Глава 17

Начиналась гроза. По крайней мере так мне казалось. И без того мрачное небо налилось густой зловещей чернотой и время от времени погромыхивало. Как говорится, если что-то выглядит как гроза и звучит соответственно, грозой скорее всего и является. Но Зона нарушила уже столько правил, что я ни в чем не был уверен. Тем не менее, если это все же не очередная проделка Кочевницы, а самое обычное погодное явление, то мне оно, пожалуй, даже на руку – так проще будет скрытно подойти к храму Покрова на Нерли.

Дом, из которого мне столь счастливо удалось выбраться, располагался в самом восточном районе Владимира, именовавшемся Доброе. Сейчас это название ему не очень-то шло. От истребителей я спасся буквально чудом – железная дверь одного из подъездов была распахнута, а доводчик снят (похоже, кто-то удирал, основательно к этому подготовившись, и выносил тяжелые вещи). Я заскочил в подъезд в последний момент, когда меня уже настигали, и захлопнул за собой дверь, после чего уже спокойно извлек свое оружие из рюкзака. Очередью из окна второго этажа я прицельно срезал оранжевоглазого вожака. Остальные истребители намек поняли и предпочли свалить.

Затем я определил свое местоположение по бумажной карте и занялся поиском транспорта: чувство, что время поджимает, становилось все острее. К счастью, поиски не заняли много времени. Моей добычей стал сравнительно новый «Шевроле».

По пустым улицам выехать из города было парой пустяков, хотя, будь город жив, держу пари, здесь, на восточном выезде, я бы встрял в неслабую пробку. Перекресток Растопчина и Добросельской объехал по целине, хотя и сомневался, что обстрелявшая нас с Алексеем засада до сих пор остается там. Зловещее предгрозовое небо над перекрестком приобрело багряный оттенок из-за сильного пожара – похоже, взорвавшаяся тогда заправка до сих пор пылала, а может, это горели уже близлежащие постройки. Надеюсь, дождь (если он, конечно, будет) не позволит пламени спалить все окрестные районы. Пусть здесь больше нет людей, но видеть, как гибнет то, что ими построено, было очень печально.

За перекрестком я снова выехал на дорогу, которая дальше называлась Горьковским шоссе и вела на восток прямиком через Боголюбово и мимо затуманенного монастыря. Если не врет мое видение (а такого пока не было ни разу), Фээсбэшники в монастыре взяли Алексея. Но вряд ли они станут дольше необходимого задерживаться в этой зоне холода и тумана, так что скорее всего двинулись дальше. Опять-таки, если я не ошибся насчет их планов, направились они в сторону храма Покрова на Нерли. В ФСБ допрашивать умеют, а значит, бедолага Алексей наверняка уже все им выложил и про меня, и про Агнешку. По всем раскладам выходит, что у церкви меня ждет засада… В таком случае приближаться к ней лучше пешком, а не на автомобиле. Однако время работает против меня. Значит, надо подъехать к церкви как можно ближе, а на своих двоих преодолеть уже только самую последнюю стадию пути.

И еще меня тревожила территория, покрытая туманом. Там следовало ожидать подлянки уже не от людей, а от Зоны… хотя свое черное дело может сделать и «геолог». Нет, это место лучше обогнуть через поселок, например, с юга, по улице Зеленой, мимо озерка. Там доехать до железнодорожной станции, оставить машину, перебраться через мост и… Впрочем, ладно – далеко загадывать не будем. Хочешь позабавить Зону – расскажи ей о своих планах. Она тут же все переиграет по-своему. Кроме того, местности я не знаю, а карта не дает полного представления о ней. Предпринимать разведку отделенным сознанием опасно: слишком частое использование моих способностей здесь уже порождало очень жестокие откаты. Лучше не испытывать организм на прочность. А кроме того, там, в этом ментальном пространстве, меня могут подкараулить как порождения Зоны, так и «геолог». Правда, с последним я уже однажды справился. Доведется – справлюсь и снова. А вот Черный Сталкер – это серьезно. Там, в непосредственной близости от Кочевницы, шутки кончатся, и бить он будет на поражение. Так что разведку лучше провести традиционным способом – своими глазами и ушами. Вдобавок если просто явиться туда (так сказать, во плоти), то еще можно остаться незамеченным, а ментальной разведкой я сразу пошлю Кочевнице сигнал: «Тут я, встречайте гостя!»

Между тем вокруг стремительно темнело. И виной тому была не только приближающаяся гроза: начинались сумерки, которые весьма скоро должны были перейти в ночь. Похоже, до храма я доберусь уже почти в темноте. С одной стороны, это напрягает: ночью Зона еще опаснее, чем днем. С другой – темнота, возможно, позволит мне проскользнуть незамеченным мимо засады…

Первая ослепительная молния и шрапнельный раскат грома жахнули, когда, по моим прикидкам, до съезда на Зеленую оставалось около двухсот метров. Второй и третий грозовой дуэты задержались не слишком, а еще секунд через пятнадцать началось форменное светопреставление. Сгущавшейся темноты словно не стало. Наоборот, вокруг каждая мелочь четко высвечивалась безжалостно ярким атмосферным электричеством, устроившим отвязную вечеринку. Правда, звуковое сопровождение оставляло желать лучшего: у меня складывалось ощущение, что в небесах надо мной опрокинулся сразу десяток вагонов со щебнем. Грохот стоял неимоверный, так что на время я почти оглох. Атмосферное перо ярко-белыми зигзагообразными росчерками пару раз пыталось оставить свой смертельный автограф на моем автомобиле, но оба раза мне удалось избежать этой сомнительной чести, совершив отчаянные маневры в стиле старого фильма «Такси» на грани заноса и кульбита через крышу.

Дождь по-прежнему не начинался, и тут мне стало ясно, что эта вечерняя светомузыка – вовсе не обычная гроза, пусть даже очень сильная. Ее автором была Кочевница. Расположившись в храме Покрова на Нерли, как в своей цитадели, она начала творить с окрестной территорией нечто совершенно невообразимое. Я пока не мог до конца понять, что именно и с какой целью, но то, что Зону вокруг начало буквально корежить, мое шестое чувство не преминуло мне сообщить.

Ни о каком съезде на узенькую улочку больше не шло речи: под такой небесной канонадой дай Бог удержаться на широком и прямом Горьковском шоссе, не вылетев в кювет и не перевернувшись. До кучи стремительно приближалась затуманенная зона Боголюбовского монастыря. Молнии гасли в холодной, хотя и пышной шубе, в которую он закутался. Вот один разряд угодил в крест на колокольне, не вызвав, впрочем, никаких последствий в виде пожара.

Меня уже колбасило не на шутку: я всем организмом ощущал боль проминающегося и разрываемого пространства. Колотил озноб, голова разламывалась, уши просили пощады из-за нескончаемого грохота, а глаза слезились от постоянных ослепительных вспышек. Я едва удерживал автомобиль под контролем, но о том, чтобы бросить его, нечего было даже и думать: совсем рядом была не внушающая никакого доверия климатическая аномалия. А вот то, что возникало позади меня и правее, в районе спрятавшегося за монастырем небольшого озерца, по отзвукам в моей голове очень напоминало зарождающиеся Провалы. Я прекрасно помнил довольно яркий опыт предыдущего ночного рандеву с ними и повторять его категорически не желал. Надо во что бы то ни стало проскочить хотя бы туманную зону.

Я включил все имеющиеся фары и буквально врезался в белую мглу, почти не снижая скорости. Молнии рядом сверкать перестали, и даже грохот непрерывных громовых раскатов сделался глуше. Зато видимость упала настолько, что, окажись на дороге какая-нибудь брошенная машина, я даже выругаться напоследок не успею. Особое зрение включилось автоматически. Мне для этого не потребовалось ни концентрироваться, ни тем более входить в транс. Оно просто появилось как дополнительный канал восприятия, работающий в фоновом режиме, и в результате я стал видеть метров на десять вперед. И то хлеб, правда, не бесплатный. Голову в районе висков будто в слесарные тиски зажали и начали вращать ручку, сдавливая ее все сильнее и сильнее. Она и до этого болела, но теперь стало многократно хуже, и боль нарастала с каждой секундой. Однако в течение короткого периода пребывания в холодном тумане и на обледеневшей дороге муки мои окупились аж дважды. Первый раз – примерно на середине затуманенного участка, когда я лишь в последний момент успел вывернуть руль влево, уклонившись от смертельного поцелуя с разбитым внедорожником. А второй критический момент настал уже почти на самом выезде. Из туманной мглы прямо по курсу вынырнула белая призрачная фигура «монастырского» фантома. Я опять вильнул в сторону, заскользив по наледи на отнюдь не зимней резине своего «Шевроле», и каким-то чудом сумел-таки избежать прямого лобового столкновения с опасным призраком. Но от энергетической сущности так просто не уйти: она проникла внутрь салона через лобовое стекло без видимых затруднений и задела при этом мое правое плечо… Это не было больно. Просто холод и онемение почти парализовали всю правую руку. Легко сообразить, что стало бы, пройди это создание сквозь меня: в ближайшем кювете появилось бы еще одно бесхозное разбитое авто с хладным трупом за рулем. Причина смерти – паралич сердечной мышцы.

Я газанул так, что мотор взревел. На обледеневшей дороге подобные номера считаются самоубийственными, но в данном случае самоубийственным было как раз осторожничать и позволить фантому закончить начатое. Развоплотить его мне в данный момент было нечем – ни УЗГ, ни психосилы в достаточном количестве. Только бегство. «Шевроле» пошел юзом и вылетел на встречку, что, впрочем, было страшно лишь на рефлекторном уровне: отсутствие движения и гаишников превращало дорожную разметку в пустую формальность. А вот то, что мне удалось удержаться на асфальтовом полотне и не улететь в придорожную канаву на той стороне, – чистое везение: шины почувствовали сцепление с дорогой буквально «на флажке».

Фантома по инерции вынесло из салона, и гнаться за мной дальше он не стал – слишком высока была скорость, да и несколько секунд спустя я миновал границу климатической аномалии и прорвался в «обычную» Зону. Молнии по-прежнему сверкали, но основной их фронт я благодаря своему безумному рывку сквозь туман все же опередил. Они преследовали меня, отставая метров на двадцать, однако процесс зловещих изменений с пространством вокруг продолжался. Зато асфальт без наледи определенно можно было отнести к положительным изменениям, хотя не думаю, что таких будет много.

Я гнал вперед с прежней скоростью, чтобы не дать аномальной грозе меня настичь, руля только левой рукой (правая очень медленно отходила от паралича, вызванного контактом с «монастырским» фантомом) и поминая добрым словом изобретателя гидроусилителя. По мере приближения к берегу Нерли нарастало и мое напряжение. Слева показался еще один грозовой фронт, но я был уверен, что он не успеет меня перехватить.

Однако интересовало меня несколько другое. Эти грозы неспроста. Сами по себе они Кочевнице вряд ли нужны и скорее всего являются лишь побочным эффектом массового возникновения Провалов. Вот только зачем нужны Провалы? Создать армию из Пятен? Непонятно, против кого. Против меня одного, равно как и против «геолога», это слишком круто. Против парней из ФСБ? Ну, сколько их там? Я видел троих. Возможно, их больше, но не намного. Ну, пятеро, шестеро… Даже если десяток – для Кочевницы это не противники! Все равно что авианосную группу посылать против одной пиратской посудины – глупо и нерационально. Очень не похоже на Зону вообще и Кочевницу в частности. Для тех, кого я перечислил, хватит одного Черного Сталкера… Нет, дело определенно не в армии. Зато, судя по расположению уже возникших Провалов и движению грозовых фронтов, черные аномалии выстраиваются в некий замкнутый периметр. То есть Кочевница ограждает себя ими со всех сторон. Изолируется, чтобы ей не мешали. Видимо, затевает что-то серьезное, иначе опять-таки нерационально: ведь создание такого количества Провалов требует прорву энергии! Знать бы, что именно она затевает! И неужели ей есть чего опасаться здесь? Может быть, в процессе реализации этого своего плана Кочевница окажется уязвима? Что-то вроде Кощеевой смерти, только тут ее роль (предположительно) играет временной промежуток, в течение которого с ней можно что-то сделать? Правда, пока непонятно, что и как, но сам факт уже обнадеживает. Впрочем, что это я? Какой факт? Пока это только мои догадки. Факт один – аномалия определенно дергается. Будем иметь в виду.

В таком случае мне крайне важно попасть внутрь этого кольца Провалов до того, как оно замкнется, потому что ночью оно просто непреодолимо, и я окажусь изолирован как от Кочевницы, так и, что более важно, от Агнешки. А наступающей ночью, похоже, решится ее судьба…

Отбросив на время мысли о ближайшем будущем, я с неприятным удивлением обнаружил, что оперативная обстановка в очередной раз изменилась. С востока, из-за Нерли, на меня двигался третий грозовой фронт, едва ли не самый мощный из трех. И вот он-то меня опережал. Молнии яростно полосовали почти уже ночное небо и стегали землю, словно надсмотрщики рабов плетьми. Я прибавил ходу, выведя машину почти на предельную скорость, но все равно не успел: молниевая стена уже перевалила через Нерль и по-хозяйски располагалась на правобережье. Более того: ноющая боль и неприятная вибрация, возникшие где-то в глубине меня, однозначно подсказывали, что там, впереди, прямо по курсу как раз сейчас формируется бездонная пропасть Провала. Я начал отчаянно тормозить, но скорость сто восемьдесят – это вам не баран чихал! А именно – почти триста метров тормозного пути при двухстах оставшихся… Так что мой «Шевроле» неминуемо рухнет в пропасть.

Сам не знаю, как я успел распахнуть дверцу и на ходу вывалиться из машины, ничего себе при этом не сломав. Ссадин и ушибов у меня, конечно, здорово прибыло, но кто их при таких раскладах считает? Даже не взглянув на печальный финал жизненного пути своего стального коня, я, прихрамывая, побежал вправо, параллельно грозовому фронту, в сторону храма. Как только Провал сформируется, сначала будет выброс, а потом полезут Пятна. Если в этот момент я еще буду поблизости, тут мне и кранты. Бежать, бежать изо всех сил! Хорошо хоть грозовой фронт больше не двигался – он продолжал истязать землю могучими разрядами примерно в сотне метров по левую руку от меня, словно некий военачальник приказал этой электрической армии занять оборону по самому берегу реки… Впрочем, уже и так понятно, кто этот военачальник – его, точнее, ее штаб сейчас располагается в храме. И Агнешка почти наверняка там. Пульсации первого возникшего Провала удалялись, зато возникали новые – уже гораздо ближе ко мне. Похоже, эти аномалии выстроятся цепочкой вдоль всего берега… Погано – если хоть один Провал окажется рядом с храмом… Бежать, бежать, не думать об этом!

О первый труп я почти споткнулся. Тело мужчины с перерезанным горлом высовывалось из придорожных кустов. Лицо его не было мне знакомо – даже в своих видениях я его не встречал. Кто он? Фээсбэшник? Кто-то другой? Еще три тела находились на поляне за кустами. Двое из них были вооружены. Один, тоже незнакомый, лежал на спине, а грудь его, шея и живот были превращены в кровавое месиво многочисленными ножевыми ранениями. Окровавленный нож валялся тут же. Другой, с пистолетом в руке и одной-единственной дыркой от пули во лбу, – в нескольких метрах от него. Этого я уже знал. Точнее, видел, когда пребывал в теле бедолаги Алексея. Повернувшись в сторону третьего трупа, я не сразу узнал в нем своего попутчика: пули изрешетили его всего.

Мои зубы сжались от ненависти, как и кулаки. Я довольно мало знал Алексея, но такой смерти он не заслужил. Очевидно, фээсбэшники пристрелили его из самообороны, когда он был взят под контроль Черным Сталкером. Эх, Леха, Леха! По-хорошему, тебя бы похоронить надо, но время не позволяет – надо бежать дальше… Однако где же остальные? Еще должны быть как минимум двое – командир и тот толстый с детектором. Спаслись и сбежали? Остались внутри периметра? Ответов на эти вопросы у меня не было, равно как и времени на их поиски – пульсации нового, зарождающегося поблизости Провала усиливались.

Я снова побежал, мысленно радуясь, что, уволившись из армии, продолжал поддерживать хорошую физическую форму: несмотря на усталость, мне должно хватить выносливости на всю дистанцию до церкви. Ни в коем случае не форсировать, а стараться сохранить темп, чтобы прибежать туда не с языком на плече. Это спортсмену после финиша можно упасть и полежать, а мне требуется сохранить боеспособность.

Я бежал правее кустов, обрамлявших дорогу, по открытому всем ветрам лугу. Тоже не комильфо, конечно: если фээсбэшники остались здесь и все еще намерены со мной разделаться, то я у них сейчас как на ладони. Но при данных обстоятельствах на этот риск придется плюнуть: скрытно пробираясь по кустам, я существенно потеряю в темпе, и меня сможет настичь как выброс Провала, так и его порождения.

Бежать, бежать… Стремно как-то: каждую секунду я ожидал выстрела, который прервет мой забег. Инцидент на Добросельской, у заправки, довольно ясно показал, что брать меня живым не собираются. Пристрелят как собаку и все. Я с трудом подавлял в себе желание либо резко ускориться, либо перейти на бег зигзагом, чтобы затруднить стрелкам прицеливание. И то, и другое потребует больше сил, а я не могу себе позволить «сдохнуть» на самом подходе к цели.

Странно, однако по мере приближения к Церкви молниевая стена уходила на восток, скрываясь за рекой. Это хорошо – значит есть надежда, что непосредственно рядом с храмом Провала не будет. Сами молнии постепенно начинали бить все реже, и соответственно в громовых раскатах тоже начали возникать паузы. Похоже, что формирование Кочевницей периметра безопасности из черных аномалий подходит к концу, следовательно, скоро начнется само действо, ради которого все это затеяно…

Когда я увидел храм, была уже почти ночь. Думаю, моим глазам открылся бы лишь черный силуэт, если бы до сих пор еще сверкающие молнии не озаряли его вспышками яростного небесного огня. У меня возникло странное впечатление, что очертания его слегка плывут и деформируются. Впрочем, это могло быть иллюзией на фоне стресса и усталости, которые совместными усилиями делали меня не столь адекватным наблюдателем, как обычно. А могло быть признаком присутствия Кочевницы – она меняла все, к чему прикасалась. Скоро она прикоснется и ко мне…

Представления не имею, чем все это закончится. Но есть у меня предчувствия, что вопрос тут не только в жизни или смерти, а главное – в сохранении моей человеческой сущности. Я уже ощущал в себе некоторые изменения, которые не совсем мне нравились. Понятно, конечно, что все это ради выживания и выполнения моей спасательной миссии. Однако истории известны случаи, когда во имя благих целей совершалось такое, за что вообще-то полагается в аду гореть… М-да, с человеческой сущностью вопрос спорный, поскольку нет такой гнусности, на которую человек не способен при должной мотивации. Так чем хуже то изменение, что несут с собою Зона и Кочевница? Только тем, что людям в этой реальности не будет места? Тогда это исключительно вопрос борьбы за существование, и нечего подводить под него моральную или идеологическую подоплеку!

Пульсации Провалов были такими громкими (если, конечно, можно так сказать о том, что не звучит в привычном понимании, а набатом бьет в сознании, заглушая мое особое восприятие), что я чуть не прозевал первое прикосновение чего-то чужого к моему разуму. Но возможно, дело было еще и в том, что касание это было осторожным, и в нем впервые за эти двое суток не было агрессии. Я настолько привык, что в Зоне меня все немедленно атакуют (на физическом или на ментальном уровне), что, когда произошел именно контакт, далеко не сразу его почувствовал. Но когда мое восприятие наконец зафиксировало чужое прикосновение, я аж замер от неожиданности и растерянности.

Кто-то прощупывал меня на ментальном уровне, не пытаясь напасть, хотя не исключено, что это была лишь предварительная разведка, за которой вполне может последовать нападение. Но я не мог быстро двигаться и одновременно работать с помощью своих экстрасенсорных способностей. Второе требовало полного сосредоточения, а отключившись от реального мира, я вынужден буду остановиться, чтобы не сломать себе шею во время неконтролируемого движения. Будет обидно, однако, на таком-то позднем этапе. С другой стороны, как быть с Провалами? Один из них, судя по всему, находится довольно близко от меня, и не выброс, так Пятна потом отправят меня на тот свет…

Поэтому я решил двигаться. Неизвестному контактеру, кем или чем бы он ни был, придется немного подождать, пока я не окажусь от Провала на сравнительно безопасном расстоянии. Вот там и поговорим.

Я все же сбавил шаг, пытаясь в процессе движения хоть как-то отстроиться от пульсаций и «белого шума», порождаемого Провалами, чтобы иметь возможность чувствовать что-то еще помимо этого. Сознание свое я при этом не открывал, но и не отгораживался глухим ментальным щитом, который здесь, в Зоне, натренировал до совершенства. Если у того, кто стучится в мой мозг, мирные намерения, пусть знает, что я не закрыт для диалога… только чуть-чуть позже. На всякий случай я отправил неизвестному мыслеобраз, по эмоционально-смысловому наполнению эквивалентный просьбе подождать.

Но неизвестный продолжал ощупывать меня, словно слепой внезапно встретившееся у него на пути препятствие. Впрочем, именно ощупывать, а не ломиться внутрь без приглашения. И в этот момент у меня сформировалась даже не уверенность, а почти знание, что это Кочевница. Других вариантов я не видел. Ощущения мои от ментального касания не походили ни на что, испытанное ранее. Можно было бы еще заподозрить в этом Агнешку, которая, тоже изрядно переменившись за время пребывания в Зоне, наверняка, как и я, овладела некоторыми паранормальными способностями. Вот только в этом ментальном касании не было абсолютно ничего от человека. Агнешка просто не могла настолько измениться. Даже в контакте с пытавшимся меня убить «геологом» и то ощущалась свойственная людям эмоциональная окраска, пусть негативная, но все же… А здесь – полный ноль. Бесстрастный интерес ученого, разглядывающего попавший ему на стол любопытный биологический материал.

Значит, все же Кочевница… Возьмем это предположение за основу. Интересно только, почему она действует совсем иначе, чем все другие порождения Зоны, до сих пор мною встреченные? Неужели все эти длительные и заковыристые испытания наконец завершены, и я оказался теперь в некоем финальном раунде, где эта аномалия, словно привередливый работодатель, на непосредственном собеседовании определит, кто из кандидатов ей подходит наилучшим образом? И тут возникают еще два сопутствующих вопроса. Во-первых, сколько нас вышло в финал? Двое? Трое? Агнешка, я и «геолог»? Или мы еще кого-то не учли? Может, командира фээсбэшников? Во-вторых, чего именно хочет от нас Кочевница и какая работа нам предстоит? Грубо говоря, на кой черт ей понадобились люди, если до сих пор она их только истребляла? Возможно, после общения с нею все прояснится. Не то чтобы я очень хотел попасть на эту работу, но знать, в чем она заключается, наверняка будет полезно. Хотя бы для того, чтобы оценить, какая именно опасность грозит тому, кто победит в этом конкурсе. А еще… Так, об этом лучше не думать, даже если мне кажется, что аномалия пока не может проникнуть в глубь моего сознания. Нельзя ее настораживать раньше времени: здесь я в непонятном статусе – то ли гость, то ли пленник, и недовольство хозяйки этой территории может для меня очень печально закончиться.

А вот уже и храм. Совсем близко. Острота ощущений от Провалов и аномальной грозы постепенно сходила на нет. Гроза теперь выглядела совершенно обычной, правда, без дождя. Переходный процесс, видимо, подходил к концу. Кочевница сформировала такой периметр безопасности, сквозь который ни одна мышь не проскочит. По крайней мере ночью. Но я уже внутри. И Агнешка. И фээсбэшники (те, кому повезло уцелеть). А «геолог»? Черт его знает, но я бы не удивился, если б и ему удалось сюда проскользнуть. Тогда все в сборе, а значит, мне надо быть вдвойне осторожным.

Между тем ментальные касания аномалии становились все настойчивее. Похоже, она теряла терпение. Что ж, невежливо заставлять хозяйку ждать – будем осторожно приоткрывать сознание… Но едва я пришел к такому решению, как…

– Не двигаться! Только дернитесь – и у вас во лбу третий глаз откроется!

Та-ак. Вот они, значит, где, голубчики! Прозевал я их все-таки со своими контактерскими упражнениями. Их осталось только двое из всей команды. Злорадства я по этому поводу не испытывал, но и особого сочувствия тоже: как-никак они нас с Алексеем убить пытались. Но теперь, похоже, у них на меня другие планы. Фээсбэшники держали меня под прицелами пистолетов. Обоих я уже видел, когда пребывал в теле Алексея, там, в климатической аномалии у монастыря. Командир – военный-профи, вооруженный таким же, как и у меня, «Грачом», а с ним, видимо, представитель научного корпуса – тучный и сравнительно невысокий субъект с флегматичной физиономией. Его рука держала пистолет неловко, будто некий чужеродный предмет, в то время как у командира оружие казалось продолжением руки – сидело в кисти как влитое. Этот, если что, колебаться не станет и уж точно не промахнется. Кстати, почему он не стреляет?

Я пошевелил рукой. Движение, по сути, проверочное и очень рискованное: можно было из-за него и пулю словить. Но фээсбэшник только голос повысил:

– Я сказал, не двигаться, твою мать!

– А зачем? – дерзко ответил я. – Боитесь опять промазать, как в прошлый раз? Так стреляйте уже, не тяните кота за хвост!

– Не буду, если вы меня не вынудите.

– С чего вдруг такая перемена? Там, на дороге, вы даже заправку спалить не постеснялись, лишь бы нас достать. Может, хоть сейчас объясните, чем мы вам так насолили?

– Могу сказать только, что вы мешаете операции.

– Операции?

– Федеральная Служба Безопасности, – представился командир.

– Интересные у вас методы работы! – обалдевшим и одновременно возмущенным тоном воскликнул я. – Ни предупреждений, ни требований уйти, а сразу валить наглухо, словно вы банда какая-то отмороженная, а не спецслужба!

– А вы бы ушли? – скучным голосом осведомился командир.

– Не факт, – вынужден был признать я. – Но вы даже не попытались!

– Чрезвычайные обстоятельства, – сухо проронил он. – Больше я вам ничего объяснять не уполномочен.

– А сейчас что изменилось? Одно нажатие спускового крючка – и проблема решена! Ведь друг мой уже мертв.

– Я знаю. Это сделали мы.

– Ага. Вполне в вашем стиле. Без разговоров изрешетить человека пулями…

– Довольно! – прервал он мою речь. – Не в свое оправдание говорю, но это был уже не ваш друг.

– А кто же? – для порядка спросил я, уже зная ответ.

– Что-то… Иная сущность.

– Одержимость, да? Голову склоняет набок, глаза темные, и хрипит, будто у него ангина?

Командир вздрогнул.

– Именно. Сталкивались с таким?

– Приходилось. Мы его называем Черным Сталкером.

– И выжили? – Изумление на миг вспыхнуло и тут же погасло в его глазах. Видимо, сработала привычка к самоконтролю.

– Нет, знаете ли, помер, – рискнул огрызнуться я. – А с вами зомби разговаривает.

– Значит, везучий.

– Не сглазьте, – поморщился я. – Мое везение – вопрос сложный и неоднозначный. Вот сейчас, например, вы держите меня под прицелом. Только непонятно, чего ждете? Там, на Добросельской, вы стреляли, не заморачиваясь переговорами.

– Вам так не терпится умереть?

– Просто хочу прояснить для себя ситуацию.

– Понятное желание. Ну, хорошо. Признаю: наши действия там были моей ошибкой. А сейчас…

– …я вам для чего-то понадобился.

– Понадобились. Мне нужно проникнуть в эту церковь.

– И что мешает? Вперед – цель рядом!

– Полагаю, что без вас мне туда не попасть.

– С чего вы взяли?

Он пожал плечами.

– Во-первых, вы – кандидат.

– Мне уже приходилось это слышать, но я понятия не имею, о чем речь.

– Кандидат в фавориты Кочевницы, – неохотно произнес он.

Фээсбэшнику не нравился тот поворот, который принял наш с ним разговор. Хоть его оружие и смотрело мне в лоб, он упускал инициативу и вынужден был искать компромиссы. Я был ему нужен совершенно определенно, и этим следовало воспользоваться, чтобы получить максимум информации. Главное – не перегнуть палку, иначе его палец на спуске может ненароком дернуться. Ведь по большому счету, существовала альтернатива мне в лице «геолога». Знает ли он об этом? Скорее да, чем нет. Но «геолог» здесь пока отсутствует, а я – вот он. Так что сперва командир попытается разыграть мою карту.

Я между тем продолжал потихоньку приоткрывать свое сознание для ментального контакта. Но Кочевница пока выжидала. Тоже слушала наш разговор? Значит, надо его продолжить.

– Вот как? – Я не стал включать дурака и делать вид, что безмерно удивлен: это выглядело бы фальшиво. – Очень интересно! Я не набивался, конечно, но…

– Не набивались? – с кривой усмешкой перебил меня он. – Мне так не кажется. Иначе чего ради вы пришли сюда? Тоже ведь за Ней, или… – В этот момент на него либо снизошло озарение, либо он талантливо его сыграл. – Ну, конечно! Как я сразу не догадался?! Вы здесь из-за другой дамы, тоже весьма непростой, но зато вполне человеческой природы. И она сейчас там. – Фээсбэшник мотнул головой в сторону храма.

Ну, вот и все – он припер меня к стенке и знает это. И все же я сделал последнюю попытку:

– Не понимаю…

– Все вы понимаете, не прикидывайтесь! – Командир даже поморщился. – Агнешка Томаховская – еще один кандидат, и она в церкви. Вы пришли за ней. Замечательно!

– Что именно?

– То, что у нас теперь практически нет конфликта интересов. Вы помогаете нам зайти внутрь и забираете свою девушку. Она открыла рот на такой кусок пирога, который ей в жизни не прожевать. Вы уговариваете ее уйти отсюда для ее же блага, и мы вас обоих отпускаем, после чего вы покидаете Зону. А Кочевницу оставляете нам.

В его словах было разумное зерно (в частности, про кусок пирога), и с этим я готов был согласиться, но вот последняя фраза…

– А вы уверены, что Кочевницу можно «оставить» кому бы то ни было, если она сама этого не захочет?

– Это уже вас не должно волновать. Если вы исчезнете, мы с ней разберемся.

Я достаточно хороший физиономист, чтобы просекать блеф, даже талантливый, с полпинка. А командир сейчас блефовал по-черному. Нечем ему разбираться с Кочевницей, если, разумеется, он не заключил сделку с «геологом». Уйти вместе с Агнешкой и забыть про весь этот кошмар еще недавно казалось мне чуть ли не идеальным итогом моего похода. Теперь же я сомневался, что Кочевницу можно оставлять таким людям, как «геолог» и этот фээсбэшник: справятся они с нею или нет, в любом случае дальнейшие перспективы рисуются безрадостные. Но что делать?

Мне стало холодно. А в голове постепенно нарастала какая-то странная легкость, будто ее гелием накачивали. Что это? Кочевница? Ей надоело слушать? Контакта как такового не получалось: аномалия со мной не говорила. Сама она скорее всего не могла, но в ее распоряжении куча фантомов, которые в состоянии объясниться по-русски. Но говорить аномалия пока, видимо, и не хотела, зато я ощущал, что меня понемногу начинают как бы препарировать на ментальном уровне. Не самый лучший вариант, поскольку я параллельно вынужден говорить с фээсбэшником и не могу достаточно надежно контролировать, что показывать Кочевнице, а что нет. Ее однозначно разозлили планы спецслужб, но и мои истинные цели (если будут ею раскрыты) тоже вряд ли приведут ее в восторг, и тогда нам всем тут кранты!

Значит, от фээсбэшников следует отвязаться как можно быстрее. Как? Есть варианты. Теперь есть. Командиру, допустим, можно мозг сжечь, а со вторым я и так справлюсь. Конечно, у обоих пси-блокираторы, но если они работают уже давно, то практически выдохлись, а потому толку от них чуть. Может получиться. Простите, ребята, но теперь помеха уже вы. Ничего личного, хоть вы и стреляли в нас на Добросельской…

– Э-э, командир, – впервые заговорил толстый, – фиксирую нарастание пси-активности. Не исключено, что это из-за него.

Глаза фээсбэшника зло прищурились, и пистолет, который он начал было опускать, надеясь на мирный исход переговоров, тут же вновь поднялся и теперь смотрел черным зрачком дула мне в лоб.

– Вы что это задумали?! С нами ваши псионические штуки не пройдут, ясно? Сейчас идете со мной, и без дураков! Иначе умрете и вы, и ваша подружка! У меня хватит взрывчатки, чтобы этот храм с землей сровнять! И если вы думаете, что я не посмею это сделать, то ошибаетесь: еще как посмею! Возьму грех на душу, пусть и пожалею потом, но вам от этого легче не станет, ясно?! Все, торговля кончилась – делайте что сказано!

– Хорошо, командир, хорошо. – Я спешно поднял руки ладонями вверх.

Вот сейчас фээсбэшник уже не блефовал. Я хорошо читал его эмоции. Этот сильный человек, привыкший все контролировать, был на грани срыва. В таком состоянии он способен на все, что угодно, а его пси-блокиратор, как я успел почувствовать, еще функционировал. На преодоление защиты мне потребуется время куда большее, чем нужно ему, чтобы нажать на спуск и сделать меня трупом. Он, не говоря ни слова, качнул пистолетом в сторону входа в церковь. Я послушно двинулся в указанном направлении, с удивлением ощущая, что легкость в голове и головокружение исчезли. Кочевница прекратила контакт? Почему?

Приблизившись ко входу в храм, я начал понимать, что имел в виду командир, говоря, что без меня ему внутрь не попасть. Вокруг храма имелся еще один, последний рубеж обороны – пси-барьер, который нагнетал стремительно нарастающее напряжение и страх. Я сразу поставил ментальный блок, а вот как спецслужбовцам удалось не обратиться сразу в бегство под таким натиском, стало ясно чуть позже: первый удар их блокираторы худо-бедно выдержали, а потом в моем присутствии интенсивность пси-барьера резко пошла на спад: похоже, мне действительно открывали проход внутрь.

Подойдя к двери, я осторожно взялся за металлическое кольцо. Несмотря на сравнительно теплую погоду, оно было прямо-таки ледяным, а еще, как мне показалось, не таким твердым, как положено быть металлу. И сама дверь… Возникло такое ощущение, что коснись я ее – и она начнет проминаться, прямо как земля поблизости от края Провала. На мгновение я почувствовал злость и даже какое-то омерзение. Это Нечто захватило и осквернило один из величайших памятников нашей культуры и православной веры. Не скажу, что я очень религиозен, скорее, меня можно назвать сочувствующим. Но это… это подпадало бы под определение кощунства, не будь Кочевница настолько чужой не только нашей стране, но и человечеству в целом. Переделывая этот храм под себя, превращая его из памятника истории и места паломничества верующих в то, что в терминологии сталкеров именуется Объектом (некое сооружение чужого разума), она не преследовала каких-то политических целей, не усматривала в этом символизма, а просто действовала так, чтобы достичь своих целей, абсолютно не заморачиваясь на то, как ее действия могут быть восприняты. Энергетика храма была столь мощной, что делала его самым подходящим строением, которое могло бы исполнять функции «якоря» (так говорил Алексей, и я теперь сам убедился в его правоте), а все остальное для аномалии просто не имело значения.

Я застыл у дверей, не решаясь открыть их. С одной стороны, мне надо было внутрь не меньше, а пожалуй, даже больше, чем фээсбэшнику, а с другой – что-то меня смущало. Помимо того, что храм этот – владение самой могучей аномалии из всех, с которыми мне доводилось сталкиваться, и притом разумной. Помимо того, что меня держат на прицеле, и того, что сейчас ночь, и вскоре из расположившихся вокруг многочисленных Провалов полезут орды Пятен. Помимо мыслей об Агнешке и «геологе»… Что-то еще, неуловимое, но тревожное. Но эманации Кочевницы и Провалов здесь забивали все, не позволяя идентифицировать причину тревоги.

Пистолет командира ткнулся мне в спину.

– Чего тянете?! – прошипел он. – Входите же!

Я взялся за второе кольцо и потянул створки на себя. Двери отворились хотя и туго, но почти бесшумно, и, переступая порог, я испытал очень неприятные ощущения: внутренности словно стянулись тугим узлом, и я едва удержал внутри съеденный еще в промзоне сухой паек. Это было явно чужое пространство, насколько, конечно, может быть чужим то, что находится на Земле и еще недавно принадлежало людям. Даже в той, замкнутой на саму себя пространственной аномалии в подвалах промзоны я не ощущал ничего подобного. Кочевница поставила мощную энергетику этого места себе на службу, и теперь оно стало враждебным людям. Находиться здесь мне было очень некомфортно, и пси-давление снова усилилось. Судя по судорожному глотательному движению фээсбэшника, в этом плане он мои чувства вполне разделял.

Молельный зал был небольшим, хотя и высоким, и довольно бедно оформленным. Кроме икон и алтаря, тут не было ничего. Только белокаменные стены с узкими окнами. Не красотой и величием привлекал этот храм тысячи паломников. Как я слышал, тут была совершенно особая аура, белая энергия в высокой концентрации, прогоняющая человеческую боль, печаль и раздражение. В этом месте (я читал отзывы) людей охватывали покой и умиротворение. Но сейчас всего этого не было и в помине. Только страх и растерянность. А белая энергия… она-то и привлекла сюда Кочевницу, превратившую храм в его полный антипод. Это место менялось чуть ли не на глазах. Такое ощущение, что Кочевница само сооружение наполнила своей сущностью. Я совсем недавно узнал, как выглядит человек, одержимый порождением Зоны. А теперь, похоже, находился внутри одержимого Кочевницей здания. Эта аномалия не находилась в храме. Она была самим храмом, стала с ним единым целым. И от одной этой мысли мне сделалось плохо. Каменные стены не стояли незыблемой твердыней, они, казалось, плыли, менялись, вибрировали, шли волнами. В моем ментальном восприятии то тут, то там из стен возникали какие-то лица, искаженные от боли, открывали немые рты и снова исчезали, стертые новой волной изменений.

Фээсбэшники, похоже, ничего этого не видели. И я бы рад не видеть, но своей паранормальной чувствительностью был приговорен к этому. В небольшом пустом зале было сложно не увидеть человека. Но весь этот хаос, который лез в глаза, в голову и сводил с ума, отвлек меня, и потому Агнешку я заметил не сразу. Она стояла у алтаря спиной ко мне и делала что-то непонятное. На звук наших шагов она даже не обернулась.

– Агни! – позвал я.

Ноль реакции.

– Агнешка, это я. Поговори со мной!

То же самое. Девушка явно была полностью поглощена своим занятием и отвлекаться либо не желала, либо этот процесс просто нельзя было прерывать. К тому же она могла быть и в трансе, а в таком случае (по себе знаю) ничего вокруг не видишь и не слышишь. Вывести ее оттуда мог бы нашатырь, который у меня в котомке имелся, но командир решил действовать иначе. Он шагнул из-за моей спины, поднял пистолет и громко произнес:

– Госпожа Томаховская, отойдите от алтаря с поднятыми руками и медленно двигайтесь ко мне!

Его приказ был проигнорирован точно так же, как и мои слова. Но командир в отличие от меня удерживал самоконтроль явно из последних сил, и его это просто взбесило. Несмотря на изрядно взбаламученный пси-фон внутри Объекта (называть его храмом лично у меня уже язык не поворачивался) и сильное давление Кочевницы на мое сознание, я очень хорошо чувствовал уровень его эмоций и понял, что еще чуть-чуть – и он выстрелит.

В следующий момент произошло сразу очень многое. Рядом с Агнешкой возникла темная фигура Черного Сталкера. Я шагнул к командиру, собираясь помешать ему выстрелить. Но тут же неслышно приблизившийся ко мне научник коснулся моей руки, вызвав резкую боль и паралич всего тела, и прошипел мне в ухо:

– Не дергайся, кандидат, если хочешь еще пожить!

Только тут на меня снизошло запоздалое озарение. Вот что меня смущало с того самого момента, как я увидел этих двоих: толстый научник был фантомом! Чрезвычайно качественным, практически неотличимым от человека, но фантомом – порождением Зоны. Командир, похоже, этого не знал и таскал с собой этого агента влияния чужого разума. Трудно сказать, на каком этапе была произведена подмена. Однако где-то во Владимире на пути следования группы Потылина так и остался лежать труп тучного мужика с рыхлым коротконосым лицом, который никто из команды и не подумал искать, потому что фантом тут же занял его место. И я бы наверняка почувствовал подменыша, не будь здесь такого мощного фона эманаций многочисленных аномалий. Но не почувствовал, и теперь предпринимать что-либо было уже поздно.

За дальнейшими событиями я следил исключительно как сторонний наблюдатель. Командир все же успел один раз выстрелить, но пуля, как и следовало ожидать, прошла сквозь Черного Сталкера, как сквозь дым, а в следующий миг темный фантом нанес пси-удар. Я четко ощутил это, хоть он был направлен не на меня. Удара этого хватило, чтобы блокиратор фээсбэшника приказал долго жить. За ним последовала ментальная атака на слом воли. Думаю, на свежачка, только придя в Зону, командир бы еще посопротивлялся, но после двух суток его сознание было изрядно подточено постоянным пси-давлением и стрессами. Так что Черный Сталкер смял его волю в считаные секунды, после чего я увидел, как фээсбэшник медленным движением поднес пистолет к своему левому колену и выстрелил. Упал с криком боли и отбросил свое оружие далеко в сторону.

Что-то новенькое, однако! Я полагал, что командира просто убьют, но на уме у порождений Зоны явно было нечто более сложное. И мне не пришлось долго пребывать в неведении.

– Набирайте номер, командир! – приказным тоном произнес фантом научника, продолжая касаться моего локтя и тем самым поддерживая паралич.

– Игорь?! – изумился тот. – Ты?!

– Я, командир, я.

– Но как?! Когда?!

– С последнего лагеря у переезда.

– Но почему?!

– Что «почему»? Так было нужно. Игорь Кинько мешал. Теперь он мертв, и труп его валяется по другую сторону дороги от остальных. Я занял его место. Однако хватит разговоров! Набирайте номер!

– Какой?

– «Андрея», разумеется! Хотя на самом деле его зовут иначе. Надо пригласить его сюда… Действуйте, командир, время дорого! Мы внушим вам, что говорить!

Видимо, «Кинько» дал какой-то сигнал Черному Сталкеру, и тот начал передавать фээсбэшнику прямо в мозг ментальные приказы, от исполнения которых невозможно было уклониться. Теперь мне более-менее стала ясна вся картина. Как и в случае со мной, Кочевница давно могла ликвидировать весь отряд ФСБ, но пропустила командира так далеко только потому, что он, по-видимому, заключил сделку с «геологом» – третьим кандидатом. Спецслужбовцы убивали его конкурентов (по крайней мере пытались), а он взамен обещал помочь им с Кочевницей. Но «геолог» – ушлый тип, хитрый и осторожный. Видимо, в отличие от меня он нашел способ «закрыться» от Зоны, и та не могла найти его и «вести». Вот и пришлось пойти на такие ухищрения.

Интересно, когда нас соберут тут всех вместе, что будут делать? Устроят финальный конкурс, в котором победитель получит право работать на Кочевницу, а проигравшие – смерть? Но ведь выбор, похоже, уже сделан: Агнешка, по-прежнему безучастная ко всему происходящему, продолжает что-то делать на алтаре. Тогда зачем нужны мы? Если я разберусь в этом до того, как сюда прибудет третий кандидат, у меня будет шанс на выживание, а если нет… Перво-наперво надо что-то делать с физическим параличом и с фантомом, который меня держит в этом состоянии. Еще вчера утром я бы на эту тему даже думать не стал ввиду полной безнадежности. А сейчас я не просто думал, но скрытно, исподволь начал действовать, пользуясь тем, что фантом и Черный Сталкер заняты телефонными переговорами фээсбэшника и «геолога».

Сам не знаю, откуда пришла мне в голову эта идея, но я разделил свое сознание на две части. Одну, меньшую, оставил наблюдать за происходящим в физической реальности, а второй занырнул поглубже в ментальное пространство. От этого раздвоения все вокруг, и так-то выглядевшее безумно, окончательно превратилось в филиал психушки…