Книга: Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Назад: XXIII
Дальше: XXV

XXIV

На «Борее» уже заканчивали оборудование лабораторий, когда из Академии наук поступила радиограмма, заставив Гончарука крепко призадуматься. В самый последней момент в отделе морских экспедиционных работ основательно перетряхнули представленные им списки. И хоть потери были не очень значительные, добавились лица, которых по тем или иным соображениям он ни за что бы не взял. Ни генетик Неймарк, ни Нелли Башмачникова, сумевшая, очевидно, выйти наверх, его решительно не устраивали. Возражать, однако, не приходилось. Приятной неожиданностью явилось зато назначение Сергея Астахова, на что Герман Кондратьевич никак не надеялся, зная, как тот нужен на биостанции. О лучшем заместителе по глубоководным работам Гончарук не мог и мечтать. Словом, баланс подбивался кругло и особых неожиданностей не предвиделось.
В создавшейся раскладке с особой силой высветилась и роль Светланы Андреевны. В случае каких-нибудь накладок по части альгологии ему уже не оправдаться нехваткой специалистов. О том же, что оба новых альголога даже не нюхали геологии, следовало молчать в тряпочку. Начальству, как известно, виднее. Раз все штатные единицы укомплектованы, будь добр выдать программу полностью, до последней капли. На то ты и научный руководитель. Короче говоря, без Руновой не обойтись.
Иное дело — несколько облегчить уготованную ей нагрузку. Здесь, учитывая новую реальность, а также неокрепшее здоровье Светланы Андреевны, целесообразно внести изменения. Во-первых, отстранить ее от погружений, во-вторых, дать в помощницы эту самую Нелли, которую так или иначе надо куда-то приткнуть. Пусть-ка отведает черновой работенки.
Заняв в списке место, ранее предназначавшееся совсем другому человеку, Башмачникова нанесла Герману Кондратьевичу чувствительный укол. Ни ей, ни Неймарку, который был ему просто не симпатичен, он не собирался делать поблажек.
Связавшись с аэродромом, Гончарук узнал, когда ожидается самолет, командир которого должен был доставить индийский препарат, и заодно закинул удочку насчет вертолета. Если выгорит, он сам отвезет лекарство в «Кедровую падь», не получится — сгоняет кого-нибудь из команды.
Ожидая ответа, Герман Кондратьевич углубился в изучение отмеченного на карте маршрута. Уж очень хотелось найти изюминку, на манер ракушек из «Атлантиды». Мало просто выполнить научную программу. Не менее важно, чтобы об экспедиции узнала широкая общественность. Рядовыми тайнами моря, сколько их ни открывай, уж никого не удивишь. Чтоб попасть на полосы центральных газет или на экран телевидения, требуется штука позаковыристей. Морской змей например, или еще какое чудовище, вроде уцелевшего плезиозавра. Не случайно же заметки про затонувший остров в двух газетах прошли. После подобного паблисити даже высокое начальство начинает смотреть иными глазами.
Повторяться, конечно, смешно, и вообще на новую Атлантиду в Тихом океане рассчитывать не приходится, но нечто подобное предусмотреть не мешает. Курс пролегает через море Дьявола, а это как-никак второй Бермудский треугольник. Чем черт не шутит? Особенно в море с таким названием. Хоть и недолговечны пузырьки, вскипающие на текучих водах массовой информации, а стоят дорогого. Репутация остается — вот что ценно. На случайность полагаться не следует. Но и заранее такое не обеспечить.
Герман Кондратьевич пришел к мысли, что Неймарк, работающий в Институте морфологии животных, может оказаться в экспедиции совсем не лишним человеком.
Попутный вертолет нашелся в четверг, что вполне устраивало Гончарука. После нервотрепной горячки показалось прельстительным передохнуть денек-другой на вольной природе.
Действительность превзошла ожидания. Душистые стога сена на туманных полянах и сплошь покрытые цветами перелески дышали бодростью и оптимизмом, что Герман Кондратьевич ценил превыше всего. Вокруг на многие километры простиралась девственная тайга с великанами кедрами, увитыми лианой, и каменистыми ледяными речками, в которых шумно плескался лосось. А какая благодатная тень таилась в сырых подлесках, где, захмелев на колдовских травах, убаюкивающе жужжали шмели! Жаль, комарик основательно заедал. Без накомарника в тайгу не сунешься, да и что там делать, в дремучих дебрях? Не женьшень же искать? Ноги сами несли в луговые лощины, продуваемые душистым ветерком. Здесь и дышалось вольготно, и глаз отдыхал на зеленых холмах.
Самое милое дело напитаться перед дальним походом эдакой благодатью. Она не раз еще вспомнится посреди океанской пустыни. Просочится освежающим веянием сквозь жару и едучую соль. Добро и оборачивается добром.
— Для окончательного закрепления, — пошутил Гончарук, вручив Руновой пластмассовый цилиндрик с таблетками. — Действуйте согласно инструкции. Микстурка-то помогла?
— Кто его знает, — растроганно улыбнулась Светлана. — Наверное…
— Определенно помогла. Совсем другой вид! Порозовела, окрепла. Хоть сейчас в море. Не боитесь?
— Не боюсь, Герман Кондратьевич. Я в себе уверена.
— Тогда и я не боюсь. А вообще тут такие места, что и лекарства не надо. Никакая хворь не устоит.
Они отправились на прогулку по извилистой стежке, затерявшейся в шелковой мураве. И впрямь от каждой травинки, согнувшейся под тяжестью бронзового жучка, исходила животворная свежесть. Даже потемневший колодезный сруб, даже жерди изгороди казались пропитанными целительной мощью. И замшелые камни в зарослях облепихи, и поспевающие на грядке кабачки, и юркие стрижи, и коза, и скачущие за ней козлята.
Среди заботливо побеленных яблонь стояли симпатичные улейки. Фыркали, сгоняя с клевера пчел, медно-рыжие кони. Прирученный лосенок приник к ручью. Низко реяли, издавая суховатый треск, неправдоподобно большие стрекозы, рели бы не столбы с белыми изоляторами и не телевизионная антенна на высоком шесте, лесничество вполне могло сойти за тридевятое царство.
Светлана пока боялась далеко уходить, и они вернулись, так и не дойдя до лесной опушки, где еще валялись вывороченные пни. Лесничиха — цветущая хохотушка, на которой только что не лопалось шелковое платье в горошек, поставила кувшин с парным молоком, налила в тарелки тяжелого меда, крупно нарезала выпеченный в домашней печи хлеб.
— Прямо как в раю! — восхитился Гончарук, жадно макая дышащий ноздреватый ломоть в тягучее золото. — Кыш! — умиротворенно поморщился, отгоняя пчел.
— Самой не верится! Спасибо Петру Федоровичу, это он постарался.
— Да, Наливайко знает, что делает. — Герман Кондратьевич одобрительно сощурился. — Матерый мужик.
— Исключительно сердечный. Я ему стольким обязана… Пчелы так и наседают. — Светлана осторожно поддела корочкой утопающую пчелку. — Совсем одурели от меда.
— Смотрите, чтобы не покусали. Вам только этого не хватает.
— Ничего. Пчелиный яд даже полезен.
— Кстати, Светлана Андреевна, — вспомнил вдруг Гончарук, — вы знаете, что теперь вам придется соблюдать особую осторожность? Без гидрокостюма в море ни-ни. Как бы ни было жарко.
— Разве в тропиках тоже встречается гонионема?
— Там много чего есть. Причем куда пострашнее! Действие токсинов довольно сходное. Поимейте в виду… «Португальский кораблик», надеюсь, знаете?
— Физалию?
— Вот именно. Порой достаточно ничтожного клочка, чтобы заполучить серьезную неприятность. — Гончарук допил молоко и промокнул ладонью полные чувственные губы. — Помню, был у меня случай на Мальдивских островах. — Он со вкусом закурил длинную ментоловую сигарету. — Встал я эдак, знаете, до рассвета, чтобы лишний раз не обжечься, и потопал себе на пирс. С одной только маской. Нырнул. Кругом красота несказанная. Плыву, ощущая блаженство. Акулка за мной любопытная увязалась. Куда я — туда и она. Ходит кругами. Хоть и знаю, что там они не агрессивные, все же неспокойно. Пришлось подобрать на дне кусок коралла и шугануть ее, как следует. Отвязалась. Телепаюсь дальше. Берег наклонно уходит вниз. Уже ничего не видать — сплошная синяя бездна. Только стада невиданных рыб ходят. Смотри — не хочу. И вдруг меня как ударит в бок. Словно раскаленная пуля вошла, да еще с электричеством. Дыхание так и перехватило. Что за черт? Лег на спину, кое-как продышался, но боль не отпускает, так и колотит в ребро. Неужели хвостокол, гадаю? Да нет, они вроде больше на дне лежат. Короче говоря, поплыл потихоньку обратно. А тут новый ожог, извините, в мягкое место. Не такой, как первый, но вполне чувствительно, точно крапивой стеганули. Я уж ни о чем не думаю, лишь бы выбраться подобру-поздорову. Со всех сторон жалит, а ничего не видать. Однако решил приглядеться. Надо ж узнать, кто это резвится? Чтобы меры потом принять. А то откинешь копыта в полном неведении. Не годится. Дай, думаю, пригляжусь. И что же вы думаете? Плавает в толще розоватая слизь с какими-то волоконцами и пузырьками. Где жалкий обрывочек, а где совсем крохотная точка. Тут меня и осенило. Будто свыше снизошло, хотя ни с чем подобным я прежде не сталкивался… Как полагаете, что это могло быть?
— Понятия не имею, — живо откликнулась Светлана. — Скажите, Герман Кондратьевич!
Гончарук рассказывал умело, и она слушала его с неподдельным интересом.
— Да физалия же, Светлана Андреевна! «Португальский кораблик». Где-то в открытом море разорвало штормом проклятую тварь, а клочья пригнало к берегу. Я и угодил, как кур в ощип… Или кур во щи? — Он хитровато подмигнул. — После мне рассказали, что даже высушенные на земле, под жутким солнцем, клетки физалии сохраняют токсичность. Попав в воду, они снова готовы жалить направо и налево.
— А что потом с вами было?
— Со мной? — Он самодовольно расправил могучие плечи. — На мне, деточка, как на собаке, заживает. Растерся денатуратом, намазался кокосовым маслом, и все как рукой сняло. Поболело, конечно, денек, пожгло, но в пределах терпимости. Пятна на коже, правда, только через месяц сошли… Делайте вывод, Светлана Андреевна. Я рассказал не для того чтобы покрасоваться перед вами, не с галантной целью, Боже упаси. Хочу предостеречь вас, насторожить.
— Я понимаю, Герман Кондратьевич, спасибо вам за заботу. Надо будет основательно подковаться по этой части. В судовой библиотеке, наверное, найдутся нужные книги?
— Книжки-то найдутся, только жизнь, детка, куда как шире нашей бумажной премудрости. В океане таятся такие дива, что и не снилось ученой братии. Порой мы вообще дальше собственного носа не видим. Прочел я как-то монографию Брюса Холстеда «Опасные морские животные». Крупный специалист, кстати, токсиколог, знаток морской фауны — все при нем. И книга хорошая. Но про вашу гонионему, простите за напоминание, в ней ни полстрочки. А ведь американец между двух океанов живет! Почему так?
— Бывает, — улыбнулась Светлана. — Значит, не советуете читать?
— Совсем напротив. Вреда от этого никакого, а польза может выйти самая неожиданная. По крайней мере поостережетесь лишний раз. В водах, где нам предстоит работать, опасно все: медузы, кораллы, гидроиды, актинии, моллюски, рыбы, змеи. Но самое страшное, прошу вас запомнить накрепко, морская оса. Слыхали про такую?
— Как-то не приходилось. — Светлана виновато заморгала.
— Вот видите! — воскликнул Гончарук, темпераментно выбросив руку. — А еще ходили в тропические моря! Безобразие, Светлана Андреевна. Совершенно непростительное легкомыслие! — Он осуждающе покачал головой. — И если бы вы одна такая хорошая! Океанологи, доктора наук и те нередко оказываются совершенно неподготовленными. Ликбез организовать на борту, что ли?
— Организуйте, Герман Кондратьевич. Это будет безумно интересно… Но вы начали про морскую осу.
— И специально для вас, потому что гонионема рядом с ней — детская забава. Малюсенькая медуза хиропсальмус, иначе — морская оса, убивает мгновенно, едва коснется щупальцами.
— Уж не собираетесь ли вы меня окончательно запугать? — Светлана лукаво вытянула губки. — Нечестно.
— Никоим образом. Только предостеречь. Гидрокостюм надежно оградит от многих случайностей, в том числе и от плавающей слизи. Но остаются руки, Светлана Андреевна. Старайтесь не прикасаться к неизвестным животным. Для вас опасно любое токсическое поражение, а обжечь могут даже неподвижные кораллы или щетинистые черви. Про изящные ракушки я, разумеется, молчу. Вы лучше меня знаете, чего следует остерегаться.
— У меня прекрасная коллекция конусов, — кивнула она, но тут же вспомнила, что раковины остались у мужа. — Была… — добавила смиренно. — Недаром природа окрасила их под змеиную чешую…
— Конус страшнее любой змеи. — Собственно, поэтому они так притягательны для науки.
— Профессор Неймарк рассказывал, что американцы выделили из морепродуктов сильные противоопухолевые вещества. Это верно?
— Похоже на правду… Вы давно знаете Неймарка? Что он за человек?
— По-моему, совершенно прелестный. А почему вы спрашиваете?
— Должен же я знать, с кем придется плавать.
— Неужели Александр Матвеевич поедет с нами? — всплеснула руками Светлана. — Прямо не верится! И главное, молчал, как партизан. Ай-я-яй…
— Скорее всего, просто не был в курсе.
— Разве можно не знать о таких вещах?
— Очень даже свободно. Ваш Александр Матвеевич знал, что его зарубили в самом начале. Но нынче ситуация коренным образом изменилась, о чем пока осведомлены только мы с вами.
— Приятная весть!
— Вот уж в чем не уверен, хоть и дрался за него, аки лев. Но ведь не всегда побеждаешь.
— Ей-богу, Герман Кондратьевич, вам зачтется. Не пожалеете.
— Значит, вы с ним дружны?
— Конечно! Он же сейчас на биостанции.
— Тогда дайте ему весточку от моего имени.
— Я? — удивилась Рунова. — При чем же здесь я, Герман Кондратьевич? Вы — другое дело, а я лицо неофициальное.
— Шучу, Светлана Андреевна, шучу… Так вы поправляйтесь, голубушка, накапливайте силенок. — Он поднялся с видимой неохотой. — А мне пора к штурвалу.
— Спасибо за все, что вы сделали для меня! — Светлана с чувством пожала его объемистую руку. — И не только для меня. Я по-настоящему счастлива, Герман Кондратьевич, мне стало везти на хороших людей.
— Будете молодцом? Не подведете?
— Не сомневайтесь, не подведу.
Назад: XXIII
Дальше: XXV