Книга: Психология конфликта
Назад: Глава 5. Как описываются конфликты
Дальше: Глава 7. Возникновение конфликтов: выбор стратегии реагирования
Глава 6. Возникновение конфликтов: оценка ситуации
В главе «Возникновение конфликтов» рассматривается, как внешние обстоятельства ситуации воспринимаются человеком, на основании чего осуществляется «определение ситуации», какой процесс ведет к определению ситуации как конфликтной и какие «объективные», «групповые» и «персональные» факторы ведут к восприятию ситуации как конфликтной.
· Критические жизненные ситуации
· Объективно-субъективная природа конфликтов
· Восприятие ситуации
· Определение ситуации
· Определение ситуации как конфликтной
· Факторы определения ситуации как конфликтной
• «Объективные» факторы определения ситуации
• «Групповые» факторы определения ситуации
• «Индивидуальные» факторы определения ситуации
· Синтез ситуационного и личностного подходов
· Резюме
Критические жизненные ситуации
В повседневной жизни человек переживает самые разнообразные ситуации, совокупность которых образует наше актуальное жизненное пространство. Если же перейти от этого «горизонтального» измерения к временному, «вертикальному» – сменяющим друг друга годам жизни, то и здесь мы увидим череду событий, обстоятельств, ситуаций, составляющих и образующих общий жизненный путь человека.
Понятие ситуации в психологии недостаточно определено. В своей работе по методологическим и теоретическим проблемам психологии Б. Ф. Ломов назвал разработку способов и средств описания ситуации одной из важнейших задач (Ломов, 1984, с. 120). Однако ситуация как самостоятельное понятие со своим определенным содержанием почти не рассматривается в психологических исследованиях. В психологических словарях ситуация описывается самым традиционным образом как «система внешних по отношению к субъекту условий, побуждающих и опосредующих его активность» (Краткий психологический словарь, 1998, с. 348). Вместе с тем совершенно очевидно, что подобное определение не удовлетворяет современному пониманию этого понятия. Ю. Н. Емельянов, обсуждая социально-психологические проблемы изучения ситуаций, отмечал: «Удивительно то, что психологи, постоянно утверждая, что поведение человека не может быть понято вне ситуационного контекста, уделили мало внимания непосредственно самому феномену участия людей в ситуации как явлению, обладающему самостоятельным научным статусом… Тенденция представлять ситуацию независимо от людей, в ней участвующих, отводя им роль внечувственного созерцания, закрывает от социальных психологов концептуальные возможности данного понятия…» (Емельянов, 1987, с. 57).
Фактически речь идет о фундаментальной методологической проблеме философии и психологии, о соотношении объективного «внешнего» мира и субъективного «внутреннего» мира человека, об отражении «объективного» в «субъективном». Хотя вопрос о содержании психологического понятия ситуации нельзя считать решенным, принято различать объективные аспекты ситуации, ее «объективное значение» и субъективные аспекты, «субъективный смысл».
С психологической точки зрения ситуация – это внешние обстоятельства в интерпретации отдельным человеком. Сами эти обстоятельства и их восприятие, переживание человеком и образуют в совокупности его жизненную ситуацию, причем именно восприятие и интерпретация тех или иных обстоятельств часто играют решающую роль в возникновении и развитии неблагоприятных и критических ситуаций в жизни людей.
Девушка, грезившая о карьере актрисы, не набрала нужного балла на вступительных экзаменах в театральное училище… Сын ушел из школы и пропадает целыми днями неизвестно где… После стольких лет работы придется уйти на пенсию… Человек узнает о необходимости срочной операции… Дочь приводит домой молодого человека и сообщает, что теперь он будет жить здесь… У старика инсульт, и он больше не может обходиться без помощи близких и жить один…
Среди множества жизненных ситуаций особо выделяются те, которые можно обозначить как критические, требующие разрешения или преодоления. При этом речь идет не об обыденных, повторяющихся ситуациях (бы проблемы и трудности они ни содержали), в которых мы используем привычные способы их преодоления, но о тех ситуациях, которые требуют поиска нового решения или задействования непривычных ресурсов для их разрешения.
...
Критическая жизненная ситуация – это эмоционально переживаемые жизненные обстоятельства, которые в восприятии человека представляют сложную психологическую проблему, трудность, требующую своего решения или преодоления.
В своей книге «Психология переживания», посвященной рассмотрению критических ситуаций, переживаемых человеком, Ф. Василюк анализирует четыре основных понятия, которыми оперирует психология при описании этих ситуаций: стресс, фрустрация, конфликт и кризис. Разным типам критических ситуаций соответствуют различные онтологические поля: так, конфликт соотносится автором с онтологическим полем внутреннего мира, а онтологическим полем кризиса является жизнь как целое (Василюк, 1984), (табл. 6.1).
Для обозначения разнообразных трудностей, а также вызываемых ими состояний и переживаний в обыденном языке часто используется понятие стресса. В какой-то мере та или иная степень переживания стресса характерна для любых критических жизненных ситуаций. Стресс, однако, может быть вызван физическими или иными кратковременными воздействиями (например, травма, полученная во время гололеда, или перебранка в транспорте), тогда как более или менее длительные переживания человека, связанные со значимыми для него психологическими проблемами, переживаются обычно в таких формах, как конфликты и кризисы.
Объективно-субъективная природа конфликтов
Используя имеющиеся в психологии представления о критических жизненных ситуациях, обратимся к анализу возникновения конфликтов. Что происходит в душе человека, в результате чего возникает конфликт? Каким образом конфликт как особое состояние взаимодействия возникает в процессе межличностного общения?
Лишь в самых ранних описаниях и исследованиях конфликта допускалось его возникновение, образно говоря, «без участия человека». К такого рода исключениям из общей тенденции относится, в частности, психоаналитическое представление о бессознательных конфликтах, возникновение которых определяется законами существования психики, над которыми человек не властен. Сюда же мы должны отнести эксперименты А. Лурия и Н. Миллера по созданию конфликта извне (само использование животных в части исследований Н. Миллера подчеркивает характерное для него «бессубъектное» понимание конфликта).
Остальные подходы, при всех различиях между ними, фактически сходятся в признании объективно-субъективной природы возникновения конфликтов.
Левин, выводивший конфликт из актуальной жизненной ситуации индивида, характеризовал его как воздействие на индивида противоположно направленных сил равной величины. Сами эти «силы» – это характеристики внешней ситуации, воздействие которых является результатом субъективного восприятия индивидом своей собственной ситуации.
Для Дойча конфликт является следствием объективного противоречия между интересами, однако «решающее условие вступления в конфликт – это… перцепция несовместимости… Психологической реальностью конфликт становится только в том случае, если он воспринят как конфликт» (Донцов, Полозова, 1980, с. 121).
По Мерлину, конфликт возникает только при определенных условиях; к внешним условиям его возникновения относится невозможность удовлетворения мотивов или отношений личности. Однако внешние условия ведут к возникновению конфликта только в том случае, если, в свою очередь, имеются внутренние условия развития конфликта, если возникают противоречия между мотивами или отношениями или между возможностями и стремлениями. Необходимое дополнение – субъективная неразрешимость ситуации (т. е. определенная субъективная ее оценка человеком).
Учет субъективного фактора как обязательного условия возникновения конфликта вообще характерен для отечественной науки (например, у В. Н. Мясищева). И в последующие годы авторы первых же появившихся в отечественной литературе работ по проблемам конфликта также считали само собой разумеющимся, что обязательным моментом в возникновении конфликта является тот факт, что человек воспринимает ситуацию как конфликтную: «Чтобы конфликт стал реальным, участники его должны осознать сложившуюся ситуацию как конфликтную. Именно восприятие, понимание реальности как конфликтной порождает конфликтное поведение» (Петровская, 1975, с. 132)....
Момент осознания или восприятия ситуации как конфликтной чрезвычайно важен. Определение участником ситуации как конфликтной само по себе становится механизмом, отсекающим все «стратегии» поведения, не соответствующие этому состоянию системы и «включающим» те альтернативы, которые могут нужным образом структурировать взаимодействие при данном состоянии (Орлова, Филонов, 1975, с. 324).Таким образом, психологи фактически сходятся в признании факторов восприятия (осознания) конфликтности ситуации (отношений) в качестве необходимого/обязательного условия возникновения конфликтов.
Даже среди социологов, тяготеющих к поиску объективных детерминант социальных процессов, существует явное совпадение позиций относительно преимущественно психологической природы переменных, связанных с переходом от неконфликтного (или предконфликтного) состояния отношения к явному конфликту.
«Классические» исследователи конфликта в своих рассуждениях не допускали того, что «конфликт наступает автоматически, вследствие внутренних противоречий», в соответствии с чем постулировали необходимость обнаружения факторов, способных преодолеть «инерцию прежних отношений» (Тернер, 1985, с. 193–195) и породить конфликт. Для сторонников диалектической теории конфликта Маркса и Дарендорфа детерминантой перехода к конфликту является осознание группой (или классом) своих интересов. Для Козера это сомнение в законности сложившегося положения отношений (в частности, распределения ресурсов). Социологи используют и другие термины, общим объединяющим признаком которых является момент восприятия (осознания) сложившейся ситуации (системы отношений) как конфликтной.
Таким образом, возникновению конфликта неизбежно предшествует субъективное отражение характеристик социального взаимодействия. Именно восприятие ситуации как конфликтной «делает» конфликт – «запускает» для субъекта необходимость реагирования в виде выбора соответствующей стратегии конфликтного взаимодействия (или ухода от него) и его последующего развития. Субъективность в происхождении конфликта проявляется в невозможности однозначно связать его возникновение с определенным набором объективных факторов.
Любой из нас может привести примеры ситуаций, когда конфликт развивается, казалось бы, без видимых причин. С другой стороны, наличие целого ряда объективно конфликтогенных факторов может и не привести к возникновению конфликта.
Внимательный читатель мог заметить постепенный переход от общего тезиса об объективно-субъективной природе конфликтов как таковых к его конкретным проявлениям в области интерперсонального взаимодействия.
Действительно, наш дальнейший анализ предполагает поиск ответов на вопросы, как вообще воспринимаются и тем или иным образом оцениваются «объективные», «внешние» факторы ситуации и что определяет оценку данной конкретной ситуации как конфликтной. Поскольку, на наш взгляд, психология сегодня обладает большими возможностями дать ответы на поставленные вопросы именно в области интерперсонального взаимодействия, мы начнем наш анализ с этой области, исходя при этом из возможности приложения полученных выводов к внутриличностным конфликтам – конфликтам человека «с самим собой».
Восприятие ситуации
Психологи, занимающиеся проблемой социального познания, ищут ответы на главные, с их точки зрения, вопросы: какие социальные факторы оказывают влияние на процесс познания (социальная обусловленность процесса познания) и какова степень этого влияния; как человек «работает» с социальной информацией (анализ самого процесса познания социальных объектов); как эти процессы реализуются на уровне обыденного сознания, когда «простой человек» познает социальный мир (Андреева, 1997).
Применительно к обсуждаемой нами теме – поскольку мы пришли к выводу, что важнейшим фактором возникновения конфликтов является восприятие ситуации как конфликтной, – важно было бы понять, как человек воспринимает и анализирует ситуацию, сложившуюся в его отношениях с людьми, по каким признакам оценивает ситуацию как конфликтную и какие факторы на это влияют.
Ответить на эти вопросы совсем не просто. Такой «объект», как социальные ситуации, даже не всегда включается исследователями в область социальной перцепции, занимающуюся восприятием социальных объектов, а понимание того, как человек воспринимает ту или иную социальную ситуацию (прежде всего в отношениях с другими людьми), часто подменяется изучением того, как он воспринимает окружающих его людей (что является отражением наибольшей «продвинутости» именно проблематики восприятия людьми друг друга).
Однако, как подчеркивают исследователи, если мы привыкли в своих научных построениях разделять социальный мир на людей и ситуации, это не означает, что «наивный» здравый смысл также организован вокруг таких единиц социальной категоризации, как «люди» и «ситуации». В серии исследований (Н. Кантор) было показано, что описания ситуационных прототипов, выполненные испытуемыми, включают характеристики и людей, и их социального поведения, типичного для этих ситуаций. Отсюда авторы делают вывод, что наиболее богатые, жизненные и полезные социально-когнитивные структуры, скорее всего, сложны по своей природе и представляют собой некие «амальгамы обобщений», формирующиеся применительно к «людям-в-ситуациях» (Cantor, Mishel, Schwartz, 1982).
Например, в ходе одного эксперимента студентов просили как можно быстрее представить себе (сформировать образы) или различные типы людей, или различные типы «людей-в-ситуациях», или различные ситуации, опираясь на некоторые общие ориентиры. Образы людей могли включать такие компоненты, как физический облик, личностные характеристики, мнения, аттитюды, убеждения и типичное поведение, действия и интеракции, предпринимаемые человеком. В соответствии с инструкцией предполагалось, что образ ситуации может содержать информацию о вещах типа физической обстановки и окружения, этикета, ожиданий и правил, регулирующих поведение человека в данной ситуации, действий и интеракций, осуществляемых в ситуации. Относительно образа «человек-в-ситуации» говорилось, что это может быть физический облик человека, поведение, действия и интеракции, которые он осуществляет, а также способ, которым он думает и/или чувствует в данной конкретной ситуации.
Выяснилось, что образы «человека-в-ситуации» не только оказываются более полными, но и формируются гораздо быстрее, чем изолированные образы человека. На основании этого авторы делают вывод, что сложные прототипы «человек-в-ситуации» могут быть центральными в повседневном категориальном знании «наивного» наблюдателя о людях и ситуациях. «В голове» человека есть знание и о людях, и о ситуациях, просто прототипы людей более доступны для понимания и поэтому чаще используются, чем структуры знаний о ситуациях. Возможно, преимущественная ориентация на личностные черты связана с тем, что именно они воспринимаются как наиболее надежная основа для предсказания поведения других (Fiske, 1993). Это означает, что, по-видимому, знание о ситуациях обычно встроено в персонологические термины.
Что означает на языке социальной психологии познания восприятие ситуации как конфликтной? Это означает, что, оценивая конкретную ситуацию через ее сравнение с образцами различных ситуаций социального взаимодействия, имеющимися в его опыте, человек относит ее к категории «конфликт».
Категоризация – это способ систематизации индивидом окружающей среды в соответствии с потребностью в уменьшении ее субъективной сложности. Дж. Брунер еще в 1958 году писал: «Наиболее очевидным обстоятельством… является то, что восприятие или регистрация объекта или события в окружающей среде включает в себя акт категоризации» (Tajfel H., 1980, р. 114). Социальная категоризация – это «процесс упорядочения окружающей среды в терминах категорий, т. е. через группировку людей, объектов и событий так, как если бы они были подобны или эквивалентны одно другому в их отношении к индивиду», а ее значение определяется тем, что, по выражению Г. Тэджфела, «социальная категоризация лежит в сердце здравого смысла, повседневного знания и понимания» (там же, р. 107).
Особая роль категоризации связана с тем, что объект восприятия (идет ли речь о ситуации или социальном явлении, человеке или предмете) оценивается и наделяется тем или иным смыслом в зависимости от своей категориальной принадлежности. Тем самым категоризация становится основой дальнейших действий, их регулятором. Образующиеся категории – это активные конструкции, основа, на которой базируется повседневное социальное взаимодействие. Как и любой акт категоризации, социальная категоризация имеет два аспекта – индуктивный и дедуктивный, соответственно отражающие приписывание объекта или события к определенной категории на основе имеющейся информации и создание заключений о природе объекта или события на основе свойств категории.
Таким образом, на основе категоризации и интерпретации социальных ситуаций индивид создает собственные «когнитивные соответствия» этих ситуаций. При этом «ситуационные модели», по мнению ряда авторов, являются «личностно окрашенными», будучи скорее образами «человека-в-ситуации», а не самой ситуации.
Применительно к конфликтам это означает, что социальный прототип конфликта будет представлять собой такую же «амальгаму», сочетающую характеристики людей и их социального поведения, типичного для данных ситуаций. Другими словами, описание конфликтной ситуации также скорее будет напоминать прототип «люди-в-ситуациях».
Определение ситуации
Результатом восприятия (построения образа) ситуации и ее интерпретации («объяснения» на основе категоризации) становится «определение ситуации». Брунер, излагая суть своего «нового взгляда» на когнитивные процессы, писал, что восприятие представляет собой своеобразный процесс принятия решения (Андреева, 1979, с. 34). Применительно к восприятию ситуаций этим решением становится «определение», которое дает ситуации человек.
Приоритет в четкости постановки и формулировки этого понятия отдается американскому социологу У. Томасу (хотя и сами явления, обозначенные им как «определение ситуации», и их значимость неоднократно отмечались разными авторами). Специалистам в нашей стране он в основном известен как один из авторов знаменитой книги «Польский крестьянин в Европе и Америке», написанной совместно с эмигрировавшим из Польши в Америку социологом В. Знанецким. В основу этой работы положены результаты исследований, проводившихся Томасом и Знанецким в течение нескольких лет и посвященных изменениям, происходящим с семьями и общинами польских крестьян, которые в результате иммиграции в Америку и Германию включаются в новую для них систему индустриальных отношений. Важным источником информации для авторов стали включенные в книгу сотни страниц их семейной переписки, отражающей жизнь нескольких десятков семейных «кланов» польских эмигрантов.
На основании своих исследований Томас и Знанецкий пришли к выводу что для понимания поведения людей их индивидуальные представления, вытекающие из индивидуального восприятия окружающей социальной реальности, гораздо важнее объективно измеряемых социальных фактов, описывающих эту реальность. Принципиальная позиция авторов звучит следующим образом.
...
Мы должны поставить себя в позицию субъекта, который пытается найти свой путь в этом мире, и мы должны прежде всего помнить, что среда, которая влияет на него и к которой он пытается адаптироваться, это не объективный мир науки, это ЕГО мир, природа и общество, какими он видит их, а не как их рассматривает ученый. Индивидуальный субъект реагирует только на свой опыт, и его опыт – это не то, что абсолютно объективный наблюдатель может обнаружить в части мира, доступной индивиду, но только то, что сам индивид там находит (Thomas, Znaniecki, 1958, p. 1846–1847).
В соответствии с этим «программным» положением Томас и Знанецкий развивают свое понимание ситуации и способов ее описания, а также указывают на то, какие данные необходимо принимать во внимание, чтобы понять, как у человека на основе опыта возникает «определение ситуации». Общий анализ ситуации, как считает Томас, должен идти по двум аспектам – как ситуация описывается в объективных верифицируемых терминах и как она определяется самой личностью.
Результатом развития этих идей стала формулировка так называемой теоремы Томаса. Она звучит следующим образом: «Если ситуации определяются как реальные, они становятся реальными по своим последствиям».
Томас иллюстрирует это положение следующим примером. Параноик, впоследствии ставший пациентом одной нью-йоркской больницы, убил нескольких человек. Они имели привычку разговаривать сами с собой на улице, и по движениям их губ параноик пришел к выводу, что они оскорбляют его, называя обидными прозвищами. Описывая историю этого человека, Томас подчеркивает: «Поскольку он определял ситуацию как реальную, она на самом деле оказалась реальной по своим последствиям» (Thomas, 1923).
...
Теорема ТомасаЕсли ситуации определятся как реальные, они становятся реальными по своим последствиям.
Классическим примером практической реализации теоремы Томаса является случай, описанный Р. Мертоном под характерным названием «Самовыполняющееся пророчество». Речь идет о ситуации биржевого краха в Нью-Йорке в 1929 году, одного из эпизодов Великой депрессии 30-х годов. Проведенное исследование показало, что в банках были наличные деньги, но люди этому не верили, и поскольку все одновременно стали забирать свои деньги, банки один за другим обанкротились. Таким образом, «люди определили ненастоящую ситуацию как истинную, в результате же на практике она и оказалась истинной» (Монсон, 1992, с. 180). Термином «самодостаточность пророчества» Мертон предложил обозначать «степень вклада, вносимого людьми в создание таких жизненных обстоятельств, которые подтвердят их ранее существовавшие гипотезы об окружающем мире» (Андреева, 1997, с. 20).
...
Следствием «определения ситуации» становится поведение, которое строит в соответствии со своим определением.
Другой впечатляющей иллюстрацией, хорошо знакомой психологам, является знаменитый эксперимент Ф. Зимбардо, о котором он вспоминает следующим образом (Zimbardo, 1982).
...
Несколько лет назад я был суперинтендантом тюрьмы. Я прибыл в Стэнфордскую окружную тюрьму, экспериментальную тюрьму, созданную психологами для исследования динамики отношений между заключенными и охранниками. Наша мнимая тюрьма славилась «хорошими охранниками» и «хорошими заключенными»; мы знали, что это так, потому что мы ее таким образом и устраивали. Для роли тюремщиков или заключенных отбирались только нормальные, здоровые, законопослушные добровольцы. Жребием, с помощью подброшенной монеты, они делились на противоположные стороны, таким образом, в действительности не было никаких причин, чтобы человек стал именно заключенным или тюремщиком. Но, как в пьесах Пиранделло, иллюзия, которую мы создали, вскоре слилась с реальностью. Наша мнимая тюрьма стала слишком реальной. Охранники, которые были, как правило, спокойными и миролюбивыми людьми, стали проявлять садизм и жестокость. Заключенные, выбранные за их «нормальность» на основе разнообразных личностных тестов, стали проявлять в своем поведении различную патологию. Сам факт пребывания заключенных в тюрьме оправдывал деградацию охранников. Заключенные заслужили то, что они получили, потому что они «нарушители порядка» и «опасны». Самое худшее обращение с заключенными имело место, когда тюремные начальники спали или были заняты чем-то другим, когда охранник был наедине с заключенным – тогда «эксперимент» приостанавливался и личностные мотивы брали верх. Представьте себе, каждый знал, что это начиналось как эксперимент, но воспоминание об этом с каждым прошедшим днем становилось все менее живым». (Отметим особо этот весьма впечатляющий факт: участники эксперимента как бы начинают превращать эту ситуацию в настоящую.) Заключенных будили несколько раз за ночь, ссылаясь на необходимость переклички, но в действительности эти ночные уловки использовались охранниками, чтобы им не было скучно. Когда родители и друзья приходили их навестить, большинство заключенных выглядели плохо и ужасно себя чувствовали. Навещавший их священник однажды видел, как заключенный потерял самообладание и истерически разрыдался…Я считал себя «либеральным администратором»; действительно, некоторые охранники жаловались, что я слишком мягок с заключенными. На пятую ночь все мы были вовлечены в процесс эскалации власти над страдающей беспомощностью и усиления контроля над людьми (скорее, чем за научными переменными).
Зимбардо признается в том, что и он сам, «бесстрастный исследователь», оказался эмоционально вовлеченным в эту ситуацию. Поняв, что «импульс места взял верх над нашим здравым смыслом и чувствительностью», он остановил эксперимент за неделю до запланированного дня окончания. Эта история убедительно иллюстрирует «определение ситуации»: участники эксперимента, зная, что ситуация, в которую они включены, нереальна, искусственна, постепенно начинают вести себя так, как если бы она была реальной; и в своих действиях и переживаниях они превращаются в надзирателей и заключенных.
Можно было бы привести и другие примеры, иллюстрирующие главный вывод Томаса и Знанецкого: «Мы не можем пренебрегать смыслом, значениями, которыми эти объекты обладают для осознающего индивида, поскольку именно эти значения детерминируют поведение индивида» (Thomas, Znaniecki, 1958, p. 1849). Сегодня это звучит довольно привычно и даже банально, но не будем забывать, что это написано в 1928 году.
Положение, что субъективные представления оказывают зачастую более сильное влияние, чем объективные факторы, легко иллюстрируется и вполне согласуется с эмпирическими данными психологии.
Например, в одном психологическом эксперименте испытуемым сообщалось, что изучается влияние алкоголя на поведение людей. Сначала спрашивали о том, как, по их мнению, меняется поведение человека в состоянии опьянения, а затем им предлагали выпить небольшое количество прозрачной жидкости. В первом случае испытуемым говорили, что это водка, хотя на самом деле это была вода, во втором – наоборот. И каждый раз в поведении людей в большей мере проявлялось влияние их представлений, чем реальных фактов: испытуемые становились более развязными и агрессивными, если думали, что пили водку, и проявляли меньше агрессии, если им говорили, что это вода (хотя им и давался алкоголь).
Социальные психологи могут привести огромное число примеров влияния установки на восприятие. Если мы наделяем белых или черных, китайцев или евреев определенными чертами, то независимо от того, верны наши представления или нет, они будут влиять на наше поведение в отношении этих людей. Или, например, вера в существование сверхъестественных существ. Реальны ли они? Если под словом «реальны» понимать физическое существование, то большинство из нас ответило бы на этот вопрос, вероятно, отрицательно. Однако в социальном смысле, если люди верят в то, что они реальны, то они будут реальными, так как могут влиять на их поведение (Vander Zanden, 1987, p. 63).
Признание специалистами эвристичности и статуса концепта «определение ситуации» проявилось в том, что его включают в учебники по социальной психологии (Vander Zanden, 1987). А соответствующая ему феноменология и понимание образа восприятия как «ориентировочной основы поведения» позволяет утверждать, что «образы» людей, групп, социальных явлений становятся регуляторами поведения человека, более значимыми, чем сами объекты. «Определение ситуации» выполняет функцию категоризации применительно к социальным ситуациям, отвечая тем самым потребности человека в уменьшении сложности окружающего мира.
То, как мы воспринимаем отдельные параметры социальных ситуаций и формируем на их основе целостный образ, определяющий отношение к ним и соответствующее поведение, – одна из самых интересных, важных, но мало изученных проблем социальной психологии. Особенное значение она имеет для нестандартных, непривычных для человека условий. Сталкиваясь с затрудняющей его ситуацией, человек старается в первую очередь отнести ее к определенному типу, о котором он имеет более-менее ясные представления.
Стремление человека к «определению ситуации», снижающему дискомфорт от чувства неопределенности, можно проиллюстрировать примерами, заимствованными из художественных текстов.
Так, в «Анне Карениной» Л. Толстого Каренин в начале романа своей жены с Вронским, задумавшись о ее жизни, внутреннем мире, мыслях и желаниях, испытывает смятение, пока не находит подходящего ответа. «"…Вопросы о ее чувствах, о том, что делалось и может делаться в ее душе, это не мое дело, это дело ее совести и подлежит религии", – сказал он себе, чувствуя облегчение (курсив мой. – Н.Г.) при сознании, что найден тот пункт узаконений, которому подлежало возникшее обстоятельство».
Еще один пример: Р. Музиль в романе «Человек без свойств» описывает ситуацию, когда прогуливающаяся в уличной толпе пара становится свидетелем транспортного происшествия, в результате которого пострадал человек. Дама чувствует
...
…что-то неприятное под ложечкой, что она была вправе принять за сострадание; это было нерешительное, сковывающее чувство. Господин после некоторого молчания сказал ей: «У этих тяжелых грузовиков, которыми здесь пользуются, слишком длинный тормозной путь». Дама почувствовала после таких слов облегчение (курсив мой. – Н. Г.) и поблагодарила спутника внимательным взглядом. Она уже несколько раз слышала это выражение, но не знала, что такое тормозной путь, да и не хотела знать; ей достаточно было того, что сказанное вводило этот ужасный случай в какие-то рамки и превращало случившееся в техническую проблему, которая ее непосредственно не касалась.
Нетрудно заметить, что в приведенных фрагментах «облегчение» становится основной характеристикой состояния персонажей, наступающего, как мы бы сказали, после «определения ситуации». Напомним, что Дж. Брунер в своем «новом взгляде» на восприятие подчеркивал, что «восприятие есть всегда процесс принятия решения» (Андреева, 1997, с. 34), а «принятие решений» в нашем случае и означает «определение ситуации», снимающее напряжение его поиска.
Основой «определения ситуации» является содержание обыденного знания, здравый смысл человека.
С точки зрения этнометодологии здравый смысл включает в себя собственно знания, представляющие собой типизации (идеальные социальные типы, привычные правила действий в определенных ситуациях, принципы действий), их значения, создаваемый ими контекст, то, что, по выражению этнометодологов, составляет «объем знаний под рукой», а также практический разум, отождествляемый с процедурами интерпретации, функционированием здравого смысла (Бекк-Виклунд, 1992, с. 86–88). По Сикурелю, «интерпретация – это постоянный процесс, где структурное сходство контекста с другими известными событиями („чувство социальной структуры“) активизирует различные мыслительные схемы и типизации. Такой сплав с намерениями индивида конструирует новую действительность и новое знание» (там же, с. 98).
Таким образом, человек не просто реагирует на ту или иную ситуацию, но «определяет» ее, одновременно «определяя» себя в этой ситуации, тем самым фактически создавая, «конструируя» тот социальный мир, в котором живет.
Определение ситуации как конфликтной
Конфликт относится к тому типу ситуаций, к которому полностью применима теорема Томаса: если человек определяет ситуацию как действительную, то независимо от ее реального содержания она становится таковой по своим последствиям. Приложение этой теоремы к конфликтам означает, что если человек определяет ситуацию как конфликтную, она становится конфликтом, ибо в своих дальнейших действиях в данной ситуации он основывается на том определении, на том значении, которое он придал ситуации, соответственно развивая конфликтное взаимодействие, оценивая действия партнера, выбирая стратегии поведения.
...
Человеческое действие – это скорее конструирование, чем реакция.Г. Брумер
Сама объективная ситуация взаимодействия может содержать в себе разнообразные противоречия. Как отмечал Б. Ф. Ломов, «в общении возникают разные типы противоречий: между субъективными отношениями общающихся людей, между их мотивами (и целями), между требованиями к личности со стороны других людей и ее возможностями выполнить эти требования, между оценкой личности другими людьми и ее самооценкой, между содержанием общения и его формой и т. д.» (Ломов, 1984, с. 338). Противоречие, однако, не тождественно конфликту. Противоречивая ситуация существует объективно, тогда как конфликт представляет собой результат ее восприятия и интерпретации участниками.
Созвучные идеи высказывал Ю. Н. Емельянов: «Человек отличается от животного способностью не просто распознавать наличную ситуацию, а проектировать, создавать новые предметные и межличностные конфигурации» (Емельянов, 1987, с. 58). Из противоречивой ситуации человек может «сконструировать» конфликт, однако она может получить и другое развитие.
Данная точка зрения находит поддержку и в общепсихологическом понимании взаимодействия субъекта с ситуацией. Как известно, идея единства индивида и социальной среды как основополагающий психологический принцип была разработана Л. С. Выготским в его классической работе «История развития высших психических функций». Как подчеркивал А. Н. Леонтьев, «анализ деятельности и сознания неизбежно приводит к отказу от традиционного для эмпирической психологии эгоцентрического, „птолемеевского“ понимания человека в пользу понимания „коперниковского“, рассматривающего человеческое „Я“ как включенное в общую систему взаимосвязей людей в обществе» (Леонтьев, 1977, с. 229). С. Л. Рубинштейн сформулировал свою позицию по этому вопросу следующим образом: «…Строго говоря, внутренние условия выступают как причины (проблема саморазвития, самодвижения, движущие силы развития, источники развития находятся в самом процессе развития как его внутренние причины), а внешние причины выступают как условия, как обстоятельства» (Рубинштейн, 1973, с. 290). А. В. Филиппов и С. В. Ковалев, анализируя взгляды Рубинштейна и Леонтьева, приходят к выводу, что ситуация должна пониматься как «продукт и результат активного взаимодействия личности и среды»: «Субъективные факторы всегда включены в генезис ситуации в качестве ее неотъемлемого звена. Чтобы образовалась актуальная для субъекта ситуация, недостаточно иметь определенные условия и обстоятельства. Необходимо иметь еще и определенного субъекта, со стороны которого должна присутствовать психологическая готовность (имеющая, в конечном счете, потребностный характер) к включаемым в генезис ситуации объективным условиям и обстоятельствам» (Филиппов, Ковалев, 1986, с. 17). Применительно к ситуациям социального взаимодействия данные рассуждения также находят поддержку в идеях интерсубъективного подхода (Хараш, 1979). Как указывает Ю. Н. Емельянов, «межличностная среда оказывает влияние на входящих в нее индивидов не с помощью каких-то объективных, ей постоянно присущих свойств, а посредством диалектически обновляющихся качеств, обусловленных субъективными истолкованиями событий их участниками с последующими действиями, зависящими от этих истолкований» (Емельянов, 1986, с. 28).
Таким образом, на основании проведенного анализа и используя существующие в психологии методологические представления для понимания психологической природы конфликта, можно сформулировать положение, что объективно существующие противоречия не однозначно детерминируют конфликтное взаимодействие участников ситуации, но, напротив, они сами «конструируют» конфликт, приписывая ситуации соответствующее значение. Отсюда – возникновение конфликтной ситуации не является простым следствием возникающих противоречий, но представляет собой следующий процесс:
внешняя ситуация =» определение ситуации =» конфликтная ситуация.
Интерпретируя внешнюю ситуацию как конфликтную, человек начинает вести себя по правилам конфликтного взаимодействия, трансформируя тем самым ситуацию в конфликт. При этом принципиальное значение имеют две точки перехода: какие факторы обусловливают восприятие актуальной ситуации как конфликтной и как после определения ситуации как конфликтной осуществляется переход к конфликтному взаимодействию.
В качестве главного признака, на основании которого человек определяет ситуацию как конфликтную, обычно рассматривается воспринимаемая несовместимость собственной цели и целей другой стороны. Напомним выводы работы У. Клара и его коллег о конфликте как когнитивной схеме: конфликт – это не просто свойство ситуации, но скорее выводы, делаемые на ее основе; при этом если ситуация определяется как конфликтная, будут выбираться доказательства, поддерживающие эту схему (Klar, Bar-Tal, Kruglanski, 1988).
Несовместимость целей сторон как «ядерный» признак восприятия ситуации в качестве конфликтной многими авторами связывается с возникающим у человека ощущением угрозы: «…Конфликтная ситуация несет в себе угрозу для того или иного участника взаимодействия и требует мобилизации имеющихся в его распоряжении ресурсов, чтобы либо: а) добиться желаемой цели, если речь идет о стороне, выступающей как активное начало, либо б) обеспечить максимальную возможную защиту, если речь идет о пассивном участнике взаимодействия» (Орлова, Филонов, 1976, с. 324).
Таким образом, конфликт – это прежде всего воспринимаемая как угрожающая противоречивость/несовместимость целей сторон. Если ситуация уже определена как конфликтная, дальнейшее представление о ней будет формироваться с учетом этого определения, «подгоняться» под него.
Результаты исследования показывают, что категориальное знание обыденной психологии, здравый смысл «простых людей» содержит свое представление о конфликтной ситуации. Типичные описания происшедших ситуаций, которые дают участники конфликта, сочетают в себе фактическую информацию и атрибутивные суждения, объясняющие события с точки зрения контекстных или личностных факторов. В этом находит отражение та имплицитная концепция, которая кладется ими в основу общего определения ситуации. При расхождении субъективной картины ситуации с имеющимися у человека представлениями о данном классе ситуаций возможна либо корректировка общей модели, либо «подгонка» ситуационной модели под общую, отвечающая известному явлению стереотипизации (Гришина, 1990).
В поисках ответа на вопрос, какие признаки позволяют человеку «категоризировать» ситуацию как конфликтную, мы предлагали респондентам выбрать из общего набора описаний ситуаций те из них, которые, на их взгляд, являются конфликтными. Затем задавался вопрос о причинах, по которым те или иные ситуации относились к разряду конфликтных. Как оказалось, ответ на данный вопрос вызывал явные затруднения. Люди легко «определяли» ситуацию как конфликтную, однако понять, по каким признакам они это делали, для них оказалось сложным.
Если считать этот факт надежным результатом, то следует признать, что в данном случае скорее имеет место «схватывание» ситуации в целом, тогда как ее опознание «по деталям» вызывает затруднение. В свое время Дж. Форгас провел ряд исследований по созданию эмпирических таксономии ситуаций. Сам автор считает наиболее впечатляющим открытием то, что первичным базисным основанием репрезентаций социальных эпизодов неизменно являлись аффективные характеристики: «Есть веские основания предположить, что в своих размышлениях относительно эпизодов взаимодействия и особенно при сравнении эпизодов между собой мы имеем тенденцию почти исключительно исходить из того, что мы чувствуем относительно этого эпизода в сравнении с другим, а не из того, чем этот эпизод в действительности является в терминах условий, действующих лиц, проблем, целей» (Forgas, 1981, р. 171). И далее: «Мы можем заключить, что когнитивные репрезентации эпизодов взаимодействия имеют аффективный характер. Похоже, что при размышлении об интеракции, первое, что немедленно приходит нам в голову, – это не место пребывания, время дня или участвующие партнеры, но скорее глобальная, целостная аффективная реакция на все эти вещи» (р. 173). По мнению Форгаса, эмпирические исследования по когнитивным репрезентациям эпизодов взаимодействия полностью подтвердили сделанное несколько десятилетий назад предсказание Мюррея: «Ситуации поддаются классификации в терминах различных типов эффектов, которые они производят (или могут производить) на субъекта в терминах их значения для его благополучия» (там же). Эмоциональное реагирование не требует предварительного анализа. Простые реакции типа «нравится», «не нравится» или «страшно» в силу своего адаптивного характера часто возникают прежде осознания или обдумывания происходящего (Майерс, 1997, с. 116).
Таким образом, если принять вывод Форгаса о том, что «люди реагируют на ситуации не столько в терминах объективных черт и описательных характеристик ситуации, но в терминах их чувств и эмоций по поводу события» (Forgas, 1981, р. 171), то они скорее «чувствуют», что это конфликтная ситуация, нежели «осознают» ее таковой. Самый простой ответ одного из наших респондентов на поставленный вопрос звучал весьма определенно: «Это конфликт, потому что это конфликт». Возможно, это и есть самая простая «рабочая формула» конфликта в «наивной психологии».
Вернемся к опросу наших респондентов. Настойчивые попытки выяснить, какие именно моменты в предложенных ситуациях побудили их рассматривать ситуацию как конфликтную, дали следующий результат. Практически с одинаковым «весом» с точки зрения частоты упоминания «ядро» конфликта для «наивных испытуемых» образовали три признака.
1. Поведенческие проявления участников ситуации («борются друг с другом», «хотят добиться своего», «стремятся доказать свою правоту», «пишет жалобы», «борется за свой интерес» и т. д.).
2. Противоречие между участниками ситуации (в терминологии наших респондентов «разные интересы», «разные цели», «несовместимые позиции», «стремятся к разному», «разногласия», «разного хотят» и т. д.).
3. Аффективные проявления участников ситуации («переживает», «страдают», «испытывает нервное напряжение», «настроен враждебно» и т. д.) (рис. 6.1).
Таким образом, с точки зрения «наивных испытуемых», опирающихся на здравый смысл, конфликт – это ситуация, в которой имеет место противоречие между ее участниками, проявляющееся в их противодействии друг другу (противостоянии, противоборстве) и сопровождающееся аффективными проявлениями. На уровне «естественного» категориального знания эти признаки дифференцируют конфликт от других социальных ситуаций, образуют категорию явлений, имеющих значение «конфликтной ситуации». Данное представление совпадает с суждениями ученых, которые тем самым получают дополнительную поддержку своим взглядам.
Факторы определения ситуации как конфликтной
Чем более общие «параметры» человека мы рассматриваем, тем большего типового, схожего в его поведении, восприятии, реакции с другими мы будем находить. Так, на уровне «общечеловеческого измерения» люди могут испытывать общее чувство страха в похожих обстоятельствах и переживать его схожим образом (проявляя это в одних и тех же признаках). Каждое последующее «измерение» будет оказывать влияние и накладывать свои ограничения на наши реакции. Например, принадлежность к определенной культуре, возрастной категории, полу, профессиональной группе делает наше восприятие и оценку тех или иных обстоятельств специфическим, особенным. Наконец, если мы обратимся к внутреннему миру человека, его психологическим особенностям, то на этом уровне восприятие людьми внешних ситуаций и событий становится еще более тонким и индивидуализированным, единичным.
Определение ситуации, с одной стороны, опирается на саму «определяемую» ситуацию, с другой – на существующие у субъекта индивидуальные когнитивные репрезентации ситуаций разного типа. Таким образом, определение ситуации детерминировано как внешней реальностью, так и внутренним субъективным миром человека, причем сила влияния обоих «источников» может различаться в зависимости от ситуации.
Чем более определенной является внешняя ситуация, тем более однотипные реакции она вызывает. В случае возникновения опасности самые разные люди, независимо от их индивидуальных особенностей, отношения к жизни, убеждений и вкусов, часто поддаются панике, спасаются бегством, переживают эмоциональные потрясения. Хотя в их поведении и можно увидеть индивидуальные особенности, ситуация, в которой они оказались, настолько однозначна, что фактически не оставляет места разным субъективным интерпретациям. Если же внешняя ситуация является менее определенной, ее восприятие в большей степени зависит от индивидуальных особенностей участников. Например, начальник устраивает своим подчиненным разнос: для одного из них это «справедливая критика», для другого – ничего не значащее «сотрясение воздуха», а третий кипит от возмущения и с трудом сдерживается, чтобы не отреагировать на неприемлемое для него поведение руководителя.
В зависимости от того, какой вклад вносит сама внешняя ситуация в возникновение конфликтов и какую роль играют в этом субъективные факторы, все конфликты можно условно расположить в некоем континууме.
На одном его полюсе (1) будут находиться конфликты, вызываемые исключительно внешними причинами: ситуация объективно оказывается столь конфликтогенна, что индивидуальные особенности людей фактически не имеют значения, и эта ситуация вызывает у них одинаковую реакцию. Теоретически можно допустить, что все 100 % людей будут воспринимать эту ситуацию как конфликтную. На противоположном полюсе (2), напротив, будут располагаться конфликтные ситуации, вызванные исключительно субъективными факторами: сами по себе они не содержат никакого конфликтогенного начала, но порождены субъективной склонностью людей видеть в этих ситуациях конфликт. Ведь, условно говоря, может существовать человек, для которого все 100 % его жизненных ситуаций – конфликтные (рис. 6.2).
Чем ближе к «ситуационному» полюсу, тем больше конфликты вызваны факторами самой ситуации (и меньшую роль играют индивидуальные особенности людей). И наоборот, чем ближе к «личностному» полюсу, тем большее значение приобретает «человеческий» фактор (и меньшее – «объективные» особенности ситуации).
Большинство конфликтных ситуаций, однако, возникают как в результате наличия «объективного» конфликтогенного начала во внешних условиях ситуации, позволяющих увидеть в ней конфликт, так и вследствие индивидуальных особенностей людей, «видящих» в ней конфликт.
«Объективные» факторы определения ситуации
Объективными мы обычно называем те обстоятельства, которые считаем независимыми от себя. В контексте нашего обсуждения в качестве объективных факторов, обусловливающих наше восприятие ситуации и ее определение, выступают особенности самой этой ситуации, которые на уровне «общечеловеческого» измерения вызывают однотипные реакции у людей.
Уже отмечалось, что чем более очевидны, выражены характеристики самой ситуации, тем меньше возможностей она оставляет для индивидуальной ее оценки, тем более типовые реакции вызывает. «Чем более субъективно значимо событие (например, за счет осознания его опасности) и чем более определенным оно является для субъекта (например, за счет интенсивности воздействия), тем больше вклад этого воздействия в актуализацию программы активного поведения» (Китаев-Смык, 1983, с. 70).
В теоретических разработках это свойство ситуации часто обозначается как «сила». «Сильные» ситуации более жестко и однозначно детерминируют поведение участников взаимодействия, «слабые» допускают большую свободу в ее интерпретации и, следовательно, избираемых стратегиях поведения. К самым «сильным» в этом смысле ситуациям относятся любые экстремальные ситуации. Достаточно вспомнить психологические описания паники или другие проявления толпы, а также, например, многочисленные данные о влиянии на агрессивность поведения людей экстремальных факторов окружающей среды.
То, что сами ситуации могут «навязывать» свое «определение», легко проиллюстрировать примерами из повседневного опыта. Несколько человек, образуя вереницу, стоят в затылок друг другу лицом по направлению к какой-то двери или окну. Что это за ситуация? Задавая этот вопрос студентам во время занятий, я ни разу не видела затруднений или ошибок в ответе – конечно, это очередь. В комнате большого размера симметрично расставлены столы, за ними сидят молодые люди лицом к одной из стен этой комнаты, на которой висит доска. Перед ней стоит человек и, обращаясь к присутствующим, что-то рассказывает. Это занятие, лекция, урок. Каким образом мы узнаем, что это за ситуация? По разнообразным признакам, в которые входят и особенности пространства, и особенности расположения в нем людей, и особенности их поведения и т. д. А теперь представьте себе – психологи легко поймут этот пример, – что в этой аудитории проводится социально-психологический тренинг, в соответствии с чем ее пространство организовано иначе: убраны столы, люди сидят либо парами или небольшими группами, либо образуют общий круг. Человеку, незнакомому со спецификой подобных занятий и случайно заглянувшему в эту аудиторию, уже трудно будет ответить на вопрос, что это за ситуация.
Общее в нашем реагировании связано с тем, что наши знания-представления о ситуациях могут быть в большей или меньшей степени типичными, совпадающими с аналогичными знаниями-представлениями о ситуациях других людей. Это «надындивидуальное» представление обычно называют «разделяемым» знанием. (Именно предположение о некотором обязательном «разделяемом» знании, общем в восприятии ситуаций, делает возможным использование психологией разнообразных методов диагностики личности через выявление индивидуальных способов восприятия ситуаций и их сопоставление с нормативными, например в клинической диагностике личностных отклонений. Многие психологические тесты, например рисуночный тест Розенцвейга, направлены на решение именно этой задачи.)
Согласно А. Шюцу, «обыденный здравый смысл несет в себе черты коллективно разделяемого опыта, у части людей создается понимание общества и той действительности, в которой мы живем, посредством общих категорий культуры. Поэтому такое понимание не только является принадлежащим отдельному индивиду, но свидетельствует о компетентном понимании у этого индивида как участника определенного культурного круга» (Бекк-Виклунд, 1992, с. 79). МакКолл предлагает различать общее знание, требующееся отдельному индивиду для участия в коммуникации, и разделяемое знание, необходимое для эффективности взаимной коммуникации (McCall, 1987, р. 71).
«Надындивидуальные» представления о ситуациях, отражающие реалии повседневной жизни людей, были проиллюстрированы в исследовании Фюрн-хама, где было показано, что ситуация сама по себе содержит определенные возможности для индивида, может быть релевантна одним и нерелевантна другим его целям. В ходе процедуры исследования субъектам было необходимо передать кому-то сообщение или, наоборот, выслушать кого-то, другими словами, осуществить коммуникацию определенного рода, например, «убедить коллегу помочь вам в важном проекте», «выслушать знакомого, который переживает разрыв дружеских отношений», «сообщить кому-то, кого вы знаете, о смерти кого-то из его родителей» и др. Для этого им предлагался набор ситуаций («позавтракать вдвоем в маленьком спокойном ресторане», «позвонить человеку из дома» и др.).
Результаты исследования показали, что люди предпочитают вполне определенные типы ситуаций для достижения той или иной цели, т. е. считают одни типы ситуаций подходящими и уместными для одних целей, а другие нет. Значит, по мнению автора, «они имеют ясную идею норм, ограничений и преимуществ определенных социальных ситуаций для получения или передачи информации» (Argyle, Furnham, Graham, 1981, p. 111–112).
Таким образом, наше представление о социальных ситуациях взаимодействия содержит общее «коллективно разделяемое» знание, позволяющее людям приходить к согласию относительно характера ситуации.
Применительно к конфликтам это означает, что представления людей о конфликтах (так же как и о любых других ситуациях) наряду с индивидуальным, личным компонентом, содержат и общее, разделяемое с другими знание. Социальная ситуация за счет своих собственных характеристик может соответствовать общим, «разделяемым» представлениям о конфликтах и, следовательно, определяться как конфликтная большим числом людей, вызывая у них типичные реакции.
Групповые факторы определения ситуации
Наша принадлежность к определенному социальному и культурному слою объективно оказывает влияние на то, «в каких наиболее типичных стрессовых или конфликтных ситуациях мы оказываемся, а также как мы справляемся с ними» (Хьелл, Зиглер, 1997, с. 31).
Даже психоаналитики с их приверженностью к преимущественно интрапсихическому объяснению конфликтов человека по мере отхода от ортодоксального психоанализа обращаются к культурным факторам их возникновения. Хорни что хотя «судьбой отдельного человека является иметь деспотическую или „жертвующую собой ради детей“ мать, но тот или иной тип матерей определяется данными культурными условиями» (Хорни, 1993, с. 8)....
Тот факт, что большинству людей в данной культуре приходится сталкиваться с теми же самыми проблемами, наводит на мысль, что эти проблемы порождены специфическими жизненными условиями, существующими в данной культуре.К.Хорни
Тема «культурного» происхождения проблем человека далее становится ведущей у многих психологов. Мэй на примере анализа появляющихся у невротиков проблем показывает их изменение во времени. Пациентов Фрейда с их сексуальными проблемами сменили невротики с повышенной агрессивностью. Тридцатые – начало сороковых годов были отмечены появлением у пациентов тревоги как общей черты характера. Сменившая ее проблема идентичности уступила место переживаниям людьми чувства апатии, связанной с утратой или обесцениванием смысловых основ существования. Мэй, правда с понятными сомнениями, но все же упоминает точку зрения, в соответствии с которой в наше время слово «невроз» должно быть заменено на «соционоз» (Мэй, 1997, с. 19–23)
...
В наше время человек, раздираемый психологическими страстями, несет себе бремя сотрясающих его эпоху конфликтов.Р. Мэй
В рамках интеракционистской традиции выполнено немало исследований, основанных на том предположении, что индивиды, живущие или функционирующие в условиях, гомогенных по значимым физическим, биологическим, социальным, культурным характеристикам, будут в определенной степени разделять общие представления о мире и проявлять сходство в восприятии общих ситуаций (Stokols, 1981). Это справедливо для индивидов, принадлежащих к одной и той же культуре, к одной и той же субкультуре, к одной и той же рабочей группе, к одной и той же паре и т. д. (Magnusson, 1981, р. 28).
Традиционными в этом отношении являются попытки изучения зависимости восприятия тех или иных ситуаций от факторов культуры. Например, в исследовании Магнуссона и Статтин были выявлены отчетливые культурные различия в восприятии разных ситуаций (например, «быть одному дома», «быть одному в лесу» и др.) с точки зрения вызываемой ими тревожности (Magnusson, 1981, р. 29) (рис. 6.3).
Психологическая диагностика профессиональных групп также исходит из предположения о переживании лицами одной и той же профессии общих ситуаций. Так, в серии работ К. Маслак показано, как представители так называемых «помогающих» профессий постоянно оказываются в ситуациях, вызывающих эмоциональный стресс, что постепенно может приводить к развитию у них «синдрома выгорания» (Maslach, 1982).
Приведем пример нашего исследования, в котором были получены аналогичные данные об общности ситуаций, переживаемых членами организаций, находящимися в одной и той же организационной позиции. В трех разных организациях был проведен анкетный опрос рабочих и работников среднего руководящего звена (всего было опрошено 304 человека). Среди прочего были получены двусторонние (руководители по отношению к рабочим и рабочие по отношению к руководителям) оценки одной и той же системы взаимоотношений и степени ее конфликтности. Если бы речь шла просто об обусловленности реакций людей объективными факторами, то оценки одной и той же ситуации разными категориями работников в рамках одной организации должны были бы быть близки друг к другу. Однако, сопоставив данные, полученные в разных организациях, мы обнаружили совпадение оценок не по «общему пространству жизни» в организации, но по принципу позиции, занимаемой работниками в организации, т. е. категории, к которой они относились. Опрос рабочих трех совершенно разных организаций продемонстрировал значительное совпадение «профилей конфликтности» их отношений с руководителями. Оценки тех же отношений со стороны руководителей не совпадали с оценками их подчиненных, но обнаруживали несомненную близость между собой (рис. 6.4). Аналогичные данные получены и при двусторонней оценке (рабочими и руководителями) социально-производственной ситуации по другим параметрам (не по частоте конфликтов): хотя между оценками рабочих и руководителей может быть обнаружена известная близость, мнения рабочих трех разных организаций оказались значительно ближе друг другу (это же касается и позиций, которых придерживаются их руководители).
Стр210 Рис. 6.4. Таким образом, между факторами объективной ситуации и их восприятием возникла опосредующая переменная – позиция индивида относительно этой ситуации, его место в системе взаимоотношений с соответствующими правами, обязанностями, степенью ответственности и т. д., которая оказала более сильное влияние на его оценку ситуации, чем объективные аспекты самой этой ситуации.
Описанные выше факторы «среды», относятся ли они к культурному или организационному пространству, будут оказывать влияние на то, какова структура типичных, повседневно окружающих человека обстоятельств и какие из них с большей вероятностью будут интерпретироваться как стрессовые, конфликтные.
Многочисленные данные относятся к влиянию возраста и пола на преимущественный характер конфликтов. Например, можно говорить о наличии разных возрастных проблем и соответственно о структуре потенциальных конфликтных ситуаций, связанных с возрастом. Известно, что в общем жизненном цикле человека различаются отдельные возрастные стадии, смена которых – переходные периоды – может проходить достаточно бурно, сопровождаться трудностями и эмоциональными переживаниями, сопутствующими возникновению качественных перемен в жизнедеятельности личности.
Возрастные периоды, помимо особенностей психического и личностного развития, различаются еще и по характеру проблем, встающих перед индивидом, по тому, какие типичные трудности, критические ситуации или кризисы переживает человек в том или ином возрасте.
Конфликты раннего детства были предметом наиболее пристального внимания в психоаналитической традиции: описывая конфликтную природу человека, психоаналитики придавали проблемам детства особое значение. В предисловии ко второму изданию своей работы «Конфликты детской души» К. Юнг пишет о множественности возможных подходов к этой проблеме: фрейдовской психологии с ее принципом удовольствия, адлеровской психологии с позиции принципа власти, с точки зрения развития логических процессов у ребенка, наконец, с религиозно-психологических позиций и развития у него понятий о Боге. Сам Юнг считает свой подход психобиологическим, основанным на развитии у ребенка сексуального интереса, а также на значении мышления и понимания в решении душевных конфликтов. Например, четырехлетняя Анна проявляет интерес к проблеме смерти и тому, что происходит с человеком после нее, переживает рождение брата, страх смерти матери, обдумывает и обсуждает проблемы происхождения детей, отношений родителей и т. д. Она фактически пытается создать собственную концепцию жизни, ищет ответы на появляющиеся у нее вопросы и старается как-то разрешить возникающие при этом противоречия. Проблема смерти и рождения находит у Анны логически приемлемую для нее интерпретацию: после смерти человек становится ангелом, а затем – ребенком. Рождение братика требует новых объяснений, к которым добавляется детская ревность, потребность в осмыслении своего нового опыта и места в системе семейных отношений и подтверждении материнской привязанности и т. д. (Юнг, 1995). Многие работы психоаналитиков, подобно работе К. Юнга, содержат примеры прекрасных описаний проблем детской души и отношений детей с миром взрослых.
Из других периодов детства наиболее часто предметом внимания психологов становился подростковый возраст, в котором конфликты приобретают особое значение.
Общеизвестно выражение «трудности переходного возраста», ставшее устойчивым штампом обыденной речи, используемым для характеристики проблем подросткового периода. Левин считал подростка маргиналом, находящимся между двумя группами, вышедшим из мира детства и не пришедшим в мир взрослых. В этом образе отчетливо видна и «переходность» подростка, и сущность его психологических проблем: он уже не хочет быть ребенком, но еще не может быть взрослым в глазах окружающих, да и своих собственных. Именно это главное противоречие подросткового периода развития и приводит к типичным трудностям, переживаемым в это время, прежде всего к проблемам в отношениях со взрослыми, неадекватным поступкам вплоть до девиантного поведения, направленного на подтверждение своей «взрослости». Причем, по Левину, эти конфликты и их протекание зависят от того, насколько резкими являются границы между этими двумя группами – миром взрослых и детей.
В любом случае одной из главных особенностей поведения подростка становится его эмансипация, отдаление от родителей и растущая ориентация на мир сверстников и их групповых отношений.
Конфликты в этом возрасте могут являться естественным следствием интенсивного, но не всегда адекватного овладения подростками новыми для них формами социального взаимодействия, но могут обладать и своего рода самоценностью.
М. В. Розин, изучавший подростковую субкультуру, отмечает особую роль конфликтов в этом возрасте:...
Семейные конфликты для подростка не побочные следствия неформальной жизни, а предмет гордости. Неформалы постоянно пересказывают друг другу свои домашние приключения, и чем они серьезнее, тем сильнее поднимается статус подростка в неформальной группе. Конфликты нужны подростку так же, как длинные волосы или клепаная куртка, чтобы демонстрировать их перед сверстниками (Розин, 1990, с. 92).
Образ родителей может включать в себя разные характеристики – они «ограниченные», «не понимающие своих детей», «мещане» или «добрые», «заботливые» и т. д. Неизменным, однако, остается общий принцип: «Родители всегда мешают жить». Сам подросток при этом в собственном описании предстает «пассивным в конфликте с родителями, он живет так, как ему представляется правильным, не задевает родителей, пытается отстраниться от них, разграничить сферы жизни, родители же оказываются активной, нападающей стороной, пытаются с помощью силы изменить своего ребенка» (там же, с. 93). По мнению автора, одна из причин подобных конфликтов для ребенка – это потребность в событийности.
Как известно, детский и подростковый возраст в прошлом были объектом особенно пристального внимания психологов.
Меньшая изученность старших возрастов не исключает, однако, возможности прийти к определенным заключениям о потенциальных причинах конфликтов, характерных для данных возрастных категорий. Примечательно, что одну из глав своей книги о возрастных проблемах людей Г. Шихи называет «Предсказуемые кризисы зрелого возраста». Какие же это кризисы? Это отдаление от дома после восемнадцати лет, поиск своего места в жизни двадцатилетними, осмысление сделанного и новые искания в тридцать, середина жизни между тридцатью пятью и сорока пятью годами, когда постепенно начинают уходить молодость и физические силы, меняются привычные роли, и, наконец, старший возраст, где человека ожидают удовлетворенность прожитой жизнью или новые кризисы (Шихи, 1999).
Эмпирические доказательства возрастной предрасположенности человека к «проблемности» тех или иных аспектов своего взаимодействия с окружающими часто приводятся в социально-психологических исследованиях отношений в группах или организациях. Например, в проведенном нами масштабном исследовании в производственных коллективах (в котором участвовали более трех тысяч человек) были выявлены бесспорные различия в оценках частоты конфликтов между работниками разных возрастов: на общем фоне явно выделялась самая молодая группа работников, для которых были характерны причины конфликтов, очевидно связанные с проблемами их адаптации к производству и социальной ситуации в группе.
В том же исследовании были получены данные о влиянии фактора пола на предрасположенность к оценке тех или иных аспектов своего взаимодействия с другими как конфликтных. Так, в нашем исследовании женщины в трудовых коллективах были склонны считать свои отношения с коллегами более конфликтными в тех аспектах, которые прямо касались их личных потребностей (зарплата, распределение премий, время отпусков, сверхурочная работа и т. д.), тогда как мужчины отмечали повышенную конфликтогенность организационных проблем (распределение обязанностей, производственные трудности и др.). Частоту конфликтов с руководителем мужчины оценивали как более высокую, связывая при этом причины возможных конфликтов с нарушением должностных инструкций (например, с необходимостью выполнения функций, не входящих в прямые обязанности), производственными трудностями, условиями труда и перспективами роста.
Основываясь на приведенных данных, можно сказать, что в каждой культуре и в каждом социальном слое существуют имплицитные представления о природе конфликта, которые определяют наше восприятие тех или иных ситуаций как конфликтных. Этнографические описания изобилуют забавными примерами коллизий, возникающих между исследователями и местными жителями на почве несовпадения их культурных обычаев, норм поведения, ритуалов и т. д. Вспомним уже приводившийся пример исследования, в котором было показано, что содержание, вкладываемое членами группы в понятие конфликта, различалось в зависимости от характера этой группы и уровня ее развития. Далее, каждый социальный слой, профессиональная или, например, возрастная группа имеют в своем жизненном пространстве ряд типичных стрессовых или конфликтных ситуаций. Для членов научного коллектива особенно важны взаимные оценки профессиональной компетентности, научная добросовестность и уважение авторских прав друг друга и т. д.; у подростков действуют свои стереотипные представления о том, какие ситуации взаимодействия, поступки товарищей считать неприемлемыми. Так проявляется наше «коллективно разделяемое» знание о том, что такое конфликт. В таких случаях мы и говорим об обусловленности нашего поведения и восприятия окружающего мира групповыми факторами.
Индивидуальные факторы определения ситуации
Наряду с общими и групповыми факторами, определяющими отношение человека к ситуации, можно выделить и такие, которые связаны с его индивидуальной оценкой как определенного типа социальных ситуаций, так и данной конкретной ситуации.
«Субъективное» в определении ситуации как конфликтной связано с индивидуальной склонностью человека к преимущественной оценке ситуаций в тех или иных терминах. (Сама возможность существования в рамках одной и той же «объективной» ситуации различных «воспринимаемых» ситуаций является подтверждением субъективного характера «определения ситуации».)
Применительно к конфликтам это означает, что могут быть выделены такие человеческие особенности людей, которые приводят к тому, что люди склонны воспринимать те или иные ситуации своего взаимодействия с другими людьми как конфликтные.
Переходя к индивидуально-психологическим особенностям, которые потенциально могут влиять на предрасположенность человека к восприятию, оценке тех или иных ситуаций как конфликтных, мы будем вынуждены во многом опираться на косвенные данные из-за фактического отсутствия прямых исследований по этому вопросу.
Подобное явление применительно к анализу агрессии А. А. Реан связывает с социально-перцептивным компонентом агрессивности, который, с его точки зрения, заключается «в готовности (склонности) воспринимать и интерпретировать поведение другого как враждебное. В этом плане, очевидно, можно говорить о потенциально агрессивном восприятии и потенциально агрессивной интерпретации как об устойчивых для некоторых людей особенностях мировосприятия и миропонимания» (Реан, Коломинский, 1998, с. 37).
Если проводить аналогию между восприятием стресса и конфликтных ситуаций, то можно учесть, что одни люди более, а другие менее предрасположены к дистрессу.
Из личностных особенностей, оказывающих влияние на устойчивость человека в экстремальных ситуациях и его меньшую подверженность дистрессу отмечают интернальность как характеристику тех, кто уверен в себе, надеется только на себя, не нуждается во внешней поддержке (в противовес «экстерналам» – неуверенным в себе, нуждающимся в поощрениях, болезненно реагирующим на порицания, полагающимся на случай, на судьбу); отсутствие личностной тревожности и др. (Китаев-Смык, 1983).
В исследовании Л. Хоровица и его коллег респондентам предлагались успешные и неуспешные ситуации (например, «Вы посетили вечер для первокурсников, но вам не удалось завести новых друзей») и перечень возможных причин, объясняющих их успешность или неуспешность. Полученные результаты показали, что одинокие люди считают себя менее способными к межличностному общению: если неодинокие люди склонны интерпретировать случающиеся неудачи временными обстоятельствами, то одинокие объясняли их собственной неспособностью к общению, считали, что прилагать усилия в подобных ситуациях бесполезно. Нетрудно прогнозировать, что подобный стиль объяснения своих отношений с другими может приводить человека к избеганию ситуаций межличностного контакта. На основании этого авторы делают вывод, что «подобная самоизоляция лишает его возможности развития навыков общения, что опять же ведет к неудачам, к еще более негативным самооценкам и еще большему отчуждению» (Хоровиц и др., 1989, с. 269). Этот пример иллюстрирует наличие у людей имплицитных концепций, лежащих в основе их интерпретаций социального взаимодействия с другими. Можно предположить, что у некоторых людей эти концепции основываются на представлениях, не позволяющих им доверять другим и развивать партнерские отношения с окружающими.
В работе У. Клара и его коллег проблема избирательного восприятия ситуации рассматривается с точки зрения наличия и доступности соответствующих когнитивных схем. Схемы могут присутствовать или отсутствовать в чьем-то индивидуальном репертуаре, а доступность определяется готовностью, с которой данная схема применяется. Авторы приводят известные данные, что люди, оценивающие себя как «соревнователей», чаще, чем «кооператоры» имеют тенденцию рассматривать незнакомые лабораторные игры как игры со строгим соперничеством (с нулевой суммой); они, соответственно, чаще будут демонстрировать соперничающее поведение. По мнению исследователей, эти данные могут быть объяснены с точки зрения доступности схемы: схема строгого соперничества (несовместимости целей) более доступна «соревнователям» и потому ее появление в новой ситуации более вероятно (Klar, Bar-Tal, Kruglanski, 1988).
Помимо «соревновательных» существуют и другие характеристики личности, приводящие человека к определению внешней ситуации как конфликтной. Обыденное представление о «конфликтной личности» связано с человеком, который чаще других оказывается участником конфликтных ситуаций, т. е. обладает повышенной склонностью к восприятию ситуаций как конфликтных или конфликтному реагированию на те или иные внешние обстоятельства.
Примеры научного описания устойчивых личностных тенденций к тому или иному типу социального поведения можно найти в работах психологов, тяготеющих к поиску личностных типов. В частности, уже упоминался тип человека с тенденцией «движения против людей», описанный Хорни, который «принимает и считает само собой разумеющейся враждебность вокруг себя и решает, сознательно или бессознательно, бороться», «противодействует всеми путями, которые ему доступны» (Ногпеу, 1946, р. 42–43). Конфликтность может быть характеристикой «невротической личности», когда «человек невротически реагирует на такую жизненную ситуацию, которая у здорового человека вообще бы не вызывала никакого конфликта» (Хорни, 1993, с. 25).
В других психоаналитических понятиях «конфликтность» личности может связываться с таким явлением, как негативизм (враждебность), который «заключается в демонстративном противодействии объекту, который бессознательно воспринимается субъектом как опасный или угрожающий. Негативизм проявляется в упрямстве, в пренебрежительном отношении (игнорировании, реакции „не вижу“, „не слышу“), в подозрительности и неприятии помощи, в немотивируемой злобности, в стремлении к спорам по любому вопросу, в навязчивом иронизировании, подтрунивании и насмешках» (Психоанализ, 1998, с. 294). По мнению психоаналитиков, эти модели когнитивных, эмоциональных и поведенческих реакций передаются по наследству и усваиваются в процессе индивидуального развития.
Можно оспаривать психоаналитическое понимание возникновения устойчивых личностных тенденций или даже правомерность выделения самих личностных типов, но нельзя отрицать то, что у человека может сформироваться своеобразное «эмоциональное тяготение» к периодической драматизации отношений и усилению межличностной напряженности. Это «влечение» к эмоциональному напряжению конфликтных ситуаций нередко оценивается окружающими как своего рода «потребность в конфликтах». Однако оно, как правило, не осознается самой личностью, его возникновение связано с глубинными проблемами личности и трудно поддается коррекции, часто требуя не только психотерапевтической, но и психиатрической оценки.
В качестве еще одной основы «конфликтности» личности психологи часто рассматривают неадекватность сформировавшихся у человека представлений о себе и других: завышенная самооценка, не соответствующая реальным возможностям личности, тенденция к ее подтверждению за счет низкой оценки других и т. д. приводят к возникновению межличностных затруднений. В этих случаях может возникать устойчивая ориентация на преимущественное восприятие негативных свойств окружающих и как следствие – преобладание в отношении к ним отрицательных оценок. В одной из работ по психологии в качестве иллюстрации подобного свойства приводится высказывание русского историка В. О. Ключевского об Иване Грозном: «Он был восприимчивее к дурным, чем к добрым впечатлениям, он принадлежал к числу тех недобрых людей, которые скорее, охотнее замечают в других слабости и недостатки, чем дарования или добрые качества».
Другой вид «конфликтности» личности связан с преимущественным – более частым, чем это бывает в среднем, – использованием «конфликтных» стратегий взаимодействия, на чем мы остановимся несколько позже.
Кроме того, помимо личностной предрасположенности к восприятию и определению ситуаций как конфликтных, несомненное влияние оказывают ситуативные факторы. Дж. Форгас делает следующее замечание: настроение оказывает большее влияние на наше мышление в неординарных, нестандартных случаях. Так, при оценке типичных людей и простых ситуаций мы подвержены влиянию настроения в меньшей степени, тогда как, например, при объяснении сложных конфликтов его влияние на наше мышление будет возрастать (Майерс, 1997, с. 141).
«Индивидуальная свобода» в определении ситуации индивидом проявляется не только в том, что он относит ее к той или иной категории, но и в том, какое конкретное значение он ей приписывает. Например, ранее при описании интерперсональных конфликтов мы отмечали их возможное различение в зависимости от типа противоречия, лежащего в основе конфликта. Связан ли конфликт с ценностями людей, их интересами или правилами взаимодействия, – эти виды конфликта отличаются тем, какие именно аспекты межличностных отношений или межличностного взаимодействия затронуты конфликтом. Однако тип конфликта может определяться не только типом взаимодействия его участников, но и смыслом, которым они наделяют возникающие противоречия. Например, такая повседневная конфликтная ситуация, как ссоры отца с дочерью из-за того, что она не убирает за собой и не содержит в порядке свои вещи, может иметь разный характер – нарушения норм и правил взаимодействия («ты не выполняешь свои обязанности по дому, о которых мы договаривались»), противоречия интересов («я вынужден иногда встречаться со своими коллегами дома, и я не хочу каждый раз заниматься уборкой или краснеть за беспорядок в нашем доме») или ценностных расхождений («если у человека в комнате беспорядок, он и в своих делах не сможет добиться порядка»).
Синтез ситуационного и личностного подходов
Вряд ли дискуссию о соотносительной роли ситуативных и личностных факторов в детерминации поведения человека можно будет считать законченной в ближайшее время. «Синтетическая» позиция, соединившая в общей формуле ситуационные и личностные детерминанты поведения, однако, не имеет должной конкретизации, призванной помочь ответить на практические вопросы о реальной обусловленности поведения человека в тех или иных ситуациях.
А. А. Реан предлагает исходить из принципа дополнительности действия ситуативных (обеспечивающих вариативность) и трансситуативных (обеспечивающих постоянство поведения) факторов, утверждая, что «в большинстве случаев детерминирующими факторами являются личностные факторы, тогда как ситуативные играют роль модулятора (определяя вариативность проявления личностных факторов). В некоторых, гораздо более редких, на наш взгляд, случаях иерархия факторов может меняться» (Реан, Коломинский, 1999, с. 44–45).
Резюмируя соображения специалистов относительно роли ситуативных и личностных факторов в возникновении конфликтов, воспользуемся формулировками М. Дойча, основанными на главных идеях соединения ситуационного и личностного подходов.
Индивиды заметно отличаются друг от друга по степени проявления последовательности личностных черт в различных социальных ситуациях: те, кто более ориентирован на использование ситуативной информации, обнаруживают меньшее постоянство.
Некоторые ситуации обладают «сильными» характеристиками: в этих ситуациях, несмотря на личностные различия, проявляются незначительные индивидуальные вариации в поведении; ситуации со «слабыми» характеристиками допускают большее проявление индивидуальных различий.
Ситуации также различаются с точки зрения их влияния на возникновение у человека соответствующих диспозиций. Возможно также, что существует тенденция к некоторой конгруэнтности между личностными диспозициями и ситуативными стратегиями, приводящая к тому, что люди с определенными типами диспозиций будут выбирать определенные типы социальных ситуаций, соответствующие их диспозициям (Deutsch, 1994).
Резюме
1. Конфликт относится к критическим жизненным ситуациям, которые представляют собой эмоционально переживаемые человеком жизненные обстоятельства, образующие в восприятии человека сложную психологическую проблему, требующую своего разрешения.
2. Для современных подходов характерно признание объективно-субъективной природы конфликтов, которая предполагает не только наличие «объективных» условий возникновения конфликта, но и субъективной оценки ситуации, такого ее восприятия, которое создает для субъекта необходимость реагирования в виде выбора соответствующей стратегии конфликтного взаимодействия (или ухода от него).
3. Восприятие ситуаций представляет собой процесс, в котором на основе категоризации и интерпретации индивид создает «когнитивные соответствия» этих ситуаций. При этом «ситуационные модели» по результатам исследований скорее являются «личностно-окрашенными» образами «человека-в-ситуации», чем самой этой ситуации.
4. «Определение ситуации» – это результат восприятия ситуации и ее интерпретации («объяснения» на основе категоризации). В соответствии с теоремой У. Томаса, «если ситуации определяются как реальные, они становятся реальными по своим последствиям». Следствием определения ситуации становится поведение, которое человек строит в соответствии со своим «определением», и эти субъективные представления о ситуации оказывают на него зачастую более сильное влияние, чем объективные ее характеристики.
5. Человек не просто реагирует на ту или иную ситуацию, но «определяет» ее, одновременно «определяя» себя в этой ситуации, и тем самым он фактически сам создает, «конструирует» тот социальный мир, в котором живет.
6. Приложение теоремы Томаса к конфликтам означает, что если человек определяет ситуацию как конфликтную, она становится конфликтом, так как в своих действиях в данной ситуации он основывается на этом определении, развивая конфликтное взаимодействие, выбирая соответствующие стратегии поведения, оценивая действия партнера и т. д.
7. Принципиальное значение в возникновении конфликта имеет то, будет ли актуальная ситуация восприниматься как конфликтная и произойдет ли после определения ситуации как конфликтной переход к конфликтному взаимодействию.
8. Решающим фактором в оценке ситуации как конфликтной является, по мнению специалистов, воспринимаемая противоречивость/несовместимость целей, действий, мотивов. «Естественное» категориальное знание «простых людей» опирается на признаки, созвучные научным представлениям.
9. Определение ситуации опирается на саму «определяемую» ситуацию, а также на существующие у субъекта когнитивные репрезентации ситуаций разного типа. Определение ситуации детерминировано как внешней реальностью, так и внутренним субъективным миром человека, однако сила влияния этих двух источников может различаться в разных ситуациях.
10. Чем более определенной является внешняя ситуация, тем более однотипные реакции она вызывает. Чем менее определенной является внешняя ситуация, тем в большей степени в ее восприятии проявляются индивидуальные особенности участников.
11. В качестве объективных факторов, определяющих восприятие ситуации, выступают особенности самой этой ситуации. Ситуация за счет своих собственных характеристик может соответствовать общим представлениям о конфликтах и, следовательно, определяться как конфликтная большим числом людей.
12. Принадлежность человека к определенному социальному, культурному профессиональному слою обусловливает характер типичных стрессовых и конфликтных ситуаций, с которыми он сталкивается.
13. Субъективное в определении ситуации как конфликтной связано с индивидуальной склонностью человека к преимущественной оценке ситуаций в тех или иных понятиях. Восприятие ситуаций испытывает на себе влияние факторов возраста и пола. Влияние индивидуально-психологических особенностей человека на восприятие ситуаций считается безусловным, но их конкретное содержание остается не вполне ясным. 14. Люди отличаются друг от друга по степени проявления последовательности их личностных проявлений в различных социальных ситуациях. Ситуации различаются в зависимости от степени свободы индивидуальных различий в поведении, допускаемой этими ситуациями.
Назад: Глава 5. Как описываются конфликты
Дальше: Глава 7. Возникновение конфликтов: выбор стратегии реагирования
