Если бы Португалец был героем, он истерзался бы, служа в армии. Но он был Большой Джо Португалец, прошедший хорошую тренировку в монтерейской тюрьме, и это не только избавило его от мук неудовлетворенного патриотизма, но и укрепило в следующем убеждении: как каждый день своей жизни человек делит пополам между сном и бодрствованием, так и каждый год человеческой жизни положено делить пополам между тюрьмой и волей. Однако пока шла война, Джо Португалец проводил в тюрьме значительно больше времени, чем на воле.

В гражданской жизни человека наказывают за то, что он делает; однако военные уставы добавляют к этому совершенно новый принцип – они наказывают человека за то, чего он не делает. Джо Португалец никак не мог этого понять. Он не чистил своей винтовки, он не брился и раз или два не возвращался из отпуска. Эти прегрешения усугублялись, кроме того, склонностью Большого Джо вступать в словесные перепалки, когда начальство пыталось его образумить.

Прежде он проводил в тюрьме половину своей жизни; из двух лет службы в армии он провел в тюрьме восемнадцать месяцев. И тюремная жизнь в армии ему совсем не нравилась. Монтерейская тюрьма приучила его к покою и приятному обществу. В армии его принуждали работать. В Монтерее его всегда обвиняли только в одном: в пьянстве и нарушении общественного порядка. Обвинения, предъявлявшиеся ему в армии, настолько сбили его с толку, что это, вероятно, оставило неизгладимый след на его рассудке.

Когда война кончилась и солдаты были распущены по домам, Большому Джо еще предстояло отсидеть шесть месяцев. Обвинение гласило: «Появление в пьяном виде в расположении полка. Нанесение сержанту удара канистрой из-под керосина. Попытка отрицания своей личности (Джо начисто забыл, кто он такой, и поэтому на все вопросы отвечал отрицательно). Кража шестнадцати фунтов вареных бобов и самовольная отлучка на лошади майора».

Если бы перемирие еще не было подписано, Большого Джо, вероятно, расстреляли бы. Он вернулся в Монтерей много позже остальных ветеранов, когда те уже успели пообъесть все сладкие плоды победы.

Когда Большой Джо соскочил с поезда, на нем были армейская шинель, гимнастерка и синие саржевые брюки.

В городе все осталось по-старому, если не считать «сухого закона», а в заведении Торрелли все осталось по-старому, несмотря на «сухой закон». Джо сменял свою шинель на галлон вина и отправился искать друзей.

Истинных друзей он в этот вечер не встретил, хотя ему в изобилии попадались те гнусные и криводушные гарпии и мошенники, которые всегда рады заманить человека в пучину порока. Джо, не отличавшийся высокой нравственностью, не испытывал никакого отвращения к пучине; она ему нравилась.

Довольно скоро вино его иссякло, а денег у него не было и раньше. И тут гарпии попробовали изгнать Джо из пучины, но он ни за что не хотел уходить. Ему в пучине было уютно.

Когда они попытались пустить в ход силу, Большой Джо в справедливом и ужасающем негодовании переломал всю мебель, перебил все стекла в окнах, выгнал полураздетых визжащих девиц в ночной мрак и напоследок поджег дом. Вводить Джо в искушение было делом опасным: он и не думал ему противиться.

В конце концов явился полицейский и забрал его. Большой Джо испустил счастливый вздох. Теперь он почувствовал, что действительно вернулся домой.

После короткого судебного разбирательства без участия присяжных он получил тридцать дней тюремного заключения, с наслаждением разлегся на жесткой койке и проспал без просыпу десятую часть своего срока.

Большой Джо любил монтерейскую тюрьму. В ней всегда можно было рассчитывать на хорошую компанию. Стоило остаться тут подольше, и он успевал по очереди повидать всех своих друзей. Время летело незаметно. Ему взгрустнулось, когда пришлось с ней расстаться, но грусть эту смягчала мысль, что он может вернуться сюда в любую минуту.

Он с радостью погрузился бы вновь в пучину порока, но у него не было ни денег, ни вина. Он исходил все улицы в поисках своих старых друзей – Пилона, и Дэнни, и Пабло, но так их и не встретил. Полицейский сержант сказал, что давно уже не забирал их в участок.

– Значит, они все умерли, – сказал Португалец.

В тоске он забрел к Торрелли, но Торрелли не жаловал людей, у которых не было ни денег, ни ценных вещей, и Большой Джо не нашел у него утешения. Однако Торрелли все-таки сообщил ему, что Дэнни получил в наследство дом в Тортилья-Флэт и что все его друзья живут теперь у него.

Большого Джо охватила нежность к друзьям и горячее желание увидеть их. Вечером он отправился на холм в Тортилья-Флэт, чтобы отыскать Дэнни и Пилона. Пока он поднимался по крутой улочке, уже совсем стемнело, и тут ему навстречу попался Пилон, спешивший куда-то с озабоченным видом.

– Здравствуй, Пилон. А я как раз иду к тебе.

– Здравствуй, Джо Португалец, – торопливо сказал Пилон. – Где ты пропадал?

– В армии, – ответил Джо.

Мысли Пилона были заняты другим.

– Ну, мне пора, – бросил он.

– Я пойду с тобой, – сказал Джо.

Пилон остановился и смерил его взглядом.

– А ты помнишь, какая сегодня ночь?

– Нет. А какая?

– Сегодня канун Дня святого Андрея.

Тут Большой Джо Португалец понял все: это была ночь, когда все пайсано, за исключением тех, кто сидел в тюрьме, бродили до утра в лесу. Это была ночь, когда все погребенные в земле клады испускали слабое фосфоресцирующее сияние. А сокровищ в лесу было спрятано немало. За двести лет Монтерей много раз подвергался нашествию врагов, и каждый раз люди закапывали свои богатства в землю.

Ночь была ясная. Пилон, как это иногда с ним случалось, сбросил с себя жесткую дневную скорлупу. В эту ночь он был идеалистом, дарителем даров. В эту ночь он выполнял благородную миссию.

– Ты можешь пойти со мной, Большой Джо Португалец, но если мы найдем клад, решать, что с ним делать, буду я. Если ты на это не согласен, то иди один и ищи свой собственный клад.

Большой Джо не умел самостоятельно расходовать свою энергию.

– Я пойду с тобой, Пилон, – сказал он. – А без клада я обойдусь.

Когда они вошли в лес, наступила ночь. Их ноги ступали по ковру из опавшей хвои. И Пилон понял, что ночь эта совершенна. Небо подернулось туманной дымкой, и лунный свет между деревьями колыхался, как легкая газовая ткань. Исчезла четкость форм, которую мы привыкли отождествлять с реальностью. Стволы сосен казались не черными деревянными колоннами, а мягкими полупрозрачными тенями. В неверном свете смутные пятна кустов непрерывно меняли свои очертания. В такую ночь привидения могли смело разгуливать по земле, не страшась людского неверия, ибо это была колдовская ночь и ее чарам не поддался бы лишь самый тупой и нечувствительный человек.

Иногда Пилону и Джо встречались другие искатели кладов, без устали выписывавшие среди сосен сложные зигзаги. Они шли молча, опустив голову, и не окликали встречных. И кто мог сказать, все ли они были живыми людьми из плоти и крови? Джо и Пилон знали, что по лесу бродят и призраки тех, кто когда-то закопал тут клады, ибо в канун Дня святого Андрея они возвращаются на землю присмотреть, чтобы никто не тронул их золота. На шее Пилона поверх одежды висела ладанка с изображением его святого, и поэтому он не боялся духов. Большой Джо шел, сложив пальцы крестом. Хотя их и одолевал страх, они знали, что надежно защищены от таинственных сил этой ночи.

Пока они ходили так, поднялся ветер, и по бледному лунному диску, словно вода, чуть замутненная серой акварельной краской, заструился туман. Зыбкий туман привел в движение лес: каждое дерево тихонько кралось куда-то, и бесшумно, как большие черные кошки, кружили кусты. Вершины деревьев хрипло шептались на ветру, предсказывали судьбу, пророчили смерть. Пилон знал, что лучше не слушать речи деревьев. Провидение будущего никому еще не приносило добра, а кроме того, этот шепот нес погибель человеческим душам. Пилон не стал слушать речи деревьев.

Он зигзагами шел по лесу, а Большой Джо шел рядом с ним, словно громадный насторожившийся пес. Одинокие безмолвные люди проходили мимо и шли дальше, не окликнув их; и мертвецы бесшумно проходили мимо и шли дальше, не окликнув их.

Далеко внизу, на маяке, завыла в сгустившемся тумане сирена; она рыдала, изливая свою печаль по всем славным кораблям, разбившимся на безжалостном рифе, и по всем тем, которым еще суждено было там разбиться.

Пилон содрогнулся, и ему стало холодно, хотя ночь была теплой. Еле слышным шепотом он начал читать «Ave Maria».

Им встретился серый человек, который шел, опустив голову, и не окликнул их.

Минул час, а Пилон и Большой Джо все еще бродили по лесу так же неприкаянно, как мертвецы, которыми была полна эта ночь.

Вдруг Пилон остановился. Его рука нащупала локоть Джо.

– Видишь? – шепнул он.

– Где?

– Вон там, прямо впереди.

– Кажется, вижу.

Пилону мнилось, что он видит смутный столп бледно-голубого света, исходящий из земли в десяти ярдах перед ним.

– Большой Джо, – прошептал он, – найди две палки фута в три длиной. Я боюсь отвести глаза. Я могу его потерять.

Он стоял, как пойнтер над дичью, а Большой Джо кинулся за палками. Пилон слышал, как он отломил две сухие сосновые ветки. Потом раздалось потрескивание – это Большой Джо очищал ветки от сучков. А Пилон по-прежнему смотрел на бледное призрачное сияние. Оно было таким слабым, что порой вовсе исчезало. Иногда Пилону казалось, что оно ему только чудится. Он не отвел взгляда, когда Большой Джо сунул ему в руку две палки. Пилон сложил палки под прямым углом и медленно пошел вперед, держа перед собой крест. Когда он приблизился, свет словно растаял, но Пилон уже заметил там, откуда он пробивался, совершенно круглую впадину в ковре из сосновых игл.

Пилон положил свой крест на эту впадину и произнес:

– Все, что лежит тут, принадлежит мне по праву открытия. Прочь, все злые духи. Прочь, души тех, кто зарыл клад. In Nomen Patris et Filii et Spiritus Sancti! – Тут он перевел дух и сел на землю.

– Мы нашли его, друг мой Большой Джо, – вскричал он. – Много лет я искал его и вот нашел.

– Давай копать, – сказал Большой Джо.

Но Пилон досадливо помотал головой.

– Когда все духи свободно бродят по земле? Когда даже быть здесь опасно? Ты дурак, Большой Джо. Мы просидим тут до утра, потом заметим место, а копать будем завтра ночью. Света больше никто не увидит, потому что мы придавили его крестом. А завтра ночью никакой опасности уже не будет.

Теперь, когда они уселись на сухую хвою, ночь показалась им еще более жуткой, но крест, словно маленький костер, источал теплоту святости и спокойствия. Однако, как всякий костер, он грел их только спереди. А спины их были открыты холодной и злой нечисти, бродившей по лесу.

Пилон встал, очертил место, где они сидели, большим кругом и, замыкая его, оказался внутри.

– Да не преступит никакая нечисть этой черты, заклинаю ее именем Пресвятого Иисуса, – проговорил он нараспев.

Потом он снова сел. И у него, и у Большого Джо стало легче на душе. Они слышали приглушенные шаги измученных, неприкаянных духов; они видели огоньки, мерцавшие на проходивших мимо призрачных фигурах; но спасительная черта надежно защищала их. Никакие злые силы ни здешнего, ни потустороннего мира не могли проникнуть в круг.

– А что ты сделаешь с деньгами? – сказал Большой Джо.

Пилон бросил на него презрительный взгляд.

– Видно, ты никогда не ходил искать кладов, Большой Джо Португалец, ведь ты даже не знаешь, как это делается. Я не могу оставить этот клад себе. Если стану выкапывать его для себя, он будет уходить все глубже и глубже в землю, как устрица в песок, и не дастся мне в руки. Нет, так кладов не ищут. Этот клад я выкопаю для Дэнни.

Вся жившая в Пилоне мечта об идеальном вырвалась наружу. Он рассказал Большому Джо, как добр был Дэнни к своим друзьям.

– А мы ничего для него не делаем, – говорил он. – Мы не платим за жилье. Иногда мы напиваемся и ломаем мебель. Мы деремся с Дэнни, когда злимся на него, и обзываем его разными словами. Мы все очень плохие, Большой Джо. И вот все мы – Пабло, и Хесус Мария, и Пират, и я – потолковали между собой и кое-что придумали. Сегодня мы все пошли в лес искать клад. И клад этот мы ищем для Дэнни. Дэнни такой хороший, Большой Джо. Он такой добрый, а мы такие плохие. Но если мы принесем ему большой мешок сокровищ, он обрадуется. И потому, что сердце мое чисто от корысти, мне было дано найти клад.

– И ты ничего себе не возьмешь? – недоверчиво спросил Большой Джо. – Даже на бутылку вина?

В Пилоне в эту ночь не осталось даже крупицы скверного Пилона.

– Нет, ни единой золотой пылинки! Ни единого цента! Это все для Дэнни, все целиком.

Большой Джо был разочарован.

– Я столько ходил, и не получу за это даже стаканчика вина! – пожаловался он.

– Когда мы отдадим эти деньги Дэнни, – тактично сказал Пилон, – он, быть может, купит немножко вина. Конечно, я об этом и не заикнусь, потому что клад принадлежит Дэнни. Но мне думается, что он, может быть, и купит немножко вина. И в таком случае, если ты сделал ему что-нибудь хорошее, он, пожалуй, угостит и тебя.

Большой Джо утешился. Он давно знал Дэнни и считал вполне вероятным, что Дэнни купит довольно много вина.

Над ними струилась ночь. Луна зашла, и лес погрузился в глухую тьму. Сирена на мысу выла, не умолкая. И всю ночь напролет Пилон хранил непорочную чистоту души. Он даже принялся читать наставление Большому Джо, как это свойственно новообращенным.

– Быть добрым и великодушным дело стоящее, – сказал он. – Благие деяния не только возводят нам приют блаженства на небесах, но и приносят скорую награду здесь, на земле. По животу разливается золотое тепло, словно после глотка крепкой перцовки. Дух Божий облекает тебя в пиджак, мягкий, словно из верблюжьей шерсти. Я не всегда был хорошим человеком, Большой Джо Португалец. Я признаюсь в этом по доброй воле.

Большой Джо был прекрасно осведомлен об этом и без его признания.

– Я был плохим, – в экстазе продолжал Пилон, наслаждаясь своей речью. – Я лгал и воровал. Я предавался распутству. Я прелюбодействовал и поминал имя Божье всуе.

– И я тоже, – радостно вставил Большой Джо.

– А к чему это привело, Большой Джо Португалец? Меня томил страх. Я знал, что попаду в ад. Но теперь я вижу, что нет такого грешника, который не мог бы обрести прощения. Хотя я еще не побывал у исповеди, я чувствую, что перемена во мне угодна Богу, ибо его благодать осенила меня. Если и ты тоже изменишь свою жизнь, Большой Джо, если ты оставишь пьянство, и драки, и девочек Доры Уильямс, то, быть может, ты почувствуешь то же, что и я.

Но Большой Джо крепко спал. Он всегда быстро засыпал, как только переставал двигаться.

Пилон уже не так явственно ощущал осенившую его благодать, потому что не мог больше рассказывать о ней Большому Джо, но он продолжал сидеть и смотреть на место, под которым покоился клад, а небо из темного становилось серым, и за туманами занималась заря. Он видел, как деревья обретали форму и выступали из сумрака. Ветер затих, из кустов выбежали маленькие голубоватые кролики и запрыгали по сухой хвое. Глаза Пилона слипались, но он был счастлив.

Когда рассвело, он ногой растолкал Большого Джо:

– Пора идти домой к Дэнни. Уже день.

Пилон отбросил крест, так как он больше не был нужен, и стер спасительную черту.

– А теперь, – сказал он, – мы должны запомнить это место по деревьям и камням, потому что никаких заметок делать нельзя.

– Давай выкопаем его сейчас, – предложил Большой Джо.

– И пусть вся Тортилья-Флэт явится к нам на подмогу, – саркастически закончил Пилон.

Они внимательно осмотрели все кругом, замечая:

– Вот три дерева рядом справа и два слева. Вон там кусты, а тут большой камень.

Наконец они ушли от клада, старательно запоминая дорогу.

В доме Дэнни они увидели усталых друзей.

– Вы что-нибудь нашли? – осведомились те.

– Нет, – быстро ответил Пилон, предупреждая признание, готовое сорваться с губ Большого Джо.

– Пабло думал, что видит свет, но свет исчез прежде, чем он до него добрался. А Пират видел призрак старухи, и с ней была его собака.

Пират заулыбался:

– Старуха сказала, что моя собака теперь счастлива.

– Со мной пришел Большой Джо Португалец, он вернулся из армии, – возвестил Пилон.

– Здорово, Джо.

– У вас тут очень неплохо, – сказал Португалец, непринужденно опускаясь в кресло.

– Держись подальше от моей кровати, – предупредил его Дэнни, ибо он знал, что Джо Португалец отсюда больше не уйдет. В том, как он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, чувствовалась домашняя небрежность.

Пират вышел во двор, забрал свою тачку и отправился в лес рубить дрова; но остальные пятеро улеглись, подставляя себя тем солнечным лучам, которые успели пробиться сквозь туман, и вскоре крепко уснули.

Когда они проснулись, день был уже в разгаре. Пробудившись, они потянулись, сели и скучным взглядом уставились на залив, на коричневый танкер, который медленно выходил в открытое море. Пират оставил на столе свои сумки, и друзья, открыв их, достали еду, которую собрал Пират.

Большой Джо направился по дорожке к покосившейся калитке.

– Вечером увидимся, – крикнул он Пилону.

Пилон провожал его тревожным взглядом, пока не убедился, что Большой Джо спускается по холму в Монтерей, а не поднимается к лесу. Четверо друзей расположились поудобнее и в приятной дремоте следили за тем, как наступает вечер.

В сумерках вернулся Джо Португалец. Пилон отвел его в угол двора, подальше от дома, и они коротко посовещались.

– Мы возьмем инструменты взаймы у миссис Моралес, – сказал Пилон. – Лопата и мотыга прислонены к ее курятнику.

Когда совсем стемнело, они отправились в путь.

– Мы идем в гости к девочкам, знакомым Джо Португальца, – сообщил Пилон остальным.

Пилон и Джо осторожно проникли во двор миссис Моралес и взяли взаймы лопату и мотыгу. И тут Большой Джо вытащил из придорожного бурьяна бутыль вина.

– Ты продал клад, – в ярости крикнул Пилон, – ты предатель, о собачья собака!

Большой Джо невозмутимо успокоил его.

– Я не сказал, где лежит клад, – заявил он с достоинством. – Я сказал вот так: «Мы нашли клад, – сказал я. – Но он принадлежит Дэнни. Когда Дэнни его получит, я займу у него доллар и заплачу за вино».

Пилон был ошеломлен.

– И тебе поверили и тебе дали вина? – с сомнением в голосе спросил он.

– Ну, – запнувшись, объяснил Большой Джо. – я оставил одну вещь в залог того, что я принесу доллар.

Пилон молниеносно повернулся и схватил его за горло.

– Что ты оставил?

– Только одно крохотное одеяло, Пилон, – жалобно проскулил Большой Джо. – Всего одно одеяло.

Пилон принялся его трясти, но Большой Джо был так грузен, что Пилону удалось встряхнуть только самого себя.

– Какое одеяло? – крикнул он. – Говори, какое одеяло ты украл?

Большой Джо захныкал:

– Только одно – у Дэнни. Одно-единственное. Ведь у него их два. Я взял только самое-самое крохотное. Не бей меня, Пилон. Второе было больше. А это Дэнни получит обратно, когда мы выкопаем клад.

Пилон одним рывком повернул его и вложил все свое негодование в меткий пинок.

– Свинья, – сказал он. – Подлый ворюга. Ты вернешь это одеяло, а не то я из тебя ремней понаделаю.

Большой Джо попробовал смягчить его.

– Я подумал, что ведь мы стараемся для Дэнни, – прошептал он. – Я подумал: «Дэнни будет так рад, и он сможет купить себе сто новых одеял».

– Замолчи, – сказал Пилон. – Ты вернешь это самое одеяло, или я тебя изобью камнем.

Он взял бутылку, откупорил ее и сделал несколько глотков, чтобы успокоить свою возмущенную щепетильность; а потом воткнул пробку обратно и не дал Португальцу ни капли.

– За эту кражу копать будешь ты. Бери инструменты и иди за мной.

Большой Джо заскулил, как щенок, и повиновался. У него не хватало мужества восстать против праведного гнева Пилона.

Они долго искали заветное место. Было уже очень поздно, когда Пилон наконец указал на три стоящие рядом дерева.

– Тут, – заявил он.

Они рыскали по прогалине, пока не нашли круглую впадину. В эту ночь лес не был затянут туманом, и им помогал лунный свет.

Теперь, поскольку ему не надо было копать, Пилон начал развивать новую теорию добывания кладов.

– Иногда деньги закапывали в мешках, – сказал он. – И мешки эти сгнивали. Если ты будешь копать прямо на этом месте, то можешь растерять часть денег.

Он очертил впадину широким кругом.

– Так вот, вырой по этой черте глубокую канаву, и мы подберемся к сокровищу снизу.

– А ты разве копать не будешь? – спросил Большой Джо.

Пилон дал выход своей ярости.

– Значит, это я ворую одеяла? – кричал он. – Это я краду вещи с постели друга, который приютил меня?

– Ну, один я копать не стану, – заявил Большой Джо.

Пилон схватил сосновый сук, который еще накануне был половиной святого креста, и грозно приблизился к Большому Джо Португальцу.

– Вор! – прорычал он. – Грязная свинья, фальшивый друг! Бери лопату.

Храбрость Большого Джо испарилась, и он нагнулся за лопатой. Он, возможно, и заспорил бы, но совесть его была слишком нечиста, и Пилон, на чьей стороне были правота и сосновая дубинка, внушал ему сильный страх.

Большой Джо питал сильное отвращение к самой идее копания. В траектории движущейся лопаты не было ничего эстетического. Цель же всей работы, то есть извлечение земли из одного места и перенесение ее в другое, не может не показаться человеку с более возвышенными устремлениями бесполезной и нелепой. Чего достигнет он, если посвятит копанию всю свою жизнь? Правда, чувства Большого Джо не были столь сложны. Он просто не любил копать. Он записался в армию, чтобы драться, а вместо этого только и делал, что копал.

Но Пилон зорко следил за ним, и вокруг места с кладом начала изгибаться канава. Ссылки на болезнь, голод и непосильность подобного труда не приносили плоды. Пилон был неумолим и не переставая попрекал Джо преступной кражей одеяла. Джо хныкал, жаловался, протягивал руки, чтобы показать ссадины и мозоли, но Пилон не давал ему передышки и заставлял копать.

Наступила полночь, и глубина канавы достигла трех футов. Закукарекали петухи в Монтерее. Луна зашла за деревья. И наконец Пилон отдал приказ подбираться к сокровищу. Земля все медленнее вылетала из канавы. Большой Джо был совсем измучен. Перед самым рассветом его лопата ударилась о что-то твердое.

– Ой! – вскрикнул он. – Вот он, Пилон!

Находка была большой и квадратной. Они принялись лихорадочно выкапывать ее, хотя в темноте совсем не видели, что это такое.

– Осторожнее! – предостерег Пилон. – Не повреди его.

Утро наступило прежде, чем они успели выкопать свой клад. Пилон почувствовал под рукой что-то металлическое и наклонился в сером полумраке, стараясь разглядеть, что же они нашли. Нашли они бетонную плиту внушительных размеров. Сверху в нее была вделана круглая бронзовая бляха. Пилон прочел по складам:

«Геодезическая служба Соединенных Штатов + 1915 + Высота шестьсот футов».

Пилон сел на дно ямы, и плечи его уныло сгорбились.

– Значит, это не клад? – жалобно спросил Большой Джо.

Пилон ничего не ответил. Большой Джо внимательно осмотрел плиту, и брови его задумчиво сдвинулись. Он повернулся к опечаленному Пилону.

– Может, мы отдерем эту прекрасную медную дощечку и продадим ее?

Пилон поднял склоненную в горести голову.

– Джонни Помпом нашел такую штуку, – сказал он со спокойствием безмерного разочарования. – Джонни Помпом отодрал медную дощечку и попробовал ее продать. За выкапывание таких штук полагается год тюрьмы, – тоскливо заключил Пилон. – Год тюрьмы и две тысячи долларов штрафа.

Томимый страданием, Пилон хотел только одного: поскорее уйти от этого рокового места. Он встал, вырвал пук высокой травы, чтобы завернуть бутылку, и начал спускаться с холма.

Большой Джо сочувственно затрусил позади.

– Куда мы идем? – спросил он.

– Не знаю, – сказал Пилон.

Когда они добрались до берега моря, солнце уже сияло вовсю, но Пилон не остановился даже здесь. Он брел по слежавшемуся песку вдоль самой воды до тех пор, пока Монтерей не остался далеко позади и только песчаные дюны Сисайда да сверкающие волны залива могли видеть его печаль. Наконец он сел на сухой песок под горячими лучами солнца. Большой Джо сел рядом с ним, и ему показалось, что в молчаливых страданиях Пилона почему-то повинен он.

Пилон снял траву с бутылки, вытащил пробку и сделал несколько больших глотков; но печаль – это матерь сострадания, и он протянул бесчестному Джо принадлежащую ему же бутылку.

– Как мы старались! – вскричал Пилон. – Как влекли нас наши мечты! Я уже думал: вот мы несем Дэнни мешки с золотом. Я видел, каким станет его лицо. Он удивился бы. И долго-долго не мог бы этому поверить. – Пилон отобрал бутылку у Большого Джо и сделал чудовищный глоток. – И ничего этого не будет. Нынешняя ночь развеяла все надежды.

Солнце уже сильно припекало. И, несмотря на свое тяжкое разочарование, Пилон почувствовал, что его охватывает коварное успокоение, предательское желание отыскать в случившемся хорошую сторону.

Джо Португалец, по обыкновению, втихомолку отпил больше, чем ему полагалось. Пилон в негодовании отобрал у него бутылку и несколько раз основательно к ней приложился.

– В конце концов, – философски заметил он, – если бы мы отыскали золото, оно, быть может, и не пошло бы на пользу Дэнни. Он ведь всегда был бедняком. И, разбогатев, мог бы рехнуться.

Большой Джо торжественно кивнул. Вино в бутыли все убывало и убывало.

– Счастье лучше богатства, – сказал Пилон. – Если мы постараемся сделать его счастливым, это будет куда лучше, чем дарить ему деньги.

Большой Джо снова кивнул и разулся.

– Сделать его счастливым – это ты правильно говоришь.

Пилон меланхолично напустился на него.

– Ты всего только свинья и недостоин того, чтобы жить с людьми, – коротко сказал он. – Тебя, похитителя одеяла Дэнни, следовало бы держать в конуре и кормить картофельными очистками.

Теплые солнечные лучи совсем их разморили. Маленькие волны, шепчась, набегали на песок. Пилон разулся.

– Остаток пополам, – сказал Большой Джо, и они допили все вино до последней капли.

Пляж мерно покачивался, подымаясь и опускаясь, как океанская зыбь.

– Ты неплохой человек, – сказал Пилон.

Но Большой Джо Португалец уже спал. Пилон снял куртку и прикрыл ею лицо. Через несколько секунд он тоже погрузился в сладкий сон.

Солнце описывало в небосводе привычную дугу. Прилив разлился по пляжу и вновь отступил. К спящим, подпрыгивая, стайками приблизились зуйки и внимательно их осмотрели. Бродячая собака обнюхала их. Две пожилые дамы, собиравшие морские раковины, увидели их неподвижные тела и торопливо прошли мимо, – а вдруг эти мужчины проснутся и кинутся вслед, чтобы напасть на них с преступными намерениями! Просто ужасно, единодушно решили они, что полиция не желает принимать никаких мер для предотвращения подобных случаев.

– Они пьяны, – сказала одна из дам.

Другая обернулась и посмотрела на спящих.

– Пьяные скоты, – согласилась она.

Когда наконец солнце скрылось за соснами на холме позади Монтерея, Пилон проснулся. Рот его пересох, словно обожженный квасцами, голова болела, а тело совсем затекло от долгого лежания на жестком песке. Большой Джо продолжал храпеть.

– Джо! – окликнул его Пилон, но Джо даже не пошевелился.

Пилон приподнялся на локте и посмотрел на море.

«Не худо бы смочить рот глотком вина», – подумал он и поднес к губам бутыль, но ни единая капля не увлажнила его сухого языка. Тогда он вывернул карманы в надежде, что в них, покуда он спал, произошло чудо, – однако чуда в них не произошло. Он обнаружил только сломанный перочинный нож, за который уже раз двадцать тщетно пытался получить стакан вина. И еще рыболовный крючок в куске пробки, обрывок грязной бечевки, собачий зуб и несколько ключей, не подходящих ни к одному из известных Пилону замков. Среди всей этой коллекции не было ни одной вещи, на которую Торрелли польстился бы даже в припадке умопомешательства.

Пилон задумчиво посмотрел на Большого Джо.

«Бедняга, – подумал он. – Когда Джо Португалец проснется, его будет мучить точно такая же жажда. Он будет рад, если я припасу для него глоток вина».

Он попробовал растолкать Большого Джо, но тот, буркнув что-то невнятное, продолжал храпеть, и Пилон обшарил его карманы. Он нашел медную брючную пуговицу, металлическую бляху с надписью «В «Голландце» кормят вкусно», пять обгорелых спичек и кусок жевательного табака.

Пилон присел на корточки. Выхода не было. Хотя его глотка властно требовала вина, ему оставалось только иссохнуть в этих песках.

Тут его внимание привлекли саржевые брюки Португальца, и он тихонько пощупал их.

«Хорошая материя, – подумал он. – С какой стати должен этот подлый Португалец расхаживать в штанах из такой хорошей материи, когда все его друзья носят бумажные?»

Затем он вспомнил, как плохо сидят эти брюки на Большом Джо, как тесны они ему в поясе, даже когда он не застегивает верхних пуговиц, как они ему коротки. «А ведь человек благопристойного роста был бы счастлив обзавестись такими штанами».

Пилон вспомнил, в каком преступлении повинен Большой Джо, и почувствовал себя ангелом-мстителем. Как смеет эта чумазая дылда наносить Дэнни подобные оскорбления!

«Когда он проснется, я изобью его!.. Однако, – тут же возразил на это Пилон-моралист, – он совершил кражу. И ему было бы хорошим уроком узнать, каково это, когда у тебя что-нибудь крадут. Какой толк в наказании, если оно ничему не учит?»

Позиция Пилона была совершенно неуязвима. Если он одним махом сумеет отомстить за Дэнни, проучить Большого Джо, преподать урок этики и раздобыть вина, кто во всем мире решится осудить его?

Он изо всех сил толкнул Португальца, но Большой Джо только отмахнулся от него, как от мухи. Пилон ловко стянул с него брюки, скатал их и небрежной походкой направился в ту сторону, где за дюнами лежал Монтерей.

Торрелли не было дома, и дверь Пилону открыла миссис Торрелли. Несколько минут он напускал на себя таинственность, но в конце концов предъявил ей брюки.

Она решительно покачала головой.

– Но поглядите же хорошенько, – не отступал Пилон. – Вы видите только грязь и пятна. А вы поглядите, какая под ними хорошая материя! Подумайте, сеньора! Вы выводите эти пятна и отглаживаете брюки! Приходит Торрелли. Он молчит, у него дурное настроение. И тут вы показываете ему эти великолепные штаны. Посмотрите, как весело заблестели его глаза! Посмотрите, как он рад! Он сажает вас к себе на колени! Посмотрите, как он улыбается вам, сеньора! Столько счастья – и всего за один галлон красного вина!

– Штаны сзади совсем протерлись, – сказала она.

Пилон поднял брюки и посмотрел их на свет.

– Разве сквозь них можно что-нибудь разглядеть? Нет! Просто они стали мягкими и удобными. Они как раз в самом лучшем состоянии.

– Нет, – твердо сказала она.

– Вы жестоки к своему мужу, сеньора. Вы лишаете его счастья. И я не удивлюсь, если увижу, что он ухаживает за другими женщинами, не такими бессердечными. Ну, не галлон, так хоть кварту?

В конце концов миссис Торрелли не устояла, и Пилон получил свою кварту. Он тут же выпил все вино.

– Вы сбиваете цену счастья, – сказал он с упреком. – Я должен был бы получить по крайней мере полгаллона.

Миссис Торрелли была тверже гранита. Больше Пилон не получит ни капли. Пилон сидел на кухне миссис Торрелли и угрюмо размышлял: «Бессовестная ростовщица. Она задаром выманила у меня штаны Большого Джо».

Пилон с грустью вспомнил о своем друге, оставшемся там, среди дюн. Что с ним теперь будет? Если он пойдет в город, его арестуют. А что сделала эта гарпия, чтобы заслужить такие штаны? Она попыталась купить у Пилона штаны, принадлежащие его другу, за жалкую кварту никудышного вина. Пилон почувствовал, как в нем закипает гнев против нее.

– Я ухожу, – объявил он миссис Торрелли. Брюки уже висели в чуланчике за кухней.

– Всего хорошего, – ответила через плечо миссис Торрелли и отправилась в маленькую кладовку за припасами для обеда.

По пути на улицу Пилон прошел мимо чуланчика и захватил с собой не только брюки Большого Джо, но и одеяло Дэнни.

Пилон шагал по пляжу, направляясь к тому месту, где он оставил Большого Джо. На песке впереди пылал яркий костер, и Пилон вскоре заметил, что на фоне огня мелькают маленькие силуэты. Уже совсем стемнело, и он шел, ориентируясь на огонь. Приблизившись, он сообразил, что это пикник девочек-скаутов. Дальше Пилон продвигался крадучись.

Сперва он никак не мог найти Большого Джо, но в конце концов разглядел его: тот лежал, по пояс зарывшись в песок, совсем потеряв голос от холода и страха. Пилон твердым шагом приблизился к нему и протянул ему брюки.

– Бери их, Большой Джо, и радуйся, что получил их обратно.

У Джо зуб на зуб не попадал.

– Кто украл мои штаны, Пилон? Я лежу здесь уже не знаю сколько часов – я ведь не мог уйти из-за этих девчонок.

Пилон услужливо заслонил Португальца от девочек, хлопотавших около костра. Большой Джо стряхнул с ног прилипший к ним холодный сырой песок и натянул брюки. Потом они с Пилоном бок о бок побрели по темному пляжу туда, где огни Монтерея, словно нити бус, опоясывали холм. В глубине пляжа, припав к земле, как усталые гончие, лежали дюны, а волны потихоньку разучивали удары и чуть-чуть шипели. Ночь была холодна и надменна, ее теплая жизнь исчезла без следа, и она горько и грозно напоминала человеку, что он одинок в мире и одинок среди себе подобных и что нигде его не ждет утешение.

Пилон был все еще погружен в мрачные мысли, и Джо Португалец не мог не почувствовать, что его друг чем-то глубоко взволнован. Наконец Пилон повернулся к нему.

– Это учит нас, что доверять женщине – величайшая глупость.

– Значит, мои штаны украла какая-то женщина? – в волнении спросил Большой Джо. – Кто это? Я ей покажу!

Но Пилон только грустно покачал головой, как старик Иегова, который, отдыхая в седьмой день творения, узрел, что созданный им мир нуден и плох.

– Она наказана, – сказал Пилон. – Можно даже сказать, что она сама себя наказала, а что может быть лучше? Она приобрела твои штаны, она завладела ими в алчности, а теперь она их лишилась.

Подобные рассуждения были выше понимания Большого Джо – в них крылись тайны, с которыми лучше не связываться. Именно этого и добивался Пилон. Большой Джо смиренно сказал:

– Спасибо, Пилон, что ты вернул мои штаны.

Но Пилон так погрузился в философские размышления, что даже благодарность потеряла всякую цену в его глазах.

– Пустяки, – ответил он. – Во всем этом деле важен только урок, который мы можем из него извлечь.

Они свернули с пляжа к холму и миновали огромную серебристую башню газового завода.

Большой Джо Португалец был невыразимо счастлив оттого, что он идет рядом с Пилоном.

«Вот человек, который заботится о своих друзьях, – думал он. – Даже когда они спят, он бодрствует, чтобы с ними не случилось беды».

Он принял твердое решение когда-нибудь сделать Пилону что-нибудь приятное.