Дальше: Дагор

Лейла

Когда я просыпаюсь утром, разум обычно включается сразу. Я не могу припомнить случая, чтобы по пробуждении я не сумела бы вспомнить, что происходило вчера, и сообразить, где я сейчас нахожусь. Сегодня, пожалуй, было первое утро в моей жизни, когда это свойство собственного организма совершенно не радовало.

Тар молча лежал рядом, медленно поглаживая меня по голове.

— Они все мне врали, — наконец, сумела я хоть что-то сказать. — Даже Пир. Говорили, что меня младенцем подкинули к дверям Дома Иллюзий. Зачем?

— Не знаю, — тихо вздохнул Тар. — Может быть, считали, что так тебе будет спокойнее.

— И ты согласен?

— Нет, — отозвался Тахир. — Но это вопрос мировоззрения. Я считаю, что человек не должен прятаться от проблем, даже если это ребёнок. Потому что если от них прятаться, они в конце концов соберутся толпой и нагонят все разом. Мало кто со мной согласен.

— Но почему… — я запнулась, потому что к горлу подкатил комок. Но Целитель понял и так.

— Почему их не искали? Почему не нашли убийц? Почему никто даже не вспомнил о твоей матери, которую в Доме Иллюзий знали многие? Не знаю. И мне очень это не нравится.

— Может быть, стоит рассказать всё господину подполковнику?

— Кому? — озадаченно уточнил Целитель. — А, Дагору?! Да, конечно, надо. Я с ним сам поговорю. С проблемами надо встречаться лицом к лицу, но начинать лучше постепенно. Почему-то мне кажется, что ты ещё не готова обсуждать всё вслух, тем более — с этим бестолковым Разрушителем, — усмехнулся он.

— Спасибо. За всё, — тихо выдохнула я. — А почему бестолковым? Ты же говорил, что он умница, — поинтересовалась я, старательно отвлекая себя от неприятностей.

— Да он умный, но… такой дурак! — весело фыркнул Тахир. — Не волнуйся, тебе ещё предстоит на собственном примере убедиться. Разрушители, что бы они сами ни думали по этому поводу, принадлежат к тому же виду, что и прочие люди, и не так уж кардинально отличаются. Изначально они имеют нормальные эмоциональные реакции, как и все дети, но потом… как бы это объяснить понятнее? Они слишком неадекватно реагируют на свои эмоции. Точнее, наоборот, слишком адекватно. Чувства мешают холодной рассудочности, и все Разрушители проходят в своей жизни стадию подавления этих самых чувств. Некоторые доходят до того, что действительно лишаются способности испытывать эмоции, но в большинстве своём они ведут себя примерно так же, как, например, ты. Не прячут подлинные переживания за иллюзиями, но тоже отодвигают их в сторону, глушат и относятся к ним с определённой настороженностью и даже неодобрением. То есть, даже чувствуя, продолжают руководствоваться разумом. В отношении Дагора, я, например, с трудом могу представить, что с ним нужно делать, чтобы спровоцировать спонтанную эмоциональную реакцию. Ну, разозлить, возможно; а вот что-то ещё…

— А как же твои слова про его попытки руководствоваться чувствами?

— Чувства бывают разными, — терпеливо пояснил Целитель. — В детстве он, хоть и трудно сейчас в это поверить, был очень добрым мальчиком. Именно добрым. Он хорошо знает, что такое «сочувствие», «прощение»; помнит, что нужно сделать, чтобы не обидеть или поддержать. Именно это позволяло ему после излечения оставаться человечным в отношении с окружающими людьми, и именно это я хвалил. Но, конечно, проявление этой реакции было продиктовано исключительно рассудком.

— В каком смысле?

— Логически оценивает, кто достоин сочувствия, а кто — нет, причём полумер не будет. Терпеливо и мягко он будет разговаривать с рыдающей над телом мужа вдовой, потому что память и разум подскажут: слабой женщине тяжело, она потеряла близкого, ей больно. Но к какому-нибудь убийце он будет относиться как к неодушевлённому предмету; то есть, несмотря на то, через что сам прошёл в жизни, спокойно отдаст человека в руки палача или сам выступит палачом. У него не дрогнет рука по одному сломать пальцы воющему от боли человеку, добиваясь от него какого-нибудь ответа, и это будет не «осознанная необходимость жестокости», ему действительно будет плевать на боль этого человека. А ты вызываешь у него именно эмоциональный отклик, то есть он не думает, что должен тебе посочувствовать, и потому проявляет нужную реакцию, а действительно сочувствует.

— А зачем ты всё это рассказал? — окончательно запуталась я. — И какое это отношение имеет к тому, что господин подполковник «умный, но такой дурак»? И почему я это на собственном опыте должна буду увидеть?

— Да потому, что он может нормально с точки зрения обычного человека воспринимать только хорошо знакомые привычные эмоции. То же сочувствие, или что-нибудь ещё, настолько же близкое и понятное. А вот предсказать его реакцию на что-нибудь неожиданное я не возьмусь.

— На что неожиданное? Ты… имеешь в виду, что он может, ну… влюбиться? — я даже приподнялась на локте, разглядывая улыбающуюся физиономию.

— Этот? Этот может, — с какой-то мечтательной интонацией протянул Целитель. — Но имей в виду, это первый и единственный раз, когда я тебе о нём что-то рассказываю.

— Не любишь сплетничать? — вздохнула я, укладываясь обратно.

— Не сказал бы, — хихикнул Тар. — Не-ет, тут у меня другие мотивы. Во-первых, вам обоим, хоть и по разным причинам, нужно разобраться со всем этим самостоятельно. Тебе нужно научиться доверять, ему — чувствовать, причём чем глубже, тем лучше. А, во-вторых… Лейла, мне четыре с половиной сотни лет, знаешь, как сложно встретить в окружающем мире что-нибудь увлекательное и удивительное? А ваши взаимоотношения, и вся эта ситуация, — не с убийствами, а с вашей необычной встречей, — это настолько потрясающе интересно, что я просто не могу отказать себе в маленьком удовольствии понаблюдать со стороны. Да ты не волнуйся, если всё будет совсем плохо, я вмешаюсь. Но рассказывать тебе, уж извини, ничего больше заранее не буду.

— Мне, значит, не будешь, а ему — будешь? — проворчала я, сдерживая желание закатить скандал. В конце концов, надо ценить откровенность; этот человек и так сделал для меня слишком много, чтобы ещё претензии ему предъявлять.

— Он и так всё прекрасно знает, — я почувствовала, как Целитель пожал плечами. — А что не знает… Если ты настаиваешь, можешь сама рассказать ему о своих проблемах, я только поддержу эту полезную инициативу, — ехидно предложил он, и я была вынуждена тут же пойти на попятную.

— Нет уж, ты сам это предложил! И вообще, ты… старый интриган.

— О, да! — радостно расхохотался он. Потом запнулся, как будто что-то вспомнил, и с тревогой проговорил: — Лель, ты только пообещай мне, что не будешь пытаться восстанавливать справедливость самостоятельно и мстить Амар-ай-Шрусу, ладно?

— Что я могу? — судорожно вздохнув, пробормотала я. Разговор помог немного отвлечься, но, как оказалось, чтобы от спокойствия не осталось ни следа, мне хватило одного лёгкого намёка. — Плюнуть в лицо одному из Владык? Ударить? Я даже к сыскарям обратиться не могу, потому что никто мне не поверит. Моё слово против его слова? Ни доказательств, ни… — я вновь замолчала. Дыхание перехватило, и я почувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы.

— Я тебе помогу, обещаю. И Дагор тоже. Это нельзя оставлять как есть, но, пожалуйста, положись на нас и ничего не предпринимай сама. Этот человек…

— Это не человек, — всхлипнула я. — Это… это чудовище! Я… не представляю, как! За что? Я ведь была в него почти влюблена, дура! И что мне теперь делать?

— Жить, — Тар обнял меня крепче. — Несмотря ни на что. Понимаю, что сложно, но это пройдёт. Человек имеет свойство забывать боль и беды, если ему есть, чем их заменить. А пока плачь, не стесняйся. Станет легче. Ложь, что слёзы — признак слабости, слёзы — это тоже лекарство, только не для тела, а для души. Главное, не превышать дозировку, — он тихо беззлобно усмехнулся.

А я послушно плакала. Тихо и почти бесшумно, и к собственному удивлению действительно чувствовала, как мне становится легче. Будто сжавшаяся в груди тугая пружина не сорвалась, а начала медленно и аккуратно расправляться.

— Ты странный, — наконец, устав от тишины, вновь заговорила я. — Тебе очень хочется верить, а ещё я почему-то совершенно тебя не стесняюсь.

— Я Целитель с очень, очень большим стажем, — усмехнулся мужчина. — Было бы гораздо сложнее работать, если бы я не умел втираться в доверие.

— А ещё никак не могу взять в толк, зачем тебе со мной возиться. Не верю, что только из любопытства, — продолжила я.

— Нельзя проходить мимо человека, которому нужна твоя помощь. А ты… Я давно не встречал людей, кому настолько требовалась бы именно моя помощь. И я уже говорил, что стараюсь держать в поле зрения людей, способных правильно применять свой дар. Не надо чувствовать себя обязанной, правда. Ты просто не представляешь себе, насколько многое это для меня значит. Возможность общения с необычным человеком — это едва ли не самый большой подарок судьбы в моём случае, так что об иной благодарности даже не смей задумываться. Обижусь.

— Всё-таки, не ошиблась я вчера. Ты ещё и страшный человек! Очень сложно в тебя не влюбиться, — хмыкнула я. С Тахиром было удивительно легко, и то, что я не сказала бы никому больше, ему говорить было просто и как-то естественно.

— А вот этого не надо, — с шутливой ворчливостью возразил Тар. — Если только совсем немного, в терапевтических целях. Лёгкая несерьёзная влюблённость повышает настроение и вообще полезна для здоровья. Главное…

— Не превышать дозировку, — не удержалась я от улыбки. — А если чуть-чуть не получится?

— Это вряд ли, — хмыкнул Целитель.

— Почему? — из чувства противоречия возразила я. — Ты милый, симпатичный, добрый и понимающий. Надёжный, сильный, мудрый…

— Всё, всё, хватит! — весело перебил меня Целитель. — Захвалишь. Всё просто: у тебя, конечно, большое и доброе сердце, но в нём просто недостаточно свободного места, чтобы вместить ещё одно серьёзное чувство. Слишком прочно поселился там один мой угрюмый приятель.

— Ты думаешь? — вот теперь я наконец почувствовала неловкость.

— Знаю. Ты, главное, не думай обо всяких глупостях. Например, о том, что это всё безнадёжно и не имеет смысла. Имеет. Главное, верить; но у Иллюзионистки с этим проблем быть не должно.

Ещё некоторое время мы молча лежали, думая каждый о своём. Чем был занят Целитель, не знаю, а я дивилась странным перипетиям собственной судьбы. Последнее время она словно стала любимой игрушкой Инины, полностью сосредоточив на себе внимание капризной богини. Но сейчас, пригревшись под боком ещё одного великого человека, внезапно столь оригинальным образом ворвавшегося в мою жизнь, я действительно верила, что всё будет хорошо. Что у меня есть шанс справиться, выйти из всего этого живой и невредимой. Рядом с Тахиром вообще легко верилось во что-то светлое и доброе.

А, может быть, виной тому были слова мамы, которую я сейчас сумела вспомнить. Смутно, обрывками; это ведь было двадцать лет назад. Но я запомнила её бледное лицо, нервно поджатые губы и полный отчаянной решимости взгляд. «Верь, малыш; с тобой всё будет хорошо, они не смогут тебя тронуть». И я поверила ей тогда. И потом, когда со слезами бросалась на незнакомого огромного мужчину, и просила не трогать мою маму. И даже когда его товарищ с хохотом, держа меня за руки, рвал на пятилетней девочке одежду.

Единственное, чего я не помнила, так это того, как я сумела спастись. Кажется, тогда пробудился мой дар, и мне удалось удрать. Я проснулась в служебном экипаже на руках незнакомого мужчины в форме патрульного ЦСА. Мне было так страшно, что я не могла шевельнуться и сказать хоть слово. Потом были какие-то ещё лица; Целители, люди из приюта, но все они смазывались.

Но об этом я старалась не думать. Слишком живыми были в памяти лица убийц моей семьи. Особенно ярко отпечатались выражения их лиц; удовольствие от осознания собственной власти над заведомо более слабыми существами, похоть и безадресная, какая-то болезненно неестественная злоба. Не люди, даже не животные — обезумевшие от запаха крови и страха чудовища.

Главное, сейчас я была в безопасности. В этом старом добродушном доме, рядом с этим мудрым и сильным человеком. Почему-то меня совершенно не беспокоила мысль, что Целитель вряд ли способен защитить кого-то от реальной опасности. Пока мне хватало того, что его присутствие защищало меня от злобных духов собственных страхов и воспоминаний, и того, что он обещал мне, и, возможно, всё действительно наладится. Я лежала, не желая упускать это ощущение, хотя в воздухе висело понимание скорого расставания. Это я сейчас могла валяться в кровати в собственное удовольствие сколь угодно долгое время, а у великого Хмер-ай-Морана вряд ли была такая возможность.

— Эх, — наконец, шумно вздохнул мужчина, аккуратно выбираясь из-под меня и садясь на кровати. — Сложно, конечно, заставить себя встать, но выбора у меня нет, — обернувшись, Тахир ласково потрепал меня по голове. — А ты валяйся, у тебя каникулы. Тебе надо отдыхать и набираться сил. Тем более, насколько помню, господин следователь просил без крайней необходимости из дома не выходить, а кто-то вчера сбежал на прогулку, — с лёгким насмешливым укором попенял мне Целитель. Выпутавшись из одеяла, он встал с кровати и пружинисто, по-кошачьи, потянулся всем телом, позволив мне в достаточной мере насладиться игрой мускулов под загорелой кожей. И вновь я не испытала никакого смущения, будто передо мной был не посторонний обнажённый мужчина, а великолепная статуя или, скорее, красивый хищный зверь. Очень неожиданное у него телосложение для Целителя; в нём чувствовалась сила, сила и опасность.

Отодвинув стул от двери, Тар принялся одеваться. Когда мужчина уже завязывал пояс, в дверь легонько постучали.

— Да-да, входите, не заперто, — мгновенно и, как мне показалось, машинально отреагировал Целитель.

— Тар! — возмущённо окликнула его я, садясь на кровати и прижимая к себе одеяло. Мужчина обернулся ко мне, и глубокая задумчивость на его лице сменилась сначала растерянностью, потом осознанием. Но предпринимать что-то было поздно: посетитель зашёл внутрь.

— Извините, я, должно быть… — начал Пирлан, растерянно разглядывая полуголого Тахира. Но тут его взгляд скользнул ко мне, и глаза удивлённо округлились. — Лейла?!

— Привет, Пир, — со вздохом кивнула я. Не надо было обладать даром телепата, чтобы понять, о чём подумал друг и учитель, обнаружив столь двусмысленную картину. Да какую двусмысленную; тут надо проявить недюжинную фантазию, чтобы хоть какой-то смысл найти, кроме самого очевидного!

— Пирлан Мерт-ай-Таллер, если не ошибаюсь? — с лёгким и каким-то очень недобрым прищуром разглядывая совершенно растерянного и смущённого Пира, спросил Тар.

— Да, а вы…

— А я, с вашего позволения, уже здорово опаздываю, — оборвал его Целитель, натягивая рубашку.

— Тар! — уже не столько возмущённо, сколько растерянно позвала я его. Как вчера, он опять из добродушного терпеливого Целителя мгновенно превратился в человека холодного и сурового до откровенной жёсткости. Превращение было достойно мастера Иллюзий, каковым он, совершенно определённо, не являлся. И эта способность оказалась полной неожиданностью, даром что вчера я такую перемену уже наблюдала, но тогда ещё не обратила на неё внимания. Нет, я откуда-то точно знала, что тот, кто провёл со мной ночь, был настоящим Тахиром Хмер-ай-Мораном, а сейчас я наблюдала предназначенную для посторонних маску. Я даже догадывалась, зачем она ему нужна. Но всё равно было неожиданно.

— Извини, Лель, я правда уже здорово опаздываю, — Целитель с моей одеждой в руках подошёл к кровати и присел на край, протягивая вещи мне. — Если какого аврала не случится, постараюсь вечером забежать. Не забивай свою хорошенькую головку мрачными мыслями. Всё будет хорошо, главное что?

— Верить, — вздохнула я и не удержалась от улыбки.

— Хорошая девочка, — улыбнувшись одними глазами, Тахир легонько щёлкнул меня по носу. Дотянувшись, поцеловал в макушку и стремительно вышел, не удостоив Пира даже взглядом. Надеюсь, из-за его опоздания там никто не умрёт…

— Кхм. И что это было? — с несколько смущённой иронией поинтересовался учитель.

— Это был замечательный человек, который очень мне помог, — я пожала плечами и принялась натягивать рубашку.

— Его лицо показалось мне знакомым, — рассеянно хмурясь, Пир отвёл взгляд.

— Может, видел где-нибудь? — безразлично отозвалась я.

Меня совершенно не тянуло откровенничать с Пирланом сейчас. Кажется, я чувствовала обиду на него, хотя не могла понять, за что именно. То ли за то, что наставника не оказалось рядом в ответственный момент, и что он оказался не таким уж мудрым и всезнающим, как я привыкла считать. То ли за то, что он, как и все, скрывал от меня правду о моём появлении в приюте, то ли за то, что он тоже не вспомнил мою маму.

— Пир, скажи, а ты знал, что меня, завёрнутую в скатерть, в возрасте пяти лет привезли в приют патрульные ЦСА, а не подбросили под двери Дома Иллюзий младенцем? — задумчиво расправляя шаровары поверх одеяла, я внимательно посмотрела на Иллюзиониста.

— Это он тебе рассказал? — нахмурившийся и помрачневший Пир присел на край кровати, без особого волнения встречая мой взгляд. Впрочем, какое волнение? Все мы носим маски, даже лучшие из нас, как показало знакомство с самим Мораном; что говорить об опытном и сильном Иллюзионисте Пирлане?

— Вроде того, — кивнула я, не спеша рассказывать Пиру правду. Почему-то казалось единственно верным не выносить сведения о том, что память вернулась ко мне, на общее обозрение. Даже на обозрение моих кровников. Даже бывшему поверенным во все мои тайны Пиру не хотелось об этом рассказывать.

— Так решили Целители, которые занимались тобой, — пожал плечами мужчина. — Я им верил и считал, что они знают, о чём говорят. Ты сердишься?

— Я немного обижена, — не стала скрывать я. — Но, думаю, ты желал мне добра, поэтому не сержусь, — я сумела изобразить вполне естественную улыбку, хотя улыбаться совершенно не тянуло. — А ты какими судьбами-то? Или просто в гости зашёл?

— Пришёл проведать, как ты тут. От третьих лиц узнал много неожиданного; то оказалось, что тебя вызывали к царю на аудиенцию, то что на вас с Дагором напали. Потом вчера тебе было плохо, но пришёл Бьорн и рассказал, что беда миновала. Среди ночи ломиться я не стал, но сегодня приехал, как только это стало более-менее приличным, — он тепло улыбнулся. А мне вдруг стало стыдно за все подозрения в адрес этого человека. Но уверенность, что ему не стоит знать всю правду, от этого почему-то лишь окрепла.

— Перенервничала вчера, вот меня и накрыло вечером, — поморщилась я, натягивая под одеялом штаны. — К счастью, Тар оказался рядом, и помог. Он Целитель, — пояснила я.

— Ясно, — на губах Пира заиграла хитрая насмешливая улыбка. — Видимо, хорошо помог. Впрочем, извини, — одёрнул он самого себя. — Я рад, что рядом с тобой появился ещё один человек, чьему обществу ты рада. Хотя я ему чем-то здорово не понравился, — задумчиво хмыкнул Иллюзионист.

— Да Инина знает, что у него на уме, — я пожала плечами. Подозреваю, мысли Тахира были созвучны моим, он тоже подозревал Пира в злом умысле в отношении меня. Только у меня эта мысль мелькнула и умерла, как несостоятельная, а вот Тар по-моему изначально не слишком хорошо относится к Иллюзионистом. Что, в свете его рассказов о сути и предназначении дара, тоже не удивительно. — Ладно, пойдём, позавтракаем и поболтаем, — решительно откинув все вопросы о доверии и подозрения в заговоре, я сползла с кровати. — Если у тебя есть время.

— Конечно, есть, — улыбнулся Пир. — Надо будет при следующей встрече поблагодарить этого твоего Целителя, если он, конечно, будет меня слушать.

— За что именно?

— За тебя. Давно не видел тебя такой лёгкой и радостной. Он очень положительно на тебя повлиял. Хотя, признаться, он очень мало похож на Целителя. Я всяческих личностей видел, но под его суровым взглядом мне становится здорово не по себе; такого я даже у Разрушителей не встречал. Может, ты в него влюбилась?

— Может, и влюбилась, — не стала спорить я. Мне почему-то неловко было признаваться Пирлану, что я так и не сумела забыть его друга детства.

Болтовня с Пиром на отвлечённые темы сделала своё доброе дело и окончательно отвлекла меня от тяжёлых мыслей. Почему-то мрачные воспоминания, стоило их обрести, тяготили меня гораздо меньше, чем плотный кокон чар, отгораживавший их от меня. Подумав, я решила, что это тоже дело рук великого Целителя, и испытала к нему новый прилив благодарности.

Меня подмывало спросить у Пирлана, что он думает по поводу «истинного назначения дара», но я пока решила воздержаться. Сначала нужно было самой осмыслить слова Тахира и узнать об этом вопросе немного больше, чем короткое рассуждение пусть очень умного, но единственного человека.

Собственно, именно этим я и занялась, когда друг и учитель ушёл, а я осталась предоставлена сама себе в большом доме, временно приютившем меня.

Пусть Берггарены всегда являлись родом воинов и офицеров, но их библиотека была предметом моего давнего восхищения. Она уступала в богатстве фондов Центральному Книгохранилищу столицы, но имела ряд преимуществ перед ним. Например, возможность свободного доступа к некоторым книгам, значившимся в Закрытом Фонде. Или очень удобные мягкие кресла, в которые так приятно забираться с ногами, вместо жёстких стульев читального зала. Или — кошмар хранилищного библиотекаря! — возможность совместить пищу духовную с пищей материальной.

В обеих библиотеках тома были окутаны особым заклинанием, обеспечивающим защиту от времени, света, пыли и прочей грязи. Только у Берггаренов его регулярно испытывали «в боевых условиях», а в ЦК за несчастный бутерброд могли лишить читательского билета.

А ещё в обеих библиотеках было устройство, здорово упрощающее жизнь: так называемый Хранитель. Изобретённое каким-то Материалистом около трёх веков назад, оно фактически представляло собой систематизированный перечень книг с кратким описанием. Только помимо простой функции перечня, Хранитель давал возможность отбирать литературу по определённым признакам, и даже собирал её со всех библиотечных полок в одну стопку. Почти такие же Хранители (правда, экспонаты всем желающим в руки они, разумеется, не доставляли) имелись во всех музеях, потому что позволяли систематизировать не только книги.

Усевшись за испещрённый резными узорами, составлявшими структуру чар, круглый стол, я возложила на него руки и задумалась. Начинать поиски истины следовало в двух направлениях. Во-первых, старые легенды о возникновении магии, но только по возможности более древней, исконной редакции, и, во-вторых, дневники и мемуары, тоже постарше. Первые могли помочь разобраться в подоплёке событий, последние — дать примеры «правильного» применения магических талантов.

Отобрав на первое время полтора десятка томов, я со всевозможным комфортом устроилась в кресле, но даже не успела открыть первую книгу. Багровым вихрем в библиотеку ворвалась обычно вполне смирная Иффа.

— Вот ты где! — с непонятным возмущением воскликнула женщина и с разгона плюхнулась в соседнее кресло.

— А что случилось? — осторожно уточнила я. Слишком взбудораженной она выглядела, такое поведение больше подходило Фьери, но никак не её матери!

— И это ты у меня спрашиваешь?! — окончательно вскипела она, подаваясь в кресле вперёд.

Кажется, в такое состояние её привёл какой-то мой поступок. Но какой?! Вряд ли из-за вчерашнего происшествия Иффа стала бы на меня злиться, скорее уж — беспокоиться и проявлять участие. Или стала бы?

— Может быть, ты уточнишь, чем именно я так тебя разозлила? — в растерянности глядя на женщину, я сложила руки на книге. — Я допускаю, что в чём-то виновата, но пока не очень понимаю, в чём именно.

— Да не злюсь я, — фыркнула, сдуваясь, Иффа. — Скорее, возмущена, раздражена и снедаема любопытством. Ладно, пойдём длинным путём. Что с тобой вчера вечером произошло? Даже Бьорн не понял!

— Я… — начала, и тут же запнулась. Очень не хотелось врать, но рассказывать правду? Не то чтобы я ей не доверяла, просто не хотела посвящать в подробности последних событий.

Ну, и не доверяла тоже. Тёмные пятна моего прошлого и сложные взаимоотношения с сыскарём я пока могла доверить только Тахиру, который и так уже разделил их со мной. Частью воспоминаний придётся поделиться и с господином следователем, но о нём я сейчас вовсе старалась не думать, потому что совершенно не представляла, как смотреть ему в глаза после всех открытий и откровений вчерашнего вечера.

Вот странно, отношение к Дагору откровенность и почти грубая прямолинейность Тара изменила, а к самому разговорчивому Целителю — нет. И даже честное признание Тахира о планах неплохо поразвлечься за наш счёт не уменьшило моей к нему симпатии. Симпатии, благодарности, странного доверия и спонтанной нежной привязанности; это была не влюблённость, как я поначалу подумала, а что-то более мягкое, тёплое и спокойное. Просто человек, с которым рядом хорошо и уютно, и который никогда не обидит, не причинит вреда, поддержит и поймёт в любой ситуации.

Непонятно только, всё это — индивидуальная способность Тахира «втираться в доверие», выверты моей собственной психики, или именно так в идеале и должны действовать кровные узы?

— Я переутомилась сильно, — в конце концов приняв решение не говорить правды, я начала воплощать его в жизнь. — Сила начала хлестать наружу, а Тар помог с этим разобраться.

— Сделаю вид, что поверила, — отмахнулась женщина. — Тем более, это второстепенный вопрос, коли ты сейчас жива и вроде бы даже неплохо выглядишь. Расскажи мне, что это за великолепный мужчина, ваш Тахир? А то вывести на разговор Хасар нам не удалось, а к этому сыскарю обращаться с подобными вопросами уж очень неловко.

— Иффа, какой ещё мужчина, у тебя муж есть, — шутливо возмутилась я.

— У меня — есть, а вот у Тарьи и у тебя нет, — улыбнулась она. — Да и вообще, я же не спать с ним собираюсь, а информация лишней никогда не бывает. Кто знает, где и когда пригодится!

— Он хороший Целитель, — пропустив мимо ушей матримониальный намёк Иффы, обтекаемо отозвалась я.

— И это всё, что ты можешь рассказать о мужчине, с которым провела ночь?! — кажется, она уже полностью взяла себя в руки, потому что сопроводила свои слова не праведным ужасом в голосе и глазах, а только удивлённо вскинутыми бровями.

— Так он её со мной как Целитель провёл, а не как мужчина, — иронично отозвалась я.

— Вот как? Что же, это его только красит. А не жалко? — хитро прищурившись, провокационно уточнила Иффа.

— Может, и жалко, — я вновь не удержалась от улыбки.

— А, может, ты в него ещё и влюблена? — продолжала допытываться женщина.

— Может, и влюблена, — покладисто согласилась я. Один раз мне этот вопрос сегодня уже задавали, не будем менять показания!

— У-у-у, с тобой всё ясно, — рассмеялась Иффа. — Ладно, сиди, отдыхай, а я пойду. Девчонок попрошу особо тебя не дёргать, — проговорила она, поднимаясь с кресла, и красноречиво кивнула на стопку книжек на столе. — Но, боюсь, они не послушают. А ещё Бьорн как освободится, сразу приедет. И, мне кажется, он переполошил всех твоих кровников, так что жди гостей. Я слуг на всякий случай предупредила, так что на этот счёт не волнуйся.

— Хорошо, — я обречённо кивнула. Похоже, не судьба мне сегодня спокойно почитать. Учитывая, что утро началось со старшего кровника, друга-и-наставника, остальные вряд ли отстанут от него. Это, конечно, крайне приятно, и я была бы последней сволочью, если бы жаловалась на заботу друзей, но сейчас мне хотелось немного посидеть в тишине и одиночестве.

Первой, к удивлению, навестить меня пришла Фарха. Наша вечно занятая и куда-то спешащая Целительница впорхнула в библиотеку, едва не столкнувшись в дверях с Иффой. Выглядела она довольно неожиданно: взъерошенной, раскрасневшейся и до крайности взбудораженной. То ли бежала откуда-то бегом, то ли случилось нечто очень необычное; Фарха умела прекрасно «держать лицо», и очень редко пренебрегала этим умением.

Я всегда немного завидовала Фари. Да и как не позавидовать, если наша Целительница — одна из самых красивых женщин, каких я когда-либо встречала. С великолепной фигурой — широкие бёдра, пышная грудь, тонкая талия, — роскошными волосами цвета крепкого кофе, идеальными чертами лица, выразительными карими глазами и улыбкой, способной свести с ума любого мужчину. Но главное не это; главное, что покоряло в Фархе — воистину царское достоинство. Она умудрялась делать с достоинством решительно всё: есть, смеяться, переругиваться с Фреем. Да что там, это был, по-моему, единственный человек во всём мире, который не терял этого самого достоинства даже в те моменты, когда количество киначьей крови в организме примерно равнялось количеству собственной (это сейчас мы вроде бы все взрослые солидные специалисты, а в годы учёбы совершали те же глупости, что и остальные наши сверстники).

Впрочем, собственная красота не приносит радости нашей воспитанной в строгости Фархе. Она просто не верит, что кто-то может её искренне любить, а не бежать за красивой мордашкой и прочими частями тела. Но все мы дружно надеемся, что Фрей рано или поздно пробьёт эту стену; он очень настойчивый парень.

Так вот, настолько взбудораженной кровницу я видела от силы раза три в жизни.

— Что случилось? — вопрос сорвался сам собой, опередив приветствие и все прочие мысли. — Тебя с работы выгнали?! — предположила, гадая, что могло настолько встряхнуть Фарху.

— На сегодня, — рассмеялась она, без труда угадав причину моего недоумения. Присела на подлокотник моего кресла, крепко обняла. Как бы невзначай на пару мгновений коснулась ладонями моих висков и, шумным вздохом выразив собственное облегчение, поднялась и устроилась в соседнем кресле. — Ну ты нас вчера переполошила! — укоризненно качнула головой девушка. — Что тут с тобой делали? Мы вчера все к Пиру прибежали выяснять, а он сам не в курсе. Хотя потом Бьорн приехал и успокоил нас, что всё обошлось.

— Ты поэтому сейчас такая взмыленная? — недоверчиво уточнила я. Нет, если бы неприятность со мной случилась только что, и Фарха прибежала бы меня спасать, я бы в это легко поверила. Но сейчас, когда она точно знает — всё обошлось?!

— Вчера была, — улыбнулась она, подтверждая мои предположения. — А сейчас нет, у нас просто в госпитале сегодня ТАКОЕ! — Фарь восторженно тряхнула головой. — Всю молодёжь вроде меня с утра разогнали по домам. Так, рассказываю по порядку, — заметив растерянность на моём лице, кровница взяла себя в руки. — Сегодня по какой-то невероятной причине, — я уж не знаю, что там Инина со звёздами намудрила, — из небытия и забвения восстал сам Великий и Ужасный Хмер-ай-Моран!

— Почему из забвения? — опешила я. — Он же вроде бы продолжает заниматься целительством.

— Это-то да. Но от дел Дома устранился уже много лет назад, жил затворником, лишь иногда принимая больных. Оно и понятно, он же едва не всю жизнь специализируется на расстройствах разума и души, а это самое трудное и самое опасное для Целителя, так что для практики нужен покой и тишина. Он общался-то практически исключительно с Владыками да с парой своих учеников, которые нам во время учёбы преподавали. В общем, сегодня утром он совершенно внезапно выбрался из своей норы и устроил грандиознейший разнос нашим мастерам, только пыль летела. Ну, а они нас выставили, чтобы под ногами не мешались и не дайте боги на глаза Великому и Ужасному не попались. Чтобы мастерам ещё и за нас не влетело.

— И это довело тебя до такого состояния? — недоверчиво уточнила я.

— Лель, это же Моран! — вытаращилась на меня Целительница.

— Нет, ну я в курсе, что он легендарный, и вообще ему несколько сотен лет, — продолжала недоумевать я. — Но откуда паника-то? Или он настолько ужасный? — растерянно хмыкнула.

Мне, в принципе, хватило разума и наблюдательности понять, что весёлый и домашний Тахир — зрелище редкое и для избранных. Но, с другой стороны, и второй лик Тара не показался мне столь уж пугающим. Да, суровым, внушающим уважение и опасение. Но не до такой же степени!

Хотя, может, я просто ещё не до конца отошла от Безумной Пляски, и меня пока не так-то просто впечатлить?

При воспоминании о недавнем заказе меня слегка передёрнуло от отвращения и замутило, поэтому я поспешила отвлечься. Благо, несколько секунд сверлившая меня ошеломлённым взглядом кровница наконец-то решила ответить.

— Лель, ты его просто не видела! — убеждённо сообщила она.

— А ты, стало быть, видела? — поддела её я.

— Мельком, но мне хватило, — отмахнулась подруга. Потом немного призадумалась и медленно качнула головой. — Хотя, может быть, я и предвзята. Просто уж очень ошалелыми выглядели все наши мастера, случилась натуральная паника. Плюс куча легенд о нём, которые ходят по всему миру. Да и вид у него действительно впечатляющий: взгляд полубезумный такой, так и хочется самого отправить лечиться.

Я вновь недоверчиво хмыкнула. Не только Иллюзионисты многолики, ох, не только!

— И что же за легенды о нём ходят?

— А ты не слышала? Ну, что он чуть ли не мертвеца воскресить может, и убить одним взглядом, и вообще едва ли не родной сын Ньяны.

— Но это же глупости, — вздохнула я.

— Это-то да, просто есть ещё куча вполне реалистичных историй. Что он воевал, причём не Целителем при полевом госпитале, а именно на передовой. Понимаешь, для Целителя убить человека это… не то чтобы невозможно, это просто морально гораздо труднее, чем для всех остальных. Ты практически умираешь сам. Ладно бы в качестве самообороны; но про него ходит слух, что он долгое время служил Царским Змеем. Что он спас какого-то человека, приставив на место отрубленную голову. Что он довёл до самоубийства собственную жену, но сам же её спас, и едва ли не на привязи держал, а потом сам же и убил. Я понимаю, что правды во всём этом не так уж много, но про него ходит слишком много страшных и очень подробных историй, чтобы это было простыми наветами, — Фарха развела руками.

А я задумчиво разглядывала девушку и пыталась связать сказанное с образом ставшего моим кровником человека. И с ужасом понимала, что мне плевать, даже если это всё правда до последнего слова. Мне просто по душе та маска, которую показал мне этот человек. Может быть, он что-то подковырнул в моих мозгах, что-то перевернул или добавил, но я всем своим существом чувствовала, что мне этот человек не врёт. Глупо доверять собственному умению разбираться в людях, не раз доказавшему свою несостоятельность, но сомневаться просто не получалось.

— В общем, учитывая, что лично знающих его людей в этом мире очень и очень мало, и ещё меньше — в курсе подлинной его истории, весь госпиталь вверх ногами, а у меня образовался внеплановый выходной, — бодро резюмировала Фарха. — Но хватит обо мне, это мелочи. Лучше объясни толком, что с тобой вчера было, и что за Целитель приводил тебя в чувство? Бьорн сказал, какой-то уж очень сильный. И что за история у тебя приключилась с Дайроном Тай-ай-Арселем?! Мы с Данаб хотели тебя раньше расспросить, но боялись спугнуть. А тут вдруг он погибает, наши мальчики запихивают тебя к Бьорну… как ты вообще? — явно вспомнив, зачем пришла, накинулась на меня подруга. — От Данаб тебе, кстати, привет. У неё дитё сильно болеет, да ещё и муж от него заразился и слёг, так что она извинялась за невозможность прийти, и просила передать тебе наилучшие пожелания.

— Спасибо, — вздохнула я, понимая, что кровница настроена весьма серьёзно. — Фарь, не было у меня ничего с дором Керцем. Я знаю, что писали в газетах, но я их не читала. Я вообще об этих статьях от Хара узнала, — и я вкратце пересказала последние несколько дней, опуская подробности вроде содержания контракта (потому что клятва) и некоторых сугубо личных моментов.

— Господин следователь любезно проводил меня сюда, а мне практически на пороге плохо стало. Кажется, запоздалая реакция на страх, — резюмировала я рассказ, опустив главную причину собственного срыва. Я надеялась, что у моих кровников есть дела помимо сопоставления неточностей в моём рассказе, и Бьорн не будет в подробностях пересказывать, при каких именно обстоятельствах мне «поплохело».

— Вот это да, — пробормотала Фарха, качая головой. — Даже не знаю, что тебе на это сказать! Разве что посочувствовать. А мы-то с Данаб, две дуры, радовались, думали, там романтическая история, как в книжке!

— Хар что-то такое и предполагал, — хмыкнула я. — А когда вы вообще успеваете так часто видеться? — с ноткой обиды поинтересовалась я.

— Не дуйся, — фыркнула Целительница. — Я просто наблюдаю нашу мать-героиню в порядке целительской практики. Случай интересный; у неё же тройняшки, ты в курсе?

— Да ладно! — опешила я. — И она молчала?

— Она просто боится сглазить, — скривилась подруга. — Мамочки — это такой сумасшедший народ, — она сокрушённо покачала головой. — Никогда не заведу детей! А если заведу, то только под постоянным надзором коллеги и исключительно на успокоительных средствах, чтобы не портить жизнь окружающим. Зато ты Бьорна видишь чаще, и Хара, а я с ними уже давно толком не болтала. Что там нового у нашего загадочного?

«Нашим загадочным» был Хаарам. Приняв для себя через пару лет дружбы, что тайну Хара раскрыть не получится, мы дружно приняли его со всеми вопросами и недомолвками, оставив попытки вскрыть инкогнито. Только подтрунивали постоянно.

— Ты знаешь, загадочность его чуть пошатнулась, — оживилась я, не столько желая в самом деле сдать друга, сколько в надежде сменить тему. — Вся эта скрытность как мне кажется следствие его службы. Во всяком случае, следователи ЦСА по субординации явно ниже него. Может, он в какой секретной царской службе состоит? Вроде Змеев.

— У-у-у, — со сложной смесью восторга и разочарования в голосе протянула Фарха. — Тогда нам точно никогда не суждено узнать подробности. Странно только, он там что, с рождения состоит?

— Кто их знает, службы эти, — я вздохнула. — А, вот ещё что мне скажи, как там у вас с Фреем?

— Нет у нас с ним ничего, — настолько живо и пламенно возмутилась она, что я поняла: врёт.

— А если честно? — я хихикнула.

— А честно — нет, не было и не будет, — возмутилась она ещё пламенней. — Хватит меня за него сватать, надоели уже! Он, значит, по бабам бегает, а я должна верить в его большое и светлое чувство? — прорычала Целительница, едва не подпрыгивая на своём месте.

— Ну, ты же ему и шагу к себе сделать не даёшь: традиционные средства ухаживания были отвергнуты, нетрадиционные — так и вовсе со скандалом. Что бедному парню остаётся делать? Только страдать, — продолжала подначивать я. Тема была благодатная, и мы все считали своим долгом периодически напоминать девушке про Фрея. Потому что если бы не её глупое упрямство, они бы давно уже были вместе: слепому видно, что и он ей нравится.

— Страдает он! — раздражённо фыркнула Фарха. — Плевать мне на него и баб его постоянных, терпеть его не могу. Как только согласилась стать его кровницей, ума не приложу! Не в себе была, не иначе. Наглец и бабник! Мог бы и проявить настойчивость и терпение, — нелогично завершила она, как-то сдувшись.

— Так он и проявлял несколько лет, — растерялась я. Это был на моей памяти первый высказанный вслух намёк на то, что у Фрея есть шансы.

— Ты только пообещай никому, особенно ему, не говорить, ладно? — подняв на меня неожиданно грустный взгляд, тихо проговорила подруга. И когда я пообещала, предчувствуя что-то важное, она продолжила. Предчувствия оправдались. — Он же мне правда нравится, и нравился всегда, — вздохнула Фарха, опуская глаза. — Очень нравится. Я именно из-за этого согласилась тогда стать его кровницей. Вот только я понимаю, что его не переделать, и никогда не позволю себе подпустить его ближе. Это вы думаете, что он такой весь преданный и влюблённый; а у него ведь всегда были другие, даже когда он пытался активно за мной ухаживать. Вы не знаете, а я… я ведь в какой-то момент почти сдалась. Я даже сама решила как-то к нему вечером зайти в общежитие, конспекты по истории принести. Я знаешь как волновалась? Я хотела его поцеловать, сама, решилась, всю дорогу тряслась. Пришла, постучалась, — она запнулась, глубоко судорожно вздохнула. — Он сказал, «не заперто, входите, кого там принесло!», — передразнила кровница. — Я зашла, а он там в кровати. С двумя девицами какими-то! Представляешь, с двумя сразу. Как меня увидел, побледнел, засуетился… — она поморщилась и зябко потёрла ладони. Хотя слёз в глазах не было, они явно пролились гораздо раньше. — Но я собой потом гордилась; лицо удержала, улыбнулась даже, пошутила что-то. А внутри как перегорело что-то. Домой пришла, два дня ревела. Мама перепугалась, от меня на шаг не отходила, всё пыталась выяснить, кто меня обидел. Он меня любит, да. Только он ещё и против всяких встречных-поперечных интрижек не возражает, а я так не хочу. Меня воспитали, что если ты живёшь с человеком, будь добра хранить ему верность; не хочешь — уходи.

— Вот же кобель, — только и сумела высказаться я, не выдержав повисшей в воздухе тишины. — А мы его ещё жалели! Ну, я ему устрою…

— Лель! — оборвала меня Фарха, резко вскинулась. — Ты обещала, помнишь?!

— Да помню, помню, — вздохнула. — Ругаюсь просто… Но каков же жук, оказывается! А мы ему ещё все сочувствовали, а он, значит, вот как любит?!

— Не обо мне ли, часом, речь? — прозвучал вслед за тихим скрипом двери бодрый голос лёгкого на помине Иллюзиониста.

— Избавь Караванщик, — не растерялась я.

— Кстати, добрый день, красавицы, — улыбнулся он. Подошёл ко мне, чмокнул в щёчку. Попытался проделать то же самое с Фархой, но наткнулся на ледяной предостерегающий взгляд, сделал вид, что ничего такого не планировал, и просто плюхнулся в кресло. — Ну, как ты тут, героиня? — бодро подмигнул он мне.

— Потихоньку. Ты же знаешь, я люблю у Бьорна гостить, — честно ответила я.

— Ладно, подруга, пойду я, — поднялась с места Фарха, с пристальным вниманием глядя на меня. Я ободряюще улыбнулась и слегка кивнула, давая понять, что тайна её останется таковой. Хотя, Инина свидетельница, очень хотелось промыть нашему гулящему коту пространство промеж ушей.

Понятное дело, оставлять эту ситуацию в таком виде я не собиралась, обязательно нужно было как следует поговорить с Фреем. Но уж точно не сейчас и без тех подробностей, оглашения которых так боялась Фарха. В конце концов, я же пообещала. А если воспитательную беседу затеять сейчас, Фрей точно поймёт, что обсуждали мы именно его. Многовато чести будет!

Но разговориться с очередным посетителем я не успела; наши ряды пополнил хозяин дома, то есть Бьорн. В присутствии Берггарена, бывшего практически свидетелем моему срыву, пришлось немного подкорректировать историю, сославшись на накопившееся напряжение, вылившееся при виде Разрушителя, напомнившего мне тщательно заталкиваемые в глубь подсознания воспоминания и проблемы. Можно было бы и Фархе рассказать то же самое, но я была не уверена, что Целительница поверит в возможность столь отсроченной реакции, вызванной столь незначительным раздражителем.

Мужчины развлекали меня довольно долго, но и они в итоге сдались обстоятельствам и разбрелись по своим делам. А у меня наконец-то появилась возможность почитать.

Начала я с тяжёлого внушительного тома сакральных текстов и божественных историй. Даты написания на данном шедевре не было, но по плотным пергаментным страницам, явно от руки заполненным аккуратными буквами старомодного начертания, я решила, что по меньшей мере тысяча лет ему есть, и это меня вполне устраивало.

Книга изобиловала довольно наивными, но весьма яркими и чёткими иллюстрациями, да и вообще производила впечатление нетронутой временем. Но я всё равно испытывала трепет, держа в руках это сокровище; всегда чувствую определённую робость, сталкиваясь с вещами великими и древними.

Продираться через архаический стиль и непривычные буквы было тяжело, особенно поначалу. На третьей странице я устала и пошла за словарём, потому что некоторые слова уже вышли из употребления, и я их никогда не слышала, а угадать значение по контексту и логике словообразования удавалось не всегда.

Словарём пришлось ограничиться толковым, но дело пошло на лад.

Начиналось всё, разумеется, с рождения мира и богов.

Вначале было первородное пламя и Тайр, бывший этим самым пламенем. И жилось ему в гордом одиночестве довольно неплохо, ведь кроме пламени ничего больше не было: ни страданий, ни бед, ни радостей, ни вчера и сегодня, ни дня и ночи. Но уже тогда были другие миры, о которых Тайр, впрочем, почти ничего не знал, потому что и знания как такового не было. Иногда только заглядывали в изначальное пламя Ветры-Между-Мирами, но надолго в этом негостеприимном месте не задерживались. Не нравилось им тут, хотя причинить им серьёзный вред не мог даже этот огонь: в конце концов, как можно уничтожить обычный сквозняк, не законопатив щели?

Но Ветры-Между-Мирами по сути своей всё-таки отличались от завывающих в старом ветхом доме ветров. Они представляли собой не движение воздуха, а поток информации, обладающий определённым если не разумом, то набором стремлений, желаний и предпочтений. Как у простейших одноклеточных организмов: комфортная среда — некомфортная среда, съедобный объект или несъедобный. И вот с их точки зрения наш мир был ужасной средой с полным отсутствием чего-то съедобного: информации-то никакой не было, одно только пламя и Тайр в нём.

Но Ветры-Между-Мирами своим краткосрочным присутствием всё-таки вносили определённый диссонанс. Тайр потихоньку впитывал разрозненные обрывки информации, занесённые в мир, и начала его снедать непонятная и необъяснимая тоска. Точнее, тогда это ещё не было тоской; просто бог понял, что что-то не так. Ещё сколько-то (времени как такового тоже не было, поэтому ситуация могла не меняться сколько угодно) он мучился, страдал и не знал, почему.

А потом пришёл Вечный Странник. И доходчиво объяснил Тайру, что мучается он от одиночества, скуки и, что уж там, зависти к соседним мирам, откуда заглядывали к нам вездесущие Ветры-Между-Мирами. Странник ушёл, а Тайр подумал-подумал (потихоньку уже стала формироваться его личность) и начал борьбу с одиночества. И создал себе Ньяну.

Новая жительница получилась удачной, но очень уж капризной. И пламя ей первозданное не нравится, жжётся-колется, и вообще скучно.

Тайр, конечно, мог первое творение за капризы изничтожить, но и сам незаметно вошёл во вкус. Ему понравилось творить, поскольку творить было нескучно.

И первой, под давлением Ньяны, он создал ночь. Первая ночь прошла весело, и в мире появилась Глера. Совершенно самостоятельно и сразу взрослой, а не как дитя союза Тайра и Ньяны. Дальше по мере сотворения мира появлялись и остальные боги, но это я пролистала мельком.

Пока единственным отличием от привычной истории было явление Вечного Странника. По словам нынешних книг, Тайр сам дошёл до мысли о собственном одиночестве, без участия страшнейшего из богов. А тут выходило, что он как раз неплохо всем помог. Да и после первого явления ещё несколько раз приходил и помогал советом; правда, с тем же успехом он кое-что портил, но сам факт участия Странника в сотворении мира уже удивлял.

С другой стороны, он многое объяснял. Например, то, что Странник — сильнейший из всех богов: вряд ли Тайр мог создать кого-то сильнее себя. Или это его странное имя; в отличие от бога мёртвых, у Странника других имён не было.

Да и вообще в этих историях он представал не столько злым роком, сколько воплощением Случая, не всегда несчастного.

Интересно было узнать, когда и как изменились представления об этом боге. Уж не после ли Безумной Пляски? Но ничего похожего на «Эволюцию божественных представлений» в библиотеке Берггаренов не нашлось, поэтому выяснение данного вопроса я немного отложила. Пока меня занимала другая идея.

Которую, впрочем, в ближайшем будущем реализовать не светило: меня вновь навестили.

На этот раз проведать меня заскочил Хар. И выглядел он настолько заморенным, что я скорее готова была поверить, что это именно он побывал при смерти совсем недавно, а не я.

— Привет, — поприветствовала я его, с удивлением разглядывая. Кровник почему-то был одет в чёрное; не в форменный наряд Разрушителей, в обычные шаровары и рубаху. Но этот цвет у нас в одежде использовался крайне редко, кажется, вообще исключительно теми самыми Разрушителями. Жарко под нашим солнцем в чёрном.

— Привет, — вздохнул он, приземляясь на подлокотник кресла и обнимая меня за плечи. — Как ты?

— Я-то неплохо. Лучше скажи, что с тобой происходит?! В прошлый раз был несчастный-замученный, а сейчас вообще чуть живой! — проворчала я, снизу вверх глядя на Хаарама.

— Сложный период на работе, — вымученно улыбнулся он. Намёк был понятен: лучше не спрашивать. — Слушай, пойдём, на улице посидим? Не могу я уже в четырёх стенах.

— Меня просили без особой надобности не выходить наружу, — с сомнением протянула я.

— А мы без особой надобности и не пойдём, пойдём по ней самой, — Хар поднялся с кресла, потянул меня за ладонь.

— Но, Хар, господин следователь…

— Пойдём, Лель. Или ты мне не доверяешь? — беспечная улыбка продолжала сиять на губах кровника, но взгляд был очень серьёзный, никак не вяжущийся с безалаберностью поведения и легкомыслием слов.

— Доверяю, но меня один раз уже…

— Пытались убить, я в курсе, — кивнул Хаарам, на буксире выволакивая меня из библиотеки. — Со мной тебе ничего не грозит, не бойся. Я сумею тебя защитить от чего угодно. К тому же, далеко мы не пойдём; тут в двух шагах чудесный парк.

— Это Дом Луны что ли? — с сомнением проговорила я.

— Ну да. Там, конечно, лучше всего ночью, но днём тоже неплохо. Обещаю, всё будет хорошо, — сообщил кровник, распахивая передо мной очередную дверь. Учитывая, что выбора у меня особого не было, я продолжала покорно плестись за мужчиной.

Было очень странно наблюдать такое поведение Хара; он ведь очень рассудительный человек. Всегда любил пошутить и подшутить, погулять и повеселиться, но я не могла вспомнить ни единого случая, чтобы всё это в итоге вышло ему боком. Казалось, он до мелочей просчитывает каждое слово и каждый жест; а как ещё можно объяснить тот странный факт, что Хаарам никогда не совершал глупостей и не ошибался? Нет, ошибки-то были, но мелкие, обычные: неправильно решённая задача или неправильно составленное заклинание. А вот так, чтобы он ошибся в жизни, в поступках — такого я припомнить не могла. Он насквозь видел всех вокруг и точно знал, чего от них ждать и как добиться нужной реакции. Если подумать, страшный человек.

Так что чувствовала я себя не сказать, чтобы хорошо. С одной стороны, Хару я действительно верила. Но, с другой, неужели он может не понимать, насколько опрометчиво поступает, вытаскивая меня сейчас из дома? Здесь меня никто не достанет, так зачем тащить меня туда, где сделать это будет гораздо легче?

В общем-то, вариант напрашивается один: зачем-то он хочет спровоцировать нападение. И любой из мотивов этого поступка мне не нравился.

Но спрашивать я не стала. У нас говорят, что женщина, способная промолчать в нужный момент, ценится на вес золота. Да и жизненный опыт подсказывал, что большинство собственных выводов и вопросов лучше держать при себе, и проверять их не самым очевидным, а самым осторожным и безопасным способом. Поэтому я даже не заикнулась о том, что мой наряд не слишком подходит для прогулок, особенно растоптанные домашние туфли. Накинула иллюзию, и тем ограничилась.

— Ну, рассказывай, что с тобой вчера случилось? — бодро поинтересовался Хар, когда мы вышли из дома.

— Да почти как обычно, — вздохнула я. — Просто переволновалась сильно. Сначала встреча с Его Величеством, потом нападение это. Ты не знаешь, сыскари что-нибудь выяснили о нападавших? — я покосилась на кровника, не спешащего выпускать мою руку.

— Почти ничего, — досадливо поморщился Хаарам. — Господин подполковник очень… талантливый Разрушитель.

— Хар, а почему их так странно учат? Ну, отдельно ото всех, изолированно.

— Считается, что так безопасней, — он пожал плечами. — Но лично я думаю, всё это из соображений секретности. Они ведь очень серьёзное и нужное стране оружие, и так их легче контролировать.

— Это как-то… бесчеловечно, — нахмурилась я. — Никакого нормального общения, только друг с другом. А потом ещё удивляются, что у них проблемы с эмоциями!

— Это ты так думаешь. И я. И кто-то ещё. Но любой Разрушитель или Материалист скажет тебе, что это гораздо разумнее, и польза от изоляции существенно превышает вред. Вот как раз во избежание таких разговоров про них стараются лишний раз не упоминать. Общество взбунтуется, а сами Разрушители будут против перемен. Они не просто привыкли так жить, они действительно считают, что это правильно.

— А семьи они не создают? — растерянно уточнила я.

— А что, есть Разрушитель на примете? — ехидно ухмыльнулся Хар.

Мне же осталось только порадоваться, что я Иллюзионистка, и моего смущения друг не заметил. Лицо, поверхностные эмоции — это всегда маска. В любой ситуации, в любой момент. Точнее, почти в любой; рядом с одним упомянутым тут Разрушителем все мои маски с завидным постоянством летят Караванщику под хвост. Странная реакция, которую нельзя списать на влюблённость или даже неземную любовь. Данаб вон тоже любит своего мужа очень нежно и искренне, но с ней ничего такого не происходит и не происходило, даже когда их отношения только начинались и пребывали в «буйной» фазе.

— Так не терпится выдать меня замуж? — хмыкнула я в ответ. — Нет, я гипотетически интересуюсь.

— Насколько я знаю, это происходит довольно редко. Не настолько, чтобы быть исключением из правил, но всё-таки. Причём куда чаще к созданию семьи стремятся женщины, да оно и понятно. Уф, наконец-то! — выдохнул Хаарам, сходя с тропинки и растягиваясь в траве.

За разговором мы незаметно дошли до парка, который действительно находился буквально за углом. Впрочем, парк — это слишком громкое слово. Скорее Дом Луны можно было назвать сквером, уж очень небольшую площадь он занимал.

Что бы ни говорил Хар про день и безопасность, а врал он безбожно.

Дом Луны представлял собой небольшой участок почти что джунглей. Яркая пышная растительность отделяла от всего мира множество узких тенистых дорожек, уютных беседок и крошечных полянок, изобилующих фонтанами и искусственными водоёмами. Ночью тут и там загорались крошечные серебристые огоньки, света которых едва хватало, чтобы не натыкаться на предметы и деревья.

Главное, в любое время суток это было место не для прогулок с семьёй и друзьями, а для полного уединения. Я сейчас даже вспомнила, что на Дом Луны были наложены специальные иллюзорные чары; если кто-то не хочет, чтобы его беспокоили, его становится просто невозможно найти. Излюбленное место свидания влюблённых парочек. Наверное, именно поэтому я здесь была один или два раза за всю жизнь.

— Хар, зачем мы сюда пришли? — озираясь, спросила я.

— Отдохнуть, — отозвался Хаарам с земли. — Ты не представляешь, как я устал от города, камней и песка, — шумно вздохнул он. — Присоединяйся.

Я даже поверила. Тому, что он устал, но не тому, что пришли мы сюда именно за этим. Но сделала вид, что объяснение меня устроило, и даже разлеглась в траве рядом с Харом. В конце концов, если мне не собираются говорить правду, остаётся только расслабиться и получать удовольствие. Чем я и занялась.

Лежать в траве было действительно довольно приятно, но скорее из-за запаха и ощущения прохлады. Минусом были колючие стебли, впивающиеся во все части организма сразу. А ещё я чувствовала, что вот прямо сейчас, буквально в ближайшие пару секунд, мне в рукава, штанины, в волосы начнут заползать многочисленные насекомые, живущие в этой самой траве, и это ощущение ужасно раздражало.

— Какое-то у тебя выражение лица… не расслабленное, — ухмыльнулся Хар, нависая надо мной. Кровник лежал, подпирая ладонью голову, очень близко. Он вообще обожает провоцировать людей, вторгаясь в их личное пространство; а сейчас наша поза была особенно интимной. Отлично вписывалось в интерьер, но зачем?! Не мог же Хаарам вдруг воспылать ко мне страстными чувствами?!

Вёл он себя так, как будто мог. Но он ведь тоже мастер Иллюзий.

Ещё одна причина, по которой два Иллюзиониста никогда не уживутся в одном доме как муж и жена: очень сложно поверить, что другой не играет.

— Колется, — улыбнулась я в ответ. Лёгкое смущение, удовольствие, растерянность, предвкушение, нежность. Я приняла и поддержала игру; Хар улыбнулся одними губами, едва заметно кивнул — и отразил мою собственную маску.

Ладонь мужчины медленно и как-то лениво скользнула мне на живот.

— Я соскучился. Как удачно, что удалось тебя оттуда умыкнуть, — и игривая улыбка, так великолепно всегда смотревшаяся на красивом необычном лице Хаарама.

Интересно, почему я никогда раньше не задумывалась, откуда он родом? Слишком странная у него внешность. Таких белоснежных волос не бывает в нашей пустыне, их и на севере не бывает; Хар — это вообще единственный человек, у кого я видела подобные. И разрез глаз непривычный. И цвет; яркий, живой, насыщенный. Почти идеальной формы губы, высокие резные скулы, тяжёлый подбородок. Маска?

— Мне всё равно кажется, что это была плохая идея, — нахмурилась я, капризно изгибая губы. — Господин следователь…

— Много он понимает, — проворчал, морщась, Хар. — Здесь нам точно никто не помешает; ты даже не представляешь, насколько тут сильные охранные чары.

— Ну, если только, — вздохнула я в ответ, сдаваясь.

Зачем делать маску настолько приметной и яркой? Ведь куда проще спрятаться за заурядной внешностью!

Нет, ерунда. Скорее всего, я просто придумываю всякие глупости, а на самом деле всё куда проще. Например, случайное отклонение в генах; всё остальное как обычно, а вот в цвете волос стоит прочерк. И тогда он может быть результатом смешения двух людей разных рас. Скажем, халейца и узкоглазой тиянитки.

— Но скоро нас хватятся, так что не будем терять времени, — улыбка стала удивительно злорадной, и Хар меня поцеловал.

Всерьёз.

Целоваться он умел очень хорошо. Впрочем, было бы чему удивляться!

А я продолжала играть. Мы ведь не первый раз целуемся, разве нет?

Очень легко прятаться за инстинктами. Это вообще самая удобная маска, когда можно инстинктивную реакцию немного подстегнуть и вытащить на поверхность. Её даже маской в полном смысле считать нельзя: инстинкты ведь тоже часть личности, просто все остальные части «я» обычно их подавляют.

Пробуждение оказалось внезапным. Даже несмотря на то, что я ожидала чего-нибудь в этом духе.

— Лежи, — выдохнул мне в губы Хар и резко сел. Во все стороны плеснула волна пламени. Я дёрнулась, но кровник придержал меня за плечо, не давая подняться.

А я во все глаза таращилась на друга, и понимала, что знаю о нём даже меньше, чем думала до сих пор.

Это пламя не было иллюзией, это действительно был огонь. И на такое были способны маги двух направлений — Материалисты и Разрушители, причём скорее — последние.

Бывает ли так, что у одного человека сразу просыпается два дара? Двуталанты? Я слышала сказки о таких, но это были именно сказки. Официальная наука считала, что человек не может вместить сразу два дара. У каждой магии есть своя оборотная сторона, и если управлять двумя силами ещё может получиться, то пережить негативное воздействие в таком случае будет невозможно. Крошечная часть силы Разрушителя едва не довела меня до сумасшествия, но я уже была достаточно опытной Иллюзионисткой, когда столкнулась с чужой силой, а мы с самого начала учимся изменять свою личность. А если ребёнок, с самого рождения?

Хар — Иллюзионист. Но вот этот огонь…

Не это ли скрывал от всего мира друг? Кто он на самом деле? Уж не результат ли какого-нибудь сложного эксперимента по созданию двуталантов? Или официальная наука попросту лжёт?

Хаарам над ухом грязно выругался, и я увидела, как пламя наткнулось на невидимую преграду — и просто исчезло. А в следующий момент нас с Харом накрыла мелкая сеть.

Тонкая, вроде вуали, она тем не менее пригвоздила нас к земле подобно гранитной плите. Даже дышать под ней получалось с трудом, лёгкие едва преодолевали давление. Хаарам пытался дёрнуться, но видно было, что это даётся ему с трудом и отнимает последние силы.

Я точно знала, что сейчас нас будут убивать, но мне почему-то совсем не было страшно. Я, наверное, просто не могла поверить. Хар, такой предусмотрительный умный Хар, как он мог так глупо подставиться? Жалко, что я не видела его лица; он бы, может, подал мне какой-то знак. Может быть, всё так и должно быть, и всё идёт строго по плану?

Но страх всё же скрыл остальные маски. Рваный, чёрный, будто выползающий на поверхность сквозь тщательно наведённую иллюзию спокойствия и уверенности. Сложно делать вид, что всё нормально, когда видишь тень Караванщика, так ведь?

— Глупый молодой Разрушитель, — проговорил незнакомый голос. На нашу поляну кто-то вошёл, но из своего нынешнего положения я могла видеть только высокое небо, часть фигуры Хаарама и склонившиеся со всех сторон азалии. — Девчонка-то умнее, она тебя предупреждала. Что с людьми похоть делает… Убрать тут, и чтобы без осечек.

Но волна огня была не единственным сюрпризом, который имел в запасе «наш загадочный». Он вдруг увеличился в объёме, загораживая половину обозримого пространства, и сжимавшая нас сетка разлетелась клочьями, а кровник исчез. Я, нарушая приказ Хаарама, села, пытаясь понять, что происходит. И, главное, что всё-таки случилось с моим другом?

Всё было кончено за пару секунд. Четверо, не то пятеро человек лежали вповалку, не подавая признаков жизни, а ещё одного осторожно, почти нежно держал зубами за горло огромный зверь, похожий на пустынного кота, только ослепительно белый и размером с годовалого жеребёнка.

Так мы и застыли на какое-то время: хищник, периодически предупреждающе порыкивающий на замершего под его огромной тушей незнакомца, и я, озадаченно этого самого хищника разглядывающая.

Ошмётки одежды на теле зверя не оставляли простора фантазии, и воссоздать события последних секунд было не сложно. Воссоздать — да, а вот понять!

Хар, маг-Иллюзионист, применил магию другого направления, а потом превратился в большого хищного зверя. Те чудеса, о которых говорил Тар, которые Иллюзионисты способны творить, нарушая законы магии и природы? Слишком маловероятно, но другого объяснения я тоже не видела. Ведь не может же всё это быть по-настоящему, правда?

Чего мы ждали, стало понятно довольно быстро. По одной из тропинок на поляну стали выходить люди, всего около десятка. Большинство было одето в типичную рабочую одежду, так любимую ремесленниками всех направлений: светло-коричневые шаровары, кожаные жилетки со множеством удобных карманов и небольшие тюрбаны на головах. Они принялись с деловитой суетой разбирать груду тел, причём на лицах читалась безразличная скука повседневности и лёгкая брезгливость. Оторванные конечности и зияющие раны вызывали столько же эмоций, сколько вызывают у обычных уборщиков брошенные в пыль огрызки и очистки.

А вот ещё двое отличались от остальных. Во-первых, написанным на лицах любопытством, а, во-вторых, одеждой. Обычные прохожие, один в немарких серых штанах и белой рубахе, второй — в оттенках синего.

— Отличная работа, Кот, — с улыбкой кивнул старший из двоих, который в синем, и двинулся ко мне. Поскольку, остановившись рядом, он не предпринял никаких действий, только молча навис и о чём-то задумался, я наблюдала за действиями его товарища. Который тем временем принял из пасти хищника полузадушенную жертву, ловко и быстро скрутил вынутыми из незамеченной мной поначалу сумки верёвками. Из той же ёмкости мужчина извлёк широкий тёмно-зелёный плащ (или платок, или вовсе покрывало), и жестом балаганного фокусника накинул на невозмутимо сидящего зверя. Мгновение, и вот уже на ноги поднимается, кутаясь в складки ткани, мой кровник. Выглядел он не лучшим образом; взъерошенный, в пятнах крови. Впрочем, я быстро сообразила, что кровь принадлежала не ему.

— Как ты? — бодро и невозмутимо поинтересовался сероштанный. В отличие от Хара, внешностью он обладал вполне заурядной: тёмно-рыжие волосы, загорелое лицо с веснушками. Как, впрочем, и все остальные пришельцы, включая самого старшего. Разве что последний был совершенно лыс, а изрезанное морщинами лицо напоминало подсохшую на солнце виноградину, которая через пару десятков лет обратится в изюм. Годы, они мало к кому благосклонны.

— Терпимо, — хрипло выдохнул Хар.

— Предлагаю проследовать для беседы в более удобное место, — прозвучал над моей головой голос старшего. — Позвольте вашу руку, госпожа.

Догадавшись, что обращаются ко мне (больше ни одной женщины на поляне не было), я подняла на него взгляд и увидела протянутую ладонь. Не пытаясь искать подвох в этом обычном и естественном жесте, приняла предложенную помощь. Рука помощи оказалась такой же, какой казалась на вид: сухой, твёрдой и сильной, с грубой шершавой кожей, покрытой старыми мозолями.

Мужчина поднял меня на ноги, аккуратно придержал под локоть. Но, видя, что на ногах я держусь уверенно, оставил меня стоять самостоятельно.

Нельзя сказать, что я действительно была невозмутима, но поддерживать нужную маску было просто. Всё-таки, наибольшее неудобство мне сейчас доставляли толпящиеся в голове вопросы, а в остальном я была довольно спокойна и без иллюзий. В конце концов, кто бы ни были эти люди, они явно хорошо знали Хара, и были настроены ко мне вполне мирно.

Пока я отвлеклась на старшего из компании, кровник под покровом плаща успел натянуть штаны и сбросил покрывало, являя собой ожившее видение девичьих грёз.

Всё-таки, Хаарам красив, как только может быть красив молодой полный сил мужчина и воин. Сильный, гибкий, опасный; клинок из самой лучшей стали.

— Пойдём, — подойдя ближе, закончивший одевание Хар взял меня за руку и повёл за собой куда-то в хитросплетение парковых дорожек.

Долго путь не продлился. Через минуту наша процессия в полной тишине выбралась из парка и очень споро погрузилась в несколько экипажей. Я мельком отметила, что в обозримом пространстве не было ни одного постороннего человека; надо полагать, об этом загадочные организаторы позаботились особо.

— Во-первых, извини, — начал Хаарам, когда мы вчетвером расселись в одном из экипажей. — Мы хотели обойтись без подобных мер, подвергавших твою жизнь опасности, но медлить было опасно, а выманить их другими способами не получалось.

— Я примерно так и подумала, — вздохнула я в ответ.

Нельзя сказать, что я сердилась на друга. В конце концов, покушение бы наверняка последовало, так пусть подобные вещи происходят под защитой и контролем опытных профессионалов, чем спонтанно. Кто знает, насколько и кому я помешала? Может быть, этот человек со временем в отчаянии мог дойти до нападения на приютивший меня дом. У Берггаренов, конечно, отличная защита, но любая защита имеет свои бреши, и её преодоление зависит только от желания и финансовых возможностей организаторов.

Да и на скрытность Хаарама, по-хорошему, глупо было обижаться. Сама этим грешна, а некоторые из моих проблем, в отличии от тайн Хара, как раз должны были быть достоянием моих кровников. В его же случае скрытность — это скорее вопрос государственной необходимости. Я ведь ничего не путаю, и работает эта служба под царским контролем?

Не удержавшись, я задала последний вопрос вслух. Хар с младшим как-то странно переглянулись, очень похоже усмехнувшись, а старший прокомментировал вслух:

— Надо же, какая верность отечеству, — с лёгкой необидной насмешкой проговорил он. — Вы интересная особа, Лейла. Думаю, мы ещё вернёмся к этому разговору, — на этом месте Хаарам вскинулся, бросив удивлённый взгляд на старшего, но тот проигнорировал невысказанный вопрос. — Пока же успокою вашу совесть, мы действительно служим царю. Меня можете называть Пень, а это Клякса, — он кивнул на своего младшего товарища. — Но я тебя перебил, — и старший кивнул Хару. Тот выразительно хмыкнул, но никак иначе своего недовольства не выказал.

— Так вот, во-вторых, большое спасибо. Я всегда знал, что ты умница, но сейчас было бы просто свинством с моей стороны это не отметить. Ты мне замечательно подыграла, о чём я тебя и просить не мог. Ну, и, в-третьих, в связи с этим, а ещё с чрезмерной общительностью Пня, предостерегаю, — он усмехнулся. — Поосторожнее с этими наглецами, а то быстро окольцуют по всем правилам.

— Окольцуют? — растерянно уточнила я.

— Это жаргон, не обращай внимания, — ободряюще улыбнулся мне старший. — Тебе в любом случае ничто подобное не грозит, по меньшей мере, до окончания нынешнего дела, — мне кажется, или последняя фраза была адресована отнюдь не мне?

— А далеко до него, до окончания? Вы же, кажется, взяли одного из негодяев живьём, — с надеждой поинтересовалась я.

— Боюсь, всё только начинается, — нахмурившись, покачал головой Пень. — Как вы себя чувствуете? Голова не кружится, не мутит? — резко, без перехода сменил тему он. И я вдруг с удивлением отметила, что — да, кружится, и чувствуется некая дезориентация в пространстве, как будто я успела слегка задремать.

— Немного кружится, — честно ответила я.

— Это хорошо, — удовлетворённо улыбнулся старший. — Значит, всё в порядке. Мы, кстати, уже приехали, — он качнул головой в сторону двери, и будто в ответ на его кивок экипаж, дёрнувшись, остановился.

Клякса (за что его, интересно, так прозвали?) распахнул дверцу, легко спрыгнул вниз и обернулся, чтобы помочь спуститься мне. Я не стала пренебрегать помощью, тем более что перед глазами по-прежнему плыло.

— Ты не волнуйся, — улыбнулся мне Клякса, придерживая за локоть. — Сейчас внутрь пройдём, и станет легче. Это реакция на защитные чары, чтобы не было возможности запомнить дорогу и место.

Оглядевшись по сторонам, я поспешно уткнулась взглядом в пол: кроме пёстроты расплывчатых цветных пятен вокруг ничего не было. Впрочем, это не помогло; в глазах, дополнением к общей мутной круговерти, ещё и зарябило от повторяющегося мелкого рисунка, так что я попробовала зажмуриться. Эта мера оказалась куда более действенной. Меня, по крайней мере, перестало укачивать; зато мысли стали вдруг вялыми и ленивыми, ползающими по кругу, и никак не удавалось ни на чём сосредоточиться.

— Так будет быстрее, — раздался весёлый голос Хара, и кровник подхватил меня на руки. Мы куда-то двинулись, но к этому моменту я окончательно «поплыла», и не могла уже сказать, сколько времени и в каком направлении осуществлялось это движение. Хорошая у них тут защита, качественная.

Прояснилось в голове, когда меня поставили на ноги. Оглядываться было страшновато, и я на всякий случай продолжала цепляться за плечо Хаарама. Широкий светлый коридор, посреди которого мы стояли, был совершенно пустым и безликим, но хотя бы не плыл и не кружился перед глазами.

— Всё в порядке? — участливо поинтересовался Хар. Я только кивнула, привыкая к нормальному состоянию. — Неприятно, согласен, но пока ещё никого даже не стошнило, — хмыкнул он.

— Ты меня утешил, — со вздохом ответила я, отпуская дополнительную опору и пробуя на прочность собственные ноги и вестибулярный аппарат. — А вы всех на руках носите, или кто-то доползает самостоятельно?

— Есть специальные кресла на колёсах, — рассмеялся Хар. — Но тебя я, после всего, что между нами было, могу и на руках поносить!

— Ещё скажи, что обязан на мне жениться, — насмешливо фыркнула я.

— Э-нет, хорошая моя, тут ты промахнулась! Не те нынче времена, — и он, дурашливо погрозив пальцем, показал мне язык.

— Ладно, молодёжь, пойдёмте, — подбодрил нас обнаружившийся тут же Пень. Клякса за время пути успел где-то потеряться. — Дел много, а времени мало.

Мы немного прошли по коридору, миновали несколько совершенно одинаковых дверей без опознавательных знаков. Как они вообще тут работают? Всё одинаковое, бесцветное, совершенно пустое. Ладно, те, кто привыкли, но новички-то как ориентируются? Так и суют голову в каждую дверь, пока методом исключения не найдут нужную?

— Хм, странно, — пробормотал себе под нос Пень, останавливаясь у ничем не примечательной двери, такой же бело-безликой, как и прочие. — Кого могло принести? — сам у себя спросил мужчина, уже шагая внутрь. Следом за ним просочились и мы, с некоторым недоумением обходя замершего едва не на пороге хозяина помещения. И тоже замерли от неожиданности. Во всяком случае, я — точно.

За простым письменным столом в кресле сидел хорошо знакомый человек, которого я совершенно не ожидала здесь увидеть. Как, судя по всему, не ожидал и Пень.

— Сахим? — наконец справился с удивлением старший. — Как и зачем ты сюда попал?!

А я, честно говоря, даже не удивилась. Ни тесноте мира, ни знакомству этих загадочных людей, ни грозному прозвищу хмурого Разрушителя.

В пятнадцать лет, прочитав статью в газете, в которой не было практически никакой конкретной информации, только общие рассуждения о мужестве, долге и чести, я совершенно не задумалась, чем именно этот штабс-капитан настолько особенный, что его некролог, да ещё с портретом, удостоился быть опубликованным на целом газетном листе. Да и потом об этом не думала; сначала ждала его возвращения, а потом уже вовсе сознательно старалась о нём не вспоминать.

Теперь же все известные мне факты об этом человеке начали аккуратно собираться в логичную и ясную картину.

Думаю, не так много подполковников лично знает и очень уважает генерал-лейтенант Оллан Берггарен. Да и Его Величество явно был неплохо осведомлён относительно личности господина следователя. И уж совершенно очевидно, абы кому не доверили бы расследование смерти царского родственника. А ещё, не слишком ли внезапная карьера, от штабс-капитана до подполковника за те несколько лет, что прошли с момента его выздоровления?

Так что встреча здесь, среди всех этих глубоко засекреченных личностей, стала скорее закономерным развитием сюжета, чем шокирующим открытием.

— Мне казалось, я имею право по меньшей мере быть в курсе, когда моего важного свидетеля какие-то посторонние личности втягивают в сомнительные авантюры, — таким уже привычным тихим голосом начал господин следователь, откладывая какую-то папку и поднимаясь из-за стола. Пень совершенно неожиданно отступил на шаг назад, напрочь забыв, что это, вообще-то, его кабинет. Хар удивил меня ещё сильнее; он скользнул в угол, задвигая меня себе за спину, явно намереваясь от чего-то защищать. Впрочем, понятно, от чего, но… они это всерьёз?!

— Сахим, всё было под контролем, она ведь не пострадала, — пробормотал, явно с трудом борясь с желанием выскочить за дверь, Пень.

— Почему меня не поставили в известность? — всё так же тихо и невыразительно проговорил Разрушитель, упираясь обеими ладонями в стол.

А я, внимательно приглядевшись к сыскарю из-за плеча кровника, почувствовала слабость в коленках и острое желание оказаться где-нибудь подальше. Мне вдруг стала понятна причина всех опасений присутствующих мужчин.

Господин следователь ЦСА, подполновник-Разрушитель Дагор Зирц-ай-Реттер был очень-очень зол. Точнее, не совсем так; он пребывал в той характерной, беспросветной полубезумной ярости, из-за периодических приступов которой так боялись в народе магов этой специальности. Пообщавшись со сдержанным терпеливым сыскарём, я как-то забыла об этой особенности Разрушителей, решив для себя, что это очередной миф. Оказывается, не миф… И представив, на что способен данный конкретный маг в подобном припадке, поняла, что сейчас я куда ближе к встрече с Караванщиком, чем была когда-либо в жизни. И, боюсь, я совершенно не преувеличивала; даже, скорее, недооценивала следователя из-за недостатка информации.

— Извини, Сахим, я дурак, совсем не подумал, — виновато вздохнул Пень, упираясь лопатками в дверь. Дальше отступать было некуда, и он, кажется, это понял. — Я даже не знал, что это дело ведёшь ты; привык, что, раз нам поручают заняться, значит, свалилось какому-нибудь бездарю в ЦСА.

— И что я должен сделать в связи с этим? — почти прошипел сыскарь.

— Прости, больше не повторится, — покаянно качнул головой Пень.

— Не повторится, — медленно кивнул Разрушитель, не сводя тяжёлого взгляда с хозяина кабинета. — Потому что следующего из вашей банды, кого я увижу рядом с фигурантами этого дела, уже никто и никогда не сможет опознать. Я доступно объясняю?

— Да, но как же…

— А с вашим начальством я ещё поговорю, — сквозь стиснутые челюсти процедил Разрушитель. — Госпожа магистр, следуйте, пожалуйста, за мной, — выпрямившись, он вышел из-за стола. — Нечего вам делать среди этих… людей, — явно выделив голосом последнее слово, добавил он, внимательно и пристально глядя в глаза Хару.

От меня не укрылось, как Хаарам замешкался, готовый вызвать гнев Разрушителя, но не дать меня в обиду. Учитывая, что я каким-то десятым чувством чуяла: мне сыскарь вреда не причинит, решила не провоцировать конфликт и сама шагнула навстречу разъярённому магу.

— Позвольте вашу руку, — подполковник протянул собственную ладонь. Пень тем временем освободил дверной проём, и даже сам открыл дверь. — Иначе вас не выпустит защита, — пояснил Разрушитель.

Я неуверенно (всё-таки, если верить слухам, разъярённый Разрушитель в своей непредсказуемости способен превзойти Вечного Странника) взяла следователя за протянутую руку. Ожидала чего угодно, от ожога до сильного рывка, но тут же устыдилась. Мужчина держал мою ладонь очень аккуратно, даже бережно, как будто боялся сжать сильнее необходимого. Впрочем, почему — «будто»? Можно подумать, он не знает, на что способен в подобном состоянии. Тем более, основная буря явно прошла, и осталось пережить её отголоски.

Бросив взгляд через плечо, я ободряюще улыбнулась встревоженно хмурящемуся кровнику. В конце концов, не съест же меня господин следователь! Ну, максимум, немного покусает. Фигурально выражаясь, потому что представить угрюмого сыскаря действительно кого-то кусающим я не могла. Вот Хара после всего увиденного — могла, и даже представляла, этот кого угодно сожрёт. А господин следователь не будет пачкаться, он сразу распылит…

Но как не вовремя Зирц-ай-Реттер меня увёл. Так я и не узнала, что произошло на поляне, и как Хаарам это провернул.

Странно, но обратный путь не сопровождался головокружением. Просто небольшой отрезок времени выпал из моей памяти; вот мы идём по коридору, а вот уже медленно едем в небольшом открытом экипаже по какой-то незнакомой улице.

— Простите, что всё так получилось, — первым нарушил молчание сыскарь. — Они не имели права подвергать вас такому риску.

— Но ведь всё обошлось, — осторожно возразила я, пожимая плечами. Тем более, ничего столь уж страшного я в произошедшем не видела. Наверное, действительно потому что всё хорошо закончилось. — На мне ни царапины, а главный в этой шайке схвачен, — пояснила я.

— Схвачен не главный, схвачен один из исполнителей, — скривился следователь. — Вот этим мне и не нравятся их методы. Они не жалеют людей, пока те не докажут свою незаменимость. Да и потом тоже не жалеют.

— Кто эти «они»? Или это секретная информация? — я вздохнула.

Мне невероятно надоела эта беготня. Я никогда не стремилась к приключениям, даже путешествовать меня не тянуло. Сколько себя помню, мне неоригинально хотелось спокойствия и безопасности.

В приюте мы не голодали, не походили на оборванцев, учились основам наук, необходимым для дальнейшего образования, но на этом функции наших воспитателей заканчивались. В остальном это была стая. Каждый дрался с каждым за своё место под солнцем, были вожаки, были понукаемые всеми изгои. И закон царил стайный, простой: выживает сильнейший. Мне в какой-то мере повезло, проявленный дар отделял меня от остальных детей. Я никогда не была на первых ролях, но и не волочилась в хвосте. Рядом со стаей, но вне её. И всё равно порой приходилось показывать зубы; меня не могли не задирать совсем. Сильнее всего мне из приютского запомнилась необходимость постоянно быть настороже. Это было куда проще, чем каждый раз, вляпавшись по неосторожности, доказывать своё право на жизнь.

Потом, когда в десять лет я попала на обучение в Дом Иллюзий, первое время было проще, но там я чувствовала себя ущербной, потому что была ничьей. Не сказать, чтобы меня шпыняли все подряд, большинству было безразлично моё приютское детство, но отдельные личности попадались, особенно среди наследственных, среди элиты Дома.

Но в Школе Иллюзий у меня появились друзья. Сначала Джебс, потом Хар и Фрей. Потом появился добрый и мудрый Пир, лучший наставник из всех возможных. Потом началась совместная с магами других направлений практика, и в мою жизнь вошёл чудесный, такой забавный — тощий и широкоплечий, с длинной девчачьей косой, — Бьорн (это сейчас он набрал массы и выглядит солидно и внушительно, а в юности казался натуральной вешалкой), а в жизни Джебс — Фарха, удивительно красивая и при этом удивительно добрая (на взгляд Иллюзионистов) Целительница.

После знакомства с тёмной стороной личности ещё одного любимого наставника, которого я считала образцом мудрости, благородства и теплоты, Дом Иллюзий стал для меня мешком Караванщика. И я делала всё, чтобы вырваться оттуда как можно скорее, как можно меньше пересекаться с Владыками и ни в коем случае не привлекать их внимание.

Потом… Потом была магография в газете. Потом первые кровные узы, как ни странно, с Бьорном; я, наверное, подсознательно тянулась к нему, как к островку спокойствия и олицетворению всего того, чего так не хватало в моей жизни.

После окончания учёбы я была почти счастлива. С личной жизнью вот только всё было плохо, я попросту боялась подпускать к себе новых людей и незнакомых мужчин, и мой круг общения ограничивался исключительно кровниками. Никого из них я не интересовала как женщина, и меня это полностью устраивало. И лёгкость, с которой я приняла Тахира, здорово удивляла; а ведь он за единственную встречу стал мне даже ближе, чем Бьорн. Более того, Целитель нравился мне и как мужчина, и, рассматривая его в этом качестве, я не испытывала никакого внутреннего протеста и отторжения. Даже Пир мне нравился ровно до тех пор, пока мысль не доходила до перспективы близости с ним.

Как же сейчас хотелось в свой родной уютный домик, к любимой работе! Она ведь обычно не сводилась к таким ужасам, на которые обрёк меня покойный дор Керц. Самая распространённая работа для Иллюзиониста — организация красивого яркого праздника. Чаще для взрослых, иногда — для детей. Несмотря на слова Тахира об истинном предназначении магов, мне нравилась моя работа, нравилось дарить людям радость. А ещё были заказы на зачарование всяческих амулетов, создание личин, помощь в подборе платья для госпожи, которая не любит ходить по магазинам, посланники вроде моего Черепа, только попроще. И множество ещё мелких необычных вещиц; каждый раз это была интересная и увлекательная головоломка.

Я вряд ли стала бы работать за идею, но свою работу любила не только за то, что она меня кормила. До недавнего времени.

— Не рекомендованная к разглашению, — поправил меня сыскарь. — Но все, кому надо, всё равно в курсе. Это… что-то вроде внутренней разведки.

— Царские Змеи? — улыбнулась я.

— Частично, — он пожал плечами. — Змеи — это просто группа убийц. Хороших, профессиональных, но — узкоспециализированных.

— А они в самом деле существуют? — опешила я от такого откровения.

— Можно сказать и так, — он улыбнулся уголками губ. — Но к вашему кровнику отношения не имеют. Эту огранизацию чаще называют «Царской охранкой», а официального названия не знаю даже я. Преступления против царской власти, преступления против государства, заговоры и измены — это их поле деятельности. Спора нет, дело нужное, и другими методами с ним почти невозможно справиться, но более приятными личностями они от этого не становятся.

— Вы поэтому оттуда ушли? — аккуратно попыталась подловить его я. Нашла с кем играть, конечно; следователь насмешливо покосился на меня, мгновенно раскусив нехитрый манёвр.

— А почему вы решили, что я там работал?

— Ну, вы хорошо знаете это здание, знаете тамошних работников, у вас там даже прозвище есть, — я пожала плечами. В конце концов, не захочет отвечать — не ответит, всё равно я не смогу настоять на ответе.

— Ну, какое-то время было в моей биографии и такое, — усмехнулся сыскарь. — Недолго. Очень недолго и давно.

— Скажите, а почему, если мне опасно появляться на улице, мы с Вами сейчас столь демонстративно и неторопливо едем в открытом экипаже? — поспешила я сменить тему. Расспрашивать про государственные тайны чревато. Вдруг, да и раскроют какую-нибудь? — Опять кого-то провоцируем?

— Хм. Скорее, демонстрируем всем желающим текущее положение вещей.

— Это какое? — опешила я, озадаченно разглядывая собеседника. Тщетно; по его вечно хмурому сосредоточенному лицу было невозможно что-то прочитать.

— Скажем так, мне надоело отгонять от вас убийц и всяческих странных личностей, — сыскарь вздохнул так тяжело, как будто дежурил у моего плеча с саблей наголо уже пару десятков лет, а количество убийц измерялось тысячами. — Ненавязчивая демонстрация того факта, что вы под моей личной защитой. Это остудит горячие головы. Если же, наоборот, спровоцирует кого-то на активные действия против меня — тем более отлично. Значит, мы узнаем реальный уровень ставок в этой игре.

— Почему? — вопрос вырвался прежде, чем я успела всерьёз обдумать сказанное.

— Потому что… — он запнулся, поморщился, и ответил общей фразой, откровенно уходя от ответа. — Покушение на Разрушителя — слишком серьёзный шаг.

— Кхм. А куда мы едем? — вновь поспешила я переменить тему, пока мужчина не замкнулся в своих мыслях.

И высказанный вопрос в данный момент заинтересовал меня куда сильнее, чем всё остальное. Потому что мой собственный дом находился на другом конце города, а поворот к резиденции Берггаренов мы только что благополучно проехали.

— Туда, где мне не придётся задумываться о вашей безопасности, — невозмутимо откликнулся подполковник.

— Надеюсь, не в тюрьму? — хмуро пошутила я.

— Что вы, госпожа магистр, как можно, — странно, но мне в спокойном голосе Разрушителя почудилось тщательно запрятанное ехидство. — Устранить неугодного человека в тюрьме ещё проще, чем на улице: там он сидит, и никуда не может деться, и сопротивляться обычно не способен. Хотя, боюсь, у вас скоро могут возникнуть аналогии именно с этим неприятным местом.

— Вы прикуёте меня кандалами к стене? — опешила я, вытаращившись на сыскаря. Но тот продолжал оставаться совершенно невозмутимым.

Никогда не думала, что такое возможно, но, кажется, меня начинает раздражать чужая способность сохранять маску спокойствия в любой ситуации. Или это всё-таки не маска? Если у Разрушителей действительно большие проблемы с проявлением эмоций, может быть, он действительно выглядит так, как чувствует? То есть — спокойным безразличным механизмом?

От этой мысли стало не по себе.

— Надеюсь, до этого не дойдёт. Но выходить на улицу вы не сможете, и, пожалуй, видеться со своими кровниками тоже. Считайте, вы уехали отдыхать в очень далёкое от дома и довольно глухое место, — продолжил добивать меня Разрушитель.

— Вы со всеми свидетелями так обращаетесь? — язвительно поинтересовалась я.

Ну вот, опять присутствие этого человека заставляет меня вести себя так, как я никогда не позволила бы себе в здравом уме. Никакие маски не выживают, просто проклятье какое-то!

— Только с особо ценными, — вновь пожал плечами мужчина, не глядя в мою сторону.

— А, то есть, я не первая. Спасибо, утешили, — возмущённо фыркнула я. — Они хоть выжили? Те, кто был до меня.

— Да, — коротко кивнув, сообщил сыскарь. Эта новость меня всерьёз приободрила. — Не волнуйтесь, госпожа магистр, всё это не займёт много времени, — Разрушитель наконец посмотрел в мою сторону, и даже чуть улыбнулся.

— Это радует, — вздохнула я, пытаясь взять себя в руки.

Ну, почему, с чего я завелась и рассердилась? Я ведь понимаю: он не просто действует в моих интересах, а делает для меня то, что по должности делать не обязан. Вряд ли он надрывается именно ради меня; просто старается очень хорошо выполнить свою работу, и подходит к вопросу с каким-то упрямым фанатизмом. Но это повод не для истерики и претензий, а для благодарности, а я вместо них киплю от раздражения. Тот же Хар некоторое время назад тоже повёл себя очень некрасиво, но обижаться на него у меня почему-то и мысли не возникло!

Оставалось признать очевидное: меня совершенно деморализует присутствие рядом господина следователя. И как бы я ни гнала от себя эти мысли, как бы ни пыталась убедить себя в обратном, Тахир совершенно прав: я по-прежнему влюблена в этого почти незнакомого человека. И меня выводит из себя понимание полного безразличия со стороны Разрушителя в ответ на все мои чувства.

Тар ведь поставил мне диагноз при нём. Буквально в лоб заявил, что вот эта глупая девочка столько лет его любила, и любит до сих пор несмотря ни на что. А господину подполковнику оказалось плевать на этот бесполезный факт. И теперь я злюсь, говорю глупости, язвлю, нервничаю, пытаясь выдавить из него хоть какие-то эмоции. В общем, продолжаю вести себя как глупая маленькая девочка, пытающаяся привлечь внимание предмета своего обожания.

О, Инина, надеюсь, хоть тебе интересно всё это наблюдать!

— Господин следователь, а чем я ценна как свидетель? Настолько, что меня настойчиво пытаются убить, — пытаясь взять себя в руки, задала я более-менее разумный вопрос без личного (надеюсь) подтекста. Маски норовят сползти? Подновим. Я же Иллюзионистка, я — собственная фантазия; я без магии продержалась перед лицом самого Тай-ай-Арселя, так неужели какой-то хмурый Разрушитель — задача посложнее?

— Тем, что скрывает клятва. А ещё тем, что вы вспомнили. Тахир рассказал мне, не волнуйтесь, вам не придётся лишний раз через это проходить. Во всяком случае, до суда, — он потёр двумя пальцами переносицу. — Хотелось бы обойтись и без этого, и я постараюсь, но может статься, вам придётся опознать тех ублюдков, которые… убили вашу семью. Я докопаюсь до дна этой истории, но ваши показания всё равно пока остаются единственным и самым неопровержимым доказательством этого убийства. Равно как и… преступления Юнуса Амар-ай-Шруса лично, — следователь явно пытался смягчить формулировку и не бить столь уж сильно по самому больному. Но я теперь помнила всё в подробностях, поэтому замена одного слова на другое ничего не решала.

— Он опасен и очень влиятелен, — с трудом проговорила я в сторону. Щекам было горячо от прилившей к ним крови. Боги, как же стыдно! — Он может…

— Он может только ответить за свои поступки, — строго оборвал меня Разрушитель. — Как бы влиятелен он ни был, всё же не влиятельней царя. А Его Величество очень любит вершить правосудие, особенно тогда, когда преступник уверен в собственной безнаказанности. Он считает, что это именно тот случай, когда долг государя свершить суд лично, минуя судебные инстанции. Так или иначе, виновный будет наказан. Обещаю.

— Я вам верю, господин следователь, — с трудом выдохнула я.

На этом разговор стих. Вопросов у меня было ещё изрядное количество, но сил и желания задавать их сейчас не осталось.

Я довольно смутно представляла, как у нас в стране построено правосудие. Ни разу не бывала ни на одном судебном заседании, да и теорией не слишком-то интересовалась. Неужели мне придётся рассказывать всё это? Вслух, при свидетелях?

Унизительно. Ужасно. Чудовищно! Готова ли я заплатить такую цену? Нет. И никогда не буду готова встретиться с персонажами своих кошмаров лицом к лицу. Ведь вспомнить — это совсем не значит «перестать бояться». Но выбора у меня всё равно не было: я должна это сделать и сделаю всё, что от меня потребуется. Одна только надежда, что упрямый Разрушитель действительно раскопает что-нибудь эдакое, и получится обойтись без моего свидетельства.

Знаю, низко желать подобного, ведь «раскопает» означает ещё чью-то беду. Но как же не хочется во всём этом участвовать…

— Госпожа магистр, мы приехали, — сыскарь аккуратно тронул меня за плечо. Оказывается, я настолько глубоко ушла в размышления и самокопание, что не заметила остановки.

Район был совершенно незнакомый. Кажется, один из новых районов где-то на окраине, потому что дома были явно гораздо более поздней постройки, да и стояли свободней, чем в центре. Это место понравилось мне с первого взгляда; много зелени, ирригационный канал вдоль дороги, по другую сторону которого тоже выстроились в ряд аккуратные белоснежные домики, связанные с этим берегом множественными нитками пешеходных мостиков. Здесь было тихо и уютно. Наверное, отличное место для семьи или желанного уединения. Жалко, что я не настолько великий маг, чтобы ради встречи со мной заказчики ехали на окраину.

— Прошу, — привлёк моё внимание мужчина, указывая на ближайший мостик. Нужный дом находился поодаль от дороги, за каналом.

Пока я, выбравшись наружу, озиралась по сторонам, Разрушитель о чём-то поговорил с возничим и извлёк из недр экипажа подозрительно знакомый потёртый чемоданчик, который сейчас и держал в свободной руке.

— Откуда… — удивлённо начала я.

— Госпожа Иффа Берггарен была так любезна, что распорядилась собрать ваши вещи, — пояснил следователь.

— Что вы ей сказали?! — ужаснулась я. Когда только успел?

— Правду, — пожал плечами сыскарь. — Что для вашей безопасности будет лучше, если вы поживёте некоторое время в хорошо охраняемом месте, куда имеет доступ только очень ограниченный круг надёжных проверенных людей, не склонных к совершению опрометчивых и откровенно глупых поступков.

— И она так легко согласилась? — безнадёжно уточнила я. Нет, совершенно определённо, как только закончится эта история, если я выживу, Иффа от меня не отстанет, пока не выжмет все подробности. Представляю, что она подумала. Что я, по меньшей мере, замешана в заговоре против царя! И это если она подумает именно о служебной необходимости моего переселения. А вот если решит поискать какие-то иные мотивы…

— На меня она произвела впечатление довольно рассудительной особы, — пожал плечами Разрушитель. Ну да, его-то допрашивать ей наглости не хватит!

— В целом, да, — я подавила тяжёлый вздох. Покосившийся на меня с некоторым удивлением мужчина тему продолжать не стал. Вместо этого он приложил ладонь к замку и, открыв дверь, жестом пригласил меня внутрь.

С улицы мы попали в небольшую прихожую. Слева поднималась лестница на второй этаж, справа за зеркальными дверцами, кажется, прятался шкаф, впереди короткий коридор упирался в одинокую дверь в неизвестность.

— Господин подполковник? — окликнул нас глубокий низкий женский голос откуда-то сверху, и по лестнице к нам начала спускаться женщина воистину внушительных габаритов. Нет, она не была толстой; скорее, она напоминала халейскую деву-воительницу. Высоченная, широкоплечая, с толстой светлой косой. Чёрные шаровары и тёмно-зелёная рубаха со скромной вышивкой смотрелись на ней довольно странно, будто с чужого плеча. Несмотря на то, что женщине, кажется, было всего лет тридцать, она казалась гораздо старше.

— Здравствуй, Ильда. Познакомься, это магистр Лейла Шаль-ай-Грас, она поживёт здесь некоторое время. Приготовь для неё гостевую комнату, пожалуйста. Госпожа магистр, это Ильда, она следит за порядком в доме.

Воительница, наконец, спустилась к нам, и стало понятно, что она не намного ниже Разрушителя, а я ей должна дышать в подмышку. Я почувствовала себя неуверенно в её компании, но враждебности в этой Ильде не чувствовалось.

— Желаете пообедать? — удостоив меня приветственного кивка, она вновь обратилась к сыскарю.

— Нет времени, — поморщился мужчина. — А вот госпожа магистр, думаю, проголодалась. К ужину я также вряд ли успею.

— Заночуете в Управлении?

— Не знаю, как получится. Защиту выведи на максимум, — на последнее замечание Ильда отреагировала удивлённо приподнятыми бровями и заинтересованным взглядом в мою сторону.

А до меня наконец-то дошло, куда меня привезли. В достаточной мере защищённым местом подполковник Зирц-ай-Реттер считал свой собственный дом.

Ильда забрала у сыскаря мои вещи, закрыла за ним дверь, мимоходом коснулась вмонтированного в стену возле двери тускло-зелёного камушка, видимо, управлявшего той самой защитой. Я понятия не имела, как она организуется в домах, и что именно может противопоставить вторжению извне, но зато вполне доверяла мнению на сей счёт Разрушителя, так что на душе стало немного спокойней.

— Следуйте за мной, госпожа магистр, — невозмутимо велела Ильда. — Накрыть вам в столовой, или желаете пообедать на кухне? Комната, к сожалению, пока не готова.

— На кухне, если можно. И, если можно, не «госпожа магистр», а Лейла, — вздохнула я. Фраза «накрыть вам в столовой» навевала ассоциации с чем-то огромным, гулким и пустым. Я понимала, что дом не настолько большой, чтобы вместить парадную столовую на сотню персон, но кухня всё равно показалась мне гораздо более предпочтительным местом.

Через дверь на первом этаже (ту самую, единственную) мы прошли в небольшую гостиную, обставленную красиво, но совершенно безлико. Упомянутая столовая, соединённая с гостиной несколькими занавешенными кисеёй арками, была значительно уютней, чем я представляла, но такой же пустой и безжизненной, как и предыдущая комната. А вот кухня, куда мы прошли дальше, отличалась от прочих помещений в лучшую сторону.

Довольно просторная, с большим разделочным столом посередине, она явно очень часто использовалась по назначению и не только. На столе лежала пара забытых кем-то книг, в аккуратной вазочке готовился к скорой смерти пока довольно бодрый цветок. А ещё кухня изобиловала какими-то разномастными прихваточками, салфеточками и полотенчиками явно самодельного вида.

Хм. Или тут есть ещё одна женщина, или… Сложно, конечно, поверить, но ведь у всех нас могут быть свои маленькие слабости и увлечения, так?

— Здесь так уютно, — попыталась наладить контакт я. — А остальные комнаты совершенно нежилые.

— Присаживайтесь, — кивнула мне на стол Ильда. Я послушно уселась на высокий стул, не решаясь больше ничего говорить. Кажется, домработница здесь не более разговорчивая, чем сам хозяин. Хотя на домработницу она походила меньше всего; скорее уж, охранница. — Господин подполковник работает, ему некогда жить, — с нескрываемым раздражением вдруг проговорила женщина и принялась накрывать на стол. — С другой стороны, если бы не это, меня бы не было, — поморщившись, она пожала плечами.

— Он вас спас? — предположила я. За что удостоилась крайне удивлённого взгляда, Ильда даже растерянно замерла на месте, будто пыталась понять, правду ли я говорю, или глупо шучу.

— Он дал мне жизнь, — озадаченно проговорила она.

— В каком смысле? — настал мой черёд удивляться. Мысль, что сыскарь — отец вот этой воительницы меня шокировала, и я поспешила её отогнать. Но других идей не возникло.

— Тьфу, чему вас только учат. Магистр ещё, — поморщилась она, видимо, сообразив, что я не шучу и не издеваюсь, а правда не понимаю. — Я его приживала.

Лучше бы и правда дочь.

Приживала, или фамильяр в северной традиции, или зеркало — полностью магический объект. Своеобразный кусок дара, извлекаемый магом из себя и воплощаемый во что-то. Чаще всего это небольшие животные, порой — книги (так называемые гримуары), бывают и более экзотические вещи. Например, известна история, когда зеркалом одного мага была просто пара рук, летающих по воздуху; он использовал такого странного приживалу в качестве ассистента в алхимических опытах. Зачастую у таких созданий появлялись собственные характеры, причём порой весьма далёкие от нрава создателя.

Истории, в которых приживалы принимали облик людей, тоже попадались, но по большей части это были легенды о разных исторических личностях.

Маги редко создают зеркала по вполне прозаическим причинам. Во-первых, чем сложнее зеркало, тем больший кусок собственной силы приходится от себя отрезать. Конечно, создатель может в любой момент уничтожить приживалу, и дар вернётся к нему, но всё равно это довольно неосмотрительно. А, во-вторых, в случае смерти мага приживала, как правило, остаётся жив. Отсюда истории про живущих в магических семействах животных, переходящих из поколения в поколение, о великих говорящих книгах. Проблема в том, что душу такого мага может отказаться забрать Караванщик — душа-то будет неполноценная.

Насколько я могла судить, данное конкретное зеркало — весьма и весьма сложный объект. Из каких соображений господин Разрушитель расстался с такой внушительной частью собственного дара? И почему, Инина Благосклонная, его приживала выглядит вот так?!

Несколько сотен лет назад жил такой маг, Максуд Ненасытный. Как маг он о себе памяти не оставил, настоящая его фамилия стёрлась из массового сознания. Зато труд всей его жизни, книга «Бархатный путь», поныне пользуется огромной популярностью во всём мире, местами подпольно. Во всяком случае, любопытные подростки обычно годам к четырнадцати с этим литературным произведением знакомятся.

Так вот, Максуд поставил себе целью «познать все грани человеческой чувственности и найти все пути к небесам наслаждения» (это цитата). В то время за всевозможные «нетрадиционные» склонности, вроде мужеложства и иных извращений, дорога была только одна, на костёр (и вела она через храмовую пыточную; не приветствуют наши боги подобного), и Ненасытный всё своё внимание сосредоточил на отношениях мужчины и женщины. Не всегда в традиционном соотношении «пара, один к одному», но это ему скрепя сердце простили. Очень активно в своих… исследованиях Максуд использовал собственные же зеркала (порой даже два, из чего можно было заключить, что сил у него хватало), и утверждал, что при правильном создании приживалы вполне можно научиться ощущать то, что чувствует вот такой суррогатный партнёр, чем дополнительно повысить собственное удовольствие. Там, правда, всё гораздо поэтичней описано, но суть та же.

В общем… Надеюсь, господин следователь свою приживалу использует не для этих целей?!

Сложно сказать, почему данное предположение меня так ужаснуло. Подобные «отношения» не поощрялись общественной моралью. При всей отдалённости магов от этой самой морали, использование приживал в качестве любовниц (или любовников) не одобрялось и Домами. Не одобрялось, но не более того. Лично мне это всегда казалось определённым отклонением от нормы; не чудовищным, но лично я бы на такое не пошла. Что я могла почувствовать в отношении человека, склонного к подобному? Определённую неловкость, смущение, даже жалость к настолько уставшему от одиночества магу, но — и только.

А здесь я едва успела спрятать отвращение и раздражение за маской спокойного внимания.

Впрочем, причина моего отношения была довольно проста и даже очевидна. Я ревновала. И окажись Ильда обыкновенной женщиной, реакция могла быть ещё менее адекватной.

— Пока вы обедаете, объясню несколько правил, — выставив передо мной несколько тарелок (первое, второе и салат; да мне столько на два дня хватит!), приживала невозмутимо прислонилась к тумбочке напротив меня. — Их немного. Во-первых, не выходить на улицу и не открывать окна, наверху в комнатах они есть. Здесь везде компенсаторы, если компенсатор вышел из строя — звать меня незамедлительно. Ну, и, во-вторых, внутри дома ходить можно везде, только одно условие: не трогать личные вещи господина подполковника в его спальне, не залезать в его письменный стол в кабинете и не копаться в документах. Но это, думаю, и так понятно. Книги брать можно, они также в кабинете. На этом всё. Дверь в гостевую комнату находится на втором этаже прямо возле лестницы, дальше слева комната господина подполковника, справа — кабинет, прямо — терраса, туда тоже выходить нельзя.

— А ваша комната? — не удержалась я от вопроса.

— Я приживала, — раздражённо проворчала Ильда. — Я не нуждаюсь в сне, отдыхе, гигиенических процедурах и личном пространстве. Посуду оставьте на столе, — распорядилась она и вышла вместе с моим чемоданом.

Я ещё некоторое время вяло ковырялась в тарелке. Всё было очень вкусно, я честно попробовала, но аппетита не было совершенно. Кое-как запихнув в себя немного еды и художественно размазав недоеденное по тарелке, принялась за варку кофе. В конце концов, на этот счёт никаких распоряжений не поступало, а найти кофе и джезву оказалось нетрудно. Отыскав в недрах одной из полок объёмную кружку, я направилась на разведку в её компании.

При более спокойном рассмотрении столовая и гостиная только углубили первоначальное впечатление: этими комнатами пользовались очень редко, если вообще пользовались. В дальней стене гостиной обнаружилась ещё одна дверца, запертая на ключ (подвал? запасной выход?), и я не стала туда ломиться, вместо чего двинулась на второй этаж.

В короткий пустой коридор второго этажа действительно выходили четыре двери. Через одну из них, стеклянную, самую дальнюю, был виден кусочек неба и что-то ещё непонятное; наверное, обещанная терраса, на которую мне тоже не было хода.

Гостевая комната оказалась довольно уютной. Высокая широкая тахта, шкаф с зеркалом в углу, странный гибрид письменного стола и комода, подле которого скрючился кривоногий стул. Ещё один угол занимало широкое мягкое кресло, над котором в красивом плафоне размещался дополнительный свет-камень. В комнате действительно имелось небольшое окно, занавешенное плотными шторами; большая редкость в нашем климате. Ещё в дальнем от входа углу обнаружилась дверца в очень уютную уборную, где уместилась даже большая ванна.

Жизнь на новом месте (надеюсь, это ненадолго) я решила начать с разбора чемодана, возлежащего в закрытом виде на тахте.

Чемодан оказался удивительно тяжёлым, чем сильно меня заинтриговал. Что сыскарь, что его приживала носили его с удивительной лёгкостью, так что до сих пор никаких сомнений не возникало. К Берггаренам я брала только небольшое количество одежды, тетрадь для записей и несколько личных мелочей, а теперь у него едва не отрывались ручки.

Разгадка оказалась проста: всё свободное место было заполнено книгами. Теми самыми, которые я отобрала для прочтения в библиотеке Берггаренов. Я испытала прилив нежной благодарности к Иффе; даже если не найду то, что искала, смогу занимательно провести время. И ведь не пожалела же, а некоторые из этих книг стоили целое состояние!

Я принялась бережно перекладывать старинные тома на стол. А вот над последней книгой замерла в растерянности: этот тёмно-красный богатый переплёт без единой надписи был мне совершенно не знаком. Хотя, если судить по толщине и увесистости книги, том был весьма содержательным. Усевшись рядом с чемоданом на тахту, я перетащила книгу к себе на колени, открыла титульный лист…

ИФФА!

Шумно захлопнув книгу, я затравленно заозиралась, пытаясь придумать, куда спрятать эту шуточку. Я чувствовала, что краска стыда заливает не только щёки, но уши, шею, и вообще… хорошо, что кроме меня тут никого нет! А от мысли, что кто-то найдёт у меня вот это, начало натурально потряхивать от ужаса, смущения и злости.

Ну, Иффа! Вот от кого не ожидала, так это…

Шутница! Острячка! Позор всего древнего рода Берггаренов, даром что она не принадлежит им по крови!

На моих коленях сейчас лежал тот самый не в добрый час помянутый «Бархатный путь». Великолепное подарочное издание. С иллюстрациями, если верить надписи на титульном листе. Там даже приводилась фамилия художника.

Более чем прозрачный намёк, да уж.

Как хорошо, что я тогда не догадалась рассказать ей о собственных чувствах к господину следователю! Если она мне такие намёки делает в отношении человека, которого мы обе едва знаем, страшно представить, что было бы, знай эта деятельная женщина все обстоятельства.

Пока я запихивала чемодан с запертой в нём книгой на шкаф, чувствовала себя тринадцатилетней девчонкой, впервые поцеловавшейся с мальчиком, и теперь панически боящейся, что о её огромной страшной тайне станет известно воспитателям.

Кое-как покидав одежду в шкаф, я взяла недопитый кофе и отправилась на экскурсию по остальным комнатам. Потому что оставаться один на один с глумливо хихикающей надо мной со шкафа книгой очень не хотелось.

В комнату господина следователя я заходить не стала, только заглянула, чтобы удовлетворить собственное любопытство. В общем и целом, обстановка мало отличалась от моей, разве что зеркало отсутствовало, а комод был совершенно обычным комодом, да возле кровати имелась высокая тумбочка с ящиками. И всё та же тёмная спокойная гамма, что и в остальных комнатах: синий, серый, зелёный и тёмное дерево. Если и были в этой комнате какие-то мелочи, характеризовавшие хозяина и что-то для него значащие, в глаза они при поверхностном осмотре от порога не бросались. Постеснявшись подглядывать дальше, я просто прикрыла дверь и направилась изучать последнюю, самую многообещающую комнату: рабочий кабинет.

Где и просидела до вечера. Там оказалось действительно интересно. Явно всё время, что Разрушитель проводил дома, он проводил здесь. Здесь обнаружились пресловутые личные вещи; немного, но они были.

Например, на столе стояла небольшого формата семейная магография: мужчина, женщина и юноша, явно их сын. Господину подполковнику на этой картинке было от силы лет семнадцать. Худощавый, нескладный, с чуть виноватой искренней улыбкой и без хмурой складки на лбу; очень непривычный вид, его сложно было узнать. Традиционная одежда Разрушителя смотрелась на нём совершенно несолидно.

Внешне он больше походил на мать, чем на отца. Высокая худощавая женщина с необычным скуластым лицом; лицо это нельзя было назвать красивым, но оно притягивало внимание. Особенно глубокие чёрные глаза с очень странным выражением, которое мне не удалось растолковать. Чёрные волосы были убраны под платок, из-под которого выбивалось только несколько прядей; кажется, женщина носила короткую стрижку. Очень редкое явление, наши женщины обычно не стригутся.

Отец следователя здорово выделялся на фоне своей семьи. Он был не намного выше своей жены и ниже сына, зато раза в два шире, и являлся обладателем буйной медной шевелюры, насмешливых синих глаз и хитрой добродушной улыбки.

На отдельной полке, почему-то в самом дальнем и тёмном углу, обнаружилась стопка непонятных небольших коробочек, какая-то толстая пыльная папка и несколько предметов, идентифицированных мной как кубки. Вот только за что ими награждали, было совершенно не ясно. Папку я трогать не стала, памятуя напутствие о документах, а в одну из коробочек заглянула. Там на бархатной подушечке лежала красивая резная восьмиконечная звезда со стилизованным алым тюльпаном в сердцевине и алой же лентой. Больше всего она напоминала какое-то драгоценное украшение, только необычного стиля; удивительно строгое и колючее. А через пару секунд я сообразила, что это, должно быть, какой-то наградной знак. В данном вопросе я была полным нулём, и не знала о медалях и орденах ничего, кроме того факта, что они существуют и выдаются за какие-то героические поступки. Как и большинство девочек, я в детстве мало интересовалась войной; а в более сознательном возрасте и вовсе было не до того, всё моё время было посвящено учёбе. Мне очень-очень хотелось стать хорошим сильным магом, только чтобы никогда не видеть приюта и не испытывать этого унизительного состояния граничащей с нищетой бедности, когда ты вынуждена отказывать себе в любой малости.

Аккуратно прикрыв коробочку и вернув на законное место, я прикинула количество наград и растерянно хмыкнула. По самым скромным подсчётам их было десятка четыре. Не знаю, о чём бы это сказало человеку посвящённому, но мне показалось — много.

Ещё из более-менее личных вещей в кабинете можно было отметить картину; небольшое полотно висело в простенке между двумя шкафами и изображало довольно неожиданный для данного конкретного места и окружения сюжет. Полуобнажённая дева нереального полупрозрачного облика сидела на спине огромного вороного коня, стоящего по грудь в водах лесного озера. Подарок?

Кроме того, из необычного мне попалась на глаза группа резных деревянных статуэток потрясающе тонкой работы. Они были настолько изящные и хрупкие на вид, что я не рискнула прикасаться к ним руками, чтобы случайно не испортить. Статуэтки изображали танцующую празднично разодетую толпу. Я минут десять разглядывала эти произведения искусства, и не нашла ни одной повторяющейся черты. Странно, что такая красота стояла тут вот так, пылилась, а не была спрятана хотя бы в стеклянную витрину.

А потом я погрузилась в изучение имеющейся в наличии литературы, и совершенно потеряла счёт времени. Хранителя здесь не было, поэтому искать что-то приходилось своими силами: открывать шкаф и вчитываться в надписи на корешках.

Если в расстановке книг и существовала какая-то система, я её не поняла. На мой взгляд там царил полный хаос, но тем интереснее оказалось во всём этом копаться.

Библиотека у Разрушителя была обширной. Не только в вопросе количества, но и по содержанию. Многочисленные художественные издания соседствовали со сложными многотомными математическими справочниками и совсем уж непонятными явно специфическими названиями вроде «О квантовании Трай-ай-Шира дисперсионных характеристик нигредически пассивных анизотропных структур». То есть отдельные слова были понятны, но распознать, что конкретно имел в виду автор, моего ума не хватало. А, вероятнее, не столько не хватало ума, сколько специализация была иная.

А ещё целую полку занимали огромные невероятно красивые познавательные книги с яркими магографиями о природе всего мира. Никогда прежде мне не встречалась подобная красота! Не думаю, что их не было в тех библиотеках и магазинах, куда я заглядывала. Но, кажется, у применения Хранителей обнаружился побочный негативный эффект: с его помощью можно было найти только то, что ищешь. А если ты не знаешь, что нужно искать, возможности наткнуться на что-то интересное не по теме почти не остаётся.

Над этими альбомами я застряла особенно надолго, и отвлеклась только когда начала всерьёз клевать носом. Найдя взглядом небольшие аккуратные настенные часы в резном деревянном корпусе, я с удивлением обнаружила, что время перевалило за полночь. Пришлось поспешно убирать книги на место и, вооружившись кружкой с остатками так и не допитого кофе, отправляться спать. Почему-то мне очень не хотелось, чтобы господин следователь застукал меня среди собственных книг. Глупо, конечно, но что делать.

Ложилась спать в задумчивости, и предметом моих размышлений был хозяин дома, давшего мне сейчас приют. Кажется, домой он сегодня не пришёл, и, судя по всему, такое с ним случалось часто. Пожалуй, в таком темпе работы и у здорового человека начнутся проблемы с головой и нервами; а уж Разрушителю, насколько я понимала его состояние, и вовсе противопоказано так себя выматывать. Неужели он сам этого не понимал?

Липкая паутина кошмара выпустила меня настолько внезапно, что я села на кровати, слепо таращась в окружающий мрак и загнанно дыша. В горле саднило; кажется, разбудил меня мой собственный крик. Но разделить сон и явь я не успела, с грохотом распахнулась дверь, а по привыкшим к темноте глазам ударил яркий свет. Отчаянно щурясь, я попыталась понять, что произошло, и растерянно замерла, разглядывая явление на пороге комнаты.

— Что случилось? — напряжённо спросил следователь, внимательно оглядывая комнату и медленно подходя ко мне. А я не ответила; мне было не до того.

Разрушитель выглядел… внушительно. Даже пугающе. И этого впечатления не портил даже откровенно «домашний» вид. Босой, с мокрыми взъерошенными волосами, в одних застиранных до седины когда-то явно чёрных шароварах, с хищно поблёскивающим в левой руке ножом, он напоминал сейчас не сурового Разрушителя на службе государства, а воина какого-то древнего ордена, от которых сейчас остались только жуткие легенды. И вязь застарелых кривых шрамов на бледной коже только усугубляла это сходство.

Пересекающиеся светлые тонкие полосы собирались в косые звёзды и кратеры на месте сорванных клоков кожи, а то и вовсе вырванных кусков плоти. Сверху их заливали бугрящиеся неровные кляксы заживших ожогов. Кроме того, кажется, справа не хватало пары рёбер, отчего всё тело казалось несколько перекошенным. Покажи мне кто-то подобное на картинке, я бы посчитала увиденное отвратительным, посочувствовала бы человеку, и… наверное, всё. Меня сложно назвать чувствительной особой.

А сейчас у меня перехватило горло от подступивших слёз. Собственный кошмар оказался прочно забыт и вытеснен новым впечатлением, а, точнее, одной-единственной мыслью.

Ньяна Милосердная, насколько же это было больно!

Как он выжил? Как вообще можно такое пережить? И кем, во имя всех богов, надо быть, чтобы вот так… с живым человеком?! За что?!

Не совсем отдавая себе отчёт, что делаю, я протянула руку, кончиками дрожащих пальцев касаясь широкой белой полосы с рваными краями, подчёркивающей рёбра с правой стороны. От моего прикосновения Разрушитель вздрогнул, а я, в свою очередь, окончательно проснулась. Стремительно заливаясь краской смущения, отдёрнула руку, пряча её под одеяло, и поспешно отвела глаза.

— Лейла, что случилось? — повторил следователь свой вопрос.

— Извините, — смущённо пробормотала я, боясь поднять на него взгляд. — Это был просто сон.

— От простых снов так не кричат, — возразил он. — Я попрошу Тахира завтра зайти.

— Со мной случается, — возразила я, и даже временно забыла про неловкость и смущение. — Это действительно просто плохой сон. Я забыла с вечера настроиться на отсутствие сновидений. Извините, что разбудила.

— Я ещё не ложился. И что же это был за «просто плохой сон»? — нахмурившись, поинтересовался следователь.

— Не помню, — вновь отводя взгляд, ответила я.

Ведь не говорить же правду! Да, пусть он и так знает обо мне больше, чем мне и самой хотелось бы знать. Но рассказать всё это вслух? Вот так, под строгим взглядом задумчивого Разрушителя?

— Если вам так удобнее, — с непонятной интонацией тихо проговорил мужчина. — Кошмаров больше не будет.

Я не успела выказать удивление. Тяжёлая ладонь сыскаря за плечо впечатала меня в кровать, вторая ладонь накрыла лоб и глаза.

— Спи, — прозвучало приказом, и я действительно уснула, мгновенно и крепко.

Назад: Тахир Хмер-ай-Моран

Дальше: Дагор