй учения для пушкарей. И его туда пристрой. Пусть будет под рукой и при деле.
Мальчику это понравится. Да и осталось уже недолго – пока Бронт Донето полностью не заграбастает патриаршую власть.
– Титус, а какое будущее ты прочишь своим сыновьям?
– В наши дни? Быть может, станут священниками.
– Безопасное ремесло.
– Ага. Вот только боюсь, когда они подрастут, такой возможности уже не представится: в монастырях стало не протолкнуться от тунеядцев.
Может, Титус и морочит ему голову, трудно сказать.
– Всегда можно при армии служить.
– Но много ли будет таких мест? Даже если я и позволю своим сыновьям впутаться в это безумие.
Хект нахмурился.
– Вы ведь так и не поняли, что натворили? – спросил Титус.
Хект ловил себя на мысли (и притом чересчур часто), что не имеет ни малейшего понятия. Он вопросительно поднял бровь.
– Войска, подобного этой патриаршей армии, не было со времен Древней Империи. Во всяком случае, на западе. В Восточной Империи служат профессиональные солдаты и офицеры. А здесь, с самого падения империи, в этом не было нужды. Мы в основном бьемся лишь с соседями – это маленькие войны. А еще повсюду вельможи боятся постоянной армии и презирают наемников. Солдаты с пренебрежением относятся к тем, кто воюет за деньги. Сами по истечении сорока дней тоже берут деньги, но утверждают, что тут совсем иное дело.
Зачем Титус вдруг взялся перечислять общеизвестные факты? А! Видимо, потому, что Пайпер действительно изменил представление о профессиональных солдатах.
– И скоро все это закончится, – продолжал Титус.
– Закончится ли?
– Пинкус Горт – не Пайпер Хект.
– Пайпер Хект без работы не останется.
– Так вы решили перейти к Граальской императрице.
– Других вариантов не вижу. – Каждый раз, когда Хект обдумывал отставку, уйти в которую столь часто грозился, перед его мысленным взором вставало разочарованное лицо Элспет Идж. Образ принцессы преследовал его, словно застрявшая в голове песня, не желал уходить. – Хотя бы на некоторое время. Но не стоит рассчитывать, что я действительно отправлюсь в Святые Земли.
– Каково Ное и мальчикам придется в Альтен-Вайнберге?
– Не знаю. Там живет самый разный люд со всех концов империи. Особых предрассудков я не заметил. Но они, конечно же, есть. – (Кое для кого Титус оставался дэвом, какую бы веру ни исповедовал.) – А про Святые Земли я столько слышал от пилигримов и вернувшихся оттуда рыцарей, что совершенно уверился: мне туда не надо.
Титус бросил на главнокомандующего удивленный взгляд, но ничего не сказал. Он целиком зависел от выдуманного прошлого Пайпера Хекта: падет Пайпер Хект – с ним падет и Титус Консент.
В дверь просунулась голова Мадука:
– Главнокомандующий, можно вас потревожить?
– Разумеется. Что там?
– Бехтер, мой господин. Братья-целители говорят – ему все хуже. Почему – не понимают. Сержант, по всему, должен бы поправляться. Я решил, нужно вам сообщить.
– Да. А они?.. Братья думают, что Бехтер умрет?
– Вероятно. И скорее всего, осталось ему недолго.
– Титус, я должен идти.
Пайпер почувствовал, как в душе поднимается тоска. Еще и в этом запад развратил его душу: Хект стал рабом своих эмоций.
– А можно мне с вами? – спросил Консент. – Бехтер и в моей жизни сыграл немалую роль. Почти отцом мне сделался после обращения.
Хект удивился: он-то и не заметил. Но на правду похоже. Хект ведь не особенно вникал в жизнь своих соратников.
Мадук ждал их внизу.
– Именно теперь злодеи, возможно, решат, что мы размякли, – пояснил глава телохранителей.
– Конечно, ведите нас, – согласился Хект.
Патриаршие солдаты захватили Дворец Королей целиком. Там же устроили и госпиталь для военных, который по возможности принимал и местных бедняков – во имя Непримиримого. Этот жест окупился сполна: Титус Консент общался с монашками и братьями-целителями, а те охотно передавали ему важные сведения.
Редферн Бехтер один занимал комнату, в которой стояло четыре низенькие кровати. Рядом с ним сидел брат-целитель, но он уже и не пытался побороть недуг старика.
В комнате дурно пахло.
Главнокомандующий посмотрел священнику-целителю в глаза, но тот лишь печально покачал головой.
Бехтер, услышав шаги, приоткрыл один глаз, узнал гостей и хотел было приподняться.
Брат силой уложил его обратно.
Хект встал перед старым солдатом на колени и взял его горячую иссохшую руку, казавшуюся такой хрупкой. Он не знал, что сказать, в голове вертелась лишь сутра из Писания: «Возлюби врага своего». Редферн Бехтер был самым страшным врагом – солдатом из Братства Войны. Но ша-луг Элс Тейдж, превратившийся в патриаршего военачальника Пайпера Хекта, полюбил его.
Бехтер тоже молчал.
Хект думал было отшутиться, пожурить сержанта, мол, хватит отлынивать от работы, надо скорее выздоравливать и возвращаться к своим обязанностям. Но Бехтер понимал: конец близок. Поэтому главнокомандующий сказал:
– Сержант, у меня для тебя последний приказ. Передай мои слова, когда будешь стоять перед Ним. Попроси, пусть Он раскроет мне свой замысел. Пусть уймет смятение в моей душе и явит волю свою.
Ответить Бехтер не смог, он лишь едва заметно кивнул, давая понять, что услышал приказ и исполнит его.
Хект забросил все свои дела и сидел со старым солдатом, пока тот не умер. Случилось это довольно скоро.
– Он держался на одной только силе воли, – рассказал священник-целитель. – Не хотел уходить, не попрощавшись с теми, кого любил.
Хект был поражен. Как преданный воин Братства, Редферн Бехтер не должен был любить ничего и никого, кроме своего господа.
Вести о смерти Бехтера и его последних часах облетели лагерь.
Своим искренним и благородным поступком главнокомандующий завоевал еще бо́льшую преданность. Никто из солдат не слыхал, чтобы когда-нибудь офицер из высших чинов просил своего подчиненного передать послание самому господу богу.
Узнав об этих разговорах от Титуса Консента, Хект не сказал ничего, лишь растерянно посмотрел на него.
Последний помощник Бехтера и в прошлом телохранитель Владек Джерцина явился попросить главнокомандующего о краткой аудиенции. Хект не стал ему отказывать.
Джерцина принес тиковый сундук – двадцать четыре дюйма в длину, четырнадцать в ширину и девять в глубину – с изогнутой крышкой и окованными латунью углами. Дерево от времени почти почернело.
– Мой господин, сержант Бехтер поручил мне отдать вам его личное имущество.
Сначала Хект даже не нашелся с ответом.
– Личное имущество? – наконец переспросил он.
Членам Братства личного имущества иметь не полагалось.
– Быть может, там памятные вещи? Бехтеру уже перевалило за семьдесят, как нам кажется. Все мы собираем такие вещицы в память о важных моментах, разве не так?
Джерцина и сам принадлежал к Братству, но мирские склонности Бехтера его, по всей видимости, не смущали.
– Да, полагаю, что так.
Сам Хект до сих пор хранил маленький белый камешек – гальку, едва ли вдвое крупнее горошины. Она была заряжена в фальконет тогда, в лесу Эсфири, и напоминала ему о самом важном моменте в его жизни. Посторонний бы ни за что не догадался, что означает для Пайпера этот камешек.
Джерцина поставил сундук на скамейку, на которой обычно сидели телохранители, следившие за подозрительными посетителями.
– Мой господин, мне пора возвращаться к своим обязанностям. Из-за этих печальных событий я запустил службу.
– Что в сундуке?
– Не знаю, мой господин.
– Он не заперт.
– Мне туда лазить не положено.
Хект впервые пристально вгляделся во Владека.
Внешне – обычный человек, ничего выдающегося. Рост средний, не красавец, но и не урод, непримечательный цвет волос. Несколько фунтов лишних поднабрал – для солдата это редкость.
Ходячая иллюзия. Человек прямо-таки заговоренный, чтоб его не замечали.
Вполне возможно.
Неожиданно Владек Джерцина весь сжался.
Не любит, когда на него обращают внимание.
– Сможете выполнять работу Бехтера?
– Что, мой господин?
– Я вроде не заикаюсь.
– Да, мой господин. Я ее и выполнял. Всю. Не знаю, как он сам справлялся – в его-то годы.
– У него был помощник. А теперь вы займете его место. Официально. По крайней мере, пока не явится новый командующий.
– Нет, мой господин. Молю о снисхождении, но должен отказать. Не потому, мой господин, что работа слишком тяжелая. Место-то теплое. – Джерцина похлопал себя по животу. – На еду хватает, и зимой не мерзну. И с язычниками-праманами не надо дел иметь. Но у нас все меняется, мой господин. Членам Братства придется вас покинуть. Вас или того, кто придет вам на смену.
– Вот как?
– Пришли вести от Аддама Хофа. Командор собирается отправить подкрепление в Святые Земли – людей, деньги, материалы. Ему сейчас легче все это собрать, поскольку патриарху не приходится тратить все силы и средства на защиту от коварных императоров.
– Понимаю.
И Хект действительно понимал, хотя раньше об этом и не задумывался.
Мир, заключенный с Катрин, значительно упростил патриархам жизнь. Бронту Донето и вовсе не придется опасаться империи.
– Надо будет всех собрать и посмотреть, кого нужно заменить. Помогите мне с этим, пока вы еще здесь.
– Да, мой господин. Нас не сразу отзовут.
Оставшись в одиночестве, Хект занялся Бехтеровым сундуком.
Он ожидал найти там что-нибудь поразительное, но его подстерегало разочарование. В сундуке действительно лежали памятные вещицы: кусочки веревки, несколько камней, небольшой и уже бесполезный кинжал с обломанным почти на дюйм острием, несколько наконечников от люсидийских стрел (если Бехтер следовал обычаям Братства, то эти наконечники вырезали из его собственных ран). Еще там были обрывки бумаги – один распадался на кусочки от ветхости, другой испещряли слова, написанные неразборчивым почерком, в третьем Хект узнал подорожную члена Братства. Медальон с ломким локоном внутри казался весьма необычным сувениром для воина-монаха. И наконец – резные деревянные ларчики превосходной работы. В одном хранилась высушенная бабочка, крылья которой достигали в размахе четырех дюймов. Таких Хекту видеть еще не доводилось. Видимо, живая, она отличалась необыкновенной красотой, а потом, мертвую, ее берег как сокровище человек, которого Хект не мог не уважать.
Еще два ларца оказались пустыми. В четвертом лежал хлопковый мешочек с несколькими дюжинами медяков из разных краев – своеобразная карта странствий Редферна Бехтера.
Вот и вся жизнь. Семьдесят с лишним лет.
Почему Бехтер велел передать ему этот сундук?
Хотел оставить послание? Предупредить?
– Суета сует. И всё…
В сундуке оставался еще один ларец – закрытый. Позеленевший ключ отыскался среди позеленевших же медяков. Спрятан у всех на виду, быть может и непреднамеренно.
В ларце Пайпер нашел тонкую, переплетенную в кожу книжицу, на истрепавшейся обложке темнели застарелые пятна. Хект осторожно открыл книгу.
Первая страница была исписана искусным каллиграфическим почерком. Хект не сразу узнал язык, но потом его неожиданно осенило: да это же мельхаик, только буквы бротские. Мельхаик – древний язык Святых Земель. Пайпер с трудом, но разбирал его. Обычно на мельхаике писали в другую сторону – не как на остальных тамошних языках.
Пайпер только-только разобрал, что книга содержит записи Грейда Дрокера, как вдруг в комнату вбежал Пелла. Хект аж подпрыгнул от неожиданности.
– Отец, там внизу Пинкус Горт.
– Пелла, что ты здесь делаешь?
– Подумал, что ты, наверное, приуныл. Из-за сержанта Бехтера. Решил, посмотрю-ка, что можно сделать, и тут наткнулся на полковника Горта прямо на улице.
Какая нелегкая принесла сюда Горта, да еще так скоро? Что затеял Бронт Донето? О смерти Непримиримого знали еще далеко не все. До вступления в права новому патриарху оставалось несколько недель.
– Ты прав, на меня напала тоска. И ты вполне можешь меня утешить – топай-ка обратно домой и займись учебой, стань кем-нибудь, чтобы не окончить свои дни так, как окончил сержант Бехтер. Или как я могу окончить.
– Ого! Тебя и правда проняло.
– Проняло. Тащи сюда Горта. Скажи Седеригу, пусть несет пару бутылок того красного вина, которое я приберегал на особый день. Пусть Пинкус прямо здесь за него берется, не придется в Брот тащить и обратно.
И после нескольких стаканов у Горта, вполне вероятно, развяжется язык.
– Проклятие, старик, выглядишь ты дерьмово! – с порога начал Горт. – Надо больше спать.
– Седериг, ставьте вино на стол и будьте наготове. Пинкус, скоро уже отдохну сколько вздумается.
– Так ты знаешь, что творится.
– Конечно знаю.
– У Консента по-прежнему свои люди в Броте.
– И это тоже. Но что важнее, некоторым принципатам новая должность Донето совсем не по душе. Кое-кто надеялся, что я опротестую выборы.
– Может, парочку имен назовешь?
– Вряд ли.
– А что сам думаешь?
– Я не какой-нибудь древний повелитель легионов, нацелившийся стать императором.
– Ага. Мой начальничек так и понял. Я в смысле – что про Донето думаешь?
– Он – лучший из имеющихся кандидатов. Вот только не сходил бы так с ума из-за Коннека.
– Ага. Точно не знаю, но, сдается мне, твой граф Реймон вряд ли чего хорошего от него дождется.
– У Реймона свои планы. Донето следует забыть о старой вражде. Он ведь стал патриархом – патриархом всех чалдарян.
– Я ему сам так и говорил. Но вряд ли он послушает. Эй, Пайп, ты не в обиде?
Горт уже выпил больше половины бутылки, и язык у него начал заплетаться.
– А какой смысл? Это ж не ты меня погонишь со службы. Я, по правде, вполне вероятно, и сам бы ушел. Хватит с меня. Служить у такого хлопотуна – не по мне. Мне нужен начальник, который ясно говорит, чего хочет, а потом не мешает делать свое дело.
– Хлопотуны такого расклада боятся. Боятся, что их обскачут.
Хект это хорошо понимал. Почти всю жизнь имел дело с такими людьми. Именно поэтому его и отослали на запад: Гордимер боялся, что его обойдут.
– Беда в том, что эти люди на мир смотрят через призму собственных амбиций.
– Чего?
– Боятся, потому что отлично знают, что бы сами сделали на моем месте. Значит, понятия о чести у них совсем иные.
– Понятненько. Но, Пайп, признайся, ты ж и сам чуть что готов кого надо облапошить. Проклятие, этот твой давленый виноград – что надо.
– Я? Облапошить?
– Я ж не такой дурак, как кажется. Ты знал о грядущих переменах. И быстренько сцапал этих – из священного похода.
– Сцапал, да, – ухмыльнулся Хект.
– Донето это ох как не понравится.
– И что он сделает? Погонит меня со службы?
– Да, вот умора-то. Не знаю. Но он злопамятный малый. К примеру, что он вознамерился сотворить с графом Реймоном и Антье…
– И что же?
– Не знаю, Пайп. Пока не знаю. Но когда это все разразится, меня поблизости не будет. Не хочу, чтоб меня запомнили за то, что, как я опасаюсь, там содеется.
– В таком случае очень жаль, что мне так быстро удалось справиться с воскресшими Орудиями.
– Спасибо, брат. Только их мне еще и не хватало – треклятых страшил, которые шатаются по округе и при каждом удобном случае норовят пнуть тебя в зад.
– Ты бы тогда не зазнавался.
– Мне и так не разойтись, – отозвался Горт, сделал большой глоток и на несколько мгновений замолчал, уставившись на свои ноги. – Я частенько себя спрашиваю: меня-то он когда погонит со службы?
– А ты подумай: кто заменит Пинкуса Горта?
– Хороший вопрос, Пайп. Хороший вопрос. Только вот не забудь: у Донето куча слепых пятен. Может, одно как раз там.
– Когда планируешь возглавить войско?
– Официально? Когда Донето получит все права патриарха. Если тебе так удобнее. А так могу в любой момент, как мой штаб сюда переберется.
– Ты и моим ребятам собрался дать от ворот поворот?
– Придется. Почти всем. Мне так велели. Думаю, они и сами не останутся. Те, кто из Братства, вернутся в Кастеллу. Этот их Аддам Хоф рвет и мечет. Остальные, если верить Донето, верны тебе. Моя первая задача – проверить всех офицеров, посмотреть, кого отправить восвояси, а кто верен церкви или готов на все ради жалованья.
– Очень жаль. Это было отличное войско. Больше такого уже не будет.
– Так мир устроен, Пайп, – пожал плечами Горт. – Грустно, но факт. Мне бы прилечь. Слишком уж пойло хорошее.
С этими словами Пинкус отставил бутылку. Пустую.
Главнокомандующий сделал все, что было в его силах, чтобы помешать новому священному походу в Коннек. Поисчезали фальконеты. И огненный порошок тоже. Записи Титуса Консента и квартирмейстеров вымокли, перемешались, что-то просто пропало. Хект терзался виной, но утешал себя тем, что Пинкусу Горту в любом случае заплатят жалованье. Просто ему придется чуть больше потрудиться, чтобы разорить Коннек.
Бо́льшая часть солдат действительно решила остаться: мало кому нравились перемены, но деньги есть деньги. А место каждого опытного вояки, которого мучили чрезмерные сомнения, с охотой готова была занять дюжина беженцев. У членов штаба сомнения имелись серьезные. Хекту с трудом удалось всех удержать до того дня, как он передал полномочия.
Как-то раз Пайпер случайно услышал, как его офицер объясняет Горту, что уходит не из-за него. Другой растолковывал, что дело вовсе не в новом главнокомандующем, а в том злодее, на которого тот работает. Хект передал своим людям: не следует выражать свои мысли так открыто.
Оказалось, Бронта Донето любят гораздо меньше, чем полагал Хект. Солдаты не забыли поведения принципата во время коннекского священного похода.
Перед самой передачей полномочий Хект освободил виконта Дюмейна и оставшихся арнгендских пленников. Те, за кого еще не успели доставить выкуп, пришлют его сами – честь не позволит им нарушить слово.
Сама передача прошла не очень эффектно: Хект пожал новому, унылому и измотанному, главнокомандующему руку и удалился.
– А что теперь, отец? – поинтересовался Пелла.
Он держался поближе к Пайперу: артиллеристы Пинкуса Горта его принимать не желали.
– Отправимся домой. К твоей матери. И будем бездельничать.
Уже начали собираться те, кто должен был ехать с ними в Брот. Отряд казался непривычно маленьким. Хект не сразу понял почему.
С ними теперь не было Мадука. Да и спутники Пеллы испарились. Вокруг больше не толклись телохранители.
Пайпер постоянно злился, когда Мадук ошивался поблизости, но теперь почувствовал себя буквально голым. И совсем не в своей тарелке.
