Рассмотрим еще два вопроса, имеющих отношение к теме «Память». До сих пор основное внимание уделялось стандартным лабораторным методам, часто исполь-

зуемым при изучении памяти в любой возрастной период. Два последних подхода, которые мы рассмотрим, несколько более специфичны; кроме того, при их (независимом) использовании удается получить более позитивную характеристику памяти у пожилых людей.

Ранее мы отметили, что «повседневный» интеллект стал весьма популярной темой исследования. То же можно сказать и о «повседневной» памяти. Как и в случае с интеллектом, в исследованиях повседневной памяти существует множество направлений и методов. Я приведу лишь два примера (подробней см.: Hess & Pullen, 1996 и West & Sinnott, 1992).

Изучение пространственной памяти — одно из популярных направлений исследования повседневной памяти. Все мы ежедневно и многократно используем те или иные формы пространственной памяти — следуя обычным маршрутом, вспоминая местонахождение различных предметов и т. д. Ухудшается ли такая память с возрастом? Мы уже рассмотрели один из примеров лабораторного подхода к этому вопросу — исследование Черрп и Парк (Cherry & Park, 1993), описанное в главе 2. На основе результатов этого исследования было сделано два вывода, достаточно типичных для подобных исследований: пространственная память пожилых испытуемых оказалась хуже пространственной памяти молодых испытуемых, и пожилым испытуемым запомнить местонахождение предметов помогал хорошо различимый, привычный контекст.

В исследованиях психических функций в повседневной обстановке понятие привычного контекста значительно расширяется. Лабораторные условия и экспериментальные аналоги (например, объемная модель и схема в исследовании Чер-ри и Парк) заменяются естественными условиями и формами пространственной памяти, которые задействуются в реальной жизни. Совершение покупок в супермаркете, к примеру, несомненно, привычная задача для многих людей, и именно она легла в основу исследования Кирасик (Kirasic, 1991). Испытуемыми Кирасик

были молодые (средний возраст 24 года) и пожилые (средний возраст 60 лет) женщины, а ее экспериментальные задания были связаны с различными формами пространственного интеллекта, которые можно реализовать в бакалейном отделе магазина. Одно из заданий заключалось в том, что испытуемых просили составить оптимальный маршрут для покупки товаров семи видов. Другое задание заключалось в том, что испытуемых просили оценить расстояние, которое необходимо было бы пройти, чтобы взять набор товаров, изображенных на картинке. Все задания выполнялись вдвух типах условий: в знакомом для испытуемой супермаркете, в котором она обычно делает покупки, и в не знакомом для испытуемой супермаркете, на изучение которого отводилось 15 минут.

На основании полученных данных было сделано несколько выводов. Молодые испытуемые справлялись чуть лучше пожилых, хотя различие было незначительным и проявлялось при выполнении лишь некоторых заданий. Успешность выполнения заданий в знакомых условиях была выше, хотя опять же различия были незначительными. Больший интерес, чем эти главные эффекты, представляет взаимодействие возраста и экспериментальных условий; привычный контекст пожилым женщинам помогал больше, чем молодым. Рисунок 13.5 иллюстрирует эту закономерность в задании с составлением маршрута и в задании с оценкой расстояния. Хотя то, что пожилым людям знакомая обстановка помогает в большей мере, чем молодым, подтверждается не во всех исследованиях (в действительности, данный феномен имел место при выполнении только двух из четырех заданий, предлагавшихся Кирасик), это довольно типичный результат. А обобщение, которое можно сделать на основе этого исследования, считается вполне доказанным: пожилые люди великолепно справляются с тестами памяти, если при этом оценивается естественная для них деятельность в естественных условиях. Среди других условий, используемых при проведении таких исследований — здания или помещения, в которых работают испытуемые (Uttl & Graf, 1993), знакомые городские кварталы (Rabbitt, 1989) и собственные дома испытуемых (West & Walton, 1985).

Во втором исследовании повседневной памяти охватывался более широкий диапазон ситуаций. В последние годы проводилась разработка ряда шкал памяти, основанных на оценке испытуемыми возможностей собственной памяти в разнообразных контекстах. В табл. 13.5 представлены некоторые вопросы одной из подобных методик: «Клинической шкалы самооценки памяти» (Memory Assessment Clinics Self-Rating Scale; Crook & Larrabee, 1990; Winterling, Crook, Salama, & Gobert, 1986), или MAC-S. Помимо специфических вопросов, приведенных в таблице, MACS содержит несколько вопросов общего характера,к примеру: «Если сравнить вашу память в тот период, когда она была лучше всего, сколько времени вам бы потребовалось сегодня, чтобы что-то запомнить или вспомнить?» (от значительно больше до значительно меньше). Такие методики могут использоваться для исследования ряда вопросов, два из которых мы рассмотрим (более подробно см.: Dixon, 1989; Gilewski & Zelinski, 1986). Первый вопрос касается, конечно же, возрастных изменений; как правило, в исследованиях выявляются проблемы с памятью, которые с возрастом значительно обостряются. Второй вопрос касается соответствия между самоотчетами и реальными возможностями памяти ~- адекватно ли оценивают люди сильные и слабые стороны своей памяти? Как и в случае с любой методикой самоотчета, ответ на этот вопрос таков — «не совсем»; тем не менее результаты использования большинства таких методик положительно, хотя и не абсолютно, коррелируют с экспериментальными или клиническими оценками-,памяти. Нужно отметить, что представления людей о собственной памяти интересны сами по себе, даже если они не соответствуют действительности; тот факт, что самооценка обладает прогностической силой, делает ее еще более интересной.

Источник: A Self-Rating Scale for Evaluating Memory in Everyday Life, T. H. Crook and G. J. Lairabee, 1990, Psychology and Aging, 5, p. 55.

Рассмотрим еще один вид памяти. Начиная этот раздел, я говорил о стереотипе, согласно которому в пожилом возрасте память ухудшается. Однако этот стереотип требует существенного уточнения: долговременная память может оставаться сохранной до глубокой старости даже при значительном ухудшении памяти на недавние события. Наглядный пример: пожилой человек ярко и в подробностях описывает собственное детство, однако не в состоянии вспомнить, что он ел сегодня на завтрак. Таким образом, ухудшение памяти избирательно (по крайней мере это следует из приведенного выше довода) и эта избирательность удивительна.

Насколько соответствует действительности предположение о сохранности долговременной памяти? Вероятно, в определенной степени соответствует, однако, как оказалось, этот вопрос трудно исследовать, и большая часть данных представляет собой частные случаи. Ниже мы кратко рассмотрим несколько примеров исследований долговременной памяти, а также некоторые методологические трудности, возникающие при проведении подобных исследований (см. также ЕгЬег, 1981).

Барик, Барик и Уиттлингер (Bahrick, Bahrick & Wittlinger, 1975) тестировали лиц в возрасте от 17 до 74 лет, закончивших школу. Окончание школы при отборе испытуемых являлось очень важным критерием, поскольку осуществлялась проверка памяти на имена одноклассников. Использовалось 6 тестов памяти: 2 на воспроизведение и 4 на узнавание. Для выполнения тестов на воспроизведение требовалось вспомнить имена как можно большего числа одноклассников, а также указать имена одноклассников, изображенных на фотографиях. Для выполнения тестов на узнавание требовалось выбрать из 5 фотографий фотографию одноклассника, подобрать к имени одну или несколько фотокарточек и подобрать к фотографии одно или несколько имен. Естественно, время хранения информации (то есть время с момента последней встречи с одноклассниками) изменялось с возрастом испытуемых: от 3-4 месяцев у молодых испытуемых до более 50 лет у пожилых.

Не вызывает удивления тот факт, что в этом исследовании молодым испытуемым удавалось вспомнить больше одноклассников, чем пожилым. Возрастные различия были особенно велики в тестах на воспроизведение. В первом задании, к примеру, самые молодые испытуемые в среднем перечислили более 50 имен, а в старшей группе средний уровень воспроизведения составлял около 20 имен. Результаты выполнения тестов на узнавание, напротив, были почти одинаково высокими во всех возрастных группах. В частности, испытуемые, окончившие школу 30-40 лет назад, хорошо узнавали одноклассников по лицам. Успешность выполнения заданий на узнавание согласовывается с приведенными ранее данными о сохранности способности к узнаванию. Более серьезное ухудшение способности к воспроизведению в процессе старения согласуется с результатами исследований, демонстрирующих взаимодействие между возрастом и типом памяти. А то, что определенная информация может удерживаться в памяти в течение столь длительных периодов времени, подтверждает гипотезу о возможности сохранности долговременной памяти до глубокой старости.

Описанное выше исследование — лишь одно из ряда работ, направленных на изучение долговременной памяти. Исследовалась также память на названия улиц и на адреса (Bahrick, 1983), а также память на испанский язык, который испытуемые изучали в школе или колледже (Bahrick, 1984). Другие исследовательские группы анализировали память на имена учителей (Schonfield, 1969), память на названия песен (Barlett & Snelus, 1980) и память на содержание университетских курсов (Cohen, Shanhopc, & Conway, 1992). Как и в исследовании с именами и фотографиями одноклассников, в этих исследованиях обычно обнаруживалось, что информация может храниться в памяти удивительно долго и что с возрастом наблюдается некоторое, но всегда существенное, ухудшение памяти.

Наиболее очевидный недостаток подобных исследований, по крайней мере в том, что касается старения, мы уже обсуждали: длительность хранения информации изменяется совместно с возрастом испытуемого. Так, обнаружив, что пожилые испытуемые выполняют тесты памяти не так успешно, как молодые, мы не можем сказать, объясняется это межвозрастными различиями или тем, что удерживать в памяти информацию в течение 50 лет труднее, чем в течение 5 лет. Скорее всего, имеют значение оба фактора; однако в подобных исследованиях разграничить их невозможно.

Альтернативный подход к изучению долговременной памяти иллюстрируют некоторые другие исследования (Botwinick & Storandt, 1974). Взрослые испытуемые в возрасте от 20 до 79 лет выполняли задания тестов, включавших ряд вопросов об общественно-исторических фактах. Примеры этих вопросов приведены во вставке 13.2. (Для тех, кто хочет себя проверить, ответы представлены в приложении, в конце этой главы.) Поскольку вопросы касаются событий, происшедших на протяжении четырех исторических периодов, появилась возможность рассмотреть память как функцию от возраста испытуемого, давности события, о котором задается вопрос, и возраста испытуемого на момент, когда это событие произошло. Ботвиник и Сторандт в целом не обнаружили никаких возрастных различий в успешности выполнения заданий. То есть 70-летние испытуемые справлялись с заданиями почти так же хорошо, как 20-летние. Однако наблюдаюсь интересное взаимодействие между возрастом испытуемых и историческим периодом, к которому относился вопрос. Это взаимодействие отражало тот факт, что испытуемые всех возрастов лучше всего помнили о событиях, происшедших в то время, когда им было 15-25-лет. Так, испытуемые в возрасте около 50 лет лучше всего отвечали на вопросы, касавшиеся событий 1930-1940-х годов; испытуемые в возрасте около 30 лет — на вопросы, касавшиеся событий 1950-1960-х годов. Следует добавить, что взаимодействие возраста и исторического периода, к которому относятся вопросы, в подобных исследованиях обнаруживается не всегда (в вышеописанном исследовании оно наблюдалось только у испытуемых мужского пола). Однако результаты других исследований (например, Howes & Katz, 1988; Perlmutter, Metzger, Miller, & Nezworski, 1980) подтверждают главный вывод, к которому пришли Ботвиник и Сторандт: память на общественно-исторические события с возрастом если и ухудшается, то незначительно.

Вышеописанный метод устраняет некоторые недостатки исследований Барик, однако имеет и свои собственные. Если стимулами являются имена и лица одноклассников, можно быть уверенными в том, что испытуемому они когда-то были известны, поэтому любые ошибки при выполнении тестов на воспроизведение или на узнавание могут объясняться неспособностью вспомнить, а не изначальным отсутствием знаний. При использовании вопросов об общественно-исторических фактах вероятность изначально одинакового объема знаний испытуемых меньше. Возможно, некоторые испытуемые никогда и не знали настоящего имени «красного барона*. И тогда неспособность дать правильный ответ вряд ли можно расценивать как неспособность вспомнить. Кроме того, спорным моментом является использование термина «память» в ситуации, когда события, о которых спрашивают испытуемого, произошли до его рождения. Вопросы, предлагаемые Ботвиник и Сторандт, не затрагивают специфических, личных воспоминаний, на оценку которых направлено исследование Барик с коллегами. Они направлены на оценку общих знаний, которые могут быть накоплены разными способами.

Каковы бы ни были недостатки исследования Ботвиник и Сторандт, подобные ему исследования иллюстрируют ряд важнейших особенностей памяти взрослых.

В целом они еще раз подтверждают тот факт, что у пожилых людей не обязательно должно наступать значительное ухудшение памяти. С некоторыми заданиями пожилые люди справляются не хуже, а иногда и лучше молодых. Результаты исследования, свидетельствующие о длительном сохранении в памяти информации общего плана, согласуются с результатами других исследований по этому вопросу.

Например, с работами по кристаллизованному интеллекту, описанными ранее. Наконец, исследования, подобные исследованию Ботвиник и Сторандт, указывают на возможность позитивной оценки памяти в старости, если речь идет об осмысленном материале из области общих знаний о мире, а не о произвольных, необычных лабораторных заданиях.