После яркого солнечного света, заливавшего прибрежную полосу, Уэсли, проходя вслед за дядей в дом, с трудом различал предметы. Перед огромным зеркальным окном с видом на дюны и Атлантический океан за накрытым на двоих столом сидела женщина. Против света он еще плохо видел черты ее лица, и ему вдруг показалось, что это бывшая жена дяди Рудольфа. Он пожалел, что пришел. Он не видел ее со дня смерти отца и с тех пор приложил немало усилий, пытаясь ее забыть. Но когда его глаза привыкли к свету, он увидел, что это не Джин Джордах, а какая-то незнакомая высокая женщина с длинными рыжевато-каштановыми волосами. Рудольф его представил.

Женщина приветливо улыбнулась, встала и ушла в кухню. Она вернулась с подносом, на котором стоял стакан, тарелки, серебряный прибор, и накрыла стол на третью персону. От запаха, шедшего из большого глиняного горшка, и аромата только что испеченных булочек кружилась голова. Он выехал из города в семь утра, затем добирался на попутных машинах, прошел пешком две-три мили от шоссе до пляжа и еще не ел. Ему приходилось то и дело сглатывать слюну.

Женщина была в купальном костюме, очень загорелая и нисколько не походила на миссис Уэрфем. Густой суп из моллюсков так понравился Уэсли, что он старался есть помедленнее. Элис кормила его вполне прилично, но в основном тем, что попадалось под руку, когда она неслась после работы домой, на большее у нее не хватало времени. Приятные воспоминания о пиршествах, которые устраивала Кейт на «Клотильде», тонули в потоке салатов с тунцом и сандвичей с холодным мясом, которыми кормила его Элис. Он был благодарен ей за гостеприимство; конечно, она много работает и в редакции, и дома, сидя до глубокой ночи за своей машинкой, но ее интересы не распространялись на область кухни, и он частенько думал, что уж лучше бы она написала что-нибудь толковое, потому что у плиты ей славы не добиться.

Когда он съел суп и четыре булочки, из которых буквально сочилось масло, миссис Морисон подлила ему еще и принесла несколько горячих булочек.

– Да, вовремя я пришел, – усмехнулся Уэсли, управляясь со второй тарелкой супа.

За обедом Рудольф не задавал ему никаких серьезных вопросов, а только спросил, как он добрался до Бриджгемптона и как нашел дом. Сам Уэсли ничего о себе не рассказывал. Он ответит на все вопросы, когда они останутся одни.

– Мы собирались обойтись без десерта, – сказала миссис Морисон, – но для молодого члена семьи, я думаю, в холодильнике что-нибудь найдется. У меня тоже есть сын, и я знаю, какой у вас аппетит. От вчерашнего вечера, кажется, остался пирог с черникой, а в морозилке лежит мороженое.

Уэсли решил, что женщина ему нравится и что жизнь дяди сложилась бы совсем иначе, если бы он встретился с ней раньше и женился бы на ней, а не на той, другой.

После обеда женщина накинула пляжный халат и сказала, что ей надо идти. Рудольф пошел проводить ее до машины; Уэсли остался в доме.

– До чего красивый мальчик, – сказала Элен, садясь в машину.

– Гретхен считает, что он похож на молодого принца с картины одного флорентийского художника. Она хочет попробовать его на одну роль в своей картине.

– А как он к этому относится?

– Я еще его не спрашивал. В нашей семье только киноактера не хватало.

– Пришел он, к сожалению, не совсем вовремя.

– Ты права. Обед и вправду возбуждающий, как и было обещано.

– Всегда есть завтра, – засмеялась Элен.

– А почему нельзя сегодня вечером?

– Я занята. Подрываю устои республиканской партии. Да и мальчик, наверно, захочет обстоятельно поговорить с дядей. Он приехал в такую даль вовсе не ради обеда.

Она высунулась из машины, поцеловала Рудольфа и включила мотор. Он задумчиво наблюдал, как она отъезжала – женщина, имеющая цель в жизни. Интересно, появится ли и в его жизни снова какая-то цель? Он вздохнул и пошел обратно в дом.

Уэсли стоял перед окном и смотрел на океан.

– Если я когда-нибудь осяду, – сказал он, – то вот в таком месте – весь океан перед тобой.

– Мне повезло с этим домом, – сказал Рудольф.

– Да-а, определенно повезло. А какой был обед! Она приятная женщина, правда?

– Очень приятная, – сказал Рудольф. Подробности его отношений с Элен Морисон и оценка ее качеств могут и подождать. – Хочешь поплавать? Купальные трусы я тебе найду – их тут гости оставляют в большом количестве… – Он понимал, что ищет предлог оттянуть разговор, ради которого, несомненно, и приехал Уэсли. – Вода довольно прохладная, зато весь океан в твоем распоряжении.

– Поплавать – это здорово! – сказал Уэсли. Они вышли на дощатый настил перед домом и спустились по ступенькам в маленькую кабину, где висело штук пять купальных трусов.

Наконец Уэсли в купальных трусах и с полотенцем вокруг шеи вышел из кабины, и Рудольф проводил его до самой воды. Уэсли бросил полотенце на песок и несколько секунд постоял в нерешительности. У него были мощные покатые плечи, плоский живот атлета и длинные мускулистые ноги. «Лицо у него более интеллигентное, чем у отца, – подумал Рудольф, – а вот фигура – копия отцовской, только повыше. Может быть, – думал Рудольф, когда мальчик стремительно бросился навстречу надвигавшейся волне, – может быть, Гретхен и права насчет него». Уэсли нырнул в волну, затем легко поплыл вперед. А вот Инид все еще боится океана и осторожно плещется у берега. Он и не пытался привить ей смелость. Он не станет одним из тех отцов, которые за неимением сына пытаются воспитывать дочь как мальчика. Ему доводилось встречать таких девиц с чересчур развитой мускулатурой, и он знал: что бы они ни говорили про своих отцов, в глубине души они их проклинают.

Уэсли плыл все дальше и дальше, и теперь голова его в голубой блестящей дали казалась маленькой точкой. Рудольф начал беспокоиться. А вдруг мальчик приехал сюда с единственной целью – утопиться в его присутствии? К нему вернулось прежнее чувство неловкости, которое он всегда испытывал при разговоре с племянником, чувство, что в любой момент мальчик может сделать или сказать что-либо совершенно непредсказуемое, опасное или по крайней мере вызывающее замешательство. Если бы они проводили вместе больше времени, может быть, он сумел бы преодолеть ощущение, что мальчик взвешивает каждое его слово, судит о нем по каким-то одному ему известным меркам. Бесполезно махать руками и кричать, чтобы он возвращался. Рудольф резко повернулся и пошел к дому.

В полукилометре от берега Уэсли лежал на спине, глядя в безоблачное голубое небо, и испытывал почти чувственное удовольствие от того, как волны то поднимали, то опускали его. Он погрузился в мечты – ему казалось, что рядом с ним Элис, что, целуясь, они опускаются вниз, невесомые и окутанные, словно кружевом, каскадами воды, потом снова поднимаются на поверхность и глядят друг другу в лицо – возбужденные прикосновением океана, они объявляют всему миру о своей любви. После того единственного поцелуя, когда он, нагрубив, заставил ее заплакать, они не коснулись друг друга, и какое-то новое напряжение, какая-то застенчивая отчужденность, возникшие между ними, изменили их взаимоотношения – и не в лучшую сторону.

Но теперь, поднимаясь и опускаясь на ласковых волнах, он думал об Элис с желанием, в котором не посмеет ни ей, ни кому бы то ни было признаться.

Если бы сейчас на пляже вместо Рудольфа стоял его отец, он не решился бы заплыть так далеко, потому что отец не посмотрел бы, что он отлично плавает, и задал бы ему хорошую трепку. «Никогда не рискуй только ради того, чтобы всем показать, какой ты замечательный, – говорил отец. – На риск надо идти, только если в нем есть смысл».

Уэсли стало холодно, он повернулся и поплыл назад. Начался отлив, и он изо всех сил старался доплыть до того места, где волны разбивались друг о друга. Одна из них подхватила его, опрокинула в вихре пены и выбросила на гладкий и твердый песок. Собрав все силы, он поднялся и вышел из воды. Он стоял, вытирая лицо и тело полотенцем, и смотрел на уходящий до самой линии горизонта океан, на котором не было ни единого корабля. «Как бы в конце концов ни сложилась у меня жизнь, – подумал он, – она непременно будет связана с морем».

Приняв в кабине душ и одевшись, он поднялся на террасу и вошел в дом. В гостиной дядя разговаривал по телефону: «… если он не уплыл в Португалию». Дядя ему улыбнулся и сказал в трубку:

– Подожди минутку, вот он пришел. Просолился насквозь. – Он протянул трубку Уэсли. – Это твоя тетя Гретхен. Хочет с тобой поздороваться.

Уэсли взял трубку:

– Добрый день! Как вы живете?

– Занята по горло, – ответила Гретхен. – Хорошо, что ты наконец объявился. Я несколько месяцев тебя ищу. Где ты был?

– В разных местах.

– Послушай, Уэсли! Рудольф завтра утром едет в город, мы с ним должны встретиться. Ты можешь с ним приехать? Мне необходимо тебя увидеть. Он тебе объяснит почему.

– Понимаете ли… – сказал Уэсли. – Он не предлагал мне остаться ночевать.

– Можешь считать, что предложил, – сказал Рудольф.

– Хорошо, попытаюсь.

– Не пытайся, а приезжай. Не пожалеешь.

– Передать трубку Рудольфу?

– Времени нет. До свидания, дорогой.

Уэсли положил трубку.

– А я не испорчу вам вечер? – спросил он Рудольфа.

– Наоборот, – сказал Рудольф. – Я с удовольствием проведу его с тобой.

– Она сказала, что вы должны мне что-то объяснить. Что-нибудь случилось?

– Нет, все в порядке. Давай сядем поудобнее.

Они сели друг против друга за стол у окна. При ярком свете перемены в лице Рудольфа были особенно заметны. Сломанный нос и шрам под глазом делали его более живым и близким. Теперь лицо у него как у человека, который много пережил. Уэсли впервые подумал о том, что дядя удивительно похож на его отца. До этого момента он никогда не замечал в братьях сходства.

– Эти двое парней, должно быть, здорово над вами поработали, – заметил он.

– Очень я страшный? – спросил Рудольф.

– Нет, ничего, мне даже нравится. Наверно, я просто привык к перебитым носам. Выглядит более по-семейному. – Ссылка на отца далась ему легко и естественно, и они оба засмеялись.

– Гретхен уговаривает меня решиться на операцию, но я сказал, что такой нос делает меня непохожим на других. Я рад, что ты с этим согласен.

– А что вы должны мне объяснить?

– Помнишь, я писал тебе, что она собирается поставить фильм?

– Да.

– Ну так вот, теперь у нее все уже на мази, и через месяц она начинает съемки. Почему-то, – шутливо продолжал Рудольф, – она считает, что ты очень красивый молодой человек…

– Ну что вы, – смутился Уэсли.

– Как бы то ни было, о вкусах не спорят. Во всяком случае, она уверена, что ты можешь подойти для одной из ролей, и хотела бы тебя на нее попробовать.

– Меня? – изумленно спросил Уэсли. – В кино?

– Мне судить трудно, но Гретхен прекрасно разбирается в этом, и если она так считает…

– Я с удовольствием готов повидаться с Гретхен, – пожав плечами, сказал Уэсли, – но ни на какие роли я не согласен. У меня много дел, и не хочется терять попусту время. И зачем это мне, чтобы люди на улице подходили и говорили: «Я вас сразу узнал, мистер Джордах!»

– Я тоже такого мнения, – заметил Рудольф, – но мне кажется, что гораздо вежливее сначала выслушать Гретхен, а потом уж отказываться. Во всяком случае, люди на улице не будут говорить «мистер Джордах», потому что в кино любят менять фамилии актеров, а такую, как Джордах, поменяют всенепременно, поскольку никто не будет знать, как ее правильно произнести.

– Неплохая мысль – поменять мне фамилию. – Уэсли задумался. – И не только для кино.

Рудольф внимательно посмотрел на племянника. Для подростка его возраста это были странные слова. Он не совсем понимал, что за ними скрывалось, но почему-то они вызвали в нем тревогу. Пора переменить тему.

– А чем ты занимался последнее время? – спросил он.

– Я ушел из дома, – ответил Уэсли.

– Ты сказал мне об этом по телефону.

– Меня выгнали, – объяснил Уэсли. – Об этом я вам не сказал.

– Нет.

– Мать выгнала. Но я ее не виню. Мы, наверное, слишком разные люди и не можем жить под одной крышей. И, пожалуй, на одном свете… Она приставала к вам из-за меня – насчет ордера на арест и всего прочего?

– Этот вопрос решен, – ответил Рудольф.

– Я полагаю, вами? – Голос Уэсли звучал почти обвиняюще.

– Об этом не стоит говорить, – отозвался Рудольф. – Кстати, где ты был все это время?

– Во многих местах, – уклончиво ответил Уэсли. – Приезжал в Нью-Йорк несколько раз.

– Ты мне об этом не сообщал. – Рудольф постарался скрыть огорчение.

– Вам хватает и собственных забот.

– Я мог бы тебе помочь.

– Может быть, – усмехнулся Уэсли, – я приберегал вас на тот случай, когда мне на самом деле понадобится помощь. – Лицо его стало серьезным. – Мне повезло. Я нашел очень хорошего друга.

– Ты неплохо выглядишь и прилично одет… – Ему внезапно пришло в голову, что, возможно, кто-то прибрал Уэсли к рукам и использует его для темных дел: заставляет подбирать для сутенеров на автовокзале попавших в беду девчонок или перевозить наркотики. После зверского избиения в собственной квартире Нью-Йорк приобрел в глазах Рудольфа новый зловещий ореол. А неопытный мальчик, бродящий по Нью-Йорку без цента в кармане… – Я надеюсь, ты не занимаешься ничем недозволенным?

– Нет, – засмеялся Уэсли. – По крайней мере пока нет. Мой друг работает в журнале «Тайм». Это женщина. Она помогла мне, когда я приехал в Нью-Йорк, разузнать про отца, найти людей, которые его знали. Ну, их адреса и кто они. Они там, в журнале, все обо всех знают. Наверно, ей стало меня жаль. Во всяком случае, я не ошибся: она навела меня на след многих людей.

– Этот костюм она тебе купила?

– Она одолжила мне деньги, – обороняясь, сказал Уэсли. – И выбрала. И еще кое-что.

– Сколько ей лет? – встревожился Рудольф, представив себе старую деву, завлекающую неискушенного юнца.

– Года на два больше, чем мне.

– Ну, все, что меньше тридцати, – это ничего, – улыбнулся Рудольф.

– Ей до тридцати далеко.

– У тебя с ней близкие отношения? Ты извини, что я так прямо спрашиваю.

Уэсли этот вопрос, по-видимому, не обидел.

– Нет. Я сплю на кушетке. Она называет меня двоюродным братом.

– Мне бы хотелось встретиться с этой молодой дамой.

– Она вам понравится. Она очень милая. И правда много для меня сделала.

– С кем же ты разговаривал? – с любопытством спросил Рудольф.

– С четырьмя-пятью людьми в разных местах. Одни оказались хорошими, другие – плохими. Но если вы не против, мне не хотелось бы об этом говорить. Мне самому еще надо во всем разобраться.

– И теперь тебе кажется, что ты лучше знаешь своего отца?

– Пожалуй, нет, – серьезно ответил Уэсли. – В общем, я теперь знаю, что в молодости он попадал во всякие передряги. И понимаю, каково ему было. И, возможно, сейчас я даже еще больше им восхищаюсь за то, каким он стал после такого начала в жизни, – сам не знаю. Но главное – я лучше его помню. Я боялся, что начну забывать его. А так, – сказал Уэсли искренне, – он со мной все время. У меня в голове – будто сидит и разговаривает со мной, понимаете?

– Кажется, понимаю. А теперь объясни, зачем ты все-таки приехал? – Рудольф засмеялся. – Помимо обеда.

– Я приехал, чтобы попросить вас об одной вещи. – Уэсли замялся и опустил глаза на стол. – Даже о двух.

– О каких?

– Я хочу уехать обратно в Европу. Мне хочется повидаться с Кейт и увидеть ее ребенка. И Кролика. И Билли Эббота. Посмотреть, как он живет. И еще кое-кого в Антибе. Я почему-то не чувствую себя дома в Америке. С тех пор как я сюда приехал, у меня не было ни одного радостного дня. – В его голосе звучало такое волнение, что это нельзя было счесть просто жалобой. – Может, со временем я привыкну, но пока я здесь чужой. Вы мне когда-то говорили, что, по мнению того адвоката в Антибе, через год мне разрешат вернуться во Францию. Вот я и подумал: если бы вы написали ему и узнали…

Рудольф встал и медленно направился к камину.

– Я хочу задать тебе еще один прямой вопрос, Уэсли, – сказал он. – Ты только поэтому хочешь поехать в Европу или… – Он замолчал.

– Или что?

– Или ты предполагаешь разыскать человека, с которым у твоего отца была драка?

– Возможно, такая мысль и приходила мне в голову, – не сразу ответил Уэсли.

– Это было бы большой глупостью, Уэсли. И это очень опасно.

– Я обещаю быть осторожным.

– Надеюсь, мне не придется напоминать тебе об этом обещании. Ну а о чем еще ты хотел меня просить?

– Это сложнее, – сказал Уэсли. Теперь взгляд его был устремлен на море. – Это касается денег. Свою долю наследства я получу только через год, когда мне исполнится восемнадцать лет. Вот я и подумал, что, если вам не слишком трудно, не смогли бы вы одолжить мне, скажем, тысячу долларов. А как только мне стукнет восемнадцать, я их верну…

– Дело не в деньгах, – сказал Рудольф, хотя у него тут же возникла мысль, что почти все его решения связаны с деньгами: откупиться от матери Уэсли и получить ее согласие на развод; помочь Гретхен на новом поприще; добиться примирения с отцом Уэсли; даже его переезд сюда, где он живет сейчас, на побережье Атлантического океана, был следствием того, что у него в кармане оказалось всего лишь несколько долларов и какая-то мелочь, когда раздосадованные неудачей бандиты избили его в Нью-Йорке. Деньги помогли и вызволить Уэсли из тюрьмы, потому что хитрому старому адвокату в Антибе на его счет под цифровым кодом в Швейцарии была переведена кругленькая сумма. – Нет, дело не в деньгах, – повторил он. – Меня больше всего беспокоит твое будущее.

– Меня самого оно беспокоит, – с горечью отозвался Уэсли. – В день своего восемнадцатилетия, когда мне предстоит встать на учет для прохождения военной службы, я хочу быть во Франции. Могила во Вьетнаме – не самое лучшее будущее.

– Этого можно избежать и не уезжая из Америки, – сказал Рудольф. Он подошел к племяннику, стоявшему у окна. – Я писал тебе об училище торгового флота…

– Я помню. Это было бы неплохо.

– Как у тебя с математикой? Для поступления это важно.

– Довольно прилично. Математика мне дается легко.

– Ну и прекрасно, – сказал Рудольф. – Но там требуется диплом об окончании средней школы и рекомендация какого-нибудь конгрессмена. Рекомендацию я могу устроить. А вот… – Внезапно ему пришла в голову новая мысль. – Ты можешь поселиться здесь и жить у меня – тебе ведь здесь нравится?

– Еще бы!

– Откровенно говоря, мне бы этого очень хотелось. Я думаю, тогда ты наконец сможешь сказать, что тебе в Америке не так уж плохо. Ты окончишь здесь школу. Конечно, если не помешает тетка и не сделает из тебя кинозвезду…

– Не беспокойтесь!

– К тому времени как ты окончишь училище, войны уже не будет. Должна же она когда-нибудь закончиться.

– Кто это так считает?

– История.

– Я не читал такой книги, где бы об этом говорилось, – насмешливо сказал Уэсли.

– Я тебе ее разыщу. И никто не требует, чтобы ты принял решение немедленно. А я тем временем напишу адвокату. Ну как, договорились?

– Договорились, – сказал Уэсли.