Мазохизм обычно определяется как стремление к сексуальному удовлетворению через страдание. Это определение содержит три постулата: мазохизм является по своей сути сексуальным феноменом; он выражает стремление к удовлетворению; и, наконец, мазохизм представляет собой желание страдать.

Данные, подкрепляющие первое утверждение, сводятся к хорошо известным фактам, что дети могут сексуально возбуждаться во время порки, что при мазохистской перверсии сексуальное удовлетворение достигается тогда, когда человек подвергается унижению, порабощению или физическому насилию, что в мазохистских фантазиях воображение подобных ситуаций приводит к мастурбации. Однако сексуальная природа значительной части мазохистских феноменов не является очевидной, нет также каких-либо данных, которые указывали бы на их первичное сексуальное происхождение. Вместо реальных данных мы вынуждены опираться на постулат, вытекающий из теории либидо, будто мазохистские черты характера или установки по отношению к другим людям представляют собой некую разновидность трансформации мазохистских сексуальных влечений. Таким образом, утверждается, например, что удовлетворение, получаемое женщиной от роли мученицы, хотя и не явно сексуальное по своей природе, тем не менее является дериватом первичного сексуального устремления.

Еще одна гипотеза относится к так называемому моральному мазохизму, то есть стремлению Я навлекать на себя неудачи или несчастные случаи, бичевать себя упреками ради примирения со Сверх-Я. Фрейд выдвигает предположение, что в конечном счете «моральный мазохизм» также является сексуальным феноменом. Он полагает, что потребность в наказании, служа смягчению страха перед Сверх-Я, в то же время является видоизмененным сексуальным мазохистским преклонением Я перед Сверх-Я, причем последнее представляет собой инкорпорированный родительский образ. Все эти теоретические положения спорны, потому что отталкиваются от тех предпосылок, которые я считаю изначально ошибочными. Так как данные предпосылки уже обсуждались, нет надобности в дальнейшем рассмотрении этих утверждений.

Другие авторы в меньшей степени акцентируют внимание на сексуальном удовлетворении в мазохистских феноменах, однако сохраняют положение о том, что для понимания мазохизма необходимо определять его в терминах стремления к удовлетворению.

Аргументация, на которой основывается эта посылка, сводится к убеждению, что стремления, которые столь непреодолимы или которым столь трудно противостоять, как это имеет место в случае мазохистских стремлений, непременно должны управляться конечной целью предполагаемого удовлетворения. Так, Франц Александер считает, что лица, желающие принять страдания, мечтают об этом не только потому, что хотят отвратить наказание, грозящее им со стороны Сверх-Я, но также потому, что полагают, будто, расплатившись страданием, они смогут избавиться от определенных запретных побуждений. Фриц Виттельс считает, что «мазохист желает доказать несущественность одной части своей персоны для того, чтобы жить более безопасно в другой, важной, части. Он получает удовольствие от боли, ощущаемой другим». Сама я выдвинула гипотезу, что все мазохистские стремления направлены в конечном счете на удовлетворение, а именно на забвение, освобождение от собственного Я со всеми его конфликтами и ограничениями. Мазохистские феномены, которые мы обнаруживаем в неврозах, представляют собой патологическую модификацию дионисийских тенденций, которые, по всей видимости, распространились по всему миру.

Однако остается вопрос: определяются ли в конечном счете мазохистские феномены стремлением к такого рода удовлетворению? Говоря кратко: можно ли определить мазохизм как стремление к отказу от собственного Я? Хотя в некоторых случаях такие стремления можно отчетливо наблюдать, в других они неочевидны. Чтобы сохранить определение мазохизма как стремление к забвению и подтвердить это предположение, нам необходима другая гипотеза, а именно, что это стремление дает особенно о себе знать даже тогда, когда оно не выражено явно. Подобные предположения неоднократно высказывались; например, они лежат в основе постулата о том, что все мазохистские феномены являются, в конечном счете, сексуальными по своей природе. Такое, несомненно, бывает, когда мы, не сознавая того, гонимся за неким призраком удовлетворения. Но рискованно оперировать такими предположениями, не имея для этого данных.

Как я постараюсь показать в последующих рассуждениях, более конструктивным будет воздержаться от подхода к проблеме мазохизма на основе предубеждения, будто он по своей сути является стремлением к удовлетворению. Действительно, и сам Фрейд не так уж жестко следует данной гипотезе. Он настаивал на том, что мазохизм есть результат слияния влечения к смерти с сексуальными влечениями, а функцией данного слияния является защита индивида от саморазрушения. Хотя эта гипотеза покоится на ненадежном основании вследствие спекулятивного характера самого представления о влечении к смерти, она заслуживает внимания, потому что вводит в обсуждение мазохизма идею защитной функции.

Третья точка зрения, имплицитно присутствующая в обычном определении мазохизма — мазохизм как желание страдать, — совпадает с обыденной. Она проявляется в типичных высказываниях: такой-то человек-де несчастлив, если ему не о чем беспокоиться, если он не чувствует себя жертвой, и т. п. В психиатрии такая предпосылка влечет за собой опасность связывать трудности в излечении определенных неврозов с желанием пациента оставаться больным, вместо того чтобы связывать их с недостаточностью наших нынешних психологических знаний.

Как отмечалось ранее, фундаментальной ошибкой в таком рассуждении является пренебрежение к тому факту, что значимость стремления может быть определена по его способности ослаблять тревогу. Вскоре мы увидим, что мазохистские стремления также в значительной мере представляют собой особый способ достижения безопасности.

Термин «мазохистский» используется для обозначения определенного качества в наклонностях характера, однако нет четкого представления относительно природы данного качества. Фактически мазохистские черты характера предполагают две основные наклонности.

Первой является тенденция к самоуничижению. Чаще всего индивид осознает не наличие данной тенденции, а лишь ее результат, который состоит в том, что он чувствует себя непривлекательным, малозначимым, неумелым, глупым, никчемным. В отличие от нарциссических черт, которые я ранее описала как склонность к самовозвеличению, мазохизм проявляется как склонность к самоуничижению. Если нарциссическая личность склонна преувеличивать и в своих, и в чужих глазах свои достоинства, то мазохистская личность склонна преувеличивать свои недостатки. Нарциссический человек склонен чувствовать, что он легко сможет справиться с любой задачей, перфекционист склонен чувствовать, что он должен справиться с любой ситуацией, но человек мазохистского типа склонен реагировать беспомощным «я не могу». Нарциссический человек страстно желает быть в центре внимания, перфекционист живет в уединении, питая тайное чувство превосходства и следуя своим собственным стандартам, но человек мазохистского типа старается остаться незаметным, забиться в угол.

Другой основной тенденцией является наклонность к личной зависимости. Мазохистская зависимость от других людей отличается от зависимости нарциссического или перфекционистского человека. Нарциссический человек зависит от других людей постольку, поскольку он нуждается в их внимании и восхищении. Перфекционист, хотя и крайне озабочен сохранением своей независимости, в действительности также зависит от других людей, потому что его безопасность основывается на автоматическом конформизме, соответствии тому, что, по его мнению, от него ожидают другие. Но он старается скрыть от себя как сам факт, так и степень своей зависимости, а любое разоблачение, например, в анализе, воспринимается как удар по его гордости и безопасности. В обоих этих типах зависимость является нежелательным следствием особой структуры характера. С другой стороны, для человека мазохистского типа зависимость действительно является жизненно важным условием. Он чувствует, что не способен жить без присутствия, благосклонности, любви, дружбы другого человека, как он не способен жить без кислорода.

Давайте, простоты ради, назовем того человека, от которого зависит мазохистский тип, его партнером, будь то его родитель, любовник, сестра, муж, друг, врач; «партнер» может быть и не индивидом, а группой, такой, как члены семьи или члены религиозной секты.

Когда я говорю о нарциссических, мазохистских или перфекционистских личностях, я использую данное выражение в качестве упрощенного обозначения человека, у которого преобладают нарциссические, мазохистские или перфекционистские наклонности.

Ф. Кешкель указал на значение близких людей для невротика, но он считал это общей характеристикой неврозов, не связывая конкретно с мазохизмом. Э. Фромм называет такой тип взаимоотношений симбиотическим и считает его основной наклонностью в мазохистской структуре характера.

Человек мазохистского типа чувствует, что ничего не сможет сделать самостоятельно, и ожидает получать все от партнера: любовь, успех, престиж, заботу, защиту. Бессознательно и, как правило, вопреки его сознательной скромности и приниженности ожидания мазохиста являются паразитическими по своему характеру. Его причины цепляться за другого человека столь значительны, что он может не допускать к осознанию тот факт, что его партнер не является и никогда не станет подходящим человеком для исполнения его ожиданий; он не хочет осознавать границы, которые подразумеваются в определенных взаимоотношениях. Поэтому он ненасытно впитывает любые знаки привязанности или интереса. Обычно у мазохиста такое же отношение и к судьбе в целом: он чувствует себя беспомощной игрушкой в руках судьбы или считает себя обреченным и не может даже представить себе хоть какую-то возможность взять судьбу в свои руки.

Эти базальные мазохистские наклонности взрастают на той же самой почве, что и нарциссические и перфекционистские. Говоря вкратце, вследствие сочетания неблагоприятных воздействий деформируется спонтанное утверждение ребенком своей личной инициативы, чувств, желаний, мнений, и он воспринимает мир вокруг себя как потенциально враждебный; при таких неблагоприятных условиях он должен изыскивать возможности благополучно справляться с жизненными трудностями, и вследствие этого развивается то, что я назвала невротическими наклонностями. Мы видели, что самовозвеличение является одной из таких наклонностей, а чрезмерное подчинение общепринятым стандартам — другой. Я считаю, что развитие мазохистских наклонностей, как оно описано выше, является еще одной такой наклонностью. Безопасность, предоставляемая любым из этих способов поведения, реальна. Например, псевдоадаптация перфекциониста действительно устраняет явные конфликты с людьми и дает ему определенное чувство прочной основы. Постараемся теперь понять, каким образом мазохистские наклонности также содействуют успокоению.

Иметь друзей или родственников, на которых можно положиться, утешительно для каждого человека. То успокоение, которого добиваются в случае мазохистской зависимости, относится в принципе к тому же самому типу. Особенность этого успокоения состоит в том, что оно строится на иных предпосылках. Девушка викторианской эпохи, которая росла в тепличных условиях, также была зависима от других людей. Но мир, от которого она зависела, был, как правило, дружелюбен. Проявлять доверие и открытость к щедрому, благоволящему и защищающему миру не является болезненным или ведущим к конфликту поведением.

При неврозах, однако, мир воспринимается как более ненадежный, холодный, завистливый, мстительный; чувствовать себя беспомощным и зависимым от такого потенциально враждебного мира равнозначно беззащитности перед лицом опасности. Мазохистский способ справиться с такой ситуацией — отдать себя на милость другого. Полностью подчинив свою индивидуальность, сливаясь с партнером, человек мазохистского типа добивается определенного успокоения. Его успокоение можно сравнить с тем, которого достигает малая, подвергающаяся угрозе нация, которая отказывается от своих прав и независимости в пользу могущественной и агрессивной нации и таким образом обеспечивает себе защиту. Одно из отличий заключается в том, что малая нация помнит, что она совершает этот шаг отнюдь не из любви к более могущественной, в то время как в голове невротика этот процесс часто принимает видимость верности, преданности или огромной любви. Но в действительности человек мазохистского типа не способен на любовь, он также не верит в то, что его партнер или кто-либо еще могут его любить. То, что предъявляется под знаменем преданности, является в действительности не более чем цеплянием за партнера ради избавления от тревоги. Отсюда вытекает ненадежность подобного рода безопасности и никогда не исчезающий страх того, что тебя все-таки покинут. Любой дружеский жест со стороны партнера приносит успокоение, но интерес, который партнер ощущает к другим людям или к собственной работе, неудовлетворение постоянной потребности в знаках позитивного интереса могут сразу же предстать в воображении как угроза оказаться покинутым и тем самым породить тревогу.

Та разновидность безопасности, которая может быть достигнута посредством самоуничижения, является безопасностью незаметности. И вновь следует подчеркнуть, что, сделав себя малозначимым, непривлекательным и неприметным, человек действительно может достичь безопасности, точно так же, как другой человек может достичь безопасности, если люди будут поражены его восхитительными качествами. Человек, ищущий безопасности в скромности, ведет себя подобно мыши, которая предпочитает оставаться в своей норе, потому что боится, что, выйдя наружу, она станет жертвой кота. Возникающее в результате этого отношение к жизни напоминает чувство безбилетного пассажира, которому нужно оставаться незаметным и который не имеет собственных прав.

На наличие такой установки указывает ригидность, с которой человек цепляется за поведенческий паттерн неприметности, а на его принудительный характер указывает тот факт, что при нарушении подобного паттерна поведения возникает тревога. Например, если такому человеку предлагают более высокий пост, чем тот, который он занимает, его охватывает тревога. Человек, который преуменьшает свои способности, может испугаться, попытавшись утвердить свое мнение во время дискуссии; даже когда он вносит ценное предложение, он выражает его извиняющимся голосом. Часто в детстве или юности такие индивиды, чтобы не выделяться, отказывались носить какую-либо изысканную одежду, лучше той, которую носили их друзья. Они не могут представить себе, чтобы кто-нибудь мог быть ими обижен, чтобы кто-то мог любить и ценить их: они придерживаются убеждения в собственной незначительности, даже если получают множество свидетельств обратного. Они приходят в замешательство и чувствуют себя неловко, получая вполне заслуженную награду за хорошо сделанную работу; они склонны преуменьшать ее ценность, тем самым лишая себя того удовлетворения, которое можно было бы получить от собственных достижений. Возникающая в связи с этим тревога зачастую является важным компонентом внутреннего сопротивления работе. Например, творческая работа может стать болезненной, потому что она всегда подразумевает утверждение собственных особых взглядов или чувств. Задача может тогда выполняться лишь в том случае, когда рядом есть другой человек, который постоянно подбадривает мазохиста.

Тревога, возникающая из позиции «мыши в норе», проявляется не столь часто, как встречается сама эта позиция: дело в том, что человек автоматически устраивает жизнь таким образом, чтобы предотвратить возникновение тревоги, или столь же автоматически происходит реакция отступления. Возможности не используются или даже не замечаются; под тем или иным предлогом удерживаются второстепенные позиции, не отвечающие имеющимся возможностям и способностям; даже не осознаются претензии, которые можно и следовало бы высказать; человек избегает контактов с людьми, которые действительно нравятся или могли бы быть полезны. Успех, если он, несмотря на все эти трудности, имеет место, не воспринимается эмоционально. Постигнутая новая идея, хорошо сделанная работа в глазах индивида немедленно обесцениваются. Он покупает «форд» вместо «линкольна», хотя предпочел бы «линкольн», и в финансовом отношении мог бы себе это позволить.

Невротик по большей части не сознает своей тенденции к неприметности; как правило, он ощущает лишь результаты. Он может сознательно придерживаться защитной установки и считать, что ему ненавистно бросаться в глаза или что успех его не интересует. Или он может просто сожалеть о своей слабости, малозначительности, непривлекательности. Или, что чаще всего, у него может возникнуть мысль о собственной неполноценности. Эти чувства являются скорее результатом, нежели причиной его тенденции к отказу от самоутверждения.

Все эти наклонности, подразумевающие слабость и беспомощность по отношению к жизни, — известный феномен, но они обычно приписываются другим источникам. Они описываются в психоаналитической литературе как результат пассивной гомосексуальной наклонности, чувства вины или желания быть ребенком — все эти интерпретации, по моему мнению, затуманивают данную проблему. Что касается желания быть ребенком, мазохистские наклонности действительно могут выражаться таким образом; они могут проявляться в сновидениях фантазией о возвращении в лоно матери или «на ручки». Однако неправомерно интерпретировать такие проявления как желание вновь стать ребенком, ибо невротик столь же мало «желает» быть ребенком, как он «желает» быть беспомощным; только тревожность вынуждает его принимать эту тактику. Сновидение о превращении в младенца не является доказательством желания быть младенцем, а является выражением желания быть защищенным, чтобы не нужно было стоять на собственных ногах, чтобы не нужно было нести ответственность, — желание, которое оказывается привлекательным потому, что развилось чувство беспомощности.

До сих пор мы рассматривали мазохистские наклонности как специфический способ уменьшить тревогу, совладать с жизненными трудностями, прежде всего с опасностями или с тем, что ощущается как таковые. Однако этот путь приводит к конфликту. Начнем с того, что невротик неизменно презирает себя за слабость. Здесь обнаруживается явное отличие от обусловленного культурой паттерна беспомощности и зависимости. Например, девушка викторианской эпохи могла быть вполне удовлетворена своей зависимостью, поскольку зависимость не уменьшала ее счастья и не подрывала ее уверенность в себе. Напротив, слабость и беспомощность считались желанными женскими качествами. Для мазохиста, однако, нет какого-либо культурного образца, который придал бы престиж такому положению. К тому же невротик отнюдь не стремится к беспомощности, хотя она и дает ему ценное стратегическое средство достижения всего, что он желает, а не только скромности и зависимости, ведь даже их невротик хочет обрести лишь ради того чувства безопасности, которое таким образом обретает. Слабость является неизбежным и нежеланным результатом избранного курса. Она тем более нежеланна, что — как отмечалось ранее — опасно быть слабым среди потенциально враждебного мира. Как эта опасность, так и то неодобрение, с которым другие воспринимают его слабость, делают ее презренной в глазах невротика.

Таким образом, слабость является источником едва ли не беспрестанного раздражения или даже бессильной ярости, которая может возрастать вследствие множества повседневных событий. Как эти события, так и последующее раздражение часто лишь смутно осознаются, но человек подобного типа не забывает глубоко внутри себя отмечать, что здесь он не отстоял свое мнение, не осмелился выразить свои желания, уступил, когда хотел отказаться, слишком поздно заметил чей-то низкий поступок. Там, где он должен был проявить свою волю, он стремился к примирению и прощению, в другой раз он упустил хорошую возможность, а однажды, заболев, уклонился от трудной ситуации.

Это постоянное страдание от собственной слабости является одной из причин неразборчивого преклонения перед силой. Всякий, кто осмеливается на открытую агрессию, определенно вызывает по меньшей мере тайное преклонение, независимо от его подлинных достоинств. Человек, который осмеливается лгать или блефовать, пробуждает скрытое восхищение так же, как и тот, кто проявляет мужество ради благого дела.

Другим следствием этих внутренних проблем является рост грандиозных фантазий: в своем воображении человек мазохистского типа может говорить своему работодателю и своей жене, что он о них думает, в своих фантазиях он самый удачливый донжуан всех времен, в своих фантазиях он делает изобретения и пишет книги. Эти фантазии обладают ценностью утешения, но они также обостряют разгорающийся в душе мазохиста конфликт.

Отношения, построенные на мазохистской зависимости, изобилуют враждебностью к партнеру. Я упомяну лишь три главных источника этой враждебности. Первым являются те ожидания, которые невротик питает в отношении партнера. Сам лишенный энергии, инициативы и храбрости, он втайне ожидает получить это от партнера: заботу и помощь, избавление от риска и ответственности, уверенность, престиж и славу. В глубине души (это всегда остается глубоко вытесненным) — он готов к паразитическому существованию за счет партнера. Эти ожидания никак не могут быть выполнены, потому что ни один партнер, который хочет сохранить свою индивидуальность и свою индивидуальную жизнь, не может им соответствовать. Враждебные реакции разочарования не принимали бы тех размеров, которых обычно достигают, если бы невротик осознавал степень своих требований к партнеру; в этом случае он просто сердился бы на то, что не получает всего того, что хочет получить. Однако не в его интересах играть в открытую, и поэтому ему приходится представать в качестве невинного маленького мальчика или девочки. Данный процесс, который в реальности является эгоцентрической реакцией гнева, в его мнении искажается. Это не он проявляет эгоцентризм, не считаясь с остальными людьми в своих ожиданиях, — это его партнер пренебрегает им, одурачивает и оскорбляет. Необоснованная гневная реакция превращается в дурную разновидность морального негодования.

К тому же, хотя человек мазохистского типа ради безопасности не может отступить от своего убеждения в том, что он «ничего не значит», он, тем не менее, очень чувствителен к малейшему знаку неуважения или пренебрежения со стороны других людей и реагирует на это сильным гневом, который по многим причинам не находит непосредственного выражения. Даже если ему предлагается искреннее дружественное отношение, этой дружбе не придается существенного значения, потому что человек, который «ничего не значит» для самого себя, не может, по всей видимости, понять, что он много значит для другого. Привкус горечи в отношении к другим людям является одним из основных факторов, ответственных за обострение конфликта между потребностью в других людях и ненавистью к ним.

Третий источник враждебности скрыт более глубоко. Так как человек мазохистского типа не умеет устанавливать дистанцию между собой и своим партнером, не говоря уже об отделении, он действительно чувствует себя порабощенным. Он чувствует, что ему приходится принимать условия своего партнера, независимо от того, каковы они. Но так как он ненавидит собственную зависимость, чувствуя ее унизительность, он склонен к внутреннему протесту против любого партнера, как бы тот ни был заботлив. Он чувствует, что партнер господствует над ним, что он пойман, подобно мухе, в паучью паутину. Так как жена и муж часто имеют сходную структуру характера, порой выясняется, что они оба жалуются на невыносимое обращение со стороны партнера.

Часть порождаемой таким образом враждебности может разряжаться в случающихся время от времени взрывах негодования. В целом, однако, враждебность человека мазохистского типа к партнеру представляет постоянную, неослабевающую опасность, потому что он нуждается в партнере и боится его потерять.

При более резком росте враждебности обычно возникает тревожность. Но возрастание тревоги увеличивает в свою очередь потребность цепляться за партнера. Порочный круг замыкается, и отделение становится все более трудным и болезненным делом. Конфликт, неотъемлемо присутствующий в человеческих взаимоотношениях индивида мазохистского типа, является, таким образом, в конечном счете конфликтом между зависимостью и враждебностью.

Приведенные выше базальные наклонности мазохистской структуры характера неизбежно оказывают влияние на все сферы жизни. В той мере, в какой они развиваются, они определяют способы, которыми человек добивается осуществления своих желаний, выражает свою враждебность, избегает трудностей. Они определяют также и те способы, которыми он справляется с другими действующими в нем невротическими потребностями, такими, как потребность контролировать других людей или потребность казаться совершенным. Наконец они определяют тот тип удовлетворения, который для него доступен, и поэтому оказывают влияние на его сексуальную жизнь. Когда в последующем описании я буду обсуждать специфические мазохистские свойства в этих различных сферах, я выберу лишь немногие характерные черты, поскольку назначение данной главы — не исследовать мазохизм, а дать общее представление об основах мазохистских феноменов.

Определенные желания человека мазохистского типа могут выражаться непосредственно, хотя степень и условия, при которых это может быть произойти, различаются. Специфический мазохистский способ выражения желаний состоит, однако, в том, чтобы продемонстрировать другим людям свое ужасное положение и как велики связанные с этим потребности. Например, страховой агент, вместо того чтобы подчеркнуть ценности страховки, умоляет клиента застраховаться именно у неге, ссылаясь на то, что он крайне нуждается в комиссионных; хороший музыкант, обращаясь по поводу работы, вместо того чтобы поразить других своим мастерством, подчеркивает срочную надобность в деньгах. Более остро эта специфическая форма выражения желаний проявляется как отчаянная мольба о помощи, подразумевающая нечто вроде «помогите мне, я столь убог и несчастен», или «я безнадежно пропал, если вы мне не поможете», или «у меня кроме вас нет никого в мире, вы должны быть добры ко мне» или «я не в состоянии это сделать, значит, вы должны это сделать за меня», или «вы причинили мне столь много зла, вы ответственны за все мои несчастья — вы должны для меня что-либо сделать». На человека, к которому обращаются подобным образом, накладывают тяжкую моральную обязанность. Более отстраненный наблюдатель-психиатр мысленно отметит, что данный пациент непреднамеренно преувеличивает свои невзгоды и потребности ради стратегической цели — получить то, что он хочет. В определенной мере это суждение вполне справедливо: пациент проявляет типичную мазохистскую стратегию, добиваясь желаемого путем демонстрации своего несчастья и беспомощности.

Однако остается вопрос; почему он использует именно такую стратегию? Временами она может быть эффективна, но, как показывает большинство случаев, спустя некоторое время такая стратегия перестает оказывать воздействие, окружающие люди устают от его постоянных просьб и раньше или позже начинают воспринимать его несчастья как нечто само собой разумеющееся, а не как повод к действию. Человек мазохистского типа все еще может достичь своей цели, если он усиливает свои настойчивые просьбы, например угрозами совершить самоубийство, но и они со временем перестают действовать. Поэтому мы не можем рассматривать его поведение просто как стратегию. Чтобы более полно его понять, мы должны осознать: человек мазохистского типа глубоко убежден (сознательно или бессознательно), что мир вокруг него безжалостен и завистлив, что в нем нет искренней доброты. Поэтому он полагает, что лишь оказывая сильное давление на других людей, он может получить то, чего хочет. Кроме того, в глубине души он считает, что не вправе требовать чего-либо для себя, и поэтому нуждается в каком-то обосновании своих желаний. В столь затруднительном положении единственное решение заключается в использовании постоянно переживаемых им беспомощности и страдания как средства оправдать свои требования. Не сознавая этого, мазохист все более впадает в глубокое чувство безотрадности и беспомощности, а затем субъективно ощущает право требовать помощи. Осуществляется ли это более или менее дружелюбно или задиристо, зависит от многих факторов, но в принципе элементы в этом «мазохистском крике о помощи», по-видимому, всегда одинаковы.

Способы выражения враждебности различаются в зависимости от структуры личности. Тот тип, основополагающая потребность которого — казаться совершенным, стремится терзать и причинять боль другим людям своим моральным или интеллектуальным превосходством и своей непогрешимостью. Специфически мазохистский способ выражения враждебности заключается в страдании, беспомощности, демонстрации принесенных жертв или понесенного ущерба, человек буквально разваливается на куски — антропологам известно такое явление, как самоубийство на пороге дома обидчика. Враждебность может проявляться также в жестоких фантазиях, в вообразимых унижениях, которые он хотел бы обрушить на головы людей, нанесших, по его мнению, ему оскорбление.

Враждебность человека мазохистского типа не является только защитной. Она часто носит садистский характер. Человек проявляет садизм, получая удовлетворение от своей власти делать других беспомощными или заставлять их страдать. Садистский импульс проистекает из мстительности слабого и притесняемого индивида, раба, который жаждет почувствовать, что он тоже может заставить других людей исполнять свои желания, склониться под гнетом той боли, которую он им причиняет. Человек мазохистского типа в своей базальной структуре обладает всеми предпосылками, которые способствуют развитию садистских наклонностей в определенном выше смысле: он слаб, унижен и угнетен или считает себя таковым и в глубине души возлагает на других ответственность за свои страдания.

Здесь имеет место небольшое теоретическое расхождение. Фрейд всегда постулировал взаимосвязь между садистскими и мазохистскими наклонностями. Первоначально он рассматривал мазохизм как обращенный внутрь садизм, утверждая таким образом, что первичное удовлетворение заключается в причинении страдания другим и что лишь вторичным образом данный импульс может быть обращен на самого себя. Более поздняя точка зрения Фрейда на мазохизм по сути не противоречит этому убеждению, ибо если мазохизм рассматривается как слияние сексуального и деструктивного влечений, его клинические проявления — а это и есть то, что нас здесь интересует, — остаются обращением садистских импульсов вместо внешнего мира на самого себя. Однако в новой теории умозрительно отстаивается и возможность того, что мазохизм тем не менее имеет более раннее происхождение, чем садизм (первичный мазохизм). Не соглашаясь с теоретическим обоснованием этого последнего предположения, я все же согласна с ним с клинический точки зрения. Базальная мазохистская структура — плодородная почва для садистских наклонностей. Однако я бы не спешила с обобщениями, поскольку садистские наклонности отнюдь не характерны для одного лишь мазохистского типа. Они могут развиться у любого индивида, который слаб и угнетен, — в том числе по причинам, отличным от невротических.

Разумеется, само по себе избегание трудностей не является мазохистским. Специфически мазохистские элементы обнаруживаются в том, что именно индивид воспринимает как затруднение, и, в частности, в выбираемых им путях ухода от проблем. Вследствие навязчивой скромности и зависимости со всеми вытекающими последствиями кротовые кочки часто кажутся ему горами, особенно когда он собирается сделать что-либо для себя или сталкивается лицом к лицу с ответственностью и риском. Некоторые типы могут просто избегать любого усилия и реагируют, например, смертельной усталостью на одну лишь перспективу большего, чем обычно, усилия, будь то рождественские закупки или переезд. Типичной реакцией человека мазохистского типа на трудности является немедленный отклик: «я не могу», иногда облеченный в форму страха, что необходимое усилие причинит ему вред.

Характерный для него способ избегания трудностей — откладывание на потом, и в особенности болезнь. Трепеща в ожидании неприятного и пугающего события, например экзамена или спора с работодателем, мазохист может заболеть или, по крайней мере захотеть, чтобы с ним произошел несчастный случай. Когда необходимо пойти к врачу или выполнить определенные связанные с бизнесом дела, он их откладывает, выбрасывает существующие проблемы из головы. Например, следует выправить сложную семейную ситуацию. Если бы он задумался и стал активно ее обсуждать, то увидел бы пути решения и избавился бы от проблемы. Вместо этого он никогда и не пытается разобраться в существующем затруднении; он питает неясную и смутную надежду, что в свое время все утрясется само собой, и в результате ощущает нависшую над ним серьезную угрозу. Уклонение от всех трудностей увеличивает и чувство беспомощности и подлинную слабость, потому что человек утрачивает ту силу, которую приобрел бы, борясь с трудностями.

Базальная мазохистская структура определяет также те способы, какими индивид справляется с другими невротическими наклонностями, которые могут сочетаться с присущими ему мазохистскими. Отмечу вкратце некоторые возможные взаимосвязи.

Мазохистская структура, как уже указывалось, не может рассматриваться отдельно от наклонностей к преувеличенным представлениям о себе. Эти представления входят в структуру, выступающую главным образом как средство избавления от презрения к самому себе. Обычно они остаются целиком в фантазии, поглощая большую часть времени и энергии.

Иную картину, однако, мы наблюдаем, когда наряду с этим развивается и невротическое честолюбие, которое делает невыносимым отсутствие в действительности великих и уникальных свершений. В этом случае имеет место острая дилемма, потому что честолюбие побуждает индивида стремиться к успеху, тогда как потребность быть скромным заставляет успеха опасаться. Специфически мазохистский способ совладать с этой ситуацией — перекладывание вины за отсутствие достижений на других людей или обстоятельства, а также поиск алиби в болезни или в мнимых недостатках. Женщина может считать причиной неудачи тот факт, что она женщина. Или же творческая работа остается неисполненной из-за будничных треволнений. Девушка, мечтающая стать великой актрисой, но боящаяся вступить на актерский путь, объясняет нежелание появиться на сцене своим чересчур маленьким ростом. Другая женщина приписывала неудачу своей сценической карьеры проискам завистников. Многие приписывают свои неудачи бедности семьи, или друзьям и родственникам, которые вмешиваются в их планы или же, наоборот, не оказывают им должной поддержки.

Пациенты такого типа могут питать желание приобрести хроническое заболевание, к примеру, туберкулез. Обычно они не осознают, что перспектива заболеть имеет для них некую привлекательность. Но трудно избежать этого заключения, когда видишь, как человек с жадностью хватается за малейшую возможность заболевания: усиленное сердцебиение вызывает в его воображении уверенность в болезни сердца, частое мочеиспускание означает диабет, а рези в желудке убеждают в необходимости оперироваться по поводу аппендицита. Интерес к своему здоровью часто является одним из элементов, присутствующих в ипохондрических страхах, причем эти страхи в таком случае оказываются реакцией на перспективу заболевания, столь ярко представленную в воображении. Поскольку такой человек заинтересован в болезни, его почти невозможно убедить в том, что с его сердцем, легкими, желудком ничего не случилось. Как знает каждый врач по своему опыту, такой пациент может, несмотря на свои страхи, негодовать, если слышит, что с ним все в порядке. Нет надобности упоминать, что это не всеобъемлющее объяснение ипохондрических страхов, но лишь один из факторов, которые могут в них действовать.

Наконец, сами невротические расстройства могут использоваться в качестве алиби, и это тоже затрудняет излечение. Человек такого типа чувствует, что в случае излечения он утратит последнее оправдание тому, что не подвергает свои способности испытанию реальной работой. Он боится испытания по нескольким причинам. Одна из них заключается в том, что вследствие своей склонности к самоуничижению он действительно сомневается в том, что может хоть чего-нибудь в жизни достичь; попытка добиться успеха сопряжена с необходимостью «высунуться»; он также смутно осознает, что перспектива реальной работы и успеха для него непривлекательна. По сравнению с великими целями, которые без какого-либо усилия достижимы в фантазии, в работе, требующей многих тяжелых и постоянных усилий, слишком мало привлекательного. Поэтому такой человек предпочтет осуществлять свои амбиции лишь в фантазии и сохранять свои невротические затруднения в качестве алиби. В психоанализе это часто интерпретируется как нежелание благополучия вследствие, например, потребности в наказании. Такая интерпретация непригодна. Пациент может почувствовать временное улучшение, если находится в санатории или на курорте, где избавлен от ответственности, от всех обязанностей или ожиданий со стороны других людей или самого себя. Вернее было бы сказать, что эти пациенты, хотя и желают благополучия, тем не менее избегают его в той мере, в какой благополучие означает принятие активной позиции по отношению к жизни и утрату возможности оправдать отказ от активного осуществления хотя бы некоторых из своих честолюбивых стремлений.

Мазохистские наклонности могут также сочетаться с императивной потребностью во власти и контроле. Я скажу об этом кратко, ибо общеизвестно, что человек мазохистского типа осуществляет контроль посредством самого своего страдания и беспомощности. Его семья и друзья могут уступать его желаниям, потому что опасаются, что, если они не сделают этого, последует то или иное расстройство: отчаяние, депрессия, беспомощность, функциональные нарушения и т. п. Следует добавить, однако, что родственники обычно воспринимают поведение такого человека как чистой воды стратегию. Заслугой Альфреда Адлера было указание на важность бессознательных стратегических маневров, но к числу его поверхностных суждений следует отнести уверенность, будто такого объяснения достаточно. Необходимо понимать всю структуру в целом, чтобы разобраться, почему для невротика необходимо достижение, определенной цели и почему лишь определенные способы ее достижения ему доступны.

Последним упомянем сочетание мазохистских наклонностей с императивной потребностью казаться совершенным. Фрейд полагает, что самообвинения, связанна с этой потребностью, коренятся в мазохистском подчинении карающей силе Сверх-Я. Как я уже показывала, эти наклонности не являются сами по себе мазохистскими, а определяются другими факторами в структуре характера. Однако они могут возникать у человека с преобладающими мазохистскими наклонностями и в этом случае выступают не просто как самообвинения, а выглядят как желание погрязнуть в чувствах вины и как стремление страдать во имя искупления. Неневротическое обращение с чувством вины заключается в том, что человек прямо смотрит в лицо своим недостаткам и пытается их преодолеть. Это требует, однако, высокой внутренней активности, которая чужда мазохистскому типу.

Разумеется, в попытках достичь искупления через страдание человек мазохистского типа следует культурной схеме. Умиротворение богов жертвой — широко распространенный религиозный образец поведения. В нашей культуре имеет место христианское верование в страдание как средство искупления; в соответствии с уголовным правом страдание является наказанием за правонарушение; да и педагогика лишь недавно отказалась от этого принципа. Человек мазохистского типа использует такие паттерны поведения, потому что они соответствуют его структуре. Поразительно, что его готовность принять страдание в качестве наказания или бичевать себя упреками абсолютно бесполезна; причина этого в том, что его готовность принять наказание не связана с подлинным чувством вины, а служит его навязчивой потребности казаться совершенным и является, в конечном счете, попыткой восстановить образ своего совершенства.

Наконец, базальная мазохистская структура определяет и то, какого рода удовлетворение достигается на ее основе. Приносящие удовлетворение мазохистские переживания могут быть сексуальными или несексуальными; первые состоят в мазохистских фантазиях и перверсиях, вторые — в погружении в невзгоды и собственную никчемность.

Чтобы понять загадочный факт, что страдание может вызывать удовлетворение, мы должны вначале осознать, что почти все способы, которые в ином случае обеспечивают удовлетворение, для человека мазохистского типа закрыты. Обычно он полностью избегает любой конструктивной самоутверждающей деятельности, а если все же отваживается на нее, то развивается тревога, достаточно интенсивная для того, чтобы отравить удовольствие, которое в ином случае можно было бы получить от этой деятельности. Таким образом, возможность приносящих удовлетворение переживаний исключена не только при какой-либо руководящей и творческой работе, но и вообще при любой независимой работе или просто при последовательном осуществлении целенаправленных усилий. Кроме того, вследствие потребности в самоуничижении здесь невозможно наслаждение от признания или успеха. Наконец, человек мазохистского типа не способен сознательно направлять свою энергию на службу делу. Хотя он вынужден опираться на «партнера» или на группу, потому что не может стоять на собственных ногах, он слишком полон тревожных опасений, чрезмерно недоверчив и эгоцентричен, чтобы добровольно и искренне отдавать себя чему-либо или кому-либо.

Его неспособность проявлять активные и спонтанные нежные чувства к людям, равно как и его неспособность уступать, наносит серьезный ущерб его любовной жизни. Другие люди незаменимы для него в смысле осуществления определенных потребностей, но сам он не в состоянии питать к ним спонтанные чувства, помнить об их интересах, их потребностях, их счастье и развитии; он может отдаваться любви к другим людям не более, чем может отдаваться делу. Таким образом, удовлетворение, которое дивном случае он получил бы от любви и сексуальности, также исковеркано.

В результате сфера доступного удовлетворения крайне ограниченна. Фактически удовлетворение может быть достигнуто лишь теми же способами, которыми обеспечивается безопасность. Эти способы, как мы уже видели, связаны с зависимостью и незаметностью. Но здесь мы сталкиваемся с проблемой, потому что сами по себе зависимость и незаметность не приносят удовлетворения. Наблюдения показывают, что удовлетворение испытывается, когда эти установки доходят до крайности. В сексуальной мазохистской фантазии или перверсии человек мазохистского типа не просто зависит от партнера, но является глиной в его руках, подвергается насилию, обидам и мучениям. Сходным образом незаметность может приносить ему удовлетворение, если она доходит до таких крайних проявлений, как полная растворенность в «любви» или самопожертвовании, утрата своей идентичности, утрата индивидуальности, тотальное самоосуждение.

Почему в поисках удовлетворения необходимо доходить до таких крайностей? Зависимость от партнера, хотя и является жизненно важной для человека мазохистского типа, не может приносить значительного удовлетворения, потому что сопряжена с конфликтами и болезненными переживаниями. Чтобы устранить распространенное заблуждение, позвольте мне еще раз со всей определенностью заявить, что не бывает тайного желания или наслаждения от конфликтов или болезненных переживаний — для человека мазохистского типа они неизбежны и при этом столь же болезненны, как и для всякого другого. Переживания, делающие мазохистские взаимоотношения исполненными страдания, уже упоминались при обсуждении базальной структуры. Повторю некоторые из них: человек мазохистского типа презирает себя за свою зависимость; вследствие чрезмерных ожиданий от своего партнера он склонен к разочарованию и мстительности; он часто ощущает несправедливое отношение к себе.

Поэтому от таких взаимоотношений удовлетворение может быть получено лишь путем устранения конфликтов и приглушения боли. Конфликты можно устранить, а душевную боль успокоить различными способами. В общих словах, конфликт мазохистской личности по поводу зависимости — это конфликт между слабостью и силой, между поглощением и самоутверждением, между презрением к себе и гордостью. Особым способом разрешения этого конфликта является отказ — в перверсиях и фантазиях — от своего стремления к силе, гордости, достоинству, самоуважению и полное подчинение стремлению к слабости и зависимости. Становясь таким образом беспомощным инструментом в руках партнера, погружаясь в самоуничижение, он может испытывать приносящее удовлетворение сексуальное переживание. Специфически мазохистским способом успокоения душевных страданий является усиление их и полное им подчинение. У погрязшего в унижении человека боль презрения к себе превращается в наркотик, в приносящее удовлетворение переживание.

То, что невыносимая боль может быть смягчена и обращена в нечто приятное путем погружения в страдания, доказывается многими наблюдениями. Пациент, способный к хорошему самонаблюдению, спонтанно подтверждает этот факт. Он может воспринять пренебрежение к себе, упрек, неудачу как просто нечто неприятное, но затем погрузиться в чувство крайнего несчастья. Он смутно осознает, что преувеличивает и что может вытащить себя из беды, но в глубине души также знает, что ему не хочется этого делать, потому что в этой поглощенности горем есть неотразимое очарование. Когда мазохистские наклонности сочетаются с навязчивой потребностью казаться совершенным, человек сходным образом реагирует на свое несоответствие образцу совершенства. Осознание ошибки обычно бывает болезненным, но, усиливая это чувство и погружаясь в самообвинения и сознание собственной никчемности, человек мазохистского типа может превратить свою боль в наркотик и насладиться оргией самоуничижения. Это будет несексуальным мазохистским удовлетворением.

Как же можно ослабить боль посредством ее усиления? Принцип я описала ранее и дословно процитирую здесь его формулировку. Говоря о добровольном, по видимости, увеличении страдания, я сказала: «В таком страдании нет каких-либо явных преимуществ, которых можно достичь, нет, аудитории, на которую можно произвести впечатление, с его помощью нельзя завоевать сочувствие или достичь тайного торжества, навязывая другим свою волю». Тем не менее, оно дает выгоду невротику, хотя и иного рода. Потерпеть неудачу в любви, иметь поражение в соперничестве, быть вынужденным признать свою явную слабость или свой недостаток невыносимо для человека, имеющего столь высокое представление о своей уникальности. Таким образом, когда в собственных глазах он падает до предела, категории успеха и неудачи, превосходства и неполноценности перестают существовать; посредством преувеличения боли, через растворение во всепоглощающем чувстве несчастья и никчемности обостренное переживание отчасти утрачивает свою реальность, его рана перестает на время ныть, наркотизируется. В этом процессе действует диалектический принцип, содержащий ту философскую истину, что в определенный момент количество переходит в качество. Конкретно это означает, что, хотя страдание болезненно, уход в чрезмерное страдание может служить «опиумом против боли».

Удовлетворение, достигаемое подобным образом, состоит в отказе от себя, в растворении в чем-либо. Я не знаю, возможен ли здесь дальнейший анализ. Мы можем, однако, лишить это переживание присущей ему загадочности, соотнеся его со схожими, такими, как сексуальная безудержность, религиозный экстаз, растворение в некоем великом чувстве, вызывается ли оно природой, музыкой или энтузиазмом по тому или иному поводу. Ницше называет эту наклонность дионисийской и считает, что она является одной из базальных человеческих возможностей удовлетворения. Рут Бенедикт и другие антропологи показали, что этот механизм действует во многих культурных паттернах. То, что у человека мазохистского типа он предстает в форме растворения в зависимости, страдании и самоуничижении, обусловлено его базальной структурой, которая не позволяет ему какой-либо иной формы удовлетворения.

Возвращаясь к поднятому в начале главы вопросу — является ли мазохизм особым видом сексуального влечения, можно ли его определить как поиск удовлетворения вообще и как поиск удовлетворения в страдании в частности, — я прихожу к выводу, что все эти влечения представляют собой лишь определенный аспект данного феномена, а не его суть. Суть его заключается в попытке запуганного и изолированного индивида справиться с жизнью и ее опасностями, становясь зависимым и неприметным. Структура характера, образующаяся вследствие этих базальных стремлений, определяет способы, с помощью которых отстаиваются желания, выражается враждебность, оправдываются неудачи и благодаря которым удается справиться с другими одновременно существующими невротическими наклонностями. Эта структура определяет также вид удовлетворения, к которому стремится данный человек, и путь, которым его можно достичь. Особое сексуальное удовлетворение в мазохистских перверсиях и фантазиях равным образом определяется базальной структурой. Сформулируем проблему полемически: мазохистская перверсия отнюдь не объясняет мазохистский характер, однако характер объясняет перверсию. Человек мазохистского типа в столь же малой степени наслаждается страданием, как и другие люди, но его страдание проистекает из структуры его характера. Удовлетворение, которого он порой достигает, заключается не в страдании, а в экстатическом погружении в невзгоды и самоунижение.

Поэтому задача терапии заключается в распутывании базальных мазохистских тенденций характера, исследовании их во всех их разветвлениях и выявлении их конфликтов с противоположными наклонностями.