Глава 4 Общие представления о свойствах нервной системы и типологических особенностях их проявления
4.1. Соотношение понятий «свойство нервной системы» и «типологические особенности проявления свойства нервной системы»
Понятие о свойствах нервной системы введено в физиологию И. П. Павловым. Следуя ему, Б. М. Теплов под свойствами нервной системы понимал ее природные, врожденные особенности, влияющие на формирование индивидуальных форм поведения (у животных) и некоторых индивидуальных различий способностей и характера (у человека). Свойства нервной системы – это физиологические свойства, часто называемые еще нейродинамическими.
...
Определяя свойства нервной системы как врожденные, мы не утверждаем тем самым, что эти свойства всегда наследственные. Они могут формироваться в период внутриутробного развития, а также и в первые годы жизни, поскольку формирование центральной нервной системы ребенка продолжается ряд лет после его рождения. Впрочем, следует сказать, что о происхождении свойств нервной системы человека мы не имеем еще научно обоснованных знаний (Б. М. Теплов, 1963а, с. 3).
Если придерживаться строго физиологической терминологии, такое понимание свойства неточно. В физиологии есть понятие «свойства нервных центров», к которым относят одностороннее проведение возбуждения, замедленное (по сравнению с нервом) проведение возбуждения, способность к суммации возбуждения, усвоению и трансформации ритма приходящих импульсов, наличие следовых процессов, иррадиацию и концентрацию возбуждения, фоновую и вызванную активность. Эти свойства присущи нервным центрам каждого человека, и потому сами по себе они не могут обусловливать различия в способностях и характере людей.
Следовательно, если речь идет об особенностях нервной системы, то надо говорить не просто о свойствах нервной системы, а о степени их выраженности, особенностях протекания нервных процессов, которые у разных людей могут быть (и бывают) неодинаковыми и поэтому в различной степени влияют на особенности поведения и деятельности. Но степень выраженности свойства нервной системы связана с другим понятием – «типологическими особенностями проявления свойств нервной системы». Следовательно, говоря о свойствах нервной системы и их влиянии на психофизиологические – психологические феномены, авторы имеют в виду все-таки типологические особенности.
Подмена одного понятия (свойства нервной системы) другим (типологические особенности проявления свойств) вносит определенную путаницу в понимание существа изучаемых явлений, особенно у неспециалистов в области психофизиологии. Например, если у человека не найдена сильная нервная система (т. е. типологическая особенность), пишут об отсутствии у него свойства силы. Или в других случаях указывают на свойство силы нервной системы (что считается общепринятым и еще не говорит о том, какова же степень проявления данного свойства у человека – сила ли это или слабость) и на «свойство слабости нервной системы», что относится уже к степени проявления свойства силы, и поэтому такое словосочетание некорректно (так как нет свойства слабости).
Но даже уточнение используемых понятий не уводит от выяснения вопроса: свойства чего изучает дифференциальная психофизиология. Изучает ли она особенности проявления свойств нервных центров, о которых шла речь выше, или что-то другое? Позволяют ли используемые в дифференциальной психофизиологии методы и методики докапываться до нервных процессов и особенностей их протекания? Например, В. С. Мерлин писал, что так называемое свойство нервной системы представляет собой лишь истолкование той общей причины, от которой зависит группа взаимно связанных индивидуальных особенностей «условно-рефлекторной деятельности».
Таким образом, если для И. П. Павлова и Б. М. Теплова свойства нервной системы – реальность, то для В. С. Мерлина (1973) это лишь субъективный продукт нашего мышления, наша выдумка, иными словами – условность.
Это представление возникло у В. С. Мерлина не случайно. Большинство методик, которые используются для выявления типологических особенностей проявления свойств нервной системы (исключая электроэнцефалографические), позволяют судить о свойствах только косвенно, по различным фиксируемым экспериментатором показателям, отражающим не сами нервные свойства и нервные процессы, а их влияние на действия, реакции человека. Таким образом, методики позволяют устанавливать лишь проявление выраженных в разной степени свойств нервной системы. Отсюда методы изучения последних – это способы рассмотрения «черного ящика», в качестве которого выступает центральная нервная система.
Невозможность непосредственно измерить то или иное свойство или нервный процесс оставляет только один путь – интерпретации получаемых данных, их истолкования на основе современного уровня наших знаний о физиологических процессах, закономерностях, нервных структурах. Отсюда все «белые пятна», имеющиеся в общей физиологии нервной системы, все неясности и споры находят отражение и в дифференциальной психофизиологии при толковании получаемых данных.
Взять хотя бы самый «простой», но фундаментальный вопрос для физиологии нервной системы – о наличии нервных процессов: возбуждения и торможения.
В свое время И. П. Павлов рассматривал условные рефлексы как отражение только одного процесса – либо возбуждения (положительные условные рефлексы), либо торможения (отрицательные условные рефлексы): дифференцировочные, запаздывающие, угасательные и т. п. Но, как справедливо отмечает В. С. Мерлин, «в различных частях и элементах нервной системы в одно и то же время могут происходить различные процессы – в одних участках возбуждение, а в других торможение. Для характеристики свойства нервной системы важно не то, что происходит в отдельных ее участках и элементах, а то, что характеризует функциональное состояние нервной системы в целом» (1973, с. 21). Истинно здесь то, что показатели, фиксируемые при выполнении испытуемыми тестовых заданий для диагностики типологических особенностей, отражают всю мозаику сложных и противоречивых процессов в центральной нервной системе, а не отдельно процесс возбуждения или торможения. В лучшем случае мы можем судить о преобладании в регуляции одного из этих процессов, т. е. фиксируем соотношение между ними.
Однако и при таком понимании сложности синтерпретацией получаемых данных не заканчиваются. Еще со времен Н. Е. Введенского существует точка зрения, что процесса торможения как такового нет и его заменяет процесс возбуждения, принимающий характер застойного на определенном участке нервной системы. Этот очаг (стойкий, не распространяющийся в отличие от обычного процесса возбуждения) трансформирует частотную характеристику волнового возбуждения, проходящего по этому участку, уменьшая частоту импульсации. А поскольку сила раздражения кодируется через частоту возникающих импульсов возбуждения, уменьшается интенсивность приходящего к эффектору сигнала, и реакция ослабляется либо по интенсивности, либо по быстроте (рис. 4.1).
В конце концов, дело может кончиться полной блокадой волн возбуждения этим стационарным очагом возбуждения. Возникает торможение функции, отражающее пессимальное торможение в центральной нервной системе.
Эти представления Н. Е. Введенского нашли подтверждение в исследовании К. С. Абуладзе ( Абуладзе К. С. Латентное возбуждение. Л.: Наука, 1971. С. 98).
...
При снижении или исчезновении условного рефлекса нет нигде коркового торможения, а происходит уменьшение положительного рефлекса от действия возникшего латентного (застойного по Н. Е. Введенскому. – Е. И .) возбуждения, которое концентрирует в своем очаге возбуждение от положительного раздражения (т. е. пускового. – Е. И .) и этим частично или полностью лишает рабочий орган возбуждения.
Рис. 4.1. Схема трансформации частоты нервных импульсов при прохождении их через очаг стационарного возбуждения (по Н. Е. Введенскому).
Следует вспомнить и точку зрения П. К. Анохина (1968), который считал, что в центральной нервной системе есть только один процесс – возбуждение, который включает в работу как возбудительные, так и тормозные системы.
...
По центральной нервной системе всегда и при всех условиях распространяется только возбуждение. Различие (возникновение возбудительного или тормозного эффекта. – Е. И. ) определяется структурной и химической композицией конечной инстанции – синаптической мембраны (с. 323).
В связи со сказанным, вероятно, некорректно говорить о балансе между возбуждением и торможением, а следовало бы рассуждать о соотношении возбудительных и тормозных реакций. До сих пор, однако, пользуются устоявшейся павловской терминологией и не потому, что не понимают сложности вопроса: эта терминология удобна в практическом отношении (хотя бы ради сокращения времени на изложение мыслей). Кроме того, отказ от нее станет возможным, когда новая терминология сможет реально отразить сущность изучаемых нами явлений (иначе есть опасность замены одной гипотетической терминологии другой – подобной же).
Какие же из перечисленных свойств нервной системы изучаются в настоящее время?
Если исходить из существа изучаемых явлений, а не из названия свойств нервной системы, то можно выделить такие свойства, как усвоение ритма приходящих к тканям импульсов (лабильность), наличие следовых процессов (подвижность – инертность), фоновая активность (активированность, сила – слабость). Делались попытки изучить и другие особенности работы нервной системы, получившие название «свойство динамичности» (В. Д. Небылицын, 1966) и «свойство концентрации возбуждения» (М. Н. Борисова, 1959), однако в дальнейшем эти попытки прекратились, очевидно, потому, что не было убежденности в действительном существовании таких особенностей.
4.2. Характеристики типологических особенностей проявления свойств нервной системы
Характеризуя типологические особенности проявления свойств нервной системы, можно отметить следующее.
1. Типологические особенности не только разделяют субъектов по особенностям реагирования, но и объединяют их в определенные группы по сходству такового. Соответственно на фоне внутригруппового сходства они обозначают межгрупповые различия .
2. Проявления типологических особенностей относительно устойчивы в состоянии покоя. Это значит, что при отсутствии возмущающих воздействий (эмоциональных состояний, утомления, заторможенности) проявление данной типологической особенности при ее многократном тестировании должно быть однотипным, т. е. человек в большинстве случаев должен попадать в одну и ту же типологическую группу.
Однако это не означает, что степень проявления свойства нервной системы не может колебаться в определенном диапазоне. Как и всякий физиологический показатель, она подвержена этому из-за изменения текущих состояний человека. Данное обстоятельство необходимо принимать во внимание каждому, кто изучает типологические особенности. Иначе, если разделять положение о константности (стабильности) типологических особенностей как догму, придется сделать вывод, что изучаются ситуативные состояния, а не свойства нервной системы. Между тем, как отмечается в работе М. Н. Борисовой, Л. Б. Ермолаевой-Томиной и И. В. Равич-Щербо (1969), надежность критериев диагностики типологических особенностей «не предполагает полной тождественности результатов, получаемых у одного испытуемого в разных опытах. Всякая физиологическая функция подвержена колебаниям. Но мера этих колебаний может быть различна. Типологические показатели, как это вытекает из самого их определения, должны быть связаны с достаточно устойчивыми функциями, иначе они теряют всякий диагностический смысл».
Авторы далее пишут:
В исследованиях человека мы не можем обеспечить «прочих равных условий» в такой мере, как это возможно в работе с животными… Однако мы исходим из того, что при статистическом подходе типологический фактор перекрывает действие изменчивых психических состояний. Разумеется, какое-то влияние этих состояний он на себе испытывает – это последнее и есть причина вариативности показателей. Но вариативность типологического показателя должна укладываться в границах надежности (с. 239).
...
Представление о стабильности СНС направляло долгие годы исследования по пути поиска методов, которые выявляли бы эти, якобы неизменные, характеристики нервной системы. В результате однократный опыт был возведен в ранг методологического принципа, а динамические исследования СНС на протяжении различных периодов жизни человека не проводились. Первые же исследования динамики СНС показали, что в повторных опытах происходит закономерное изменение индикаторов СНС (Н. М. Пейсахов). Они изменяются и в ходе онтогенетического развития (Н. Г. Зырянова). Так возникает еще одно противоречие, которое состоит в том, что акцентировалось изучение стабильных характеристик, в то время как нервная система человека является прежде всего динамической, изменяющей свои характеристики во времени (Н. М. Пейсахов, 1975, с. 124).
Следует, правда, обратить внимание на два фактора, мешающих проявлению стабильности типологических особенностей: овариально-менструальные циклы у женщин (В. А. Наумова, 1976) и период полового созревания – у детей (об этом речь пойдет ниже).
3. Постоянство проявления типологических особенностей свойств нервной системы обусловлено тем, что эти особенности генетически обусловлены , заданы от рождения . Поэтому целенаправленно их изменить чрезвычайно трудно. Для этого требуется многолетняя тренировка в каком-либо виде деятельности, «требующая» слабости или инертности нервной системы, или, наоборот, подвижности нервных процессов.
О том, что типологические особенности проявления свойств нервной системы врожденные, говорилось давно (И. П. Павлов, Б. М. Теплов). Однако доказательства этому были получены лишь много лет спустя благодаря близнецовому методу. Исходя из генотипического сходства однояйцовых близнецов, следует ожидать совпадения у них и многих морфологических и физиологических признаков. Действительно, когда была сопоставлена величина сходства проявления свойств нервной системы у монозиготных (однояйцовых) и дизиготных (двуяйцовых) пар с помощью метода корреляционного анализа, то обнаружилось, что по многим свойствам более тесные связи у первых, чем у вторых (И. В. Равич-Щербо, 1988). Следовательно, по данным признакам члены монозиготных пар более схожи между собой, а в некоторых случаях, когда абсолютная величина коэффициентов корреляции достигает уровня 0,900 и выше, имеют практически одинаковые типологические особенности. Поэтому И. В. Равич-Щербо сделала вывод, что в проявлении свойств нервной системы генотипические факторы играют несомненную роль. Относительно силы нервной системы к аналогичному выводу пришли Н. Ф. Шляхта и А. И. Крупнов (1982), а относительно силы и лабильности – Т. А. Пантелеева (1975).
В то же время вопрос о влиянии условий жизни и воспитания, спортивной тренировки на проявление свойств нервной системы остается открытым. По крайней мере, до сих пор нет прямых доказательств того, что под влиянием целенаправленного упражнения какое-то из свойств нервной системы стало проявляться не типичным для данного человека образом. Имеются лишь косвенные данные, например изменение у учащихся хореографического училища после нескольких лет занятий хореографией подвижности нервных процессов и силы по возбуждению в сторону инертности и слабости (Н. Е. Высотская, 1976). Сдвиг типологии предполагается на том основании, что в старших классах лиц с инертностью и слабостью нервной системы в хореографическом училище было больше, чем в обычной общеобразовательной школе, в то время как в младших классах таких различий не наблюдалось. Поскольку отсев в хореографическом училище ничтожен, полученные различия можно рассматривать как влияние упражнения, приспособление к однообразию.
4. Типологические особенности влияют на различные сферы личности , обусловливая особенности поведения, действий, деятельности, общения, вызывая различные склонности и влияя на выраженность способностей. Многогранность влияния типологических особенностей (полифункциональность) является их характерным признаком.
5. Мера проявления типологических особенностей всегда абсолютна (т. е. выражается в каких-то единицах), а критерии отнесения человека к той или иной типологической группе условны .
У этого обстоятельства есть два последствия: положительное и отрицательное. Первое заключается в том, что критерии деления на «сильных» и «слабых», «подвижных» и «инертных» вторичны, поскольку выводятся путем различных вычислений из данных, первично регистрируемых с помощью аппаратуры; соответственно испытуемому, даже если он знает эти критерии, довольно трудно «придумать» себе такую типологию, которая ему нравится. Отрицательное же следствие – то, что условность меры типологических особенностей устанавливается авторами различных методик, и это затрудняет стандартизацию критериев, по которым субъекты должны быть отнесены к той или иной типологической группе. В различных методиках критерии имеют различную степень «жесткости», в результате чего, например, один и тот же человек при обследовании его разными методиками может попасть в различные типологические группы (например, в одном случае – в группу с сильной нервной системой, а в другом – со слабой нервной системой). Это приводит к тому, что у авторов, пользующихся различными методиками определения типологических особенностей, могут в итоге быть собранными расходящиеся данные о представительстве лиц с той или иной типологией в разных профессиональных или возрастно-половых группах. Естественно, получая неодинаковые данные, авторы сделают и разные выводы и практические рекомендации.
Попытки (Н. М. Пейсахов, 1974) обойти эти трудности с помощью статистической обработки полученных данных и отнесения обследованных, показатели которых выходят за сигмальное отклонение, к крайним типологическим группам («сильные – слабые», «подвижные – инертные» и т. д.) методологически неправильны, так как легко можно представить себе такие выборки, где все обследованные по абсолютному (качественному) критерию будут иметь слабую нервную систему или подвижность нервных процессов, но при использовании сигмального отклонения в этой выборке появятся лица не только со средней выраженностью свойства нервной системы, но и с большой выраженностью (т. е. «сильные» и «подвижные»). Возможен и обратный вариант, когда действительно «подвижные» превратятся в 25% случаев в инертных, а в действительности «сильные» в 25% случаев будут признаны «слабыми».
Наиболее реальный путь сопоставления результатов диагностики разными методическими приемами – проведение ранговой или линейной корреляции.
4.3. Структура и классификация свойств нервной системы
Первичные и вторичные свойства . И. П. Павлов, выделив три свойства нервной системы – силу, подвижность и уравновешенность, считал их рядоположными, не разделяя на первичные и вторичные. Правда, в работах 1930-х гг. он говорил уже не просто об уравновешенности возбуждения и торможения, а об их уравновешенности по силе нервной системы, что привело к необходимости считать исходными, первичными силу нервной системы по возбуждению и силу нервной системы по торможению, а баланс между ними расценивать как вторичное свойство, производное от соотношения первичных.
Следующим шагом стало постулирование В. К. Красуским (1963) баланса по подвижности возбуждения и подвижности торможения. В то же время от баланса по силе он отказался, не найдя надежного способа выявления силы тормозного процесса.
Наиболее полную и гипотетически стройную структуру свойств нервной системы предложил В. Д. Небылицын (1966). Он исходил из того, что существуют четыре первичных свойства нервной системы – сила, подвижность, динамичность и лабильность, которые характеризуют как возбуждение, так и торможение. Соотношение между нервными процессами по этим свойствам дает возможность говорить о четырех вторичных свойствах:
– балансу по силе,
– балансу по подвижности,
– балансу по динамичности,
– балансу по лабильности.
Таким образом, по В. Д. Небылицыну, существует 8 первичных свойств нервной системы (учитывая, что каждое относится и к возбуждению, и к торможению) и 4 вторичных – всего 12 свойств.
Однако применение этой логически завершенной классификации свойств нервной системы на практике встречает серьезные трудности, обусловленные рядом причин.
Первая состоит в том, что до сих пор вопрос о наличии силы нервной системы по торможению остается нерешенным. Предпринимаемые некоторыми исследователями попытки выявить его с помощью опросников не могут считаться удачными.
...
Все большее количество исследователей в области дифференциальной психофизиологии приходят к убеждению, что первоначальные принципы изучения свойств нервной системы (СНС) пришли в противоречие с современными представлениями о строении и функциях мозга. Вопрос этот в связи с теорией темперамента затронул В. С. Мерлин, который назвал сложившееся положение кризисным. Рассмотрим некоторые, на наш взгляд, наиболее острые противоречия в дифференциальной психофизиологии, выступающие как проблемы, требующие дальнейшего изучения.
1. Фундаментальным для психофизиологии является представление о возбуждении и торможении как о двух противоположных процессах. Однако Н. Е. Введенский, рассматривая торможение как активный процесс и как следствие застоявшегося возбуждения, считал, что между ними возможны взаимные переходы. По мнению П. К. Анохина, торможение – результат встречи двух биологически неравноценных возбуждений.
В связи с этим можно предложить ряд конкретных вопросов, подлежащих изучению:
<…>
в) Соответствует ли реальному положению вещей структура СНС, основанная на предположении о самостоятельности возбуждения и торможения? Если это не так, то как тогда быть с уравновешенностью нервных процессов, которая в таком случае становится просто лишней? …Простая и поэтому заманчивая идея о трехчленной структуре СНС вступает в противоречие с новейшими данными о «внутреннем торможении», а с другой стороны, плохо согласуется с представлениями о мозге как чрезвычайно сложной и многоуровневой системе, в которой отдельные функциональные блоки находятся во взаимной связи и подчинены целому. Как же в этом случае быть с ортогональностью и рядоположностью СНС? (Н. М. Пейсахов, 1975, с. 123).
Вторая причина состоит в том, что лабильность как физиологическое свойство не может рассматриваться применительно к каждому процессу – возбуждению или торможению – отдельно, она есть сочетание быстроты протекания того и другого. Ведь мерилом лабильности выступает частота возникновения реакций в мышце или нерве, или в нейроне в единицу времени, а эта частота зависит не только от того, насколько быстро возникает и исчезает возбудительный процесс, но и как быстро возникает и исчезает и тормозной процесс, потому что они мешают появлению друг друга. Следовательно, говорить о лабильности торможения и лабильности возбуждения вряд ли возможно. Таким образом, обнаруживается вторая брешь в построениях В. Д. Небылицына.
Третья причина заключается в том, что вопрос о наличии свойства динамичности тоже дискуссионен, хотя в одной из работ, посвященных памяти В. Д. Небылицына, утверждается, что ему «удалось доказать самостоятельность значения такого свойства нервной системы, которое проявляется в скорости и легкости генерации нервной системой процессов возбуждения и торможения, в частности, при формировании временных связей» (Проблемы дифференциальной психологии. Вып. 8. С. 2). Дабы сомнения в наличии этого свойства нервной системы были обоснованы, приведу краткую историю вопроса.
В лаборатории И. П. Павлова быстрота образования условных рефлексов рассматривалась как признак сильной нервной системы (И. А. Подкопаев, 1952; Б. Х. Гуревич и М. С. Колесников, 1955, и др.). В. Д. Небылицын, проанализировав соответствующую научную литературу и собственные данные, пришел к выводу, что неправомерно связывать силу нервной системы с быстротой образования условных рефлексов, так как имелись работы, согласно которым рефлексы быстрее формировались у собак со слабой нервной системой или же вообще связь со свойством силы не обнаруживалась.
При выработке «фотохимического условного рефлекса» у людей (методика, которая первоначально использовалась в лаборатории Б. М. Теплова в соответствии с классическими канонами школы И. П. Павлова, но затем уступившая место более кратким и экономным с точки зрения затрат времени методикам) В. Д. Небылицын также обнаружил, что эти рефлексы быстрее образовывались у лиц со слабой нервной системой. При выработке условного кожно-гальванического рефлекса аналогичные данные получила Л. Б. Ермолаева-Томина (1963).
Первоначально В. Д. Небылицын понимал сущность свойства нервной системы, связанного с быстротой образования условных реакций, очень широко: как «способность к формированию реакций, адекватных условиям опыта, – и при этом, вероятно, не только элементарных рефлексов, но и более сложных систем связей, т. е. способность к “научению” в широком смысле этого слова» (В. Д. Небылицын, 1976, с. 119). С другой стороны, он расширил сферу проявления этого свойства, названного им динамичностью, и на более элементарные нервные процессы, в частности – на легкость генерации (возникновения) возбуждения и торможения.
Таким образом, судя по высказываниям В. Д. Небылицына, он связывал с динамичностью быстроту научения, быстроту формирования условных рефлексов, быстроту формирования возбудительных и тормозных функциональных систем, быстроту возникновения возбуждения и торможения. Здесь-то и проявляется одна из слабостей представления автора о свойстве динамичности, поскольку перечисленные физиологические явления нельзя рассматривать как рядоположные и тем более тождественные. Научение – это одно, а возникновение возбуждения в нервных центрах – другое, и устанавливать между ними тождество по чисто внешним признакам (быстроте проявления) некорректно. Если взять, например, условный рефлекс, то быстрота его образования зависит от множества причин: величины и устойчивости возбуждения в нервных центрах (а последняя зависит от инертности возбуждения), от физиологической силы раздражителя, его значимости и т. д. Поэтому приписывать столь сложный процесс одному свойству нервной системы (динамичности) не оправдано.
Выделение нового свойства нервной системы требует безусловных доказательств его монометричности, независимости от других свойств. В противном случае проявление какого-либо свойства мы примем за новое свойство , что и произошло в рассматриваемом примере. Так, приняв за основу своих рассуждений, что быстрота формирования условных рефлексов не связана с сильной нервной системой, В. Д. Небылицын почему-то расценил многочисленные факты о связи динамичности со слабой нервной системой как «парадоксальность», не увидев в них закономерности. Между тем если под динамичностью понимать быстроту возникновения нервных процессов, связь ее со свойством силы предопределена самой сущностью последнего: слабость нервной системы означает более высокий уровень активации в покое, его большую приближенность к порогу реагирования, а следовательно – и более быстрое возникновение реакции при одинаковой для сильной и слабой нервной системы интенсивности или длительности раздражителя. Обосновывая самостоятельность свойства динамичности, В. Д. Небылицын не принял во внимание ее связь с проявлениями подвижности, о которой он сам сказал следующее:
...
Согласно нашим экспериментальным данным, с этим фактором (динамичности. – Е . И .) коррелируют также особенности последействия возбудительного процесса (1976, с. 120).
Очевидно, исследователь и сам понимал имеющиеся трудности в доказательстве своей гипотезы. Так, он писал, что вопрос о балансе по динамичности (т. е. соотношении динамичности возбуждения и динамичности торможения) еще далек от окончательного решения и что полученные данные требуют проверки. Находил он связь и между динамичностью возбуждения и динамичностью торможения и даже предполагал на этом основании, что существует общий фактор динамичности нервной системы, т. е. сам же разрушал построенную им классификацию свойств нервной системы.
После 1967 г. В. Д. Небылицын не возвращался к обсуждению в печати теоретических и практических вопросов, касающихся этого свойства. А именно в это время произошли существенные изменения во взглядах сотрудников его лаборатории на данный феномен. Так, Л. Б. Ермолаева-Томина (1969) показала: в зависимости от силы подкрепления при выработке положительного и отрицательного условных рефлексов испытуемый мог попасть в разные типологические группы по динамичности.
Э. А. Голубева и ее соавторы (1974) высказали мнение, что выработка дифференцировочного условного рефлекса (по которой В. Д. Небылицын судил о динамичности торможения) связана как с процессом возбуждения, так и торможения, поэтому она не может быть показателем только динамичности последнего.
Постепенно стали говорить не о динамичности возбуждения и динамичности торможения как самостоятельных свойствах нервной системы, а об их балансе с преобладанием либо первой, либо второй, причем между динамичностью возбуждения и торможения была найдена обратно пропорциональная зависимость: чем сильнее выражен один процесс, тем слабее проявлен другой (Э. А. Голубева, 1972). В ее работах показатель динамичности торможения по В. Д. Небылицыну (частота альфа-ритма ЭЭГ) рассматривается как показатель баланса по динамичности. В других исследованиях частота альфа-ритма рассматривается уже в качестве показателя активации (Е. П. Гусева и Н. Ф. Шляхта, 1974). Термин «динамичность» постепенно исчезает из статей по дифференциальной психофизиологии. Очевидно, это происходит не случайно, поскольку фоновые показатели ЭЭГ зависят не только от динамичности, но и от других типологических свойств.
Отметим еще мнение Д. Грея (1968), считающего, что и сила нервной системы, и динамичность могут представлять собой два подфактора, относящихся к большому единому фактору, т. е. выступают двумя проявлениями одного и того же физиологического явления. Справедливость такого предположения видна из того, что обнаружения слабости нервной системы и высокой динамичности возбуждения сходны, на это обратил внимание В. С. Мерлин. Найдено сходство проявления динамичности и лабильности в психологических феноменах (Э. А. Голубева и В. Д. Рождественская, 1969). Собственно, в этом нет ничего удивительного, так как быстрота возникновения возбуждения является составной частью того, что называется лабильностью.
Согласно сказанному, попытка выделить динамичность как новое свойство нервной системы не имеет серьезных оснований. Быстрота возникновения нервных процессов – это лишь одно из проявлений свойства силы нервной системы. Собственно, В. Д. Небылицын предвидел возможность исчезновения какого-либо подобного свойства из описанной им структуры. Он писал, например, что можно «представить себе и такую возможность, когда атрибуты какого-то предполагаемого свойства в результате экспериментального исследования будут отобраны у него и переданы другим параметрам нервной деятельности, и это предполагаемое свойство, в конца концов, окажется вычеркнутым из списка основных свойств нервной системы» (1966, с. 16).
Таким образом, пока мы не ушли далеко от той классификации свойств нервной системы, которая была предложена И. П. Павловым.
4.4. Парциальные и общие свойства нервной системы
Говоря о свойствах нервной системы (или точнее – о свойствах нервных центров), нельзя понимать дело так, что какое-то изучаемое свойство относится ко всей нервной системе как аморфному образованию. Есть основания полагать, что хотя любой функциональной системе мозга (возбудительной, тормозной) присущи все свойства, однако степень их выраженности в разных системах (мозговых структурах) различается. В этой связи и возник вопрос об общих и парциальных свойствах нервной системы.
Если типологические особенности отражают определенные функциональные системы мозга, то спрашивается: к какой именно функциональной мозговой системе (или, по словам У. У. Ухтомского, «функциональному органу») относится данная методика, с помощью которой изучаются типологические особенности. Не может ли быть так, что разные методики, предъявляя обследуемым разные смысловые задачи, адресуются разным функциональным отделам мозга? Отсюда возникает важная для практики задача: установить, одинакова ли валидность разных методик, изучающих, например, свойство силы нервной системы.
Также рождается и теоретический вопрос: являются ли изучаемые свойства парциальными (т. е. отражающими только одну функциональную систему) или общими (т. е. относящимися ко всему мозгу в целом)?
Представление о парциальных свойствах нервной системы выдвинул Б. М. Теплов. Он писал, что у человека менее всего можно ожидать полного совпадения типологических параметров в разных анализаторах, а также в первой и второй сигнальной системах. Действительно, сопоставление типологических различий по свойству силы в различных анализаторах (зрительном и слуховом) не показало совпадения диагнозов. Тем самым был нанесен существенный удар по господствовавшим в то время представлениям, согласно которым свойства нервной системы характеризуют ее всю в целом. Теперь и наличие общемозговых свойств вызывало сомнение. По этому поводу В. Д. Небылицын заметил:
Должны ли мы теперь рассматривать СНС как параметры лишь узкого представительства, способные характеризовать только те мозговые структуры, к которым адресуются применяемые стимулы, или все-таки существуют такие, хотя бы относительно общие «сверханализаторные» характеристики мозга, которые могут служить основой для нейрофизиологической интерпретации целостных особенностей индивидуального поведения? (1976, с. 209).
В. Д. Небылицын считал, что парциальность может быть обусловлена тремя моментами:
1) регистрацией разных эффекторных выражений рефлекторной деятельности (эффекторный аспект);
2) применением раздражителей различной модальности (анализаторный аспект);
3) использованием различных подкрепляющих воздействий (в случае изучения типологических особенностей с помощью вырабатываемых условных рефлексов).
Таким образом, парциальность свойств нервной системы (а точнее – типологических особенностей их проявления) может быть обусловлена тем, что в применяемых для их диагностики реакциях участвуют различные нервные структуры.
Роль различий в подкреплении, сказывающихся в проявлении парциальности типологических особенностей, была установлена еще А. Г. Ивановым-Смоленским (1935). Применяя три подкрепления – ориентировочное, пищевое и оборонительное, сотрудники этого исследователя обнаружили, что полное совпадение результатов по быстроте образования положительных и тормозных условных рефлексов было только в 22% случаев, а при двух подкреплениях совпадения регистрировались лишь в 50% случаев. Поэтому уже А. Г. Иванов-Смоленский говорил о парциальных типах нервной системы. Аналогичные результаты в исследовании с привлечением людей получил польский психолог Ян Стреляу (1982): только у 2 из 36 испытуемых диагноз типологических особенностей совпал при применении трех видов подкреплений: электрокожного, температурного и мышечного усилия.
В. Д. Небылицын и его сотрудники показали роль модальности сигнала для расхождения в результатах диагностики. Причем главную «вину» за проявление парциальности типологических особенностей авторы возложили на межанализаторные различия. Этому есть некоторые подтверждения. Например, В. С. Горожанин (1977) не выявил связи скорости бега и максимальной частоты движений с подвижностью нервных процессов в зрительном анализаторе, в то время как, по нашим данным, при использовании двигательных методик такая связь обнаруживается.
Однако Ян Стреляу обращает внимание, что расхождения в результатах диагностики могут быть связаны не с модальностью раздражителя, а с его силой. Действительно, фактор силы (интенсивности) раздражителя способен создать проблему парциальности искусственно, что отмечал и В. С. Мерлин: ведь физическая сила зрительного и слухового раздражителя в лаборатории Б. М. Теплова – В. Д. Небылицына не выравнивалась. Правда, частично это возражение снимается тем, что, как отмечал В. Д. Небылицын, расхождения в диагнозах силы нервной системы при использовании зрительного и звукового раздражителей было то в пользу одного, то в пользу другого анализатора (при одинаковой для всех испытуемых интенсивности того и другого раздражителя). Вместе с тем значение интенсивности раздражителей различной модальности полностью В. Д. Небылицыным не отвергалось. Он писал в связи с этим:
...
Другое дело – изучение таких свойств нервной системы, как подвижность или динамичность. Здесь, действительно, для того чтобы исключить влияние параметра чувствительности – силы, следует уравнивать раздражители по их физиологической интенсивности (1966, с. 340).
Теоретически парциальность может проявиться не от межанализаторных различий, а от того, что к одному анализатору адресуется своя задача, а к другому – иная (это зависит от методических приемов диагностики типологических особенностей). Роль данного обстоятельства отмечена В. И. Рождественской и др. (1969). Однако про такие случаи можно сказать, что эксперимент не был чистым и сравнение проведено некорректно. При одинаковости же заданий (как это имело место в работах В. Д. Небылицына по определению силы нервной системы или в исследовании М. И. Семенова и А. Х. Мамажанова (1972), сопоставлявших подвижность и баланс нервных процессов при двигательных и зрительных заданиях, идентичных по смыслу и процедуре выполнения) парциальность проявлялась вполне отчетливо. Так, в последней из указанных работ совпадение диагнозов типологических особенностей в двух выборках (73 студента и 50 школьников) было только в 42—56% случаев. Аналогичные данные на значительно большем материале с использованием тех же методических приемов были получены А. Г. Пинчуковым (1974).
Межанализаторная парциальность – это парциальность по горизонтали. Есть основание говорить и о парциальности типологических особенностей по вертикали.
Так, Н. И. Красногорский строил классификацию типов высшей нервной деятельности, исходя из учета соотношений между корой и подкоркой. Он считал, что холерический тип – подкорковый, а флегматический – корковый тип высшей нервной деятельности. Выделялись им и центральные типы, отражающие равновесие между корой и подкоркой: сильный (сангвинический) и слабый меланхолический.
Идею о парциальности по вертикали типологических особенностей проявления свойств нервной системы разделял и В. С. Мерлин, тоже ссылаясь на соотношения коры и подкорки.
Можно полагать, что вертикальная парциальность проявляется и в двух видах баланса – «внешнего» и «внутреннего» (Е. П. Ильин, 1972в). Об этом свидетельствуют антагонистические взаимоотношения между ними, возникающие при ряде состояний (монотонии, психическом пресыщении): сдвиг одного баланса в сторону возбуждения сопровождается сдвигом другого баланса в сторону торможения. Это можно рассматривать как перераспределение активности (энергии) с одного уровня регуляции на другой.
Таким образом, вопрос о парциальности свойств нервной системы продолжает оставаться актуальным и требует дальнейшего изучения.
Однако, как отмечал В. Д. Небылицын, «особенности организации мозговой рецептивной системы принципиально, по самой ее функции, таковы, что ее функциональные параметры – частные свойства – едва ли могут служить нейрофизиологическими “измерениями” личности как целого, со всеми общими аспектами ее организации и поведения» (1976, с. 21). Соответственно он выдвинул гипотезу о существовании и общих свойств нервной системы, которые связаны с выделенной им регулирующей системой мозга.
К этой системе В. Д. Небылицын отнес передние отделы неокортекса и взаимодействующие с ними образования старой и древней коры головного мозга, а также его стволовой части. Структуры, составляющие этот комплекс, он рассматривал в известном приближении как единую мозговую систему, выполняющую функции регуляции и управления всеми процессами, протекающими в организме – от низших биологических до самых высших психических (таких как потребности и мотивация, эмоции и темперамент, программирование движения, и действий, интеллектуальное планирование и оценка результатов и т. д.). В отличие от анализаторной, регулирующая система не имеет прямого отношения к переработке сенсорных раздражителей.
Важными являются связи свойств этой системы со многими общеличностными характеристиками – моторной активностью, интеллектуальной активностью и с особенностями установки личности, в то время как анализаторные (парциальные) свойства часто таких связей не обнаруживают.
Следует подчеркнуть, что В. Д. Небылицын, выдвигая понятие об общих свойствах нервной системы, рассматривал их не как чисто корковые, а как комплексные, отражающие функциональную систему, включающие в себя различные уровни центральной нервной системы: лобную кору, лимбический мозг, ретикулярную формацию. Можно считать, что под общими свойствами В. Д. Небылицын понимал, скорее всего, свойства интегративных систем мозга, осуществляющих произвольные акты человека. При этом он отмечал: свойства, обозначенные им как общие, строго говоря, тоже являются частными, поскольку представляют собой параметры пусть весьма обширного, но все же ограниченного анатомически и функционально комплекса структур головного мозга. Интерпретация этих свойств как общих оправдана только тем значением, которое имеют образования регуляторной системы для психической жизни и поведения всего организма. Во всяком случае, они, по мнению В. Д. Небылицына, дают лучшее приближение к функции «нервной системы в целом», чем парциальные свойства. Как полагал исследователь, представление об этих общих свойствах поможет понять, что же такое свойства нервной системы в целом, – категорию, остающуюся, по его мысли, на современном уровне наших психофизиологических знаний чисто гипотетической конструкцией.
Об этом высказывании В. Д. Небылицына (об относительности «общих» свойств) необходимо помнить, так как в более поздних работах других авторов содержатся высказывания, противоречащие положениям этого ученого.
Например, отличной от позиции В. Д. Небылицына точки зрения придерживается В. М. Русалов (1979). Он считает, что общие свойства – это индивидуально-устойчивые особенности целостной общемозговой интеграции нервных процессов, вовлеченных в целостную произвольную психическую деятельность, в то время как частные – особенности локальной интеграции. Автор полагает более правильным не увязывать строго общие свойства с деятельностью лобного отдела, а рассматривать их как особенности регуляции всего мозга. Свойства переднего мозга могут быть лишь аналогичными, но не идентичными свойствам всей нервной системы.
Со второй половины ХХ в. идея общемозговых свойств все больше замыкается на активации целого мозга и связанной с ней чувствительностью. Предполагается (В. С. Мерлин, 1973; И. М. Палей, 1966), что чувствительность прямо отражает «первичное» общее свойство. Согласно другой точке зрения, «первичным» и в значительной степени интегральным свойством является активированность покоя, а чувствительность – вторичная характеристика, зависящая от уровня активации в покое нервной системы (Е. П. Ильин, 1979).
Свойства, выявляемые с помощью методик, в которых используются произвольные двигательные реакции человека, обнаруживают постоянные связи с деятельностными и поведенческими характеристиками людей, а свойства, выявляемые в зрительном и слуховом анализаторах таких связей часто не демонстрируют или же показывают те, которые противоречат здравому смыслу. Следовательно, для практических целей прогнозирования склонностей, способностей, устойчивости к неблагоприятным состояниям и т. д. парциальные (анализаторные) свойства малопригодны.