12
С переездом управления заграничной разведки в просторное помещение на Беркаерштрассе извечно немецкая проблема «жизненного пространства» к общему удовлетворению разрешилась. По крайней мере для бригаденфюрера Гейнца Иоста, получившего великолепную штаб-квартиру в тихом районе Берлина. «Жилищный кризис» явился прямым следствием притока ассигнований из партийной кассы, что, в свою очередь, позволило существенно увеличить аппарат. Все, как известно, имеет свои теневые стороны.
На Вильгельмштрассе, где образовался целый квартал зданий, принадлежавших СС, уже не осталось ни одного свободного дома. Гейдриху это оказалось весьма на руку. Он предпочитал держаться подальше от Кайзера Генриха. Слишком частые встречи могут испортить самые добрые отношения. И вообще секретной службе не стоит маячить перед окнами посольских особняков.
Созданный по приказу Гесса орган «политической и секретной защиты партии» постепенно обособлялся не только от канцелярии НСДАП, но и от отцовской опеки рейхсфюрера СС. Укрепляя переживавшие период становления службы идеологии и зарубежной разведки,
Гейдрих по-прежнему опирался на отборные кадры внутреннего управления.
В сущности, любая иерархическая система, достигнув определенной стадии роста, начинает работать сама на себя, тем более тайная. Поэтому Гейдрих не торопил события, крайне осторожно подправляя сепаратистские процессы в нужном направлении.
Особые надежды он возлагал на реформу структуры имперской полиции, уже завизированную Гиммлером и переданную в рейхсканцелярию. Согласно проекту, под его начало переходили гестапо и криминальная полиция. Лишь полицию порядка — ОРПО — рейхсфюрер оставлял под началом старого борца Далюге. По сути, вся карательная машина империи сосредоточивалась в одних руках. Разумеется, если не подгадит министр внутренних дел Фрик. «Если я и соглашусь допустить Гиммлера в свое министерство, то этому убийце Гейдриху вход заказан»,— заявил он имперскому министру юстиции.
Разговор, естественно, был записан. Картотеку, в которой скрупулезно фиксировались тайные пороки партийных вождей, Гейдрих вел еще со времени Веймара. Она составляла как бы частное достояние, помимо обширнейшего банка информации, который пополнялся по долгу службы. Первое время он хранил свое сокровище в ящичках из-под сигар. Нужную для заполнения карточек пишущую машинку начальник штаба СД Гильдиш привозил на трамвае, а затем увозил обратно. Несмотря на столь наивную конспирацию, кроме него и фрау Гейдрих, никто не был посвящен в опасную тайну. О существовании картотеки, надо думать, догадывались. По крайней мере, ходили слухи, что шеф СД завел подробные досье на всех руководителей рейха, включая рейхсфюрера СС и самого Гитлера. Но о ком нынче не сплетничают? Мюллер-гестапо? Собирает материал! Кайзер Генрих? Ему-то сам бог велел. И так далее... Как будто и без того не ясно, кто чем занимается.
Не стоило обращать внимания на болтовню. Иное дело молва, будто Гейдрих, зная тайные слабости людей, способен любого — от прислуги до министра — поставить в зависимое положение. Такое реноме не только льстило самолюбию, но и помогало в работе.
Как-то, в хорошую минуту, он обменялся мнениями по этому поводу с шефом.
«И пусть думают. Очень хорошо,— одобрил Гиммлер.— Я и Мюллеру говорил, что не стоит слишком рьяно опровергать слухи об ужасах гестапо. Страх, суеверный всепоглощающий страх — самый надежный помощник. Где бы ни находился человек, что бы ни делал, пусть помнит: с него не спускают глаз. Любой поступок, любое слово тут же станут известны».
Гейдрих полностью согласился. Уж он-то не щадил сил, чтобы поставить под свой контроль всю империю. Местные организации СД стремились внедрить «почетных агентов» во все звенья партийного и государственного аппарата. На заводах и фабриках, в полках рейхсвера и на боевых кораблях, в университетах и школах, на фольварках и рудниках, в газетах и киностудиях, театрах и госпиталях — везде сидели осведомители, чьи имена знало только непосредственное руководство. «Почетными агентами», как правило, становились лучшие, наиболее компетентные специалисты того или иного учреждения. Этот тайный, глубоко внедрившийся в общественную жизнь институт, построенный по принципу иезуитского ордена, был задуман Гиммлером в середине двадцатых годов. Впоследствии, когда Кайзер Генрих стал полицай-президентом Мюнхена, голая идея начала обрастать мясом. Гитлеру она настолько пришлась по душе, что он приказал осуществить ее в кратчайшие сроки. Рудольф Гесс только выполнил поручение.
Привлеченный в качестве непосредственного исполнителя, Рейнгард Гейдрих вскоре стал одним из наиболее влиятельных представители национал-социалистской элиты. Его имя почти ничего не говорило широкой публике. Радио о нем не упоминало, газеты не печатали его портретов, операторы кинохроники никогда не сопровождали его в поездках.
Высокий и всегда приглушенный голос Гейдриха, его манера проглатывать гласные запоминались надолго, а содержание беседы как-то сразу улетучивалось из головы.
Однако внешне бессистемно разбросанные построения объединяли удивительный по точности и экономии материала логический каркас. Но понять это было дано далеко не каждому, тем более в момент разговора.
Гитлер научился доводить наэлектризованную толпу до неистовства, Геббельс сам пьянел от своих речей, Геринг, хватая все, что только было под рукой — должности, ордена, еврейские дома, заводы, картины,— взахлеб упивался собственной личностью. Но никто из них не понимал технологии власти с такой отстраненной четкостью, как Гейдрих. В сущности, он хотел одного: всегда знать обо всем больше, чем кто бы то ни было. Именно этим и занималась СД. Особое внимание уделялось партийно-правительственному аппарату, армии, полиции, разумеется, дипломатическим кругам. Секретная служба не дублировала гестапо. Поэтому «почетные агенты» не являлись полицейскими осведомителями в обычном понимании. Пришлось затратить массу усилий, чтобы втолковать это ближайшим сотрудникам. Гейдрих не нуждался в мелких доносчиках и тем более провокаторах. Таких, когда возникала необходимость, поставлял Мюллер-гестапо. СД работала на ином системном уровне. В основу всего была положена точная квалифицированная информация. Моментальные снимки, из которых эксперты монтировали живую ленту событий. На первой ступени агенты собирали сведения о реакции различных слоев населения на мероприятия режима и международные события, о популярности того или иного руководящего деятеля. Затем наступала очередь штатных сотрудников. Зная общий абрис задачи и располагая более обширной информацией, они выделяли наиболее существенное, если требовалось, уточняли детали в непринужденной беседе. Полная картина воссоздавалась уже в Центральном управлении, где готовился материал еженедельных и ежемесячных докладов для Гиммлера и Гитлера. В этих секретных, государственной важности, сводках не приукрашивали, не искажали действительности в угоду высшему руководству. Напротив, сложные явления жизни исследовались со скрупулезной объективностью, причем основное внимание уделялось враждебным национал-социализму тенденциям.
Что бы ни говорил Гитлер в публичных выступлениях или даже в узком кругу, реальное положение он знал. Коверкая до неузнаваемости факты, выдумывая, импровизируя, не заблуждался насчет истинного течения дел. По крайней мере, имел возможность не заблуждаться, ибо доклады Гейдриха поступали с точностью курьерского поезда.
Работа секретной службы была оценена по достоинству. СД получила право вести расследование на всех этажах власти, допрашивать любых, даже очень высокопоставленных лиц. Имперские министры и гаулейтеры в этот круг не входили, равно как и генералитет. Тут Гейдрих должен был действовать на свой страх и риск. И через два года после триумфа движения фюрер опасался рейхсвера. Старческое брюзжание господ с лампасами могло повергнуть его в истерику.
Шеф СД старался использовать это в собственных целях.
Некоторые сведения особо деликатного свойства, оседая в персональной картотеке, никогда не попадали в докладные.
Без десяти одиннадцать адъютант положил на стол стопку без единой помарки переписанных на машинке листов. На каждом значилось: «Отпечатано в 1 экземпляре».
Гейдрих вскользь проглядел сообщения о светских раутах в «Эспланаде», «Бельвю», «Адлоне», «Клубе господ», дрезденском «Эдене» и мюнхенском «Кайзергофе».
Далее следовала информация об охоте Германа Геринга (бревенчатый дом, старинный костюм хозяина, который он вскоре сменил сначала на розово-зеленую униформу главного лесничего, затем — на белый парадный мундир генерала «люфтваффе»). Это интереса не представляло, равно как и черный, шведского мрамора склеп, в котором покоилась жена рейхсминистра. Куда большего внимания заслуживала появившаяся на горизонте монументальная Брунгильда — невеста Геринга, но на нее уже имелось исчерпывающее досье.
Остальное было примерно в том же стиле. Ни самого Гейдриха, ни тех, кому предназначался отчет, ничуть не волновали восторги Шахта, дважды посетившего концерт знаменитого скрипача Крейслера. Иное дело, что министр просвещения Руст не знает ни слова по-английски, хотя всюду значится прямо противоположное. И неважно, что СД это уже известно. «Почетный агент» в министерстве — человек явно сообразительный, он понимает, в чем суть работы. Такого стоит поощрить, может быть, даже продвинуть по службе.
— Узнайте, на какой должности работает информатор,— сказал адъютанту Гейдрих, пометив абзац, где говорилось о ситуации в министерстве просвещения.— А ответственному за финансы укажите, что они плохо ориентируют людей.— Он поставил вопросительный знак.— Нужно узнать, о чем Шахт беседовал с Уильямом Доддом.
— Будет исполнено, группенфюрер.
— Далее. Я не вижу сообщений о руководителе бюро иностранной печати Эрнсте Ханфштенгле. На прошлой неделе их тоже не было. Проверьте.
— Слушаюсь,— адъютант записал в блокнот.
— В прошлых сводках два раза отмечалось, что его называют «франтом». Я это уже усвоил. Не надо ничего лишнего. Теперь о свидании Сурица с Доддом. Политические симпатии американца давно известны. Не надо повторяться. Тем более что никакой положительной информации нет. Только сам факт, длительность встречи и запись телефонного разговора.
— Ясно, группенфюрер. Материалы три-а, группенфюрер,— адъютант взял новую стопку, намереваясь положить ее, как обычно, справа от Гейдриха.
— Посмотрю позже. Кстати, давно пора изменить рубрики. «Подрывная деятельность, включая агитацию и саботаж». «Эмиграция — коммунисты и социал- демократы». «Эмиграция — интеллигенция». «Общественное мнение в стране вокруг всех этих вопросов». Итого — четыре рубрики... Теперь сообщения из-за рубежа. Только самое срочное: Москва, Лондон, Париж, Прага... Остальное верните Иосту. Я не буду смотреть.
— Важное донесение из Женевы, группенфюрер,— перебирая страницы, адъютант задержался на одной, помеченной красным грифом.— Проходит по четырем параграфам.
— Давайте,— по обыкновению безучастно и глухо сказал Гейдрих.
Сразу уловив суть, он перечитал каждую строчку. Загадочное происшествие в Шепетовке заслуживало специального анализа. Вопросов возникало множество, а однозначных ответов не находилось. Информатор, внедренный в бюро полковника Коновальца, сопроводил телеграмму Смал-Штокого биографическими данными бывшего посланника Центральной рады. Вступать в контакт с абвером, пожалуй, не стоило. Ведомство Нейрата располагает обширной документацией по Украине. Гейдрих вызвал по внутреннему телефону уполномоченного по связи с министерством иностранных дел штурмбанфюрера Карстенса.
— Зайдите ко мне, Фриц.
Завизировав доклад, он раскрыл личное дело Вальтера Шелленберга. Вооружившись лупой, тщательно изучил фотографию: удлиненный овал лица, большие светлые глаза, зачесанные на пробор волосы. Вполне ординарная, но не лишенная благообразия внешность. Правильной формы нос, выпуклый лоб, небольшие уши, твердый подбородок, умеренно выраженные надбровные дуги — все находилось в пределах нормы и полном согласии с антропометрическими измерениями.
Следуя примеру рейхсфюрера, Гейдрих придавал большое значение такому обследованию. Для зачисления в СС оно было совершенно обязательно, но нередко повторялось и при кадровых перемещениях. Шелленбергу покровительствовал сам Гиммлер. Именно он посоветовал Гейдриху взять подающего надежды агента в свой аппарат. Высокая рекомендация, безусловно, обязывала, что требовало удвоенной бдительности. Немотивированный отказ исключался.
Поводов для придирок, однако, не нашлось.
Анкета, характеристика, справка о расовой чистоте — ничто не внушало подозрений. Седьмой сын фабриканта роялей, достойная немецкая семья, хорошее воспитание. Закончил юридический факультет университета, усиленно занимался спортом, отличные успехи в науках, особенно в языках, студенческая корпорация «Боруссия». Участвовал в движении. Зарекомендовал себя способным осведомителем. Непосредственный начальник специально отмечает литературный стиль. Казалось бы, чего лучше?
Гейдрих примерно догадывался, через кого двадцатипятилетний пройдоха — такое складывалось пока впечатление — добрался до Гиммлера. Папаша-фабрикант наверняка имел ходы к фрау Бехштейн, поддержавшей фюрера в самое трудное для партии время. Отсюда и высокие знакомства: обеды с Герингом в Каринхале, верховые прогулки с племянницей Круппа. Музыка слишком чиста и возвышенна для карьеристских устремлений. Впрочем, между артистом и торговцем музыкальными инструментами есть известная разница. Не стоит судить слишком строго.
Все еще раздумывая, Гейдрих отвинтил колпачок авторучки и, слегка промедлив, наложил резолюцию.
Для начала он решил испробовать этого Шелленберга на картотеке. Оберштурмфюрер Мельхорн предложил оригинальную конструкцию — нечто вроде карусели. Нужная карточка выскакивает сама, стоит нажать кнопку. Идея перспективная. Пусть парень поможет доктору Мельхорну по юридической части: рубрики, параграфы и все такое. Посмотрим, каков он в работе.
Гейдрих прошел в заднюю комнату и взял скрипку. Прикрыв глаза, прижал ее костлявым подбородком к плечу. Красиво зажав смычок, провел по струнам и заиграл, покачиваясь в самозабвенном экстазе. Когда штурмбанфюрер Карстенс появился в приемной, из приоткрытой двери уже в полную силу лилась рыдающая мелодия. Виртуоз с серебряными генеральскими листьями на черных петлицах разнообразил ее игрой флажолетами и переборами пиццикато.
Карстенс вопросительно взглянул на привставшего адъютанта. Тот с улыбкой кивнул и гостеприимно распахнул дверь. Осторожно ступая по ковру, штурмбанфюрер приблизился к креслу.
Не раскрывая глаз, Гейдрих благосклонно кивнул. Скрипка стонала и пела в его искусных пальцах. Выдав заключительный аккорд, он положил инструмент и неузнавающим взором кольнул посетителя. Казалось, что возвращение из потусторонних далей потребовало от него неимоверных усилий.
Карстенс, давно изучивший уловки шефа, откликнулся восхищенной улыбкой.
— Божественно, группенфюрер! Что... Что это было?
— Соната для скрипок и фортепиано Сезара Франка... Садитесь, Фриц. Вас, видимо, удивляет, что мой излюбленный композитор — француз? Но заметьте себе: его вещи навеяны событиями франко-прусской войны. Подумайте, Фриц, этот французик, сластолюбец и плутократ, захвачен без остатка нашей силой и величием. Он не в силах сдержать восторга.
— У меня нет слов! — умилился Карстенс.— И я рад, что мне так повезло. Бесподобная музыка.
Величия Пруссии он, правда, не ощутил, а о существовании Франка знал со слов того же Гейдриха, любившего, когда его «заставали» за скрипкой. Шеф СД, знавший всю подноготную подчиненных, ничуть не заблуждался на сей счет.
— Приятно, что вы так утонченно чувствуете музыку, Фриц,— сказал он, усаживаясь напротив.— Следует заметить, что Сезар Франк — не совсем француз. Он родом из Льежа, а у бельгийцев, как вы знаете, есть сильная примесь немецкой крови. Его симфонические поэмы — «Эолиды», «Проклятый охотник» — проникнуты истинно нордическим духом... Кстати, Фриц, я звонил вам в тринадцать десять. Где вы были все это время?
— Прошу прощения, группенфюрер, но у меня сидел граф Траутмансдорф. Не хотелось его выпроваживать. Он прямо из МИДа. Привез важные новости о советской военной делегации в Праге. Создается впечатление, что чехи готовы далеко пойти в сотрудничестве с Красной Армией.
— Впечатление? — Гейдрих едва акцентировал вопрос.
— Есть серьезные данные.
— Между нами говоря, фюрер не придает слишком большого значения двусторонним договорам. У чехов нет общей границы с Россией. Что же касается Франции, то там никто не хочет войны. До сих пор не могут очухаться после четырнадцатого года... В парламенте складывается внушительная оппозиция. Английский кабинет против изоляции Германии. Лорд Лондондерри дал нам такие заверения в самых категорических тонах.
— Во французском правительстве тоже далеко не все в восторге от договора.
— Но это не значит, что мы должны сидеть, сложа руки. Напротив, необходимо любой ценой ослабить связи с Советами, особенно военного характера.
— На днях в Берлине ожидается посол Буллит, проездом в Москву. По нашим сведениям, он окончательно отговорил французов от займа русским. Боюсь, что Литвинов с Крестинским будут сильно разочарованы.
— Превосходная новость! Оказывается, и среди американцев есть приличные люди. Но я пригласил вас совсем по другому поводу.— Гейдрих потянулся за листом с красным грифом.— Распишитесь в правом углу, Фриц, и ознакомьтесь в моем присутствии. Потом скажете свое мнение.
