Глава 20
– Летними вечерами, особенно в парках, солнце заставляют спускаться к горизонту для того, чтобы оно эффективнее высвечивало, как колыхаются у девушек груди, – серьезно вещал голос. – Готов отдать голову на отсечение, что это так.
Проходившие мимо оратора Артур и Фенчерч захихикали. Фенчерч на миг теснее прижалась к Артуру.
– Я также убежден, – уверял сидящий в шезлонге близ Серпантина рыжий кудрявый юноша с длинным костлявым носом, – что если довод проработан досконально, то он совершенно естественно и логично вытекает из всех аспектов…
Речь рыжего юноши была обращена к его тощему темноволосому приятелю, который развалился в соседнем шезлонге и предавался грустным мыслям о своих прыщах.
– … которые взял за основу своей теории Дарвин. Это абсолютно несомненно. Это безупречно верно. И к тому же, – добавил он, – мне эта идея очень нравится.
Юноша резко обернулся и сквозь очки скосил глаза на Фенчерч. Артур увел ее, трепещущую от беззвучного смеха.
– Следующая попытка, – сказала Фенчерч, отсмеявшись. – Старт!
– Ладно, – сказал Артур. – Локоть. Левый локоть. Левый локоть у тебя не такой, как надо.
– Опять холодно, – проговорила она, – совсем холодно. Ты на совершенно ложном пути.
Летнее солнце садилось за деревьями, как… нет, лучше сказать без обиняков. Гайд-парк потрясающе красив. В нем потрясающе прекрасно все, кроме мусора в понедельник утром. Даже утки – и те потрясающие. Побывать в Гайд-парке летним вечером и не почувствовать его очарования может только тот, кто проедет по нему в машине «скорой помощи», с закрытым простыней лицом.
В этот парк люди специально ходят, чтобы вытворять всякие невообразимые вещи. Артур и Фенчерч увидели мужчину в шортах, который играл под деревом на волынке. Вдруг он прекратил игру, чтобы прогнать супругов-американцев, которые робко пытались положить в футляр от волынки несколько монет.
– Не надо! – вскричал волынщик. – Уходите! Я только репетирую.
И решительно заиграл вновь, но даже производимый им шум не мог испортить настроение Артуру и Фенчерч.
Артур обнял девушку за талию, и его руки медленно скользнули вниз.
– Не думаю, что здесь что-то не в порядке, – через некоторое время произнес Артур. – Кажется, задик у тебя такой, как надо.
– Да, – согласилась Фенчерч, – задик у меня абсолютно такой, как надо.
Они целовались так долго, что волынщик в конце концов спрятался за дерево.
– Я расскажу тебе одну историю, – сказал Артур.
– Хорошо.
Они нашли клочок травы, относительно не занятый лежащими буквально вповалку парочками, сели и стали смотреть на потрясающих уток и воду под потрясающими утками, которая зыбилась, освещенная низкими лучами солнца.
– Историю, – прижимая к себе руку Артура, повторила Фенчерч.
– Чтобы ты представляла себе, какие со мной происходят истории. Это истинная правда.
– Знаешь, иногда люди рассказывают истории, которые будто бы приключились с лучшей подругой жены их двоюродного брата, но на самом деле эти истории, вероятно, чистой воды вранье.
– Ну, это почти такая же история, только она произошла в действительности, и я знаю, что она произошла в действительности, потому что она произошла со мной.
– Как история с лотерейным билетом.
Артур усмехнулся.
– Да. Я спешил на поезд, – продолжал он. – Приехал на вокзал…
– Я тебе рассказывала, – перебила его Фенчерч, – что случилось на вокзале с моими родителями?
– Да, – ответил Артур.
– Это просто проверка.
Артур взглянул на часы.
– Наверно, пора возвращаться, – проговорил он.
– Расскажи мне эту историю, – твердо сказала Фенчерч. – Ты приехал на вокзал.
– Я приехал на двадцать минут раньше. Я перепутал, когда отходит поезд. А может быть, – прибавил он после секундного раздумья, – Британская сеть железных дорог перепутала, когда отходит поезд! Раньше мне это не приходило в голову.
– Давай дальше, – засмеялась Фенчерч.
– Итак, я купил газету с кроссвордом и пошел в буфет выпить чашку кофе.
– Ты разгадываешь кроссворды?
– Да.
– В какой газете?
– Обычно в «Гардиан».
– Мне кажется, в «Гардиан» слишком заумные. Я предпочитаю «Таймс». Ты его разгадал?
– Что?
– Кроссворд в «Гардиан»?
– Я даже не успел взглянуть на него, – сказал Артур. – Я пошел в буфет, чтобы взять кофе.
– Ну хорошо, бери кофе.
– Я и взял, – подтвердил Артур. – Я также купил печенье.
– Какое?
– «К чаю».
– Неплохо.
– Мне оно тоже нравится. Взял все это, отошел от стойки и сел за столик. И не спрашивай меня, какой был столик, потому что это было не вчера и я уже забыл. Кажется, круглый.
– Хорошо.
– Значит, расположение такое. Я сижу за столом. Слева газета. Справа чашка кофе, посреди стола пачка печенья.
– Прямо-таки вижу ее своими глазами.
– Чего или, вернее, кого ты не видишь, потому что я еще о нем не упомянул, так это типа, который тоже сидит за столом, – сказал Артур. – Он сидит напротив меня.
– Как он выглядит?
– В высшей степени обыкновенно. Портфель. Деловой костюм. Судя по его виду, он был не способен сделать что-то странное.
– Ага. Я таких знаю. Ну и что он сделал?
– Он сделал вот что: перегнулся через стол, взял пачку печенья, разорвал, вытащил одно и…
– Что?
– Съел.
– Что?
– Он его съел.
Фенчерч в изумлении смотрела на Артура.
– Как же ты поступил?
– При данных обстоятельствах я поступил так, как поступил бы любой англичанин, у которого в жилах кровь, а не вода. Я был вынужден посмотреть на это сквозь пальцы, – ответил Артур.
– Что? Почему?
– Ну, мы ведь к таким ситуациям не подготовлены. Я порылся у себя в душе и обнаружил, что ни воспитание, ни личный опыт, ни даже первобытные инстинкты не подсказывают мне, как я должен поступить, если некто, сидящий прямо передо мной, тихо-мирно крадет у меня одно печенье.
– Но ты мог… – Фенчерч подумала. – Знаешь, я тоже не уверена, что бы я сделала. Ну и что дальше?
– Я в негодовании уставился в кроссворд, – сказал Артур. – Не мог отгадать ни одного слова, глотнул кофе – он был слишком горячий, так что делать было нечего. Я взял себя в руки. Потом взял печенье, очень стараясь не заметить, что пачка каким-то чудодейственным образом оказалась вскрытой…
– Значит, ты не сдаешься и занимаешь твердую позицию.
– Я борюсь по-своему. Я съедаю печенье. Я ем его очень медленно, так, чтобы бросалось в глаза и он видел, что я делаю. Когда я ем печенье, – сказал Артур, – я ем его, как надо.
– И что он сделал?
– Взял еще одно. Честно, так и было. Он взял еще одно печенье и съел его. Чистая правда. Как то, что мы сидим на земле.
Фенчерч заерзала в каком-то непонятном смущении.
– Сложность состояла в том, – продолжал Артур, – что в первый раз я промолчал, а во второй начать разговор было еще труднее. Ну что я должен был сказать? «Извините меня… я не мог не заметить, э-э…» Не получается. И я сделал вид, что не замечаю, пожалуй, еще старательнее, чем раньше.
– Ну знаешь…
– Я снова вперил глаза в кроссворд и по-прежнему не мог сдвинуться с места, но при этом частично проявил ту силу британского духа, которую Генрих V выказал в день Святого Криспина…
– И что дальше?
– Я вновь пошел напролом. Я взял второе печенье, – сказал Артур. – И на секунду мы встретились взглядом.
– Вот так?
– Да, то есть нет, не совсем так. Но наши взгляды скрестились. Всего на секунду. И тут же мы оба отвернулись. Но я тебя уверяю, что в воздухе пробежала искра. Над нашим столиком образовался очаг напряженности. Примерно в это самое время.
– Еще бы.
– Так мы съели всю пачку. Он, я, он, я…
– Всю пачку?
– Ну в ней было всего восемь штук, но в те минуты мне казалось, что прошла целая жизнь. Наверно, гладиаторам на арене и то было легче.
– Гладиаторы сражались на солнцепеке, – сказала Фенчерч. – Физически они страдали больше.
– Тем не менее. Ну ладно. Когда остатки погубленной пачки валялись между нами, этот тип, сделав свое гнусное дело, наконец поднялся и ушел. Разумеется, я вздохнул с облегчением. До моего поезда оставалось несколько минут, и я допил кофе, встал, взял газету, и под ней…
– Ну же?
– Лежала моя пачка печенья.
– Что? – переспросила Фенчерч. – Что-о?
От изумления она раскрыла рот и с хохотом откинулась на траву. Потом снова села.
– Ах ты мой глупенький, – выкрикнула она сквозь смех, – ну просто караул, совсем ничего не смыслишь.
Она толкнула Артура, опрокинув его на спину, прижалась к его груди, поцеловала и откатилась в сторону. Артура поразило, какая она легкая.
– Теперь ты расскажи какую-нибудь историю.
– Я думала, – низким, хрипловатым голосом проговорила Фенчерч, – что ты очень хочешь вернуться в дом.
– Не к спеху, – беззаботно сказал Артур. – Я хочу, чтобы ты рассказала историю.
Фенчерч перевела взгляд на озеро и немного подумала.
– Хорошо, – согласилась она, – только это совсем короткая история. И не такая смешная, как твоя, но… Ну ладно.
Она опустила глаза. Артур чувствовал, что опять наступило особенное мгновение. Казалось, даже воздух вокруг них застыл в ожидании. Артур взмолился, чтобы воздух куда-нибудь убрался и занялся своими делами.
– Когда я была маленькая… – заговорила Фенчерч. – Истории вроде этой всегда так начинаются: «Когда я была маленькая…» Ну ладно. Это вступление – такой традиционный штамп. Когда девушка вдруг говорит: «Когда я была маленькая…» – это значит, что сейчас она начнет изливать душу. Сейчас будет это вступление. Когда я была маленькая, в изножье моей кровати висела картинка… Ну как тебе моя история?
– Мне она нравится. Я думаю, она развивается в правильном направлении. Ты сразу же ввернула мотив спальни. Можно подробнее поговорить о картинке.
– Считается, что дети любят такие картинки, – сказала Фенчерч, – но это только так считается. Знаешь, такие, где трогательные зверюшки делают что-то очень трогательное.
– Да. Меня тоже от них тошнило. Кролики в жилетиках.
– Точно. Эти кролики сидели на плоту в компании крыс и сов. Кажется, там еще был северный олень.
– На плоту.
– И еще на плоту сидел мальчик.
– С кроликами в жилетиках, совами и северным оленем.
– Именно так. Мальчик, похожий на веселого оборванного цыганенка.
– Фу-ты!
– Признаться честно, эта картинка разрывала мне сердце. Перед плотом плыла выдра, и по ночам я глаз не могла сомкнуть, потому что за нее переживала: ведь ей приходилось тянуть плот со всеми этими гадкими животными, которым вообще нечего было делать на плоту, и у выдры был такой тоненький хвостик, и я думала, как ей, должно быть, больно все время тянуть плот. Это-то меня и мучило. Не сильно, так, подспудно, но все время.
И вот однажды, а ты учти, что я год за годом каждый вечер смотрела на эту картинку, я вдруг заметила на плоту парус. Раньше я его никогда не видела. С выдрой было все в порядке, она просто плыла рядом с плотом – за компанию.
Фенчерч пожала плечами.
– Хорошая история? – спросила она.
– Конец слабоват, – ответил Артур, – в таких случаях слушатели кричат: «Ну и что?» Все шло прекрасно, но для положительного отзыва требуется финальная кода.
Фенчерч рассмеялась и села, обхватив колени руками.
– Это было просто озарение: годы почти бессознательных мучений вдруг развеялись как дым. Словно гора с плеч. Словно черно-белый кадр стал цветным. Словно сухую палку вдруг кто-то вздумал полить – и она расцвела. Ну, ракурс вдруг меняется, и тебе словно говорят: «Брось волноваться, мир прекрасен и совершенен. И жить вообще-то очень легко». Ты, может быть, думаешь, я так говорю, потому что я сегодня днем такое пережила, да?
– Ну, я… – произнес Артур. Его хладнокровие внезапно пошло ко дну.
– Да, так оно и есть, – сказала Фенчерч. – Да, именно это я днем и почувствовала. Но понимаешь, я такое ощущала и раньше, даже сильнее. Необычайно сильно. Наверно, я такой человек… – проговорила она, глядя вдаль, – у меня ни с того ни с сего бывают удивительные озарения.
Артур вконец растерялся. У него почти что отнялся язык, и он счел за лучшее пока им даже не пользоваться.
– Это было очень стра-а-анно, – сказала Фенчерч с интонацией какого-нибудь египетского военачальника, который увидел, что в ответ на взмах Моисеева посоха Красное море повело себя несколько необычно. – Очень странно, – повторила она, – потому что еще задолго до этого во мне зрело удивительное чувство, будто я должна дать жизнь чему-то новому. Нет, на самом деле это было не так, скорее, мне казалось, будто я постепенно соединяюсь с чем-то иным, все мое тело, клетка за клеткой. Нет, даже не так – словно бы вся Земля хотела через меня…
– Число «сорок два» тебе ни о чем не говорит? – тихо спросил Артур.
– Что? Нет, ты, собственно, к чему это? – воскликнула Фенчерч.
– Да так, пришло в голову… – пробормотал Артур.
– Артур, я не шучу, для меня это все совершенно реально и очень важно.
– Я лично тоже не шучу, – заявил Артур. – Правда, не поручусь, что этого не делает Вселенная.
– В каком смысле?
– Расскажи мне все, от начала до конца, – попросил Артур. – И не беспокойся, если тебе что кажется странным. Поверь мне, ты говоришь с человеком, который повидал много чего странного, – прибавил он. – Я не про историю с печеньем говорю – отнюдь.
Фенчерч кивнула, видимо, поверив Артуру. Внезапно схватила его за руку.
– Когда пришло это озарение, все казалось таким простым, – сказала она. – Умопомрачительно простым. Раз, два и готово.
– И в чем твое озарение заключалось? – спокойно спросил Артур.
– Понимаешь, – проговорила она, – теперь я этого не знаю. Оно улетучилось бесследно. Когда я стараюсь вспомнить, у меня в голове мелькают какие-то обрывки, а когда стараюсь очень сильно, то вспоминаю про чашку с чаем и немедленно теряю сознание.
– Это как?
– Ну, как и в твоей истории, самое интересное произошло в кафе, – пояснила Фенчерч. – Я сидела и пила чай. Это было как раз после того, как я много дней ощущала, будто во мне что-то растет, меня с чем-то соединяют. Кажется, я что-то тихо напевала. В здании напротив шел какой-то ремонт, я смотрела поверх чашки в окно и все видела. Мне всегда ужасно нравилось смотреть, как люди работают. И внезапно у меня в голове возникло ОНО. Послание неизвестно откуда. Оно было совсем простое. И всему на свете придавало смысл. Я выпрямилась и подумала: «Ого! Ну, значит, теперь-то все в порядке». Я так удивилась, что чуть не уронила чашку. Нет, кажется, я ее все-таки уронила. Я понятно говорю?
– До чашки все было замечательно.
Фенчерч встряхнула головой, потом еще раз, будто пытаясь навести порядок в мыслях. Собственно, она и впрямь пыталась это сделать.
– Вот и я говорю, – сказала она. – До чашки все замечательно. И тут мне показалось, я совершенно явственно увидела, что весь мир взорвался.
– Что-о?
– Я знаю, это, конечно, глупо, и все говорят, что это была галлюцинация, но если это была галлюцинация, значит, я вижу галлюцинации в стереокино на широком экране, и озвучены они в системе долби-стерео с шестнадцатью дорожками. И пожалуй, мне надо сдавать свое сознание напрокат людям, которым наскучили триллеры с акулами. Ощущение было такое, словно земля буквально разверзлась у меня под ногами, и… и…
Фенчерч ласково погладила траву, будто прося у нее утешения, и замялась, словно вдруг решила сказать совсем не то, что собиралась.
– И я очнулась. В больнице. И видимо, с тех пор крыша у меня так и шатается – то съедет, то перестанет. Так что я как-то побаиваюсь внезапных удивительных озарений, которые гласят, что все будет хорошо, – сказала она.
И подняла взгляд на Артура.
Артура уже давно перестали тревожить странные несообразности, связанные с его возвращением на родную планету; вернее, он упрятал их в сегмент своего мозга, украшенный пометкой: «Обдумать! Срочно!» «Вот эта планета, – говорил он себе. – Не важно, как так получилось, но вот она, эта планета, и она существует. И я существую вместе с ней». Но сейчас у него все поплыло перед глазами – как в тот вечер, в машине, когда брат Фенчерч рассказал ему дурацкую историю про агента ЦРУ в бассейне. Поплыло французское посольство. Поплыли деревья. Поплыло озеро, что было совершенно естественно и не внушало никаких опасений, поскольку в эту самую минуту на него приводнился серый гусь. Гуси отдыхали, наслаждались жизнью и знать не знали никаких там Великих Ответов, к которым надо найти Великие Вопросы.
– Так или иначе, – улыбаясь широко распахнутыми глазами, сказала Фенчерч неожиданно веселым голосом, – некая моя часть немножко ненормальная, и ты должен определить какая. Пойдем домой.
Артур покачал головой.
– Что случилось? – спросила она.
Артур покачал головой не в знак несогласия с ее предложением (он нашел это предложение просто замечательным, да что там – грандиозным), а по той причине, что в эту минуту пытался отделаться от назойливого предчувствия, что Вселенная с ним шутки шутит – в самый неожиданный миг с диким воем выскакивает на него из-за угла.
– Я просто стараюсь расставить все точки над «i», – сказал Артур. – Ты сказала, что почувствовала, будто Земля на самом деле… взорвалась.
– Да, даже больше чем почувствовала.
– А все говорят, что это галлюцинация? – нерешительно спросил Артур.
– Да, но, Артур, это чушь. Люди думают, что если сказать: «Ну это галлюцинация» – все необъяснимое сразу объяснится и само себя разложит по полочкам. «Галлюцинация» – это просто слово. Оно ничего не объясняет. Не объясняет, почему исчезли дельфины.
– Не объясняет, – сказал Артур. – Не объясняет, – задумчиво сказал он еще раз. – Не объясняет, – еще более задумчиво повторил он. – Что-о? – переспросил он наконец.
– Оно не объясняет, почему исчезли дельфины.
– Не объясняет, – сказал Артур. – Понятно. Каких дельфинов ты имеешь в виду?
– Что значит, каких? Я имею в виду всех дельфинов. Они исчезли.
Она положила руку ему на колено, и он понял, почему чувствует какое-то покалывание в области позвоночника – вовсе не потому, что Фенчерч ласково гладит его по спине. Нет, это были проклятые мурашки, которые часто начинали ползать у него по коже, как только кто-то пытался что-нибудь ему втолковать.
– Дельфины?
– Да.
– Все дельфины исчезли? – спросил Артур.
– Да.
– Дельфины? Ты говоришь, что все дельфины исчезли? Ты именно это имеешь в виду? – повторил Артур, стараясь выяснить все окончательно.
– Артур, ты что с луны свалился? Все дельфины исчезли в тот самый день, когда я…
Фенчерч пристально уставилась в его испуганные глаза.
– Что?…
– Дельфинов больше нет. Они все исчезли. Пропали.
Фенчерч не отрывала глаз от его лица.
– Ты правда не знал?
Испуганное выражение лица Артура говорило о том, что правда.
– Куда они делись? – спросил он.
– Никто не знает. Это и значит «исчезли». – Фенчерч умолкла. – Один человек говорит, что знает, куда они пропали, но он вроде бы живет в Калифорнии да к тому же сумасшедший, – добавила она. – Я все думаю его навестить, потому что, кажется, только он поможет разгадать, что такое со мной стряслось.
Пожав плечами, Фенчерч посмотрела на Артура долгим спокойным взглядом. И положила ладонь на его щеку.
– Я хотела бы знать, где ты был, – проговорила она. – Наверно, с тобой тоже произошло что-то ужасное. Вот почему мы потянулись друг к другу.
Фенчерч окинула взглядом парк, где уже воцарились сумерки.
– Ну, теперь тебе есть кому все рассказать.
Артур медленно и тяжело вздохнул.
– Это очень длинная история, – сказал он.
Фенчерч прижалась к его груди и подтянула к себе холщовую сумку:
– Твоя история как-то связана вот с этой штукой?
Предмет, который она вытащила из сумки, повидал виды в дальних странствиях; его выбрасывали в доисторические реки, его палило жаркое солнце пустынь Какрафуна, его засыпали мраморные пески, что обрамляют исходящие горячим паром океаны Сантрагинуса У, его морозили льды системы Беты Яглана, его использовали вместо сиденья, им перебрасывались, будто мячом, на звездолетах, его царапали, над ним всячески издевались. Предвидя плачевную судьбу, ожидающую этот предмет, его мудрые создатели заключили его в футляр из мегастойкого пластика, на который была нанесена крупная доброжелательная надпись: «НЕ ПАНИКУЙ!»
– Где ты это нашла? – спросил пораженный Артур, чуть ли не вырвав пресловутый предмет у нее из рук.
– Я так и думала, что это твое. Я нашла его в тот вечер в машине Рассела. Ты его выронил. Скажи, пожалуйста, ты во всех этих местах побывал?
Артур вынул «Путеводитель «Автостопом по Галактике» из футляра. На вид это был точь-в-точь маленький, плоский, гибкий компьютер класса «лэптоп». Артур защелкал клавишами, и наконец на экране высветился текст.
– Далеко не во всех, – ответил он на вопрос Фенчерч.
– Мы можем туда полететь?
– Что? Нет, – резко сказал Артур, но потом смягчился. – Ты правда хочешь? – спросил он, изо всех сил надеясь, что она ответит: «Нет».
Он превзошел сам себя в великодушии, удержавшись от вопроса-обманки: «Ты ведь не хочешь никуда лететь, правда?», на который в любом случае можно ответить только: «Нет».
– Да, – ответила Фенчерч. – Я хочу выяснить, что это было за послание, то, которое я забыла, и откуда оно пришло. Потому что я не думаю, – прибавила она, поднявшись и окинув взглядом сумрачный парк, – что его отправитель здесь. Я даже не уверена, – добавила она, обняв Артура, – можно ли это место назвать «здесь».
