Тилли сидела в тени разросшейся глицинии и наблюдала, как длинный товарный поезд медленно отъезжает от элеватора и ползет на юг, постепенно исчезая за холмом. Стуча колесами, он повернул к западу и растаял за бледным горизонтом. Опять пришло знойное лето – Рождество уже прошло, сезон стрижки овец закончился, а колосья под лучами солнца налились спелостью.

Когда огромные локомотивы прибывают на станцию, чтобы сцепить вагоны с зерном у квадратного, обшитого железом элеватора, громыхание и лязг металла разносятся по всему Дангатару. На зрелище сбегается поглазеть детвора. Пустые составы подкатывают к элеватору на погрузку зерна, а со стороны Уинерпа в это же время приходят другие вагоны, уже заполненные сорго. Уинерп удобно расположился к северу от Дангатара на огромном одеяле из пушистых коричневых метелок сорго. Фермы же вокруг Дангатара – это бескрайнее золотое море пшеницы. Комбайны убирают урожай, зерно оказывается в полуприцепах, которые доставляют его на элеватор. После того как пшеница просохнет, в нее погружается огромный шнековый транспортер. Он поднимает зерно наверх и ссыпает на конвейерную ленту, откуда оно попадает на погрузочную платформу, а затем золотой поток льется в товарные вагоны, наполняя их доверху. В жаркий день удушающая зерновая пыль тучей висит над элеватором. Вагоны с пшеницей стоят на рельсах, ожидая, пока придет локомотив, их сцепят вместе и присоединят к веренице вагонов с сорго. В конце концов локомотивы увозят матово-золотые и коричневые горы зерна прочь от обширных полей, над которыми солнце светит большую часть года, а дожди редки и скудны. Локомотивы вновь и вновь останавливаются у элеватора и на соседних ветках, чтобы заправиться топливом, а потом доставить вагоны в какой-нибудь дальний порт. Пассажиры в автомобилях на переезде перед шлагбаумом насчитывают в проезжающем составе до пятидесяти вагонов.

Зерно перемелют в муку или отправят за границу. Знаменитое уинерпское сорго пойдет на корм скоту. В городе опять воцарится тишина, дети вернутся играть на берег реки, взрослые станут дожидаться футбольного сезона. Тилли знала этот ежегодный цикл, точно хорошо изученную карту.

Молли на полколеса выехала из кухни и ткнула в Тилли клюкой.

– На что уставилась?

– На жизнь, – ответила Тилли. Она взяла плетеную корзину и пошла вниз по склону, бросив: – Скоро вернусь.

– Не утруждай себя! – крикнула в спину дочери Молли. – Лучше бы вернулся мой опоссум.

Завидев Тилли, Мэриголд Петтимен и Бьюла Харриден прервали разговор.

– Решила, что умеешь держать в руках иголку? – недобро ухмыльнулась Бьюла.

– Говорят, ты скопировала оба платья из «Женского еженедельника», – произнесла Мэриголд с таким видом, будто изрекла нечто очень умное. – Значит, ты и чинить одежду умеешь?

Тилли бросила на бессовестных сплетниц короткий взгляд.

– Умею, – равнодушно сказала она и, стиснув зубы, направилась вверх по холму с корзиной продуктов и крепко сжатыми кулаками.

Подойдя к дому, она увидела Лоис Пикетт, которая сидела на ступеньке и прижимала к груди пухлый и мятый бумажный пакет.

– С этого места открывается красивый вид, – заметила она, – и огородик ты уже неплохой вырастила.

Тилли прошла мимо нее на веранду. Лоис поднялась.

– Я слышала, ты хорошо шьешь. Сама сшила то платье, в котором была на скачках. А еще Мюриэль сказала, что для свадебного платья Герти ты даже не делала выкройки, обошлась манекеном.

– Входите, – любезно промолвила Тилли.

Лоис вытряхнула из бумажного пакета на кухонный стол старое замызганное платье и указала на протертые до дыр подмышки.

– Видишь, что стало…

Тилли поморщилась, покачала головой и хотела что-то сказать, но в этот момент с веранды послышалось громкое «Э-эй, есть кто дома?», и, стуча каблуками, в дом вошла Перл Бандл, яркая блондинка в красных бриджах и туфлях без задника на высоченной шпильке, классическая барменша. Небрежно швырнув Тилли несколько метров шелковой материи и кружев, она заявила:

– Мне нужен комплект из вечернего платья и нижнего белья. Хочу вдохнуть немного жизни в моего мужа, старого тюфяка. Премного благодарна.

– Хорошо, – кивнула Тилли.

– Можно просто отрезать верх и сделать из этого юбку? – нерешительно спросила Лоис.

Молли расчесывала кожу на бедрах под толстым пледом, а Барни развалясь сидел на ступеньке у ее ног. Его пухлая нижняя губа отвисла, изо рта капала слюна, на лице застыло восхищенное изумление. На участке между свалкой и вагончиками Максуини Тилли играла в гольф клюшкой номер три. Один из мячей просвистел мимо мисс Димм, которая почему-то оказалась на вершине холма. Учительница посмотрела в небо и попыталась нащупать рукой невидимое препятствие. Под мышкой она держала свернутый в рулон отрез хлопка в сине-белую клетку и бумажный пакет, набитый пуговицами, молниями и выкройками школьной формы от 6-го до 20-го размера.

Мисс Димм была крайне близорука и столь же спесива, поэтому очки надевала только на уроках. Она всегда стриглась «под пажа» и неизменно носила белую блузку, которую плотно заправляла в просторную присборенную юбку. Обладательница чрезвычайно толстого зада, мисс Димм гордилась своими маленькими ступнями, поэтому всегда семенила в изящных мягких туфлях на плоской подошве с завязками из лент, а когда садилась, выставляла напоказ скрещенные щиколотки.

Споткнувшись о сумку с принадлежностями для игры в гольф, мисс Димм нащупала что-то длинное и выступающее.

– Клюшки для гольфа, – подсказала Тилли, демонстрируя одну из них.

– А, надо же, как вам повезло! У вас их много, – светски произнесла мисс Димм. – Я ищу юную Миртл Даннедж.

Она зашагала к дому. На веранде мисс Димм устремила взор на розово-голубой чехол для чайника, которым Молли украсила собственную голову, и заявила:

– Я пришла от имени школьного комитета родителей и учителей и хотела бы видеть юную Миртл Даннедж.

– Хочешь – увидишь, – отреагировала Молли. – Да, тебе и в самом деле надо бы получше видеть, чтобы ты знала, что нам приходится терпеть всякий раз, глядя на тебя.

– Входите, мисс Димм, – пригласила Тилли.

– А, вот ты где. – Мисс Димм повернулась лицом к глицинии, отбрасывающей ажурную тень за спиной Молли, и протянула руку в приветственном жесте.

Они договорились о сходной цене, фасоне и отделке школьной формы для девяти учеников. Уходя, мисс Димм еще раз поблагодарила стеганый чехол на голове Молли, упала со ступеньки, встала и убралась восвояси. Барни, собравший мячи для гольфа в плетеную корзину, толкал их вверх по склону первым айроном Тилли, когда полуслепая учительница прошла мимо него, споткнулась, едва не кубарем покатилась вниз – только замелькали кружева нижней юбки да развязавшиеся ленты – и исчезла из виду. Во время своего скоростного спуска мисс Димм сшибла с ног Тедди, который поднимался наверх.

– О господи, – вздохнул он и пополз к учительнице, беспомощно лежавшей на спине.

Ее юбка задралась, обнажив дряблые бедра – все вместе это напоминало два больших белых куска сала на лиловой парчовой скатерти. С гребня холма свесился Барни.

– Ты что же творишь, олух? – Тедди встал на ноги и отряхнул траву с новеньких клетчатых брюк.

– Играю в гольф. – Барни поднял вверх айрон номер один.

– Угу, а мячи сыплются на мою крышу.

– Хороший удар. Ты заслужил чашку чаю. – Тилли пожала Барни руку и увела наверх.

Тедди поморгал вслед брату – тощему, прыщавому калеке, ковылявшему под руку с самой красивой женщиной на свете. Вздохнув, он помог мисс Димм подняться.

– Идемте, я выведу вас на тропинку.

– О, благодарю. А… вы кто?

На следующее утро Фейт стояла на кухне Тилли, держа в руках «Женский иллюстрированный журнал», а сама Тилли, опустившись на колени, с помощью булавок определяла длину будущего платья. Заголовок на обложке журнала гласил: «Вычурность Диора отбрасывает женщин на десять лет назад – Баленсиага против! Стр. 10».

– Ба-лен-си-а-га, – по слогам прочла Фейт и принялась изучать статьи о моде.

Тексты изобиловали непонятными терминами и труднопроизносимыми именами: туника, искусственная шерсть, воротник «хомутиком», шемизетка, сирсакер, деним, Америка, Анна Кляйн, Джеймс Галанос, Шанель, Скиапарелли, Молинье… Фейт сверху вниз посмотрела на Тилли:

– Рут говорит, ты получаешь много посылок из города, а еще открытки на французском из Парижа от какой-то Мадлен, да?

Тилли поднялась и поправила лиф так, что он сел чуть выше, уменьшив глубину декольте. Фейт одернула его обратно.

Молли откашлялась и, копируя интонации Элсбет Бомонт, произнесла:

– Эта лгунья утверждает, что работала на мадам Вионне – саму Мадлен Вионне, знаменитого парижского модельера! – Она осуждающе посмотрела на Тилли. – Старушка, наверное, уж давно умерла.

– Да, она немолода, – промолвила Тилли, зажав зубами булавки.

– Это она научила тебя шить? – полюбопытствовала Фейт.

Молли продолжила тем же противным тоном:

– Мадам Вионне якобы рекомендовала нашу гениальную портниху Баленсиаге из-за ее удивительного таланта кроить по косой. – Молли издала непристойный звук, имитирующий выпускание газов из кишечника. – Лично я об этих персонах не слышала.

– Уна, кузина Элсбет, сказала, что свадебное платье Гертруды сшито по последней парижской моде, – проговорила Фейт и мечтательно закатила глаза. – Я тоже когда-нибудь поеду в Париж.

– С кем? – язвительно поинтересовалась Молли.

– Если хочешь, подожди немного, пока я подрублю подол, – предложила Тилли.

Фейт опасливо покосилась на Молли.

– Молли может посидеть на веранде, – настаивала Тилли. – Чашечку чаю?

Фейт кивнула. Сидя в одной комбинации и чулках, она листала каталоги Тилли, сосредоточенно изучая картинки. Когда Тилли вручила ей платье с идеально подшитым подолом, Фейт отложила журналы в сторону.

– Не стоило мне возиться с этим старьем, – равнодушно бросила она, – надо было просто выкинуть на свалку. В конце концов я увижу его на одной из девиц Максуини.

Следующей явилась Мюриэль.

– Сшей мне что-нибудь по фигуре, чтобы хорошо сидело. На каждый день, но красивое – как то платье, в котором я была на свадьбе Герти.

– С удовольствием, – сказала Тилли.

На следующее утро, когда Рут вернулась на почту со станции, они с Нэнси вывалили содержимое почтовых сумок на пол и нашли толстый коричневый конверт, адресованный мисс Пикетт. Нэнси немедленно вскрыла его и стала листать свежий номер журнала, пока не отыскала нужное: цветные фотографии с нью-йоркского показа мод, где продемонстрировали новые идеи итальянцы Эмилио Пуччи и Роберто Капуччи. Нэнси и Рут, охая и ахая, разглядывали модные наряды и худощавых скуластых манекенщиц с густо подведенными глазами.

– Вот это да! – сказала Нэнси и отправилась в дом на холме.

Стук в заднюю дверь разбудил Тилли. Полусонная, с всклокоченными волосами и полным мочевым пузырем, она завернулась в шелковый саронг и открыла. Голые плечи Тилли смутили Нэнси, поэтому она просто протянула январский номер «Вог» и ткнула пальцем в фотографию модели в элегантном брючном костюме яркой, вихрящейся расцветки.

– Видишь? Сделай мне такой же.

Тилли озадаченно посмотрела на нее. Нэнси продолжила:

– Материю можешь заказать у знакомых в Мельбурне. Только никому не показывай фасон, не хочу, чтобы за мной повторяли.

– О, брючный костюм…

– Тебе посылка и открытка из Флоренции.

Вручив Тилли то и другое, Нэнси ушла.

Вечером Тедди сидел на веранде, курил, потягивал пиво и наблюдал, как Барни полет грядки Тилли и бросает сорняки в садовую тачку. Когда тачка наполнилась, Тедди выгрузил траву на свою телегу. Грэхем обернулся посмотреть, что происходит сзади. Тедди с тачкой ушел. Конь вздохнул, переступил копытами и опять опустил голову. Молли осторожно выехала на веранду, украдкой вытащила из-под коврика на коленях пустой стакан. Тедди вылил в него остатки пива и шагнул к двери-ширме. Тилли стояла у окна, вручную выполняя какую-то тонкую швейную работу.

– Я тут решил прогуляться к реке, забросить удочку… Вечером на берегу очень хорошо, мы могли бы… – начал Тедди.

– Я занята, – ответила Тилли и улыбнулась ему такой широкой и искренней улыбкой, что у нее засветились глаза.

– Славно, – сказал Тедди.