Файл 001

Ставит диск Первый диджей — вспоминает «ночь длинных ножей». Ставит Второй — жара невмочь! — вспоминает «хрустальную ночь». И в резонансе взрывается мир! Рев изрыгают жерла мортир!! И в резонансе кровь рвется, как флаг!!! Ночь вспоминает ГУЛАГ!!!

Кромешная темень — пульсирует свет. Адская бездна — спасения нет. Лазерные трассы — крутой излом. Ничего не будет потом.

— Сто на пятьдесят пять. Продолжает падать.

Боль соединяла ее с отторгнутой частью. Боль билась в навязанном ритме с частотой пульса олимпийского спринтера.

— Все будет хорошо… Нервный срыв.

Мрак — туман. Мат — обман.

Сквозь тяжелый металл, сквозь сон, сквозь бред в безвременье, где нет ни после, ни пред.

— … меняются. Вкусы, привычки, я бы даже сказал — характер.

— Этому есть объяснение, коллега. Англичане установили, что по мере беременности мозг женщины теряет в весе. Можно подумать, что она перекачивает в плод свое серое вещество! Абсурд, конечно, но что-то в этом есть…

— Интересное наблюдение.

— Сенсация!.. А после родов начинается восстановление. За те же девять месяцев вес достигает исходной величины.

— Мудра природа. По существу мы ничего не знаем.

— Полагаете? О нет! Кое-что мы все-таки знаем… Опять же английская практика замораживания эмбрионов…

Паутина из тонких лучей. Он не твой, он ничей!

— Не надо, не хочу, ничего не хочу, уберите…

Левшанский взял тяжелую миссию на себя.

— Мне очень жаль, Марго, но ничего нельзя было сделать. Он был обречен с первых минут…

Все правильно: и то, что боролись до последнего, и обреченность, и смерть… Со смертью, однако, обстояло сложнее, но это знал только профессор Серов, проводивший последовательное сканирование мозга. Впрочем, и у него не нашлось бы верных слов. Существуют вещи, которые невозможно понять, оставаясь в здравом рассудке. Люди не готовы принять такое и скорее всего еще долго не смогут принять.

По всем законам, божеским и человеческим, а в данном конкретном случае — номенклатурным, ребенку референта Генерального секретаря полагалось появиться на свет в «Кремлевке». Тот прискорбный или, напротив, отрадный факт, что упомянутый референт не был биологическим, выразимся поделикатнее, отцом будущего гражданина, значения не имеет. Александр Антонович Ларионов не только пребывал в спасительном заблуждении на сей счет, но и вообще не брал в голову такие мелочи. Других забот хватало с избытком.

Так уж сложилась судьба и совпали события, что последние недели беременности пришлись на роковой август 1991 года, когда Генеральный секретарь возвратился из форосского пленения в другую, как писали тогда, страну и вынужден был чуть ли не на следующий день распустить отпавшую от него партию.

Обитатели комплекса зданий на Старой площади покидали свои кабинеты под грозный рев и улюлюканье толпы. Иных пытались даже обыскивать: то ли партийными деньгами интересовались, то ли за секретные документы беспокоились.

Священные красные доски с золотыми письменами были разбиты вдребезги. Кабы знать наперед, чем оно обернется, но лучше не вспоминать…

Денечки — кто бы мог отрицать? — были жаркие, судьбоносные, только при чем здесь отдельно взятая беременность? Кабинеты опечатывались — верно, однако больничное обслуживание шло своим чередом. Никто не давал Четвертому управлению указаний, кого принимать, а кого не принимать в стационар на Калининском или Мичуринском. На передний план вышли привходящие обстоятельства, а не политический катаклизм. Безусловно, события сказались на психическом состоянии матери и, следовательно, могли как-то воздействовать и на плод, но откуда сомнения насчет той же «Кремлевки»? Врачи тогда еще забастовок не объявляли, и обслуживание оставалось на уровне.

Все решили, приходится повторять, привходящие обстоятельства. Профессор Левшанский, главный гинеколог Москвы и добрый приятель Маргариты Валентиновны, обнаружил у нее миому матки. Тридцать пять лет для женщины, благополучно родившей двоих сыновей, не возраст, но, с учетом диагноза, пришлось серьезно задуматься о степени риска.

— Ты твердо намерена сохранить ребенка? — спросил Левшанский, изложив все pro и contra.

— Пусть будет, как будет.

— Оригинальный ответ. А как будет, знаешь?.. То-то и оно, мать, и я не знаю… Ну да ладно, и не такое бывало. Насчет опухоли можешь не волноваться — доброкачественная. Мы ее потом иссечем, что же до остального… Коли решила… Если б не этот казус, я бы не волновался: рожай хоть в пятьдесят. Когда у нас было первое шевеление? — Перелистав ежедневник, он задумчиво уставился в потолок. — Прибавим сюда двадцать два и получится… Лечь тебе, голубушка, придется за три недели до родов. Весь вопрос — куда?

— Думаешь, не пустят? Персона нон грата?

— Ерунда! Пока все осталось по-прежнему, но не советую. И знаешь почему?

— «Полы паркетные, врачи анкетные»?

— Именно. А случай сложный, мать, не простой случай. Поэтому мы положим тебя в Центр репродукции человека. Грамотные специалисты, современное американское оборудование и, не в последнюю очередь, я у них консультирую. Буду рядом.

— Это самое главное, Гога… Как насчет остального?

— Ты о чем?

— Как это о чем? А комфорт?

— Условия приличные, по нынешним временам.

— Мне нужна отдельная палата.

— С телевизором? И чтоб телефон у изголовья?

— Не обязательно, но отдельная.

— Больше ничего не хочешь?.. Ладно, я постараюсь, Марго.

Главврач с первого дня взял ее под свою опеку. И отдельную палату отвели, и телевизор поставили. Обследование чуть ли не каждый день: и мануальное — приемами Леопольди, и ультразвуковое сканирование, и, само собой, анализы!

Лицевое расположение плода и, соответственно, сердечные тона, равно как и личное состояние самой роженицы, не вызывали тревоги. Некоторую озабоченность внушала лишь головка. Не то чтобы вовсе непропорциональная, но крупноватая и, главное, мозг. Сканирование показало, что структуры больших полушарий развиваются гораздо быстрее, чем положено. Отклонение от нормы? Безусловно. Патология? Вопрос дискуссионный.

Может, оно и к лучшему, хотя гении никому не нужны, решил главврач и на всякий случай пригласил профессора Серова, признанного авторитета в компьютерной диагностике.

— У вас родится здоровый, умненький мальчик, — заверил профессор Маргариту, проявлявшую по мере приближения решающего дня все большую, что вполне естественно, нервозность.

Маргарита повеселела. О том, что будет мальчик, она знала еще от Левшанского. Для разнообразия хотелось бы дочку, но как вышло, так вышло. С судьбой не торгуются. Особенно нынче, когда неизвестно, что будет. Лучшего времени выбрать не могла. Словно нарочно. Муж пришел навестить весь дерганый, лица на нем нет. Выложил на тумбочку апельсины и вдруг спохватился, что забыл в троллейбусе банку с моченой брусникой. Троллейбус! Только теперь она в полной мере осознала масштабность происходящего.

— Ничего, Сашенька, перемелется — мука будет, — попыталась она подбодрить мужа.

О том, кто отец будущего ребенка, гадать не приходилось. Задержка дала знать о себе перед Новым годом. Маргарита не придала этому значения, понадеявшись на спираль. Даже обрадовалась, что сможет спокойно встретить праздник. Обычно лунные дни давались ей тяжело.

Предчувствие грозных событий носилось в воздухе. Потому, наверное, и веселились напропалую, стремясь хоть ненадолго отвлечься, заклять и развеять пьяной бравадой темные силы.

Сумгаит, Карабах, Прибалтика — кольцо сжималось, вызывая у Александра Антоновича сердечные спазмы. Он долго не мог уснуть, вскакивал среди ночи, метался по комнате, потом убегал в кухню и жадно заглатывал все, что под руку подвернется. Мог слопать целый батон. Не реагировать было трудно. Сдерживала себя, сколько могла.

Тревога, пусть загнанная и утопленная в шампанском, не прошла даром. Ко всему прочему, и нарушенный цикл лихорадочным электричеством бил по натянутым нервам. Как говорится, одно к одному. Вот и не выдержала.

На разрыв с тем, кого вполне обоснованно могла считать виновником нынешнего своего состояния, Маргарита Валентиновна решилась под влиянием минуты. Поднялась и ушла, не промолвив ни слова. Она вообще терпеть не могла объяснений. Тем более на глазах у всей Москвы. Что и говорить, Дом кино не самое лучшее место для интимных сцен. Так уж вышло, что именно там дважды — и по-новому, и по-старому — встретили тот переломный год Белой Овцы, будь он неладен.

Творческая элита, всегда тяготевшая к власти, стремилась завлечь как можно больше полезных людей. За одними столами с героями экрана сидели не только министры или послы, но и директора гастрономов, и парикмахеры, и модельеры, и, конечно, врачи. Будь иначе, никто бы не стал сводить мужей с любовниками. В той кутерьме все сходило. Не устояла перед щекочущим нервы соблазном и Маргарита. Не думала, что так закончится.

Повод не стоил и выеденного яйца, тем более что сама же и обострила ситуацию, по собственной дурости. Взыграли гормоны, и все тут.

Она ни о чем не жалела и, когда окончательно убедилась, что забеременела, твердо решила сохранить ребенка. Он-то в чем виноват? Сомнения и запоздалое раскаяние вызывало иное. Обратный подсчет дней внушал обоснованные опасения насчет некоторых обстоятельств. Без основательных возлияний свидания не обходились. Порой в ресторане подзаряжались, но чаще с собой приносили: она — виски или шампанское, он — что попадется.

Оставалось лишь надеяться, что как-нибудь пронесет.

Роды прошли легко, без осложнений. Мальчик, назвать решила Олегом, родился крупный, подвижный. Он уже и улыбаться начал, да так трогательно, что счастливые слезы навертывались, когда, как гром среди ясного неба, прозвучало это — непонятное, жуткое — «иммунодефицит».

— СПИД, что ли? — ужаснулась сперва Маргарита Валентиновна.

— Нет-нет, успокойтесь, что вы! — главврач участливо погладил ее по руке. — Совсем иное — редкое, практически неизученное заболевание. Помимо ряда других, неблагоприятных, факторов, у крошки развивается иммунодефицит. Тимус не вырабатывает Т-лимфоциты. Возможно, это как-то связано с ускоренным, против нормы, развитием мозга, точно сказать не берусь. Будем консультироваться со специалистами.

— Вы только скажите, кого позвать! — воскликнула бедная Маргарита и тут же осеклась, вспомнив, что муж, еще вчера почти всемогущий, нынче без работы. Прежние связи не действуют. Кончено.

— Не беспокойтесь. Нам есть, к кому обратиться, и все, что в человеческих силах, мы сделаем.

— Чем ему грозит этот иммунодефицит?

— До конца еще не ясно, но одно можно сказать определенно: организм ребенка беззащитен против инфекции. Иммунитет держится пока на ваших антителах, понимаете? Но это скоротечно: число сокращается, как шагреневая кожа, тем более что кормить своим молоком вы не можете. Конечно, мы подберем подходящую медикаментозную поддержку, но ребеночку придется жить под пленкой, в условиях максимальной стерильности.

— Какой ужас! И как долго?

— Не могу сказать, — уклонился он от ответа, зная, насколько неблагоприятен прогноз. — Поживем — увидим.