Исследования фольклористов, культурологов и историков, анализ памятников древней русской письменности показывают, что инициальных обрядов на протяжении жизни человека было как минимум шесть: посвящение в члены определенной общины (семьи, тотема, клана) при рождении; утверждение новорожденного в качестве члена общины, одновременно и «очистительные» обряды для матери младенца (40-й день жизни ребенка; после принятия христианства эта инициация заменилась на крещение); обряд получения имени годовалым ребенком; обряд «подстяги» для мальчиков и «веретена» для девочек по достижении ими трехлетнего возраста; обряды, посвящающие юношу и девушку во взрослую жизнь; свадебный обряд; похоронный обряд [109] .

Весьма интересным для анализа представляются инициальные обряды, связанные с началом полового созревания и, соответственно, началом готовности к репродукции рода. Это неслучайно. Выживание человеческого сообщества напрямую зависело от того, какова будет рождаемость, будут ли рожденные дети здоровыми, способными работать и в будущем производить потомство. Достижение половой зрелости являлось одним из ключевых моментов в жизни члена человеческого сообщества. В обряде инициации, посвященном переходу детей (подростков) в состояние «рождающих», основным смыслом является «смерть» личности как природного, спонтанного существа и «рождение» ее в новом качестве – взрослой, воспроизводящей нормы социума. Считалось, что после прохождения этой инициации девушек наделяют особой детородной силой богини женского пантеона (Мокошь, Рожаница, Ладо), юноши соответственно получают силу от богов мужского.

Интересно отметить, что для юношей инициация включала в себя испытания на выдержку, умение терпеть боль, преодолевать страх.

Смысл таких обрядов – рождение взрослого человека, полноправного члена рода (клана, семьи).

Поскольку с началом воспроизводства рода и осуществления профессиональной деятельности (для мужчин) основные функции жизнедеятельности члена общины были выполнены, то на протяжении оставшегося ее периода инициальные обряды уже не играют столь важной роли. Полноправный член общины мог после этого участвовать в таких обрядах, но, естественно, уже не в качестве главного действующего лица.

Нормальное течение человеческой жизни понималось как соответствующее порядку, в том числе в первую очередь порядку как последовательности.

В связи с этим существовало множество обязательных для членов общины правил, касавшихся в том числе создания семьи и обязательных к исполнению. Например, правило старшинства при женитьбе или замужестве.

Казалось бы, какая разница, кому выйти замуж первой: старшей или младшей дочери?

Однако же разница есть. Во втором случае нарушается последовательность, порядок вещей: «январь» наступает прежде «марта». А нарушение порядка вещей, по представлению членов традиционной общины, влекло губительные последствия не только для нарушивших, но и для всей общины.

Нельзя, конечно, утверждать, что порядок всегда соблюдался. Однако в случаях вольного или невольного нарушения последовательности нарушающий отдавал себе в этом отчет, всегда стараясь предпринять меры (покаяния, обеты, жертвы и др.) для восстановления порядка.

Особое значение придавалось соблюдению порядка в ходе свадебных обрядов. В связи с уникальной значимостью этого события в жизни каждого члена общества соблюдение последования в отправлении обрядов было исключительно четким.

В любом инициальном обряде его участник «умирает» в прежнем качестве, чтобы «воскреснуть» в новом. В этом состоит смысл обряда, понимаемого как акт восстановления миропорядка. Естественно, для восстановления необходимо четко соблюдать последовательность действий. В рамках свадебного обряда до определенного момента невеста (пока она не стала женой) пребывает в «смерти». В языческих представлениях именно в ходе обряда, в ходе ритуального (сакрального) соития она «воскресает» в качестве жены.

Если же порядок нарушен, девственность утрачена до свадьбы, это грозит, соответственно, утратой плодородия, бедствиями всей общине. Что же касается самой девицы, то для нее последствие нарушения порядка, утраты девственности до свадьбы – это «невоскресение» в новом качестве.

В связи с вышеизложенным обратимся к анализу эротического начала в русском свадебном обряде.

Наиболее общий смысл брачной ночи супругов таков: девушка, утрачивая девственность, «умирает» в прежнем качестве и возрождается в качестве женщины плодоносящей. В таком осмыслении этого события представлено восприятие женщины как воплощения Матери Сырой Земли, дающей жизнь всему. Поэтому и вся лексика этой сферы (прямое название близости, обозначения гениталий) была табуированной. Понятен смысл табу: прямое, «настоящее» название вещи равно ей самой, а потому употребление прямых названий могло осуществляться только в сакральных целях.

Чрезвычайно интересно временное и смысловое деление свадебного обряда: первая часть его носила название «похороны», «печаль», «гореванье», «Черный стол», «печальная»; вторая часть – «веселье», «Красный стол». Такое структурирование обряда полностью подтверждается мелодико-интонационным строем песен, исполнявшихся в ходе обряда.

Жених и невеста, становясь мужем и женой, воспроизводят сакральную формулу воссоединения Мужского и Женского, обновляя круг жизни.

И естественно, что воспроизведение сакральной формулы в рамках обряда сообщало брачному соитию и супружеству в целом характер причастности к общемировому порядку.

Следованием нормам этого порядка являлась и супружеская верность.

Прелюбодеяние, измены супругов рассматривались как нарушение порядка с соответствующими этому нарушению последствиями.

Русская свадьба в ее традиционном понимании представляет собой систему обрядов, каждый из которых обладает и самостоятельным смыслом, и одновременно является необходимым элементом целостной системы. Последовательность свадебных обрядов, естественно, строго соблюдалась в соответствии с рассмотренным выше «следованием порядку».

Сватовство . Именно с этого обрядового действа время, в котором существовали все гипотетические участники будущей свадьбы, уже мыслилось и воспринималось как сакральное. Психологический смысл: создание условий для психологической готовности, некое «время тишины», «мораторий», в течение которого принималось решение.

Внешняя сторона этого обряда (то есть собственно ритуал) выглядит следующим образом. Как правило, сватовству, то есть переговорам между сторонами (семьями), был предпослан семейный совет. Субъектом сватовства всегда выступала сторона (семья) молодого человека. На семейном совете в семье молодого человека обсуждались мнения всех ее членов по поводу возможной предстоящей женитьбы, невесты.

Затем, учитывая, наблюдая и соблюдая все правила, сваты шли в дом к родителям невесты. Правила касались дней сватовства («удачными», «легкими» днями считались вторник, четверг, суббота и воскресенье), особенностей поведения – как зайти в дом, куда ступить, куда пройти, как поклониться, что сказать.

Диалоговый характер этого свадебного обряда четко проявляется, например, в пространственном взаиморасположении сторон: сваты (представители стороны жениха) не заходили дальше потолочной балки – матицы (а матица считалась одним из священных мест дома); а также в характере речевого взаимодействия: «У вас товар, у нас купец», «У вас ком теста, и у нас ком теста, нельзя ли смесить их в одно место?», «У нас барашек, у вас ярочка – будет ли парочка?».

Заметим, что в случае получения предварительного согласия от родителей невесты сватов приглашали пройти «за» матицу (то есть преодолеть одну из границ «чужого», «освоить»).

Как правило, первоначально диалог строился без называния прямой цели прихода, хотя она была ясна обеим сторонам. Для обозначения возможного и желательного соединения родов сваты пользовались образами «барашек и ярочка», «товар и купец», «петушок и курочка» и др. Называнию «прямых» имен наступало время позже, когда выражалось согласие. Назвать Имя раньше – значит нарушить порядок. Пользуясь словами – заместителями имени, сваты в речи «воссоздавали» природный и культурный миропорядок: «курочка» должна быть с «петушком», на «товар» найдется «купец». Таким образом, уже в речи обретал новую (при каждом сватовстве) жизнь миф о соединении двух начал как основе жизни.

Сговор . Он продолжал цикл свадебных обрядовых действ, представлял собой скрепление словом принятого решения. Иначе сговор назывался «рукобитье», которое осуществлялось «через стол». Стол в доме невесты выступал и как одно из сакральных мест, и как граница (по одну сторону стола – родственники жениха, по другую – родственники невесты).

Подобно тому как в сватовстве при получении согласия сваты проходили «за матицу», осваивая «чужой» мир, при сговоре через стол протягивались руки, снимая еще одну «границу». Часто это «снятие» границы производилось над хлебом (караваем), лежащим на столе, что придавало событию еще бо́льшую сакральность.

Сговор включал в себя переговоры о дне свадьбы (венчания), обсуждались приданое невесты, число гостей. Когда договоренности были достигнуты, решение скреплено рукобитьем (что, кстати, на Руси придавало свершившемуся характер правового акта), девушку-невесту подводили к жениху, говоря ему: «Это вот тебе суженая, просим любить да жаловать». Жених и невеста брались за руки, и это действие символизировало реальность грядущего породнения, соединения родов. Скрепление рук жениха и невесты после сговора также есть действие по актуализации мифа о соединении двух начал и так же, как и рукобитье отцов, имеет характер правового статуса.

Завершался сговор общей молитвой и пиром, на котором присутствовали сваты, родители жениха и невесты.

С момента совершения сговора девушка именовалась «сговоренкой», она (вплоть до свадьбы) расставалась с девичеством, «волей девичьей», «умирала» как девица. Об этом свидетельствует смена одежды – после сговора и вплоть до свадьбы девушка носила траурную одежду, никакие яркие цвета не позволялись. В некоторых областях России существовал запрет на заплетание косы и вообще расчесывание волос для сговоренок.

Невесте предписывалось ограничивать разговоры. Часто девушка вообще «подавала голос» только в причитаниях, а в обыденном общении изъяснялась жестами.

Девичник обычно проходил в последний («прощальный») вечер в доме невесты. Центральным моментом девичника было прощание с «девьей красотой». Заметим, «красной» была только девица, это и закрепилось в виде устойчивого словосочетания – «красна девица», «красны девки». Молодка, молодуха, молодайка – так называли только вышедшую замуж женщину – «красной» уже не была.

После перехода в группу замужних женщин, молодок, девица меняла не только имя (вернее, способ именования, так как ее начинали звать по имени и отчеству), но и тип одежды, прическу.

Косу, например, носить было нельзя – обычно плели две косы, окручивая их затем вокруг головы, а сверху надевая особый головной убор – кику. («Бабья кика все грехи покрыла» – кто старое помянет, тому глаз вон.)

Венчание – соединение, создание «общего круга», сопряжение. Символика венчания свидетельствует именно о таком понимании этого действа.

Жених и невеста, ступая по разостланному на полу плату (обычно белого цвета, в народной традиции – цвет траура, плат же понимается как символ дороги, то есть невеста с женихом выходят в момент венчания из «мира иного»), подходят к аналою и подтверждают добровольность и нерушимость своего решения стать супругами.

Слово здесь, так же как и в сговоре, обладает мощным сакральным статусом.

Круг жизни обновлялся с каждым свадебным обрядом; так утверждалось бессмертие как чувственно воспринимаемая данность.