Книга: Психология сознания
Назад: Глава 2 Исторические основы науки о сознании
Дальше: Часть вторая Основные области науки о сознании

Глава 3 Концептуальные основы науки о сознании

Введение
Как описывать субъективную реальность сознания?
Понятия, описывающие отсутствие сознания
Альтернативные определения понятия «сознание»
и их использование
Выводы
Вопросы для обсуждения
Введение
Всем без исключения отраслям науки нужен собственный словарь, набор систематизированно организованных, связанных друг с другом понятий, описывающих флору и фауну в соответствующих частях реальности. В этой главе мы попытаемся понять, как современная наука о сознании должна описывать свои объекты изучения, и прежде всего почему было так трудно прийти к пониманию того, что именно описывает термин «сознание». Если сознание – это не то же самое, что поведение, восприятие или обработка информации, тогда традиционных понятий, существующих в психологии и в когнитивной психологии, для науки о сознании недостаточно и последняя остро нуждается в новом словаре.
Как описывать субъективную реальность сознания?
Наука – это попытка построить такие модели мира, которые точно отражают реальность и помогают нам, людям, систематизировать и понять, какие явления происходят в мире, как они организованы и связаны друг с другом и как «работают». Похоже, что реальность в целом организована по иерархическому принципу и представляет собой целое, состоящее из множества взаимосвязанных слоев. Следовательно, мы имеем разные понятийные системы – разные отрасли науки, – специализирующиеся в изучении конкретных слоев окружающей нас реальности. Существует чисто физический мир, изучаемый физикой, мир химических элементов и соединений, изучаемый химией, биологический мир живых организмов, являющийся предметом изучения биологии, нейронный мир мозга, изучаемый нейробиологией, и, наконец, психологическая реальность, которую изучает психология.
Наука о сознании изучает реальность нашей осознанной жизни – нашу психологическую жизнь как поток субъективных переживаний, а это значит, что нам нужна понятийная модель, описывающая эту реальность. Наука может быть понятной лишь настолько, насколько понятны базовые понятия и определения, относящиеся к базовым явлениям изучаемой ею реальности, которые она может предложить. Понятие «сознание» имеет славу неопределенного и неоднозначного. Существует много разных применений и определений понятия «сознание», особенно в разговорном языке. К несчастью, подобная понятийная путаница доминировала и в научном изучении сознания, во всяком случае – на его начальной стадии.
Однако сегодня, после того как современное научное изучение сознания приложило некоторые усилия для определения того, что же такое сознание на самом деле, стало возможным охарактеризовать базовые понятия, необходимые для четкого и недвусмысленного описания сознания. Разумеется, не все работающие в этой новой отрасли науки будут полностью согласны с теми определениями и характеристиками сознания, которые представлены в этой книге. Только время покажет, выживут ли в конце концов эти определения в качестве базового словаря науки о сознании. Во всяком случае, на данном этапе представленные ниже понятия образуют самую основу науки о сознании.
Феноменальное сознание: фундаментальная форма субъективности
Понятие «феноменальное сознание» отсылает к субъективному опыту как таковому. Быть феноменальным – значит быть переживаемым, а быть переживаемым – значит быть включенным в субъективную психологическую реальность. Присутствовать в психологической реальности – значит быть чем-то таким, чье существование организм может почувствовать или ощутить. Феноменальность – это свойство, одно лишь существование которого ощущается как нечто. Но нельзя сказать, что феноменальность – это одно, а чувство – другое; скорее факт существования феноменального события устанавливается по тому, как оно ощущается. Быть феноменальным – значит существовать так, как переживаешься. Уберите переживание феноменальности, и вы уберете саму феноменальность. Существование феноменального свойства определяет, что значит быть субъектом, в психологической реальности которого это свойство проявляется.
Феноменальное сознание в целом содержит все субъективные переживания, или «чувства», которые мы испытываем в любой момент времени. Феноменальное сознание можно представить себе (во всяком случае, метафорически) как широкое поле или сферу переживаний, одновременно присутствующих в потоке сознания одного и того же человека. Оно включает ощущение света и темноты, цветов и звуков, телесные ощущения, эмоции, желания и «хотения», внутренние ментальные образы и внутреннюю речь, проходящие через наш внутренний мир. Все это вместе взятое приносит нам, по крайней мере когда мы находимся в нормальном состоянии бодрствования, целый динамичный чувственный мир, в центре которого находимся мы сами, прочно связанные с образом нашего тела. Таким образом, типичное глобальное содержание феноменального сознания приобретает форму встроенной в мир личности, с ее мыслями и образами и с собственным взглядом на окружающий мир.
Квалиа
Феноменальность – это переживание, а переживание по определению чувствуется как что-то. Как именно чувствуется переживание, определяется его качеством, квалиа. Простые ощущения рассматривались как самые отчетливые примеры истинных качеств переживания. Наше феноменальное сознание изобилует разными феноменальными качествами: синий, зеленый, красный; темный и светлый, боль и зуд, соленость и «сладкость». Одну из лучших характеристик дал этому факту философ Леопольд Штубенберг в своей книге, посвященной квалиа (Stubenberg, 1998):
...
В каждый момент бодрствования и сна мы погружены в море красок, звуков, запахов, вкусовых ощущений, боли, легких прикосновений и тому подобного. На протяжении жизни мы подвергаемся воздействию непрерывного шквала таких качеств. В каждый момент времени нам противостоит изобилие этих качеств. Ничто не кажется мне более очевидным. Ничто не кажется мне более таинственным (Stubenberg, 1998, р. 18).
Благодаря этому факту я становлюсь тем, кто я есть… Насколько мне известно, без моих квалиа я мертв (Ibid, р. 24).
В частности, философы используют понятие «квалиа» (единственное число – квале) для обозначения феноменального сознания в его простейшей, базовой форме. Наука может объяснить другие аспекты психической деятельности, возможно, даже другие аспекты сознания, но, похоже, что квалиа не подлежат физическому объяснению. А если нельзя объяснить квалиа, то нельзя объяснить и феноменальное сознание, ибо оно – не что иное, как система «мозг-душа», в которой находятся квалиа. Или, возможно, что оно – глобальная организованная система, состоящая из квалиа. В любом случае, если нет квалиа, не может быть никакого феноменального сознания, а если нет феноменального сознания, не может быть ничего похожего на биологическую систему. Без квалиа у организма нет никакой жизни – он мертв изнутри, ментально пуст, лишен субъективного потока внутренней психологической жизни. Следовательно, воды субъективного потока психологической жизни состоят из квалиа и текут в разных организованных паттернах, образующих наш личный, персональный мир, в котором мы живем. Существуя как субъективные живые существа, мы, на самом деле погружены в море эмпирических качеств.
Интенсивность качеств переживаний бывает разной: звук, цвет или прикосновение могут быть едва различимыми и чрезвычайно сильными. Они также имеют определенное место в нашем перцептивном мире: звуки, цвета, прикосновения и другие качества ощущаются в конкретных местах перцептивного мира. Они также имеют продолжительность: они возникают в сознании в какой-то момент, задерживаются на какое-то время, а затем исчезают из сознания. Поэтому складывается впечатление, что феноменальность состоит из качеств, появляющихся в какой-то точке перцептивного пространства и времени и демонстрирующих определенную интенсивность, или силу.
Состояние «быть в сознании» и специфическое содержание сознания
Быть в сознании – значит быть в таком состоянии, когда возможны субъективные переживания (рис. 3.1), когда феноменальные «поля», или квалиа, проявляются в системе «психика-мозг» организма. Быть без сознания – это значит находиться в таком состоянии, когда какие-либо субъективные переживания невозможны (рис. 3.2).
Рис. 3.1. Сознание «включено»
Сознание как состояние делает возможными различные субъективные переживания. Метафорически оно может быть обозначено как состояние, при котором «включены» внутренние феноменальные источники квалиа.
Рис. 3.2. Сознание «выключено»
Бессознательное состояние – это такое состояние, которое «отключает» все субъективные переживания. Метафорически оно может быть обозначено как состояние, при котором внутренние феноменальные источники квалиа «отключены» и сознание временно отсутствует.
Сознание, понимаемое как состояние, не следует путать с конкретным содержанием сознания. Состояние, делающее возможными субъективные переживания, само по себе не является чем-то таким, что мы переживаем, оно скорее представляет собой фоновый уровень системы «психика-мозг», который лишь делает возможными феноменальные переживания.
Разумеется, состоянию «быть в сознании» противоположно состояние «быть без сознания». Когда абсолютно никакого содержания феноменального сознания не может появиться в нашей субъективной психологической реальности, когда феноменальное сознание полностью отсутствует, мы находимся в бессознательном состоянии. Бессознательное состояние не является переживанием субъективного психологического вакуума или переживанием черного феноменального пространства, лишенного какого бы то ни было содержания, – это полное отсутствие каких бы то ни было переживаний, включая переживание пустоты или черноты. Когда мы находимся в бессознательном состоянии, для нас не существует субъективной психологической реальности. Подобное состояние может быть следствием самого глубокого сна (IV стадия, синхронизированный сон, или сон без сновидений), сильного опьянения, действия анестезирующих агентов, используемых в хирургии, эпилептических припадков или серьезных травм черепа и мозга, приводящих к коме или к вегетативному существованию.
Бессознательное состояние можно определить как временное фоновое состояние системы «психика-мозг», при котором невозможны какие-либо субъективные переживания; это, как правило, временное, но полное отсутствие квалиа. В минуты бессознательного состояния ничто не напоминает человека или мозг, которые находятся в таком состоянии. Бессознательное состояние – это не присутствие бессознательных переживаний, а полное отсутствие всех феноменальных «чувств»; субъективный поток переживаний пересыхает, и на мгновение феноменальное сознание перестает существовать (подробнее об этом сказано в разделе «Понятия, описывающие отсутствие сознания»).
В отличие от сознательного или бессознательного состояния содержание сознания конкретно и представляет собой специфические паттерны качеств, проявляющихся в феноменальном сознании: зрительное восприятие круглой формы и красного цвета томата, который находится перед глазами; тактильные ощущения, вызванные прикосновением к иголке; звук, издаваемый стеклянным стаканом при падении на каменный пол; чувства счастья или печали, заполняющие душу и тело. На рис. 3.3 схематически представлено, как внезапная острая боль в ноге доминирует над содержанием сознания.
Рис. 3.3. Содержание сознания
Такие специфические сознательные переживания, как острая боль, сосредоточенная в какой-то части тела, образуют содержание сознания особого вида. Они состоят из паттернов квалиа или эмпирических качеств, которые интенсивны, временны и имеют пространственную локализацию в сфере первичного (феноменального) сознания.
Внутренняя структура феноменального сознания: центр и периферия В любой момент времени, когда мы бодрствуем, наше феноменальное сознание (его также называют первичным сознанием, Farthing, 1992) похоже на широкое поле или сферу, заполненные множеством переживаний. В том, что касается интенсивности, четкости, деталировки и организации качеств переживания, поле феноменального сознания демонстрирует внутреннюю структуру, имеющую центр и периферию. В поле есть единственная зона, образующая центр сознания. В центре феноменальные качества проявляются наиболее четко, их интенсивность максимальна, а их структуры содержат больше деталей (рис. 3.4).
Рис. 3.4. Первичное сознание
Сфера первичного (феноменального) сознания разделена на центр сознания и на окружающее его периферическое сознание (или феноменальный фон). В центре, он также является и центром внимания, отбирается содержание для детальной обработки информации, вследствие чего оно переживается более живо и отчетливо. В отличие от него то содержание, которое находится на периферии, переживается лишь смутно. На рисунке: человек реагирует на маленького паука, оказавшегося в центре сознания, а дерево, оказавшееся на периферии, воспринимается лишь поверхностно.
В центре сознания разные качества переживания гармонично связаны друг с другом и образуют сложные пространственно-временные паттерны, соответствующие воспринимаемым объектам. Это значит, что в центре сознания мы можем зафиксировать разноцветный движущийся объект, имеющий сложную пространственно-временну́ю структуру и издающий при движении звуки (например, пролетающую мимо многоцветную птицу). Все эти разные качества гармонично связаны между собой и вместе представлены в нашем перцептивном поле, образуя распознаваемую репрезентацию объекта, в данном случае – птицы.
Центр сознания окружен периферическим сознанием, или феноменальным фоном, на котором воспринимается центр. Феноменальный фон – это туманный динамичный ковер, образованный смутными переживаниями, которые лишь намекают на присутствие различных перцептивных качеств или объектов без их четкой и ясной репрезентации. Как говорил Уильям Джеймс, феноменальный фон представляет собой свободные воды, омывающие все четкие образы в потоке субъективного опыта. Он также отмечал, что четкие образы в сознании «пока они на самом деле живут, занимают лишь ничтожно малую часть наших душ» (James, 1890/1950, vol. 1, p. 255). Феноменальный фон широк; он содержит множество расплывчатых образов, которые окружают центр сознания как в пространстве, так и во времени. Каждый образ встроен в пространственный контекст и воспринимается на его фоне. Но каждый четкий образ в центре сознания несет с собой также и умирающее эхо непосредственно воспринимаемых образов и возникающих ожиданий образов, которые еще только предстоит обрабатывать: «Образ, воспринимаемый в данный момент, отбрасывает свою тень далеко вперед, заранее активизируя зоны, в которых лежат еще не родившиеся мысли» (James, 1890/1950, vol. 1, p. 256).
Между центром и периферией нет резкой границы, и в наших повседневных опытах она зачастую остается незамеченной. В повседневной жизни нам обычно кажется, что весь воспринимаемый мир, который нас окружает, одинаково четок и досконален. Однако это – иллюзия, создаваемая быстрой сменой объектов внимания в поле сознания.
Фокус селективного внимания – так называется когнитивный механизм, отделяющий центр от периферии в феноменальном сознании. Как только мы хотим сосредоточить свое внимание на расплывчатой туманности феноменального фона, она исчезает, и появляются четкие образы. Следовательно, ее невозможно поймать интроспективно, ибо любая попытка обратить особое внимание на что-либо на фоне оборачивается против себя самой: фон становится «авансценой», а смутный феноменальный ореол – четким образом. Уильям Джеймс сравнил парадоксальную попытку рассмотреть туманность периферического сознания с попыткой детально изучить строение снежинки на теплой ладони и с безнадежной попыткой «как можно быстрее включить свет, чтобы увидеть, как выглядит полная темнота»! (James, 1890/1950, vol. 1, p. 244).
Современная версия этого парадокса известна как иллюзия света в холодильнике. Когда бы вы ни открыли дверцу холодильника, в нем всегда горит свет. Но горит ли он, когда дверца закрыта? Если вы захотите проверить это, открыв дверь максимально быстро, у вас возникнет иллюзия, что свет горит всегда, даже тогда, когда вы не смотрите! Точно такая же иллюзия существует у нас относительно того, что на всем перцептивном поле содержание сознания четкое и ясное даже тогда, когда мы не обращаем на него внимания. Непосредственно увидеть размытость феноменального фона невозможно. Однако в когнитивной психологии оказалось возможным разработать эксперименты, которые позволили увидеть, насколько подробно мы видим то, что находится на периферии. Оказалось, что не очень подробно: перцептивные объекты, находящиеся вне центра, воспринимаются как неплотно связанные друг с другом феноменальные признаки, дающие лишь представление о размере, цвете или форме объекта, да и то очень смутное. Но когда на них направляется внимание, они немедленно образуют одно целое – определенный образ, представляющий конкретный объект в реальном мире (Revonsuo, 2006).
В когнитивной психологии эксперименты с кратковременной зрительной стимуляцией иллюстрируют взаимодействие феноменального сознания и внимания. Однако в этом контексте когнитивные психологи предпочитают говорить об иконической памяти, а не о зрительном сознании. Термином «иконическая память» обозначается кратковременное хранение зрительной информации. Содержание иконической памяти чрезвычайно богатое: она способна сохранять практически полную зрительную информацию в течение очень короткого периода времени (около 1 секунды), она сохраняет информацию о местоположении, цвете, размере и форме зрительных объектов, но она не содержит информации о категории или о смысле объектов. Иконической памяти присуще свойство, которое называется «видимой устойчивостью», или феноменальным следом стимула, который физически уже исчез; ее содержание исчезает быстро, и лишь незначительная его часть может быть охарактеризована вербально, прежде чем содержание исчезнет окончательно. Тем не менее в течение короткого периода времени любая часть содержания доступна для вербальной характеристики, если на нее было направлено внимание перед исчезновением содержания (Palmer, 1999; Sperling, 1960).
Иконическую память изучали, быстро предъявляя испытуемым зрительный стимул – дисплей с большим объемом информации (обычно это были несколько рядов и колонок букв). После того как дисплей исчезал, испытуемые могли назвать всего четыре или пять букв, хотя уверяли, что видели все буквы. Если подсказка, указывающая ряд букв, которые им следовало назвать, появлялась сразу после исчезновения стимула, испытуемые могли повторить буквы из любого ряда. Это свидетельствует о том, что вся информация недолго была доступна селективному вниманию и воспроизведению.
Эти данные позволяют предположить, что все содержание иконической памяти соответствует кратковременному феноменальному сознанию в поле зрения: оба скорее представляют собой широкое поле, а не узкий луч прожектора. Более того, содержание воспроизводимой части иконической памяти соответствует содержанию селективного вынимания, или центра сознания, а следовательно, и содержанию вытекающего из него рефлексивного сознания. Более важный вывод из этих экспериментов заключается в том, что в феноменальном поле зрения в любой момент времени находится больше, чем мы можем охватить вниманием и о чем можем сообщить. Не подлежащее сообщению содержание феноменального фона тем не менее представляет собой значительную часть всего содержания сознания, ибо оно, хоть и кратковременно, но присутствует для испытуемого.
Хотя результаты изучения иконической памяти четко свидетельствуют о различии между вниманием и сознанием, в нынешних дискуссиях о сознании взаимосвязь между этими двумя понятиями остается неясной, чтобы не сказать противоречивой.
Внимание и сознание
Понятие «внимание» чрезвычайно популярно в когнитивной психологии и в нейробиологии. Разным формам внимания и его когнитивному и нейронному механизмам посвящено много исследований. С другой стороны, когнитивисты традиционно вообще не использовали понятия «сознание» (или его синоним «осознание»), возможно, из-за давнишних запретов бихевиоризма, компьютерной метафоры и функционализма (философии, на которой базировалась когнитивная психология), не признававших субъективный опыт. В результате понятие «внимание» иногда полностью заменяло понятие «сознание», и основанием для этого было предположение, что сознание ничем не отличается от внимания. А если это так, то тогда не нужно и само понятие «сознание», и новая область науки, изучающая его, поскольку уже существует устойчивая когнитивная традиция, изучающая внимание.
Следовательно, мы должны четко показать, чем «внимание» и «сознание» отличаются друг от друга и почему изучение внимания автоматически не означает изучения сознания (Koivisto, Kainulainen & Revonsuo, 2009). Термином «внимание» обозначается выбор какой-то информации для дальнейшей более детальной обработки. Внимание усиливает одни сигналы и отфильтровывает другие. В отличие от него термином «сознание» обозначается субъективный опыт. Выбор внимания и сознательный опыт часто коррелируют: содержание, отобранное «прожектором внимания», как правило, соответствует самым четким субъективным переживаниям в центре сознания, а объекты дальнейшей обработки образуют рефлексивное сознание (подробнее о рефлексивном сознании далее).
Однако внимание и сознание могут быть и не связаны друг с другом. Усиление или фильтрация информации, происходящие благодаря вниманию, могут иметь место на таких уровнях обработки сенсорной информации, которые находятся за пределами сознания или ниже него. Иными словами, внимание может функционировать на бессознательных уровнях обработки информации в мозге. Например, эмоционально значимое слово или эмоционально значимый образ могут привлечь внимание и вызвать более сильную реакцию в мозге, даже если они предъявлены настолько быстро, что их вообще невозможно осознанно рассмотреть.
С другой стороны, субъективные переживания могут иметь место за пределами центра внимания. В зрительном восприятии «центральный прожектор» селективного внимания работает на всем поле зрения субъективных опытов. Когда вы ищете в большой толпе знакомое лицо, «прожектор внимания» последовательно перемещается с одного лица на другое, тогда как весь феноменальный фон, представленный толпой, за пределами центра селективного внимания образован менее четким феноменальным содержанием – нераспознаваемой массой лиц и людей.
Разделение феноменального сознания на центр (отличается наличием селективного внимания) и периферию (все, что находится за пределами центра и отличается отсутствием селективного внимания) позволяет предположить, что за пределами внимания как минимум существуют некие менее четкие феноменальные переживания. Иначе само понятие периферийного сознания, или феноменального фона, было бы лишено смысла.
Однако периферия сознания находится во власти другой формы внимания, которая называется пространственным вниманием. Если перцептивное пространство, в котором находится стимул, не получает никакого пространственного внимания, сам стимул (и все пространство) не попадут даже в периферийное сознание и не будут восприняты вовсе. Как будет показано ниже (в главах 4 и 5, посвященных нейропсихологии), пациенты с поврежденными мозговыми механизмами пространственного внимания перестают сознательно воспринимать большие участки перцептивного пространства, не осознавая этого. Они не распознают внешние стимулы, а иногда и части собственного тела, если стимулы находятся в той части пространства, которая не воспринимается. Складывается впечатление, что у этих пациентов поле феноменального сознания сократилось до половины воспринимаемого пространства, но сами они не чувствуют, что им чего-то не хватает. Они не могут увидеть или понять, что часть пространства сознания исчезла, и осознать, что оно утрачено.
Слепота к изменениям и слепота невнимания
Результаты недавно выполненных экспериментов заставили усомниться в том, что даже здоровые наблюдатели способны увидеть что-либо за пределами центра селективного внимания. Такие поразительные явления, как слепота к изменениям и слепота невнимания, заставляют предположить, что все, что остается за пределами центра внимания, увидеть нельзя или что даже если это и было каким-то образом туманно воспринято, позднее об этом нельзя ни вспомнить, ни рассказать.
Представьте себе, что примерно в течение двух минут вы видите фотографию, на которой изображена какая-то сложная картина, предположим, группа людей перед историческими зданиями и памятниками на фоне деревьев, цветов и травы. Похоже, вы «ухватили» всю картину со всем многообразием ее красок и деталей. После того как фотография исчезла, на долю секунды появляется яркая белая вспышка, затем возникает та же самая фотография, но вам говорят, что между первой и второй фотографиями существуют весьма заметные различия. Сможете ли вы увидеть их? Большинство людей считают, что смогут, но на самом деле очень трудно увидеть, исчезли ли какое-то дерево, здание, человек, облако или какой-то другой объект, изменилось ли их местоположение или появилось что-то новое. Эта поразительная неспособность обнаружить даже большие изменения в последовательно предъявляемых зрительных стимулах называется слепотой к изменениям (Simons & Rensink, 2005).
Чтобы заметить изменение, человек должен сосредоточить внимание именно на том самом объекте, который изменяется. Обычно наша зрительная система подчиняется скоротечным сигналам, привлекающим внимание к местоположению изменения, в результате чего мы автоматически обнаруживаем его. Если между двумя стимулами нет «маски» (такой, как яркая вспышка), нашей зрительной системе ничего не стоит заметить разницу. Мы мгновенно понимаем, что здание, человек или дерево исчезли с фотографии или появились на ней, потому что местоположение изменения само обнаруживает себя. Но если местоположение маскируется от селективного внимания, мы удивляемся, услышав, что вторая фотография сильно отличается от первой. Нам они кажутся одинаковыми, и может понадобиться не одна тренировка, чтобы человек смог, наконец, обнаруживать изменение. Стоит один раз увидеть изменение, и потом трудно не замечать его каждый раз, когда предъявляются фотографии, – теперь кажется, что оно просто бросается в глаза.
Представьте себе, что вам предстоит выполнить следующее задание: на мониторе компьютера на мгновение возникает крест, и вы должны решить, какая из линий: вертикальная или горизонтальная – длиннее. Вы послушно выполняете это задание в течение нескольких сессий, и вдруг экспериментатор неожиданно спрашивает вас, не видели ли вы чего-нибудь еще на экране во время предыдущей сессии. Тогда на экране монитора рядом с крестом на сотые доли миллисекунды появился другой объект, но когда вас спросили о нем, оказалось, что вы понятия не имеете о том, что на экране, помимо креста, было еще что-то (Mack & Rock, 1998). Это неспособность заметить неожиданный стимул, не связанный с основным заданием, но появившийся на мониторе одновременно и рядом с ним, называется слепотой невнимания. В зависимости от зрительных и семантических признаков этого неожиданного стимула и от его местоположения слепотой невнимания страдают от 25 до 75% испытуемых. Явление, похожее на слепоту невнимания, можно наблюдать также и в более естественных условиях. Примером может служить известный эксперимент «Невидимая горилла» (Simons & Chabris,1999). Он свидетельствует о том, что когда наше внимание сосредоточено на мяче, летающем от одного баскетболиста к другому, мы можем даже не заметить человека, пересекающего игровую площадку в костюме гориллы!
Более того, фокусники часто используют слепоту к изменениям и слепоту невнимания в своих трюках (не зная ничего о научных основах этих явлений!), когда нас поражает, что предметы исчезают в воздухе прямо у нас на глазах. Можно подробно показать, как им удается обмануть наше перцептивное сознание, перенаправив наше внимание в критический момент фокуса и сделав нас благодаря этому слепыми. Например, мы не обращаем внимания на руку фокусника и потому не видим, как «исчезающий» предмет падает из руки ему на колени (Kuhn & Findlay, в печати).
Как можно объяснить эту поразительную неспособность увидеть то, что на самом деле является ясно видимым стимулом, или изменения в стимуле? Есть два объяснения, противоречащие друг другу. Первый отождествляет содержание сознания с содержанием центра селективного внимания; второй возлагает «ответственность» за них скорее на проблемы зрительной памяти, а не на скудость зрительной феноменологии.
Первое объяснение слепоты к изменениям и слепоты невнимания основано на том, что мы не осведомлены ни о чем, что находится за пределами центра внимания, то есть за пределами центра внимания нет никакого зрительного переживания. Мы находимся под воздействием иллюзии света в холодильнике: нам кажется, что он всегда включен, а на самом деле, когда дверца закрыта, он всегда выключен! Точно так же нам кажется, что мы постоянно видим (и воспринимаем) все, что находится в поле зрения, но на самом деле мы видим только то, на что направлено наше внимание; того, на что наше внимание не направлено, мы не видим, это лишь потенциально видимые объекты (критический анализ этой позиции представлен в: Туе, 2009).
Согласно менее радикальной версии этой точки зрения, центр внимания окружен феноменальным фоном. Однако те участки фона, которым в данный момент внимания не уделяется, лишь очень кратко, приблизительно и смутно представляют содержание соответствующих участков стимульного поля. Поэтому если в фоновом стимульном поле не происходит ничего такого, что немедленно превращает его в центр внимания, соответствующее феноменальное поле не будет скорректировано, и, следовательно, новый стимул не окажет на феноменальный фон никакого влияния, которое позволило бы распознать происшедшее изменение.
Связь между вниманием и сознанием весьма сложна, ибо существуют несколько типов сознания и несколько типов внимания. Однако эту связь можно обобщить следующим образом: полное отсутствие пространственного внимания к некоей области перцептивного пространства, возможно, подразумевает полное отсутствие феноменального сознания в отношении всех стимулов в этой области. Примером может служить нейропсихологический синдром игнорирования (подробнее о нем будет рассказано в главе 4). Полное отсутствие селективного внимания к стимулу позволяет говорить о том, что этот стимул не может быть выбран для дальнейшей обработки информации в рефлексивном сознании (см. ниже), а следовательно, он не может быть описан и о нем не может быть сообщено. Слепота к изменениям и слепота невнимания являются неопровержимыми доказательствами этого.
Следовательно, феноменальный фон первичного сознания – смутные переживания, окружающие центр, – состоит из таких стимулов, которые получают некоторое пространственное внимание, но остаются вне центра последнего.
Ниже мы рассмотрим, что происходит с тем содержанием в центре сознания, которое было выбрано центром внимания для дальнейшей обработки информации.
Рефлексивное сознание
Центр сознания, определяемый тем, куда падает или направлено селективное внимание в поле сознания, функционирует так же, как вход на более высокие уровни сознательной обработки информации. Содержание центра сознания не только воспринимается более отчетливо, чем содержание фона, но и может участвовать в сложной когнитивной обработке информации, которая происходит в так называемом рефлексивном сознании.
В рефлексивном сознании осуществляются когнитивные операции, которые, используя в качестве вводной информации образы в центре феноменального сознания, позволяют им достигать других разнообразных когнитивных механизмов. Следовательно, феноменальные образы могут быть поименованы, распознаны или использованы для управления поведением. На разговорном языке мы называем ментальные явления, происходящие в рефлексивном сознании, «мыслями», «суждениями», «убеждениями», «обозначением», «концептуализацией», «планами действий» и т. д. Философы могут сказать, что рефлексивное сознание использует феноменальные образы в качестве вводной информации и после их обработки «выдает» ментальное содержание, составляющее суждение. Такое содержание может быть выражено в форме утверждения или предложения, констатирующего некое положение дел (например, X есть Y).
Сказанное выше может показаться ужасно сложным и абстрактным (чтобы не сказать скучным), но на самом деле все это очень знакомо нам и постоянно происходит в наших головах. Рассмотрим пример. Представьте себе, что вы откусили что-то, что оказалось слишком твердым для ваших зубов, и сразу почувствовали острую зубную боль, которая потом превратилась в тупую ноющую боль. Когда чувство боли только появилось, восприятие боли немедленно нашло путь в центр сознания. Через пару секунд ваше рефлексивное сознание начинает маркировать и оценивать переживание в терминах пропозициональных мыслей. Мысли включают боль как свой объект и рефлексируют по ее поводу, в связи с чем эта форма сознания и называется «рефлексивным сознанием».
Возникающие пропозициональные мысли могут быть примерно такими:
• Ах! Как больно! Надеюсь, зуб не сломался…
• Ужасно больно… Позвонить зубному врачу или само пройдет?
• Наверное, зуб сломался и обнажился нерв… Или что-то в этом роде… Нужно как можно быстрее договориться о встрече с моим зубным врачом!
Вот как работает рефлексивное сознание, формулируя «мысли о» том, что происходит в феноменальном сознании:
• Ах! Как больно! (Наименование, или категоризация, переживания как «боль»)
Надеюсь, зуб не сломался… (Формулирование возможного причинного объяснения переживания и выражение желания, чтобы это объяснение не оправдалось)
Ужасно больно… (Наименование и оценка качества и интенсивности переживания)
Позвонить зубному врачу или само пройдет? (Формулирование возможных будущих сценариев)
Наверное, зуб сломался и обнажился нерв… Или что-то в этом роде… (Категоризация возможной причины переживания)
Нужно как можно быстрее договориться о встрече с моим зубным врачом! (Формулирование плана действий)
Следовательно, в рефлексивном сознании нет ничего абстрактного или незнакомого – оно преимущественно состоит из «внутренней речи», которую мы воспринимаем своими «внутренними ушами» как свои собственные мысли, беззвучно разговаривающие с нами нашим голосом (рис. 3.5).
Рис. 3.5. Рефлексивное сознание
Содержание центра сознания (или центра внимания) быстро подвергается когнитивной обработке более высокого уровня, где оно может быть названо, оценено, вербально выражено или использовано для управления поведением. Рефлексивное сознание оперирует понятиями и языком, формулируя мысли о наших переживаниях в виде беззвучной внутренней речи. На рисунке схематически представлена ситуация, когда рефлексивные мысли пытаются оценить, назвать и классифицировать существо, которое было осознанно воспринято, чтобы понять, насколько опасным оно может быть.
Ясно, что рефлексивное сознание сильно отличается от чистого феноменального сознания. Обширная сфера чистого феноменального сознания состоит из паттернов качеств, которые мы называем ощущениями, результатами восприятия, эмоциональными опытами, чувствами и сенсорными образами. Все это разнообразие чисто феноменальных опытов проявляется в виде сложных, постоянно изменяющихся, динамичных образов в феноменальном поле с отчетливым, но ограниченным центром, который неустанно меняет свое положение относительно широкого феноменального фона.
В отличие от феноменального сознания рефлексивное сознание состоит преимущественно из слухо-лингвистических образов, имеющих феноменальную поверхность (т. е. то, как они ощущаются в терминах их слышимых или воображаемых слуховых качеств), но, что более важно, они также обладают семантическим содержанием: они представляют собой утверждения, символические выражения, обращенные к тому, что находится вне их самих, например к переживаниям в феноменальном сознании. Подобно тому как центр селективного внимания, который отбирает содержание феноменального сознания для дальнейшей обработки, последователен и ограничен в своих возможностях (в центре внимания одновременно не может находиться несколько разных четких содержаний сознания), рефлексивное сознание тоже последовательно и ограничено в своих возможностях – мы не можем одновременно формулировать несколько четких, полностью независимых друг от друга цепочек мыслей. С другой стороны, результаты, или выходы, которые дают селективное внимание и рефлексивное сознание, имеют широкий доступ к нашим системам убеждений, к планам и действиям. А это значит, что содержание селективного внимания и рефлексивного сознания во многом определяет общее направление и текущие цели нашего сознательного поведения. Рефлексивное сознание имеет прямой доступ ко всем осознанным «механизмам вывода». Мы можем выражать свои убеждения, суждения или планы действий многими разными способами: вербально, указав пальцем, сознательно выбрав конкретный план действий и т. д.
«Доступное сознание» (Block, 2001) – другой термин, близкий по смыслу рефлексивному сознанию и относящийся к типу сознания, которое зависит от селективного внимания и выходит за пределы чистого феноменального сознания. Этот термин подчеркивает доступность – в широком диапазоне – содержания сознания, ставшего объектом внимания, другим когнитивным системам, таким как действие, долговременная память, планирование или вербальное сообщение. Термины «рефлексивное сознание» и «доступное сознание» можно рассматривать как обозначающие одно и то же, а именно зависящую от селективного внимания когнитивную стадию сознания, но подчеркивающие ее аспекты, несколько отличные друг от друга.
Исключительно когнитивное понятие, обозначающее примерно ту же систему, что и «рефлексивное сознание», – «рабочая память». Рабочая память – когнитивный механизм, который содержит активную информацию в разных формах, например в фонологической. Ее подсистема, «главный диспетчер», направляет селективное внимание на базу осознанных выборов и целей. Во многом функции рабочей памяти соответствуют функциям рефлексивного сознания. Однако концепция «рабочей памяти» возникла из когнитивной теории сознания, основанной на компьютерной метафоре, и изначально не продвигалась как теория сознания. Поэтому связь этого когнитивного конструкта с нашей субъективной психологической реальностью остается несколько неясной. Однако в учебниках по когнитивной психологии содержатся подробные описания рабочей памяти с исключительно когнитивной точки зрения, что не соответствует теме данной книги.
Интроспекция
Для интроспекции необходимо рефлексивное сознание. Интроспекция – это процесс, в котором мы концентрируем свое внимание на конкретном содержании феноменального сознания, а затем словами описываем свой опыт. В соответствии с этим суть интроспекции может быть представлена следующим образом: когда мы вовлечены в интроспекцию, мы выбираем конкретное содержание феноменального сознания и концентрируем на нем свое внимание. Затем мы называем, или концептуализируем, некоторые аспекты переживания или формулируем словесный отчет, намереваясь зафиксировать содержание нашего опыта или сообщить о нем.
Существуют три разные формы интроспекции, которые не следует путать друг с другом (Farthing, 1992), но лишь одна из них представляет собой потенциально полезный метод научного изучения сознания.
1. Аналитическая интроспекция. В истории психологии именно аналитическую интроспекцию использовал «структурализм» – школа Эдварда Титченера (подробно описана в главе 2). В ее основе лежит теория атомистического строения сознания, а ее цель – разложение опыта на простейшие феноменальные элементы: чистые, изолированные ощущения, или квалиа. Использование этого метода привело к тому, что в разных лабораториях были получены разные результаты, и, соответственно, к критике атомистической теории, лежащей в его основе. Так называемые «атомы» опыта оказались не чем иным, как искусственными конструкциями, существовавшими только как результат метода, использованного для их изучения, а не независимо от него. Этот метод перестал существовать вместе со структурализмом (однако художники и сегодня используют нечто похожее на аналитическую интроспекцию, когда им нужно разложить образы света и цвета и превратить их в сочетание масляных красок или акварели на холсте, чтобы передать зрительное впечатление).
2. Интерпретационная интроспекция. С интроспекцией этого типа мы сталкиваемся ежедневно, когда пытаемся интерпретировать или объяснить свой собственный выбор, свои действия, эмоции и другие опыты. Если мы делаем выбор между разными альтернативами (например, между разными продуктами в супермаркете) и нам нужно объяснить свой выбор (самим себе или окружающим), мы всегда находим правдоподобное объяснение, почему мы предпочли одну альтернативу другой. Однако эмпирические наблюдения как над нормальными, здоровыми людьми, так и над людьми с некоторыми нейропсихологическими синдромами показали, что наши правдоподобные истории часто оказываются не чем иным, как простым запоздалым объяснением, которое позволяет нам убедить и себя, и окружающих в том, что у нас все под контролем, мы всегда знаем, что и почему делаем. На самом же деле наш выбор может быть обусловлен факторами, о которых мы даже не догадываемся, но это не мешает нам верить в то, что мы знаем, почему мы поступали или чувствовали именно так, а не иначе. Следовательно, интерпретационная интроспекция не дает надежных сведений об истинных причинах наших действий, а потому не может быть методом их изучения. Она может дать нам дополнительную информацию о механизмах, которые формируют наши логически последовательные системы убеждений и поддерживают позитивное представление о самом себе за счет самооправдания и уменьшения неприятного ментального состояния, которое называется когнитивным диссонансом. Особенно показательны патологические случаи конфабуляции [5] , ибо они демонстрируют, как человек может заблуждаться на свой счет и как трудно эти заблуждения поддаются коррекции. Подробнее об этом будет рассказано в главе 6, в разделе, посвященном нарушению самосознания.
3. Дескриптивная интроспекция. Дескриптивная интроспекция до сих пор используется как научный метод. От испытуемого требуется лишь одно: описать собственными словами, обычным разговорным языком то, что он переживает в данный момент (или переживал минуту назад) в феноменальном сознании. Цель проста и заключается в том, чтобы зафиксировать и сообщить другим содержание феноменального опыта так, как он воспринимался.
Дескриптивная интроспекция находит широкое применение. Самый показательный пример ее использования – изучение сновидений, когда проснувшиеся испытуемые (или разбуженные в лаборатории) должны дать вербальный интроспективный отчет о том, что им снилось непосредственно перед пробуждением. Дома испытуемые используют метод дневника: проснувшись, они сразу записывают свои сновидения в специальный дневник. В лаборатории испытуемые сообщают о сновидениях устно сразу после того, как их будит звуковой сигнал. Устный рассказ записывается. В инструкциях, которые получают участники исследований сновидений и выполняющие другие интроспективные задания, подчеркивается, что они должны сообщать абсолютно обо всем, что испытывают, и точно так, как испытывают, ничего не опуская и ничего не прибавляя. Правда, полная правда и ничего, кроме правды!
Интроспективные отчеты как научная информация: можно ли доверять им?
Можем ли мы быть уверены в том, что узнаем правду о сознательном опыте испытуемых? Дескриптивной интроспекции как методу получения информации присущи некоторые проблемы. Первая проблема заключается в забывании. Поскольку отчет формулируется на базе следов, оставленных опытом в памяти, после того, как сам опыт перестал существовать, в принципе, возможно, что часть опыта надежно не зафиксировалась в памяти или забылась к тому времени, когда формулировался отчет, а потому не попала в него.
Вторая проблема заключается в реконструкции: поскольку слабые, разрозненные образы сновидений вызываются из памяти в сознание в случайном порядке, испытуемый может создать последовательность событий, отличную от той, что была в оригинальном опыте.
Третья проблема заключается в том, что испытуемый может заполнить образовавшиеся пробелы, придумав или подразумевая правдоподобно звучащие сценарии, благодаря которым сновидение кажется более связным и логичным, чем было на самом деле.
Четвертая проблема связана с тем, что даже если испытуемый все четко вспомнил, вербальное описание некоторых опытов может оказаться очень трудным или даже невозможным. В сновидениях могут быть такие странные или необычные переживания, что в нашем словаре может не оказаться подходящих слов для их описания; такие опыты называются неописуемыми.
Пятая проблема связана с созданием через наблюдение искусственных опытов. Намерение наблюдать и сам процесс наблюдения за собственным опытом могут изменить опыты по сравнению с тем, какими они могли бы быть на самом деле. Задание описать собственные сновидения в действительности может изменить паттерны сна человека или даже повлиять на содержание сновидений, так что сновидения, которые были у испытуемого и о которых он рассказывает, это вовсе не те сновидения, которые были бы у него и о которых он мог бы рассказать, если бы вообще не участвовал в исследовании. Если испытуемые должны спать в лаборатории, особенно первая ночь обычно проходит плохо, потому что им трудно заснуть, а снятся им преимущественно кошмарные, беспокойные сны о лабораторной обстановке (или о безумных ученых в белых халатах, преследующих спящих!). Позднее, привыкнув к обстановке, испытуемые спят лучше.
Шестая проблема заключается в том, что если испытуемый знает, какие результаты исследователи надеются или ожидают получить, это экспериментальное требование может сработать как намек на то, чтобы видеть сны преимущественно об этом или сообщать об этом более подробно, чем о другом; в итоге могут быть получены результаты, искаженные в соответствии с желанием исследователей.
Седьмая проблема связана с тем, что некоторые испытуемые могут выступить в роли цензоров своих сновидений, особенно сновидений сексуального или агрессивного характера, чтобы не испытывать неловкости перед исследователями. Эту проблему можно преодолеть, если гарантировать испытуемым анонимность, чтобы нельзя было узнать, кому какой сон приснился (к сожалению, в лаборатории, изучающей сновидения, это неосуществимо).
И последнее. О чем бы испытуемый ни сообщил, нет такого независимого метода, который позволил бы проверить точность его отчета. Поскольку сновидения – это субъективные события в феноменальном сознании, их нельзя ни измерить, ни зафиксировать объективно, ни проверить, насколько точно рассказ испытуемого отражает реальное сновидение, – нам не остается ничего другого, как только полагаться на отчет.
Однако мы можем быть более уверенными в полученных данных, если от разных испытуемых и от разных групп, которые сообщают о своих сновидениях, не зная о существовании друг друга, снова и снова получают однотипные результаты. Следовательно, хотя точность любого отдельно взятого отчета по любой из указанных выше причин и может вызывать сомнения, системные статистические примеры большого объема информации, полученной в разных лабораториях от разных испытуемых, принадлежащих к разным группам населения, возможно, отражают общие характеристики опыта, имеющего тенденцию проявляться в сновидениях. Было бы крайне неосмотрительно утверждать, что ни одно из событий, сообщения о которых содержатся в десятках тысяч отчетов, вообще не имело места и что ни одного из примеров, обнаруженных в результатах, вообще не существует. Как любая другая научная информация, сообщения о сновидениях точны не на все 100% – всегда существует некий «шум», который отчасти маскирует «сигнал», – но у нас нет оснований считать, что все отчеты или большинство из них бесполезны.
Если принять во внимание все эти проблемы и постараться минимизировать их, дескриптивную интроспекцию можно безопасно использовать в качестве метода сбора информации о содержании феноменального сознания. Действительно, дескриптивная интроспекция весьма широко используется в психологических исследованиях. Во многих интервью и анкетах содержатся вопросы о прошлых или настоящих переживаниях испытуемого. Метод формирования выборки переживаний – самый важный метод современной интроспекции. Он также известен как метод «бипера». Испытуемые постоянно носят при себе пейджер (так называемый «бипер»), подающий сигналы через разные промежутки времени. Услышав сигнал, испытуемый должен немедленно представить интроспективный (или ретроспективный) отчет – описать, что происходило в его субъективной психологической реальности непосредственно перед тем, как он услышал сигнал. Этот метод позволил изучить, насколько счастливыми люди ощущают себя в разных повседневных ситуациях и когда они с наибольшей вероятностью испытывают так называемое «потоковое состояние» – психическое состояние, в котором человек полностью включен в то, чем он занимается, сосредоточен на этом, а все остальное перестает существовать для него.
Метод «мысли вслух» (или прямая интроспекция) использует в режиме онлайн прямые интроспективные отчеты по ходу выполнения задания. Например, испытуемый должен решить какую-то проблему или позволить своим мыслям блуждать. Но все, что происходит в сознании (особенно вербальная внутренняя речь в рефлексивном сознании), должно быть выражено вербально вслух. Его мысли фиксируются и затем анализируются. Проблема этого метода заключается в том, что переживание опыта и сообщение о нем мешают друг другу, потому что одновременно и переживать опыт, и сообщать о нем очень трудно.
Более того, даже в лабораторных психологических экспериментах испытуемых часто инструктируют реагировать на основании их субъективного опыта (однако иногда их инструктируют выбирать между двумя альтернативами, даже если они не видели стимула, – это называется заданием с навязанным выбором). Исследователь предъявляет некий стимул, а испытуемый должен сообщить, воспринимает ли он его, а если воспринимает, то как, воспользовавшись для этого компьютерной клавиатурой или мышкой. Хотя такой способ и представляется объективным, нажатия на клавиатуру эквивалентны субъективным интроспективным отчетам, предполагаемое содержание которых было зафиксировано заранее: нажатие одной клавиши означает «Я видел что-то красное», а нажатие другой клавиши – «Я ничего не видел» и т. д. В данных случаях нажатие клавиши основано на рефлексивном сознании и интроспекции, хотя экспериментальные психологи все еще тщательно избегают употребления этих слов для описания того, что происходит в эксперименте, из-за наследия бихевиоризма, наложившего запрет на их использование в психологии.
Самосознание
Самосознание – это особая форма рефлексивного сознания. Для самосознания необходимо следующее:
1. В феноменальном сознании должен быть опыт, относящийся к самому себе: опыт, имеющий специфическое отношение к телесному образу или к другим аспектам личности, имеющей данный опыт.
2. В долговременной памяти должны быть представление о самом себе (самооценка) и саморепрезентация. Обычно они образуют обширную систему памяти, которая называется «автобиографической памятью»; автобиографическая память – это история всей жизни человека как он сам ее помнит. Кроме того, саморепрезентация включает семантические, или фактические, знания о самом себе, в частности индивидуальные особенности, планы на будущее, социальный статус, физический облик и т. д.
3. Два первых компонента должны встретиться в рефлексивном сознании, иными словами, текущий опыт в феноменальном сознании должен соединиться с активированной саморепрезентацией в долговременной памяти. Когда два этих компонента объединяются, в рефлексивном сознании возникает самосознание. Если, увидев свое отражение в зеркале, человек понимает, что это «он», значит, он осознает себя. Зеркальное изображение воспринимается человеком как находящееся вне его тела, однако человек понимает, что то, что он видит в зеркале, на самом деле «его» тело, тело человека, находящегося здесь. Лишь очень немногие животные способны к подобному самораспознаванию (шимпанзе, карликовые шимпанзе, или бонобо, орангутаны, возможно, гориллы, дельфины, слоны и, кроме этих млекопитающих, пока что успешными были лишь сороки). Остальные сознательные представители животного мира просто имеют переживания, но они не способны сконструировать в своем маленьком мозге идею о субъекте, который продолжается во времени и обладает этими переживаниями (рис. 3.6 и 3.7).
То есть самосознание означает способность понять или подумать о том, что на самом деле это переживание в данный момент имеет человек (или «свое Я»), который продолжается во времени, в прошлом имел много других переживаний и, бог даст, будет иметь еще много переживаний в будущем. Иметь самосознание – значит понимать, что это переживание в данный момент – мое собственное переживание, что оно принадлежит тому же продолжающемуся во времени «Я», о котором у меня хранится много старых воспоминаний и сведений. Тип сознания, относящийся к самосознанию, был также назван «расширенным сознанием». Этим термином прежде всего характеризуется протяженность во времени и подчеркивается отличие от феноменального сознания, которое всегда привязано к текущему моменту. С самосознанием тесно связана способность, которую называют «мысленным путешествием во времени». Самосознание позволяет нам совершить путешествие в наше собственное личное прошлое и оживить в автобиографической памяти события, которые произошли с нами в прошлом. Мы также можем планировать или представлять себе, что может произойти с нами в будущем.
Рис. 3.6. Самосознание
Чтобы узнать себя в зеркале, требуется самосознание. Узнавая себя в зеркале, вы видите в зеркале образ своего тела. Этот образ обрабатывается в вашем первичном (феноменальном) сознании как любой другой зрительно воспринимаемый объект (а). Затем он подвергается дальнейшей когнитивной обработке в рефлексивном сознании (б). В вашей долговременной памяти (в) активируются ваша саморепрезентация и ваша автобиографическая память, появляется доступ к информации, имеющей отношение к вам, и она подвергается рефлексивной обработке. В рефлексивном сознании объединяются нынешний относящийся к вам опыт (изображение в зеркале) и саморепрезентация из памяти. Два источника информации совпадают в узнавании «Это я!», свидетельствуя о самосознании. В то же самое время это новая относящаяся к самому себе информация может изменить саморепрезентацию в долговременной памяти, например в ней может появиться мой нынешний образ, отражающий то, как я выгляжу сегодня.
Хотя наши физические тела и феноменальные переживания как таковые всегда привязаны к текущему моменту, самосознание в сочетании с мысленным путешествием во времени может освободить нас из заточения в тюремной камере настоящего. Люди, страдающие амнезией в тяжелой форме, не могут совершать такие путешествия во времени и, похоже, не видят себя ни в прошлом, ни в будущем; их опыт и их «Я» существуют только в настоящем. Следовательно, отсутствие долговременной автобиографической памяти может на практике привести к сужению самосознания.
Рис. 3.7. Самораспознавание в зеркале
В мире животных только шимпанзе, орангутаны, карликовые шимпанзе, слоны и дельфины способны узнать себя в зеркале, что свидетельствует о наличии у них по крайней мере рудиментарного самосознания. Однако гориллы обычно не проходят «зеркальный тест», за исключением самки гориллы Коко, выращенной людьми и умеющей общаться с людьми на языке жестов.
Другой пример из психологии, в котором различие между феноменальным сознанием и самосознанием является определяющим, получен из науки о счастье. Понятие «счастье» (или субъективное благополучие) определяется как функция двух компонентов: аффективных компонентов (сколько положительных и отрицательных эмоций вы испытываете в течение определенного времени) и когнитивных компонентов (как вы оцениваете свою жизнь, или удовлетворенность жизнью). Позитивные и негативные эмоциональные состояния лучше всего измеряются методом бипера: через разные промежутки времени людей спрашивают, что они чувствуют в данный момент. Это дает нам репрезентативные выборки их эмоциональной жизни. Если очевидно, что позитивные, приятные эмоциональные состояния преобладают над негативными, можно сказать, что человек испытывает эмоциональное счастье. Однако когнитивные компоненты требуют участия самосознания. Их измеряют, прося людей оценить, насколько они, в общем и целом, удовлетворены своею жизнью или в какой мере они достигли важных целей жизни либо близки к их достижению. Это требует мысленных путешествий как в прошлое, так и в будущее. Когда-то много лет назад у «прошлого Я» были цели и ожидания, начинались разные проекты, и был сделан принципиальный выбор для того, чтобы в один прекрасный день «будущий Я» был счастлив. Удовлетворенность жизнью означает ее восприятие как продолжающейся во времени и оценка того, в какой точке этого длинного путешествия я нахожусь, достиг ли я тех целей, которые поставил перед собой «прошлый Я» и которые должны радовать в не очень далеком будущем «будущий Я». Если при этом мы видим, что достигли прогресса на нескольких фронтах, мы оцениваем свою жизнь положительно и наслаждаемся высоким уровнем удовлетворенности жизнью, или когнитивным счастьем. Эти два компонента могут не зависеть друг от друга. Представьте себе самодовольного гедониста, который испытывает массу моментальных удовольствий (высокий уровень эмоционального счастья в феноменальном сознании), но не имеет никаких долгосрочных проектов: он живет сегодняшним днем без какого бы то ни было прогресса в достижении важных целей, у него даже нет таких целей (результат – низкая удовлетворенность жизнью). Противоположный пример – страдающий художник, жертвующий всем ради своего искусства и верящий в то, что создает вечные ценности. Видя, как постепенно разворачивается перед ним его шедевр, он понимает, что приближается к своей заветной цели, и его удовлетворенность жизнью достигает пика. Но он беден, одинок и безвестен, он редко испытывает положительные эмоции и гораздо чаще страдает от разных невзгод, в результате чего уровень его эмоционального счастья низок. Похоже, настоящее счастье требует как позитивных эмоций в феноменальном сознании, так и позитивных оценок жизни в рефлексивном сознании и в самосознании.
Понятия, описывающие отсутствие сознания
Нам также нужны понятия, описывающие то, что лишено сознания. Есть два понятия, которые часто используются как синонимы – временно находящееся без сознания и бессознательное, – однако между ними существует принципиальная разница.
Временно находящееся без сознания
Термином «временно находящееся без сознания» обозначается некая сущность (память, человек) временно лишившаяся сознания и имеющая, во всяком случае потенциально, возможность существовать также и в сознательном состоянии. Например, информация в нашей долговременной памяти может существовать в бессознательной либо в сознательной форме, когда активируется и восстанавливается в памяти. Действительно, в каждый данный момент большинство следов в нашей автобиографической памяти находятся в бессознательной форме, но волевым усилием мы можем вернуть их в сознание. Мы можем захотеть вспомнить о том, что было прошлым летом, выпускной вечер или первый поцелуй. Магическим образом из памяти можно вызвать любой след, и тогда он превращается в ментальные образы феноменального сознания. Мы видим разные сцены, слышим голоса, чувствуем прикосновения, а возможно, даже ощущаем ароматы, которые сопутствовали всему этому. Это значит, что сохранившийся в памяти след существует в сознательной форме. То же самое можно сказать и о состоянии человека: под наркозом он временно находится без сознания, но после операции сознание вновь возвращается к нему.
В мозге содержится много неосознаваемой информации. Эпизодическая и автобиографическая память содержит информацию из нашего собственного прошлого. Семантическая память содержит более общую информацию о фактах, понятиях и словах, которые мы изучали. Разные виды неосознаваемой информации «воскрешаются» в сознании с разной степенью легкости. Информация о сравнительно недавних событиях и очень знакомых именах, местах или объектах всплывает в сознании очень легко, тогда как события из далекого прошлого или язык, который мы изучали много лет назад и которым никогда не пользовались, вообще могут оказаться безвозвратно потерянными.
Бессознательное
Термином «бессознательное» обозначается перманентное отсутствие сознания у какой бы то ни было сущности, но в первую очередь у тех сущностей, которые в каком-то смысле могут напоминать сознательные существа благодаря своему разумному поведению или информационному контенту. Например, в нашем мозге содержится большой объем чисто бессознательной информации. Это такая информация, которая никогда не существовала и не будет существовать в сознательном состоянии. Некоторые типы бессознательной памяти содержат информацию о моторных программах и навыках, информацию о том, насколько и в каком порядке должны быть активированы разные группы мышц при езде на велосипеде или при ударе по теннисному мячу. У нас нет сознательного доступа к подобной информации: мы не можем «вернуть» информацию о мышцах или моторные программы в сознание, мы можем осознать только то, как ощущается их реализация. Точно так же наш мозг регулирует такие физиологические факторы, как температура тела, уровень гормонов, артериальное давление и т. д., и наблюдает за ними на бессознательном уровне. Но в нашем мозге содержится еще более глубоко бессознательная информация – информация, о существовании которой нам не «сообщает» ни одно наше субъективное переживание и о которой нам ничего не известно. Речь идет о биологической информации, закодированной в ДНК клеток нашего мозга. Информационное содержание молекул ДНК нельзя активировать в мозге таким образом, чтобы молекулы или результат их действия воспринимались как некое ментальное содержание или как паттерны феноменального опыта в сознании. Следовательно, генетическая информация, содержащаяся в клетках нашего мозга, – типичный пример бессознательной информации.
Современные роботы и компьютеры – это механизмы, обрабатывающие информацию, которую они получают из окружающей среды; их действиями управляют заложенные в них программы, и со стороны может показаться, что они ведут себя разумно. Тем не менее это не так: они бессознательны, и у нас нет никаких оснований полагать, что им присущи какие бы то ни было феноменальные переживания. Инженеры, которые сконструировали их и снабдили программами, не предприняли ни малейшей попытки наградить их субъективными переживаниями. Наши роботы и компьютеры – всего лишь чрезвычайно сложные калькуляторы, механически обрабатывающие и представляющие гигантское количество бессознательной информации. Внутри этих систем нет ни феноменального сознания, ни качеств переживания, ни субъекта с внутренней ментальной жизнью (если, конечно, не окажется, что сторонники панпсихизма правы, но в этом случае все имеет сознание, в том числе и мой карманный калькулятор, и мой карман!).
Зомби
Лишенные сознания существа, имитирующие поведение и обработку информации, присущие существам, наделенным сознанием, или выдающие себя за них, называются «зомби». Этот термин происходит из культуры вуду [6] . Под зомби понимается, как правило, либо оживленный фантастическим образом труп, либо живой человек, полностью потерявший контроль над собой и своим телом или подчиняющийся чьим-то приказам. Зомби не похожи на нормальных людей и не выдают себя за них. Зомби вуду – мрачные, отвратительные существа с мертвенно-бледными лицами, больше похожие на ходячие трупы, нежели на живых людей (рис. 3.8).
Рис. 3.8. Зомби
На этом рисунке представлен классический вуду зомби, или «живой труп», из фильмов ужасов. Эти зомби – лишенные сознания существа, воскрешенные из мертвых и имеющие дьявольские намерения в отношении живых людей. В философии понятие «зомби» относится к существам, совершенно не похожим на этих чудовищ. Внешне они выглядят точно так же, как нормальные люди, но лишены сознания, а потому являются бессознательными существами.
В знаменитом фильме ужасов середины XX века «Вторжение похитителей трупов» персонажи внешне выглядели и вели себя совершенно нормально, но внутри они были мертвыми: у них не было ни чувств, ни эмоций, а возможно, и феноменального сознания. Они очень близко соответствуют понятию «зомби», существующему в современной философии: зомби – это существо, внешне неотличимое от нормального человека, но начисто лишенное феноменального сознания. Зомби – бессознательное существо, создание или машина, лишенные потока субъективной жизни. Если спросить: «Что значит быть зомби? Существует ли для зомби нечто, похожее на жизнь?», единственно правильный ответ звучит так: «Быть зомби не значит решительно ничего, для зомби не существует ничего похожего на жизнь. Зомби – ментально мертвое существо». Однако внешне он выглядит точно так же, как нормальный человек, – он ходит, разговаривает, улыбается и смотрит вам в глаза.
В философии понятие «зомби» появилось как мысленный эксперимент, цель которого – протестировать наши идеи о сознании. Можно ли отделить сознание от поведения? Можно ли представить себе существо, лишенное сознания, но имеющее внешность и поведение нормального человека? Складывается впечатление, что нам совсем не трудно представить себе подобное создание и что некоторые из наших сегодняшних роботов и компьютеров уже способны настолько хорошо имитировать поведение человека, что, возможно, недалек тот день, когда зомби – или нечто похожее на них – станут технологической реальностью.
Зомби стали важным инструментом тестирования таких теорий сознания, как бихевиоризм и функционализм. Еще до того, как началось изучение сознания, в философии были сформулированы аргументы против этих теорий на основании использования зомби как мысленных экспериментов. Логика этих аргументов примерно такова. Возьмем такие теории сознания, как бихевиоризм, функционализм, когнитивная наука и др., и опишем создания или системы обработки информации, которые полностью удовлетворяют требованиям, предъявляемым теорией к человеческой психике. Следовательно, если теория верна, это создание должно иметь психологическую реальность, эквивалентную психологической реальности человека. Тут-то и возникает принципиальный вопрос: имеют ли эти системы внутреннюю субъективную психологическую жизнь или они всего лишь лишенные сознания зомби, которые лишь внешне похожи на человека, а внутри не имеют решительно никаких качеств опыта? К несчастью для функционализма и компьютеризированной когнитивной науки, оказалось, что они скорее описывают психологию зомби, нежели психологическую реальность человека, наделенного сознанием. Иными словами, этим теориям практически нечего сказать о субъективном, качественном сознании. Следовательно, если мы создаем систему на основании функционализма или когнитивной науки, мы в конце концов можем создать зомби. Эти теории ничего не говорят о том, как отличить зомби от имеющего сознание человеческого существа, а потому ничего не говорят и о самом сознании.
Классические аргументы «философских зомби» стали фатальными гвоздями в гроб функционализма и убедили многих в том, что если мы хотим объяснить сознание и человеческую сознающую психику, ни функционализм, ни компьютеризированная когнитивная наука не могут в этом помочь. Позднее аргументы «философских зомби» получили дальнейшее развитие. Было высказано предположение, что можно представить себе даже нейробиологического зомби: биологически идеальную копию нормального человека, однако полностью лишенную сознания.
Возможность существования нейробиологического зомби сомнительна. Не исключено, что это представляется возможным только потому, что мы еще не понимаем природы биологических процессов, протекающих в мозге и определяющих сознание. Нейробиологического зомби можно сравнить с воображаемой «клеткой-зомби», с клеткой, представляющей собой идеальную копию живой биологической клетки, но лишенной одного ее качества – жизни. В конце XIX века подобный мысленный эксперимент казался бы оправданным, но сегодня, когда мы знаем, что «жизнь» в биологическом смысле слова – это лишь биохимические процессы, реализуемые микромеханизмами клетки, мы понимаем, что «клетка-зомби» либо не может существовать вообще, либо может существовать только в том мире, где для того, чтобы «быть живым», нужны не только физические и химические процессы. Для объяснения ее существования нужна дуалистическая концепция жизни (называемая «витализмом): чтобы биохимические процессы стали «истинно» живыми, к ним должна быть добавлена некая нефизическая «жизненная сила».
Точно так же и нейробиологический зомби невозможен в нашем мире. Если сознание представляет собой некий более высокий уровень биологической организации в мозге, тогда дублирование мозга автоматически означает дублирование сознания. С другой стороны, если окажется, что сознание – это некая дуалистическая монада, которая существует независимо от мозга, тогда можно представить себе совершенно нормальный мозг в совершенно нормальном теле с совершенно нормальным человеческим поведением, но все это лишено монады [7] , порождающей субъективный поток переживаний. Следовательно, вера в нейробиологического зомби требует признания хотя бы какой-то версии дуализма. Именно поэтому большинство ученых, работающих в настоящее время над проблемой сознания, отрицают саму возможность существования нейробиологических зомби, тогда как некоторые философы считают их существование вполне возможным.
Понятие «зомби» как метафора сложной поведенческой системы, лишенной сознания, перешло из философии в другие области исследований сознания. Например, в нейропсихологии перцептивные системы, которые обрабатывают сенсорную информацию без участия сознания и способны управлять поведением на основании бессознательной обработки информации, иногда называют «зомби-системами» или «зомби внутри». Происхождение подобного называния связано с тем, что они производят впечатление сложных, разумных поведенческих систем, но в то же самое время мы знаем, что они работают в полнейшей внутренней темноте, без какой бы то ни было качественной субъективности. Кроме того, вопрос о сознании животных иногда формулируют с помощью представлений о зомби: мы можем спросить, какие живые организмы в большей степени «зомби», а какие являются серьезными кандидатами на обладание феноменальным сознанием и, следовательно, способны ощущать свое собственное существование.
Альтернативные определения понятия «сознание» и их использование
В этой книге понятие «сознание» привязано к его основному значению как субъективного феноменального опыта или как присутствия у субъекта квалиа. Другие центральные понятия, такие как «рефлексивное сознание» и «самосознание», построены на фундаменте, созданном понятием «феноменальное сознание». Для отсутствия сознания и его метафорического образа – «зомби» – определяющим является отсутствие субъективного опыта.
Этот подход к определению сознания ни в коем случае нельзя считать единственно возможным даже в узкой области изучения сознания. Ниже мы проанализируем некоторые альтернативные определения «сознания» и попытаемся понять, чем они отличаются от определения сознания как субъективного опыта.
Определение сознания как способности реагировать на стимуляцию
В клинической медицине «сознание» определяется как способность реагировать на внешнюю стимуляцию. В соответствии с этим определением быть в сознании означает быть способным адекватно реагировать на предъявленный стимул. Обычно используют несколько стандартных стимулов: обращение к пациенту по имени, прикосновение к его руке или просьба сжать ладонь в кулак, просьба закрыть или открыть глаза, причинение боли и наблюдение за тем, реагирует ли пациент на стимул, причиняющий боль. В общем и целом уровень сознания определяется на основании реакций этого типа: если пациент адекватно реагирует на все стимулы, он полностью в сознании, если же он не реагирует ни на один из них, значит, он находится без сознания или в коме.
Способность реагировать не обязательно связана с феноменальным сознанием. Можно легко представить себе, что пациент реагирует на некоторые стимулы исключительно автоматически, хотя стимул не вызывает никакого осознанного переживания или вообще нет никаких осознанных переживаний. Возможно и обратное: легко представить себе, что пациент не реагирует ни на какую стимуляцию, однако у него есть живые внутренние переживания, связанные с присутствующим в данный момент стимулом или не связанные с ним.
Следовательно, в данном контексте правильнее говорить не о «сознании», а о «реактивности». Пациент может утратить или восстановить чувствительность к внешним раздражителям, но находится он (феноменально) в сознании или нет – это другой вопрос, и ответ на него зависит не от реакции на внешние раздражители, а от того, способен ли его мозг обеспечивать переживание.
Определение сознания как способности представлять информацию из внешнего мира
Когда сознание определяется как репрезентация объектов внешнего мира, в качестве примера всегда приводят восприятие. Согласно этому определению, быть в сознании означает осознавать что-либо или быть осведомленным о чем-либо. Это определение можно подвергнуть дальнейшему анализу в терминах репрезентации и информации: осознавать присутствие объекта X в мире означает получать информацию о нем через органы чувств и в результате внутренне представлять его, то есть иметь внутреннюю репрезентацию объекта X. Нечто в мозге-психике есть внутренняя репрезентация X, если активность или уровень активности «репрезентационной машины» (допустим, активации нейронов в мозге) надежно указывает на то, что в данный момент в той среде, где находится воспринимающий, объект X присутствует.
И в этом случае определение сознания в терминах «осведомленности» и «репрезентации» необязательно связано с субъективным опытом. В наших сенсорных органах и в нашем мозге сосуществует множество репрезентаций внешних стимулов, но большинство из них никак не связаны с субъективным опытом. Следовательно, они представляют собой бессознательные формы репрезентации. И наоборот: в нашией психике есть немало субъективных переживаний, которые не имеют никакой репрезентационной связи с существующей в данный момент внешней средой. Сновидения – самый главный пример полностью галлюцинаторных переживаний, не имеющих никакой связи с внешней стимульной средой. Иными словами, не следует путать репрезентацию чего-то или «осознание» чего-либо с феноменальным сознанием. Представлять себе что-то – это значит просто иметь информацию о нем, а переживается она или нет – значения не имеет. Феноменальное сознание предполагает наличие в психике субъективных феноменальных квалиа независимо от того, несут паттерны качеств какую-то информацию о чем-то находящемся вне них или нет.
Определение сознания как бодрствования
Иногда сознание определяют как состояние бодрствования. На самом деле такое определение представляет собой комбинацию двух определений, выше подвергнутых критике: репрезентации окружающей среды и реактивности по отношению к ней. Согласно такому определению, быть в сознании означает быть осведомленным о себе самом и об окружающей тебя среде и быть в состоянии взаимодействовать с ней. Можно привести те же самые противоположные примеры, что были приведены выше. Например, сновидения имеют место тогда, когда мы спим, то есть находимся в состоянии, противоположном бодрствованию. Сновидения – это субъективные переживания во сне, которые не отражают объективные процессы или объекты. Они имеют галлюцинаторную природу, не зависят от стимулов и генерируются в мозге, однако представляют собой живые феноменальные переживания, нередко столь же живые и ясные, как перцептивные переживания во время бодрствования. Следовательно, сновидения представляют собой некую форму феноменального сознания. Возможно, бодрствование – необходимое условие точного сознательного восприятия окружающей среды, но оно не является необходимым условием присутствия феноменального сознания как такового.
Определение сознания как доступа к выходным системам, к контролю над поведением или над поведенческим взаимодействием с миром
Функционалисты особенно стараются низвести сознание до функции «ввод-вывод» или причинной роли в контроле над поведением. Согласно их представлениям, сознание определяется как «доступ». Термин «доступ» относится к выводной роли сознательной информации: сознание – это информация такого типа, которая имеет доступ ко многим другим когнитивным системам – моторным системам, а потому может также управлять внешним поведением или контролировать его, и в первую очередь вербальные отчеты о содержании рефлексивного сознания. Согласно определению функционалистов, сознательная информация – это единственная информация в мозге, исполняющая функцию доступа. Термином «доступ» обозначается глобальный информационный доступ, и в первую очередь доступ к выходным системам внутри когнитивной системы человека.
Если сознание отождествляется с функцией глобального доступа к информации, способность вербально сообщать о содержании сознания или реагировать на внешние стимулы признается по меньшей мере необходимой для сознания, потому что обычно термин «доступ» означает доступ к выходным системам. Более того, определение сознания как доступа низводит сознание до некоторого типа обработки информации (или до функции ввод-вывод), а потому имеет те же самые проблемы, что имеет функционализм как теория сознания. Оно не учитывает квалиа и отвергает саму возможность существования исключительно феноменального сознания, которое не зависит от селективного внимания, рефлексивного сознания, вербального отчета или контроля над выходными механизмами.
Сознание и осознание
Понятия «сознание» и «осознание» часто используются как синонимы, например, в понятиях «зрительное сознание» и «зрительное осознание»: оба относятся к сознательным опытам в зрительной модальности. Однако понятие «осознание» чаще используется в связи с инициированным извне, связанным со стимулированием перцептивным сознанием, например, в таких выражениях, как «осознание стимула».
Сознание (феноменальное) как таковое относится к непосредственному присутствию субъективных переживаний, а осознание стимула относится ко всему процессу сознательного восприятия, в ходе которого внешний физический стимул сначала физически воздействует на сенсорные рецепторы, а затем запускает нейронные реакции, которые доходят до мозга, где кортикальные механизмы анализируют содержание стимула и вызывают субъективное переживание, внутренне представляющее внешний стимул.
Следовательно, осознание чего-либо предполагает, что за пределами опыта находится некий перцептивный объект и что наш сознательный опыт является его репрезентацией. Иными словами, мы «осознаем» объект и имеем сознательный опыт в виде его репрезентации.
«Осознание» может также означать примерно то же самое, что и рефлексивное сознание специфического содержания сознания и способность сообщить о нем. Например, «фонологическое осознание» требует способности направлять селективное внимание на отдельные фонемы в словах и таким образом воспринимать их как объекты в рефлексивном сознании и называть их. Если человек может это сделать, значит, он может называть первую и последнюю фонему слова, – именно такие тесты используются для измерения фонологического осознания. В общем виде «осознание X» есть способность направить рефлексивное сознание на сущности типа X, когда такие сущности появляются в феноменальном сознании. Следовательно, самосознание есть способность направить селективное внимание и рефлексивное сознание на переживания, относящиеся к самому себе, точно так же как образ в зеркале есть отражение собственного внешнего облика.
Выводы
Мы дали определения нескольких понятий, имеющих отношение к сознанию как к нашей субъективной ментальной жизни:
Феноменальное сознание есть субъективный опыт как таковой, обязательно включающий «квалиа», или характеристику качества субъективного опыта.
• Термины состояние и содержание сознания относятся к сознанию как к общему фоновому состоянию, которое позволяет специфическому содержанию субъективного переживания появиться в нашей психике. Человек находится либо в сознании, либо без сознания (однако существуют также и такие пограничные случаи, как погружение в сон и состояние минимального сознания, наступающее после комы).
Структура феноменального сознания. Самые отчетливые субъективные опыты – в центре сознания, который является и центром селективного внимания; этот центр окружен феноменальным фоном (периферией), содержащим более расплывчатые переживания.
Рефлексивное сознание. В рефлексивном сознании мы формулируем осознанные мысли о своем опыте и используем эти мысли и суждения для управления своим поведением.
Интроспекция – форма рефлексивного сознания, в которой мы связываем наши текущие переживания с нашей внутренней саморепрезентацией и осознаем, что это переживание является нашим собственным преживаним, переживании индивида, продолжающегося во времени.
Временно не поступающая в сознание и бессознательная информация обрабатываются или кодируются в мозге без какой бы то ни было связи с субъективными переживаниями. Однако информация, временно лишенная сознания, может стать осознанной информацией, это потенциально осознанная информация, тогда как у бессознательной информации нет даже потенциальной возможности стать осознанной.
Зомби – метафора сложных, «разумных» поведенческих систем, действующих при полном отсутствии сознания без участия каких бы то ни было субъективных переживаний.
Вносящие путаницу определения сознания». В некоторых контекстах сознание определяют как «поведенческая реактивность», «бодрствование», «настороженность», «внутренняя репрезентация мира» или «осознание/перцептивная репрезентация стимула», но эти определения вносят путаницу, потому что в них нет упоминания о связи с субъективным опытом.
Вопросы для обсуждения
1. Сколько разных определений или использований термина «сознание» указаны в этой книге и в других источниках? Составьте список максимального числа известных вам определений. Какие определения понятны и могут быть использованы для научного понимания сознания, а какие – туманны и вносят путаницу?
2. Идентифицируйте и опишите ситуации, когда вы:
+ имеете чистое феноменальное сознание (без рефлексии, без самосознания, только отчетливые переживания);
+ имеете интенсивное рефлексивное сознание (постоянная внутренняя речь, комментирующая те переживания, которые вы испытываете в данный момент);
+ совершаете мысленные путешествия в ваше личное прошлое и будущее.
3. Возможны ли зомби в принципе?
+ Возможно ли такое, что некая система (допустим, робот) внешне выглядит и ведет себя совершенно так же, как нормальный человек, включая беглую речь, нормальное выражение эмоций и т. д., но при этом не имеет никакого феноменального сознания? Если да, объясните почему. Если нет, то почему нет?
+ Возможно ли, что некая система (допустим, робот), которая внешне выглядит и ведет себя, как нормальный человек, включая беглую речь, нормальное выражение эмоций и т. д., и имеет такой же мозг и тело, как нормальный человек, тем не менее не имеет никакого феноменального сознания? Если да, объясните почему. Если нет, то почему нет?
Назад: Глава 2 Исторические основы науки о сознании
Дальше: Часть вторая Основные области науки о сознании