Книга: Хрупкие вещи. Истории и чудеса (сборник)
Назад: Арлекинка
Дальше: Проблема Сьюзен

Замки́

Locks. © Перевод Н. Эристави, 2007.
Друг другу рассказывать сказки —
Занятье не только
Для дочери и отца,
А просто – для двух людей.
Я начинаю – в сотый, наверно, раз:

«Жила-была девочка, звали ее Златовласка,
ведь косы ее золотыми и длинными были.
Пошла она как-то в лес, и там увидала…»

«…коров», – звучит уверенный твой голосок.
(Ты вспомнила явно, как месяц назад,
в роще, близ нашего дома,
блуждали несколько телок, из стада сбежавших.)

«Ну, предположим, коров она встретила тоже.
Но в самой чаще она увидала дом».

«Большой такой, многоэтажный?»
«Нет. Маленький, весь расписной и очень красивый».

«Не-е. Дом был большой и многоэтажный».
О, как бы мечтал я воспринимать бытие
Столь же ясно, как и моя двухлетняя дочь!

«Ну да, конечно, – огромный, многоэтажный.
Вошла Златовласка в дом…»

Я вспоминаю невольно – в балладе Саути
Локоны героини посеребрила старость.
Старуха и Три медведя – каков номер!
Но, может, когда-то старуха была ребенком,
И косы ее тогда золотились?

Ох. Мы почти что дошли до медвежьей каши.
«Она была…»
«Слишком горячей?»
«Нет…»
«Слишком холодной?»
И – наконец-то в единый голос —
«Она была очень вкусной!»

Домучена каша. Грязные – все три ложки.
Прошла Златовласка в спальню,
Разворошила постели
И в меньшей из всех уснула.
И тут воротились медведи…
Я, все не в силах забыть о Саути.
Рычу на разные голоса:
Суровый рев Папаши-Медведя
Пугает – и восхищает.

Знаешь, дитя мое, – был и отец твой некогда мал.
Он тоже любил эту сказку,
Воображал себя
Не кем-нибудь – Медвежонком.
Кто съел мою кашу? Кто пил из моей чашки?
И что за девчонка сопит у меня в постели?

Я жалко скулю, – весь в роли, а ты смеешься.
«Кто ел из моей миски?
Кто пил…»
«Из моей чашки», – ответ твой
подобен слову «Аминь».

Медведи шагом сторожким крадутся наверх.
Их дом обесчещен. Они наконец понимают
Смысл слова «замки». Они доходят до спальни.
«Кто спал у меня в кровати?» – и я замолкаю,
в сознанье —
отзвуки старых шуток, и порнофильмов нелепых,
и заголовков страшных газетных.

Однажды, дитя мое, рот твой тоже
Скривится усмешкой.
Сначала не станет слов, невинности – позже.
Невинность – товар, что давно уже вышел из моды.
«Если б я мог, – писал мне когда-то отец,
сам, как медведь, огромный, —
Я бы тебе отдал свой жизненный опыт.
Чтоб не был твой опыт столь горьким».
А я бы его опыт тебе завещал…
Но все мы, увы, совершаем свои ошибки. Мы все
Спим в медвежьих постелях.
Когда родятся дети твои, когда твои темные косы
Посеребрит время.
Когда ты начнешь стареть, и выйдут из сумрака ночи
Твои Три медведя, – что в их глазах ты увидишь?
Какие расскажешь сказки?

«А Златовласка выскочила в окошко
и быстро-быстро…»
давай-ка хором! —
«…домой прибежала!»

И ты смеешься: «Еще, еще!»

Друг другу рассказывать сказки – это занятье!

Наверно, теперь я похож на Медведя-папу.
Каждое утро я запираю двери на все замки́,
А когда возвращаюсь – проверяю кровати и ложки.

Снова.

Снова,

И снова…

Назад: Арлекинка
Дальше: Проблема Сьюзен