Исследования обыденных представлений о способностях
Первоначально атрибуция «способности-неспособности» исследовалась в связи с мотивацией достижений. Предполагалось, что лица, мотивированные надеждой на успех, ощущают себя более одаренными и способными, чем лица с мотивацией «боязнь неудачи». Такой вывод следует из результатов исследования Майера [8].
В исследовании X. Хекхаузена [9] выявлено, что это суждение справедливо лишь в отношении общих способностей. Что касается конкретных заданий, то различий между группами людей, по-разному мотивированных, нет. Сам Хекхаузен полагал, что представление о своих способностях входит в состав личностной диспозиции – мотивации достижений в качестве одного из ее элементов. Что касается связи представлений о способностях и объективных достижениях, то здесь данные весьма противоречивы. Школьники, по данным Бруковера и др. [10], адекватнее оценивают свои способности к отдельным учебным предметам, чем общие способности.
Если предположить, что оценка результатов деятельности опосредует представление о способностях, то точнее всего будут оцениваться специальные способности. Чем более общими являются способности, тем больший уровень рефлексии и абстрагирования необходим субъекту для их оценки.
Можно предположить, что лица с высоким уровнем интеллектуального развития будут адекватнее оценивать свои общие способности, чем лица с низким уровнем интеллектуального развития, а взрослые – адекватнее, чем дети.
В рамках второго направления исследователи выявили различия между «статичным» и «динамичным» пониманием способности.
Йопт и Шпрут [11] установили, что студенты, слушавшие углубленный курс математики и обладавшие статичным пониманием способности, считали этот предмет более сложным, чем их коллеги, понимавшие способность как свойство развивающееся и зависящее от обучения.
Особенно широко представлены в литературе исследования третьего направления. Большинство исследователей, в частности Р. Мейли [12], показали, что, оценивая способность другого человека, люди опираются на глобальное впечатление об его уме.
Основные данные получены в области педагогической психологии: многочисленные исследования (В. Н. Дружинин, А. Н. Воронин, Л. И. Золотарева и другие) показывают, что учителя в своих оценках учеников опираются на морально-мотивационные параметры, а не на способности. Дифференциация учеников по субъективным конструктам не совпадает с дифференциацией по данным психодиагностического обследования.
Аналогичные результаты получены при исследовании оценивания школьниками друг друга.
В частности, в исследовании, проведенном моей аспиранткой Е. Ю. Самсоновой, была предпринята попытка выявить структуру обыденных представлений о способностях и степень адекватности оценки способностей одного человека другим. С помощью психодиагностических методов изучались представления об общих умственных способностях старшеклассников математической школы и студентов-психологов. Способности диагностировались с помощью «Краткого ориентировочного теста», который представляет собой упрощенный вариант теста структуры способностей. На конечном этапе результаты психодиагностического исследования сопоставлялись с психосемантическими данными оценки способностей испытуемыми.
Особенности структуры представлений о способностях оказались связанными с содержанием их познавательной деятельности.
У испытуемых-школьников в психосемантическом пространстве выявилось два фактора: основной – «математические способности» и второй – «гуманитарные способности». Такого разделения факторов в групповом семантическом пространстве студентов нет.
Индивидуальные семантические пространства во многом совпали с групповыми: у всех испытуемых выделился один основной фактор, хотя содержание его у различных индивидов разное.
Студенты-психологи более адекватно используют семантические конструкты при оценке познавательных способностей других людей: конструкты, обозначающие отдельные способности, коррелируют с соответствующими факторами теста КОТ («Анализ и синтез», «Скорость умственной работы», «Осведомленность», «Числовые способности», «Логика»).
Школьники неадекватно используют конструкты для оценки способностей (школьная грамотность и пространственные способности).
Подтверждается гипотеза о том, что уровень рефлексии и когнитивный опыт индивида определяет адекватность оценки общих способностей.
К четвертой группе исследований относятся работы Стернберга [13], который изучает обыденные концепции интеллекта. Он полагает, что психолог должен интересоваться не только эксплицитными (научными), но и имплицитными теориями интеллекта, так как оценка развития интеллекта в деятельности основывается не на эксплицитных, а на имплицитных теориях. Его интересует обыденное понимание интеллекта.
В частности, Стернберг и его сотрудники исследовали концепции интеллекта у взрослых американцев. На трамвайных остановках, на вокзалах, в библиотеках и супермаркетах случайных людей просили назвать основные характеристики интеллекта (академического и повседневного) или оценить свой собственный интеллект.
В другом исследовании людей, выбранных случайно по телефонной книге, просили оценить интеллект вымышленных людей, психологические портреты которых составлялись из признаков, полученных в первом исследовании.
Исследователи выделили несколько обыденных концепций («прототипов») интеллекта у разных групп людей. Общее ядро этих концепций составляет «фактор решения проблем» и, кроме того, фактор вербальной способности, социальной компетентности и мотивации.
Японские психологи Азума и Кашиваги [14] в 1987 году провели аналогичное исследование и сопоставили свои результаты с данными Стернберга. Они предложили студентам и студенткам колледжа, а также их матерям представить знакомого им умного человека и оценить 67 описаний личности на предмет соответствия их умному или глупому человеку. Социальная компетентность ассоциировалась с высоким интеллектом (особенно если речь шла об умной женщине). Таким образом, оказалось, что для японцев более значим фактор социальной компетенции, для американцев – фактор решения проблем.
Субъективная парадигма в исследовании способностей…Как мы уже отметили, работы Стернберга касаются взрослых людей. Но множество исследований посвящено возрастным, а также половозрастным различиям представлений об интеллекте.
В частности, финский психолог А. Варнанен [15] в 1993 году просил случайно взятых взрослых людей представить знакомого им умного человека и перечислить его черты, а также назвать пол и возраст этого человека. Испытуемые чаще характеризовали как умного человека своего возраста.
Финские психологи исследовали также представления об уме у финских школьников в возрасте 7-12 лет. Детей просили нарисовать умного и обычного человека. В результате оказалось, что типичный умный человек – это взрослый мужчина академической профессии (ученый, инженер, преподаватель и т. д.). В другом исследовании этих же авторов характеристики умных взрослых и умных детей, полученные в предварительном опросе, оценивались взрослыми. В инструкции предлагалось представить себе знакомого умного взрослого (или ребенка) и оценить предложенные характеристики по пятибалльной шкале: соответствуют или не соответствуют они умному человеку.
Получены следующие любопытные результаты.
Факторы:
Умный взрослый:
1) навыки общения (23%);
2) навыки решения проблем (9%);
3) навыки влияния (5%);
4) предусмотрительность (5%);
5) образованность, опытность (4%).
Умный ребенок:
1) навыки решения проблем (21%);
2) школьная успеваемость (7%);
3) навыки общения (5%);
4) образованность (5%);
5) демонстративность и неустрашимость (4%).
Нетрудно заметить, что финны, как и японцы, большее значение уделяют социальной компетенции в оценке ума взрослых, чем американцы (по данным Стернберга). Так же как и японцы, финны чаще приписывают навыки общения и социального влияния умным женщинам, чем умным мужчинам. И, аналогичным образом, для умного мужчины оказался важнее фактор решения проблем.
Мужчины оказались более склонны выбирать в качестве умного человека представителя своего пола.
Родители и учителя полагают, что мальчики обладают навыками решения проблем и более образованны, а умные девочки по оценкам родителей более демонстративны и неустрашимы.
Женщины приписывают умному ребенку больше интеллектуальных качеств, чем мужчины.
Главным интеллектуальным признаком ребенка родители считают школьную успеваемость, между тем как учителя полагают, что не меньшую роль играют навыки решения проблем.
Аналогичное исследование провела сотрудница Института психологии РАН Н.Л.Смирнова [16] под руководством К. А. Абульхановой-Славской. Их интересовали образы интеллектуальной личности у русских людей. Смирнова предложила психологам-профессионалам описать интеллектуальную личность. Психологи описывали умного человека в терминах когнитивных особенностей (логично рассуждает, быстро обучается и т. д.), а также в терминах взаимоотношений с другими людьми (умение выслушать, интеллигентность и т. д.).
В исследованиях американских, западноевропейских, японских и русских ученых выявились как бы две составляющие описания умного человека: предметный (проблемный) интеллект и социальный интеллект. Результаты этих исследований получены путем фиксации актуальных, декларируемых испытуемым признаков умного человека или же с помощью изучения оценок признаков умного человека, навязанных испытуемому экспериментатором.
В психосемантике давно различают актуальные и потенциальные, декларируемые и реально используемые конструкты.
Поскольку психолога-исследователя в большей мере интересуют скрытые (имплицитные) обыденные модели интеллекта, то результаты указанных исследований мало чем могут ему помочь. Стернберг ставит знак равенства между обыденной и имплицитной теорией интеллекта (и соответственно между эксплицитной и научной).
Однако имплицитная теория может быть обыденной, то есть может принадлежать обыденному сознанию группы или индивида, а обыденная, в свою очередь, декларироваться. Равно как и научная теория может быть имплицитной, то есть может быть «личностным знанием» исследователя (по Л. Полани) или его «тематической предпосылкой» (по Д. Холтону).
Исследователи, пользуясь только положительными характеристиками, теряют «отрицательные» дескрипторы, которые могут быть столь же важны для описания умного человека.
Особо следует остановиться на смешении актуальных навязанных испытуемому исследователем конструктов. В первой части исследования Стернберга выявляются актуальные признаки, которые порождают сами испытуемые, а во второй части эти признаки выступают как заданные («навязанные конструкты»). Поэтому просто невозможно проконтролировать полноту или избыточность списка.
По этим причинам мной и моей аспиранткой Самсоновой проведено исследование, программу и результаты которого предлагаю вниманию читателей.
