Мисс Пруденс Димм учила дангатарцев читать, писать, умножать и делить. Здание школы стояло через дорогу от почтамта, которым заведовала ее сестра Рут. По утрам в субботу и вечером по средам Пруденс исполняла обязанности библиотекаря. Белокожая, крупная, близорукая, она являла разительный контраст с сестрой – миниатюрной, худощавой и загорелой, с кожей цвета потрескавшегося ила на дне пересохшего пруда. Ночные смены на телефонной станции Рут делила с Бьюлой Харриден, но в одиночку отвечала за погрузку корреспонденции на ежедневный поезд, получение писем и посылок, равно как за их сортировку и доставку. Кроме того, по просьбе горожан Рут пополняла депозиты, обналичивала чеки, вносила платежи за коммунальные услуги и страховки.

Нэнси Пикетт лежала на широкой кожаной кушетке в зале почтамта. Ее голова покоилась в плавном изгибе бедра Рут. Позади беззвучно дремала коммутаторная установка – целая стенка из световых индикаторов, шнуровых пар, гнезд и наушников. Ветви бугенвиллеи настойчиво царапали стекло.

Нэнси проснулась, вскинула голову и заморгала. Она лежала голышом, молочная кожа покрылась мурашками, соски затвердели, точно световые выключатели. Рут потянулась и зевнула. На улице хрустнула ветка: Бьюла Харриден кралась вдоль стены почтамта.

– Бьюла! – прошипела Нэнси.

Схватив платье, она метнулась за коммутаторную станцию. Рут прыгнула на свое рабочее место, щелчком зажгла верхний свет и крикнула:

– С добрым утром, Бьюла!

Снаружи доносился хруст обрезанных терновых колючек и поломанных сучьев, по которым шла Бьюла. Нэнси быстро преодолела короткий отрезок улицы, пролезла между оторванными досками в заборе, через открытое окно забралась к себе и мягко спрыгнула на темно-красный линолеум.

Лоис, ее мать, лежала в постели и давила угри на носу, засунув вчерашние трусы под подушку.

Нэнси на цыпочках прошла в ванную, побрызгала на лицо водой, потом схватила сумочку и направилась на кухню, где Бобби готовил смесь для ягнят – разводил в теплой воде порошковый заменитель молока. На Рождество Нэнси подарила ему собаку, решив, что парнишка отвлечется и перестанет сосать палец. К несчастью, недавно пес, прилежно охранявший дом и имущество, умер от укуса бурой гадюки. В свободное время Бобби играл в футбол и спасал животных. Среди спасенных были многочисленные черепахи, один варан, синеязыкий сцинк и несколько тутовых шелкопрядов, от которых решили избавиться одноклассники.

– Доброе утро, сестренка.

– Привет, опаздываю. Мистер О. не любит ждать.

Бобби разлил теплую смесь в пивные бутылки, выставленные на раковине.

– Ты не позавтракала. Нужно что-нибудь съесть; вредно начинать день без завтрака.

Он натянул на горлышки резиновые соски.

– Ладно, выпью молока.

С полки на дверце холодильника Нэнси взяла бутылку, встряхнула, поднесла к губам и принялась пить, потом сунула бутылку на место и стала медленно пробираться сквозь ораву голодных животных на заднем крыльце: кормежки ожидали три ягненка, две кошки, теленок, детеныш кенгуру, голуби, сороки, куры и хромой вомбат.

Отпирая аптеку, Нэнси вновь увидела на улице Бьюлу Харриден. Голени у той были расцарапаны, к кофте прицепился лиловый лепесток. Нэнси вышла на тропинку, улыбнулась.

– Еще раз с добрым утром, миссис Харриден! – окликнула она.

Бьюла оглянулась.

– Одна из этих… – зашипела она, но вдруг охнула, прикрыла рот ладонью и умчалась.

Нэнси, одновременно довольная и озадаченная, открыла дверь аптеки, подошла к зеркалу, чтобы причесаться, и только тогда поняла, чем напугала Бьюлу: вокруг рта у нее красовались белые молочные «усы». Она хихикнула.

В понедельник в восемь пятьдесят утра сержант Фаррат уже привел себя в порядок и облачился в наглаженную до хруста темно-синюю униформу. Фуражка лихо сидела на макушке, юбка туго обтягивала бедра и крепкий зад, а задние швы на нейлоновых чулках тянулись ровно, как струны. Новая юбка из гинема, накрахмаленная и отглаженная, висела позади него на вешалке, зацепленной за дверцу платяного шкафа. Пылесос засасывал внутрь последние ниточки, красноречиво свидетельствовавшие о занятии сержанта.

Бьюла Харриден стояла на крыльце полицейского участка, прижав лицо к стеклу, вглядываясь в мутный сумрак помещения. Она барабанила в дверь, но никто не открывал.

Сержант выключил пылесос и аккуратно намотал шнур на держатель. Снял форменную юбку и вместе с юбкой из гинема убрал ее в шкаф, который предусмотрительно запер. Несколько секунд помедлил, с наслаждением оглаживая нейлоновые чулки и новые кружевные трусики, потом надел форменные брюки, носки и туфли и посмотрел в зеркало на свое отражение. Пора приступать к работе.

Продрогшая Бьюла переминалась с ноги на ногу. Сержант Фаррат бросил взгляд на часы, отпер парадную дверь. Бьюла влетела внутрь, как смерч.

– Из-за футбольных болельщиков всю ночь лаяли собаки, – захлебывалась она, – а поскольку вы их не утихомирили, сегодня утром я позвонила советнику Петтимену, и он сказал, что сам займется этим вопросом, а я опять написала вашему начальству, и уж на этот раз рассказала про все, про все. Зачем нам нужен полицейский, который не следит за соблюдением законности, а устанавливает свои порядки? Ваши часы врут, вы имеете привычку опаздывать, а по пятницам – я знаю! – уходите с работы раньше положенного.

У Бьюлы Харриден были светлые, навыкате глаза с вечно красными белками, бульдожья нижняя челюсть и крупные выступающие зубы, растущие вкривь и вкось. Из-за этого она постоянно прикусывала верхнюю губу, а в уголках ее неудачно скроенного рта собиралась и пересыхала слюна. Сержант заключил, что из-за проблем с прикусом Бьюла недоедает и по причине неполноценного питания вечно злится и бросается на людей, буквально как собака. Пока миссис Харриден продолжала свою трескотню, сержант Фаррат положил на стойку чистый бланк, заострил карандаш и вывел: «Понедельник, девятое октября. Время – 9.01»…

Бьюла в неистовстве затопала ногами.

– Ко всему прочему, в город вернулась дочка Чокнутой Молли, убийца! И молодой красавчик Уильям Бомонт – тоже, да-да! Вместо того чтобы взяться за дела или позаботиться о бедной матери, он шатается по улицам и пьянствует вместе с этим хулиганьем из футбольной команды. Уж поверьте, сержант, если ему в голову взбредет какая-нибудь блажь, нам всем не поздоровится. Знаю я, что бывает с мужчинами, которые уезжают в большие города. Некоторые вообще переодеваются в женщин и…

– Откуда вам это известно, Бьюла?

– Отец предупреждал меня, – криво улыбнулась она.

Сержант Фаррат в упор посмотрел на нее, вздернув светлые брови.

– А ему-то откуда знать?

Бьюла растерянно заморгала.

– Что у вас сегодня стряслось?

– На меня напали! Утром! Малолетние бандиты!

– И как они выглядели?

– Как, как – невысокие, чумазые…

– В школьной форме?

– Вот именно.

Сержант подробно записал показания Бьюлы. «Сержант Горацио Фаррат, начальник Дангатарского полицейского участка, принял заявление миссис Бьюлы Харриден. Миссис Харриден стала жертвой нападения мародерствующих школьников. Рано утром сего дня двое мальчиков и девочка школьного возраста незаконно проникли в частные владения миссис Харриден и были замечены ею при попытке бегства. Миссис Харриден обвиняет троих упомянутых школьников в том, что они ободрали жакарандовое дерево, растущее на участке миссис Харриден, и забросали плодами крышу ее дома».

– Это были оборванцы Максуини, я видела! – верещала Бьюла, распространяя вокруг себя острый запах пота. Капли слюны, вылетавшие изо рта, летели прямо на страницы регистрационного журнала.

Сержант забрал бланк, журнал и отступил назад. Бьюла, качнувшись, вцепилась в стойку; ее зубы опять оцарапали нижнюю губу.

– Ладно, поедем к Эдварду и Мэй, посмотрим на их выводок, – вздохнул сержант Фаррат.

Он привез Бьюлу к ее дому, где сразу же было установлено, что все круглые коробочки с семенами жакаранды, забившие водосточные желобы по периметру крыши, исчезли: должно быть, их сдуло ветром. Сержант на медленной скорости повел автомобиль дальше в поисках обвиняемых. Нэнси, опершись на метлу, болтала с Перл, которая поливала дорожку из садового шланга. Ирма Олменак сидела у ворот. Лоис и Бетти глазели на витрину универсама, на локте у каждой висела плетеная корзинка. Мисс Димм стояла посреди школьного двора в окружении детворы. На другой стороне улицы Рут Димм и Норма Пуллит, выгружавшие из красного фургончика мешки с почтой, взяли короткую передышку. Все видели Бьюлу в машине сержанта, видели, как она тявкала на беднягу Фаррата. Горожане улыбались и махали полицейскому автомобилю, который ехал по главной улице, время от времени сигналя, чтобы освободить путь.

В семье Максуини понедельник выдался славным. Ветер дул с востока, и, стало быть, их обветшалое жилье находилось с подветренной стороны от свалки. Эдвард Максуини восседал на старом автомобильном сиденье и чинил сетку на ловушках для птиц, заделывая рваные мелкие ячейки новой проволокой и оборачивая ее вокруг ржавых стальных колец. Трое ребятишек гонялись по двору за квохчущими цыплятами, а поймав, отнесли к колоде для рубки мяса, где Барни стоял в неуклюжей позе с топором в руках. Его рубаха была заляпана кровью, окровавленные перья налипли на лезвие. По щекам Барни текли слезы. Видя это, Принцесса Маргарита вручила ему кочергу и отправила поддерживать огонь под большим медным котлом, в который опускали убитую птицу, а сама взялась за топор. Мэй доставала цыплят из котла и ощипывала, после чего Элизабет укладывала розовые сморщенные тушки на пень и рывком извлекала внутренности.

Джек-рассел-терьеры принялись беспокойно лаять, бегая по кругу и заглядывая в глаза Мэй. Та на секунду задержала взгляд на автомобиле.

– Фараоны, – заключила она.

При слове «фараоны» Эдвард, по натуре тихий и спокойный, вскочил, как ужаленный, и рванул прочь вместе с сеткой. Охотники за цыплятами, две девчушки в штанах с нагрудниками и мальчуган лет трех в полосатой пижаме, помчались к воротам. Малыш держал ведерко, наполненное стеклянными шариками, каждая из девочек – палку. Та, что повыше ростом, начертила палкой на земле круг, мальчик высыпал в него шарики, и оба увлеченно бухнулись на коленки. Их сестренка подправила клетки старых «классиков», когда-то давно расчерченных на сырой красной глине перед воротами, и запрыгала по ним на одной ножке. К тому времени, когда черный полицейский «холден» остановился перед воротами, дети были заняты игрой. Сержант Фаррат посигналил, однако его проигнорировали. Он посигналил снова. Высокая девочка неохотно открыла ворота. Эдвард вернулся обратно и с невинным выражением лица уселся на скамеечку возле своего дома-фургона.

Бьюла выскочила из машины. Сержант Фаррат предложил гомонящей ребятне леденцы из пакетика. Зажав угощение в ладошках, они побежали к матери, которая спешила навстречу с окровавленным топором в руке. Маргарет и Элизабет шли по бокам от нее, взметая за собой шлейф из белых с алым перышек. Руки Элизабет были красными по локоть, Маргарет несла горящую, как факел, ветку.

– С добрым утром, – дружелюбно поздоровался полицейский и улыбнулся ребятне.

Дети улыбнулись в ответ, демонстрируя пухлые щечки и подбородки, перемазанные липкой слюной.

– Скажите, миссис Харриден, эта троица – те самые дети, которых вы видели? – задал вопрос сержант Фаррат.

– Да! – взвизгнула Бьюла. – Они самые, мерзавцы!

Она замахнулась для удара. Сержант Фаррат, Эдвард, Мэй и старшие дочери одновременно сделали шаг вперед.

– Выходит, было две девочки и мальчик?

– Да, да, я прямо как посмотрела на них, так и вспомнила.

– А как же школьная форма?

– Скинули, поди.

– Я еще не хожу в школу, – заявил мальчуган, – и Мэри не ходит. А Виктория пойдет через год.

– Виктория, ты хочешь поскорее пойти в школу? – спросил сержант.

Все трое ребят в один голос отозвались:

– Не-ет, лучше уж на свалке рыться!

Сержант Фаррат оглядел выстроившихся перед ним грязных карапузов. Дети не сводили глаз с пакетика леденцов, который высовывался из его нагрудного кармана.

– Значит, сегодня утром вы все рылись на свалке?

На этот раз ответы прозвучали один за другим:

– Не-а, тут бездельничали. На свалку мы ходим по пятницам, когда привозят новый мусор…

– Сегодня мы ловили цыплят.

– Затря на речку дунем, рыбу ловить.

– А ну, не коверкай слова! – строго сказала сыну Мэй.

– Врут они, врут! – неистовствовала побагровевшая Бьюла. Она вся взмокла, от нее резко воняло по́том. – Они швыряли семена на мою крышу!

Дети переглянулись:

– Сегодня? Не-ет.

– Мы этого не делали.

– Хотите, покидаемся?

Бьюла, вне себя от злости, топала ногами и верещала, брызгая слюной:

– Это они! Они, говорю!

Дети озадаченно смотрели на нее, затем мальчуган изрек:

– Миссус, у тебя печенка от злости трещит. Видать, ты вчера злобственных порошков объелась.

Мэй наградила юного Джорджа подзатыльником. Его сестры усердно изучали собственные башмаки.

– Вы уж извините, – сказала Мэй, – это они от других всякой гадости набираются.

Сержант Фаррат кратко объяснил миссис Максуини необходимость искоренять дурные наклонности в зародыше и подавать хороший пример.

Мэй скрестила руки на груди.

– Да знаем мы, сержант, только тут уж ничего не поделаешь.

Сержант Фаррат обернулся к Бьюле:

– Миссис Харриден, достаточно ли вам будет слышать крики этих детей из-за фургона, где я преподам им надлежащий урок, или вы желаете, чтобы я выпорол их до полусмерти прямо здесь, у всех на глазах?

Максуини согнулись пополам от хохота. Сержант Фаррат вручил Виктории пакетик с леденцами, Бьюла нетвердой походкой вернулась к машине. В ярости она треснула кулаком по фаре и едва не разбила ее, а потом так сильно хлопнула дверцей, что в вагончиках Максуини задребезжали стекла. Наклонившись к месту водителя, Бьюла стала без перерыва давить на клаксон.

Сержант Фаррат вывез свою пассажирку за ворота и остановился. Он перегнулся через Бьюлу, чтобы открыть ей дверцу. Оказавшись вплотную к ней, сержант продолжал спокойно, ровно дышать. Бьюла вжалась в сиденье.

– Миссис Харриден, я не еду в вашу сторону – не имею права расходовать казенный бензин. Высажу вас здесь. – Он нажал на ручку.

На вершине холма Тилли Даннедж, опершись на лопату, наблюдала, как Бьюла Харриден вываливается из черного полицейского авто. Тилли улыбнулась себе под нос и вернулась к работе: она перекапывала мягкую почву под огородные грядки.