Книга: Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Назад: АВЕНТИРА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ Мерида — Мехико — Париж — Вашингтон
Дальше: Авентира тридцать третья Долина царей, Луксор, Египет
Авентира тридцать вторая
Пуналуу, остров Оаху, Гавайи
Институт в Пуналуу занимал обширный участок в пятнадцать тысяч акров, упиравшийся удлиненным концом в береговые скалы, отмеченные следами бурных вулканических извержений. Рядом с уединенной бухточкой, где стояли парусные яхты и катера, выгибалась узкая, как сабля, коса. Черные лавовые пески чередовались полосками измельченной коралловой, крошки, что придавало природному пляжу несколько искусственный вид. Лучшего места для серфинга трудно было сыскать. Приливная волна достигала здесь пятиметровой высоты. Вылизывая обломки кораллов, она плавно накатывала на берег, орошая клочьями пены войлок пальмовых стволов, изящно выгнутых преобладающими ветрами. Как бы не бушевало море, лагуна, зажатая между косой и почти отвесными, изъеденными кавернами скалами, оставалась спокойной. Бегущая рябь не нарушала кристальной прозрачности мелководья. В отлив можно было видеть, как мечутся там стаи стремительных мальков, как ходят по кругу небольшие песчаные акулы и крылатые скаты. Порой забирались и осьминоги, меняя окраску под цвет смешанных черно-белых песков.
Территория исследовательского комплекса была распланирована с таким расчетом, что прежде всего бросались в глаза участки идеально подстриженного газона. В ходе строительства удалось сохранить большую часть деревьев и высадить новые, украсив ландшафт такими шедеврами местной флоры, как орешник кукуй, исполинские коа, из стволов которых выдалбливали каноэ, и пальмы лоулу. Сквозь радужные сегменты, трепетавшие в стеклянных шлейфах разбрызгивателей, декоративная листва обретала поистине неземной вид. Бамбуковая поросль перемежалась с каменными россыпями, откуда срывались водопадные струйки. Мрачные руины хейау — полинезийского храма на западной оконечности — окружал садик, где наливались нежным румянцем плоды манго и грейпфруты.
Аху-Похаку — платформу, на которой некогда возвышался храм, обрамлял бордюр пламенеющего гибискуса. Древние развалины опеленала ползучая листва, мягко обрисовав границу холмистого луга. Эту часть территории, согласно контракту, оставили в первозданном виде: в распадке за лавовой грядой притаилось озерцо, поросшее белыми, голубыми, бордовыми кувшинками — крохотный птичий заповедник. Утопая в колышущемся ковре гиацинтов, голенастые фламинго свивали змеиные шеи в немыслимые узлы, бродили, тяжело переваливаясь, раскормленные гавайские казарки — нене, утки колоа деликатно пощипывали траву, а белоснежные альбиносы-павлины, словно ангелы в кружевных ризах, трясли веерами на ветках раскидистых фикусов. Пронзительный крик их был подобен трубному гласу, ибо обманчива красота мира и хрупка его оболочка, сотрясаемая толчками бушующей магмы.
Двухэтажное здание, в котором размещались лаборатории, покоилось на мощном антисейсмическом фундаменте, служившем еще и защитным экраном от жесткой компоненты космических лучей: на глубине в сорок пять метров помещались особо точные приборы.
Ребро солярных батарей, протянутое вдоль закругляющихся скатов крыши, придавало лабораторному корпусу сходство с кораблем, выброшенным на берег вверх килем. Решетчатые чаши и диски антенн, хоть и подчеркивали явно техногенный абрис сооружения, но, как ни странно, оно удачно вписывалось в общую идиллическую панораму. Баскетбольная площадка, теннисные корты, беседки, бассейны, поле для гольфа и разбросанные в тени кокосовых пальм и хлебных деревьев легкие, слепящие белизной бунгало — все свидетельствовало о безмятежном довольстве.
В одном из таких домиков с террасой, увитой розами и бугенвилеей, вот уже почти месяц жил Ратмир Борцов. Вернее, не жил, а лишь время от времени уединялся, чтобы подготовиться к очередному занятию, ответить на вопросы ежедневного теста или переодеться после заплыва. Ночи он проводил, лежа в герметической капсуле, оборудованной системой жизнеобеспечения, множеством датчиков и параболическими излучателями радиоволн в диапазоне вакуумных осцилляций. Все электронное оборудование было дистанционного действия и не стесняло движений. Атмосфера высокогорья — с пониженным уровнем давления и кислорода — как нельзя лучше способствовала глубокому сну и оказывала успокаивающее воздействие.
Пятиметровая толща бетона и двадцать пять сантиметров свинца надежно защищали подземное помещение от посторонних воздействий. Борцов прозвал его «гробницей», а капсулу — «саркофагом». Последнее название привилось и даже стало употребляться в официальных отчетах.
«Урок в картинках» впечатывался в мозговые структуры синхронно с определенными фазами сна. Продолжительность и частота информационных инъекций определялась физиологическими особенностями, нервной ритмикой и психологической установкой испытателя. Английское слово tester не понравилось Ратмиру, и он нарек себя «гипнонавтом». Кроме него, в группу подготовки входило еще восемь человек, но «тестеры» практически не общались между собой: не хватало времени. Рабочий день был расписан по минутам. Единственное, чего недоставало в графике, так это слова «подъем». Спать разрешалось сколько угодно, потому что основная нагрузка приходилась на сон. Чем чаще в течение ночи повторялась парадоксальная фаза, тем больший объем материала удавалось внедрить. Лингвистика, включая сами языки — живые и мертвые, — знаковые системы, символы, музыка, индийские мантры — эти и примыкающие к ним дисциплины составляли ядро основного пакета знаний.
Он был рассчитан на двенадцать недель. Борцову, работавшему по специальной программе, отвели всего пять. После привычного собеседования его освободили от занятий по истории, сравнительному религиоведению, философии и математике, проходивших в дневные часы. Это позволяло высвободить время для чтения и коротких прогулок, но никак не облегчало ночных накачиваний. Тем более, что на первых порах они сопровождались частыми побудками. Так постигалось интуитивное искусство власти над сновидением. На пятую ночь он научился воспринимать не только звуковую, но и визуальную информацию. Лазерный луч проецировал изображение, минуя закрытые глаза, прямо в мозг, благодаря сложным волновым преобразованиям.
Закрепление производилось сразу по пробуждении. Подробно анализировалась каждая деталь снов, их последовательность и цветовые гаммы. Затем следовали тесты, помогавшие определить процент усвояемости. Для индо-европейских языков оптимальная величина составляла 15, для прочих — 7, для таких, как китайский, аккадский или древнеегипетский — 5. Чем выше поднимался коэффициент, тем интенсивнее была последующая нагрузка. Ключевые слова и знаки повторялись от раза к разу. После десятого урока следовал промежуточный экзамен. Оценки не выставлялись, но складывалось определенное мнение. «Тестер» мог и забыть уроки прошедших ночей, но они почти в полном объеме вспоминались на следующую, когда посылалась закодированная волна.
Набрав высший балл в группе, Ратмир на неделю раньше был допущен к испытанию на компьютере. Подготовки не предполагалось. Компьютер, запрограммированный по методу Монте-Карло, оперировал случайными числами, а массив данных во много раз превышал информационную емкость бодрствующего мозга. Нечего было и думать наверстать упущенное за одну ночь, как бывало в студенческие годы. Испытывалась не столько память, сколько скрытые возможности «Сверх-Я», спящего при дневном свете. Способность оперировать множествами и улавливать связь между словами и символами оценивалась по стобальной шкале. Обладая IQ выше ста восьмидесяти, Борцов мог надеяться набрать по меньшей мере шестьдесят очков. Но скорость реакции, а она порой оказывалась замедленной, могла основательно подпортить итоговый результат.
Не считая дня приезда, впервые за четыре недели Ратмиру предстояло уснуть на обычной постели. Проснуться от лучей, бьющих сквозь жалюзи, от птичьего гомона, от удара кокоса о землю — вообще проснуться без всяких причин. И лежать, лениво потягиваясь, сколько влезет. И зевать, вместо того, чтобы шептать в микрофон. И вспоминать все, что угодно, но только не треклятые сны.
Он вышел на веранду и остановился у прислоненной к балке плавательной доски. Еще в полную силу сияла на Востоке Луна и Венера переливалась над невидимым горизонтом. Ночные цветы гибискуса лоснились восковой белизной, и стрекотали цикады, и гул Священного водопада вторил пассажам прибоя.
Какое это было наслаждение — ступить босыми ногами на скошенную траву, колючую и холодную от росы! До завтрака оставалось два с половиной часа и они казались ему бесконечными. Не надо корпеть над тестом, отвечая на идиотские вопросы, не надо ни анализировать, ни чертить иероглифы, закрепляя ночной урок. Эта ночь, это благоуханное утро принадлежали ему одному. Решив пренебречь разминкой, он все же взял с собой журнал йогических упражнений. Не хотелось обманывать тренера, да и выбиваться из ритма не стоило. Дзен-мастер, хоть и не скажет ни слова, но непременно заметит изменение пульса.
Восход он встретил, согнувшись кренделем предписанной асаны Хатха-йоги. Сидя на влажном песке, следил из-под опущенных век, как выплывает отуманенный диск, бросая малиновый отсвет на сизую сталь океана. Задерживая дыхание под осязаемый ритм пульса, втягивал до предела живот, медленно вытесняя отработанный воздух. Каждый вдох, столь же растянутый и ритмичный, отзывался расслабляющим головокружением. Соленый, насыщенный йодом и цветочными ароматами бриз вливался в легкие, как выдержанное вино.
Закончив упражнения, Ратмир поставил крестик на листе и с сознанием выполненного долга вступил в неосязаемую воду. Накатившая волна опрокинула его и, перехлестнув через голову, потащила за собой. Распластавшись на мокром, уходящем из-под пальцев песке, он дождался нового пенного вала, поднырнул под него и поплыл навстречу кипящей гряде, что нарождалась у первой линии подводных рифов.
Когда-то, в незапамятные беспечальные времена, он, легко одолев «вахине», встал на колючую скалу и, набравшись решимости, устремился к беснующейся черте, за которой перекатывались грозные гребни прибоя «канака».
Ему так и не удалось вновь увидеть Вайкики — воспетый Джеком Лондоном золотой пляж на юге острова, отделенный лазоревой лентой канала Ала Ваи. Он и думать не смел, что не только сумеет доплыть до «канака», но сделает это на диво легко. То ли прибой изменил свой капризный норов, приблизившись к берегу, то ли любимый с детства писатель малость переоценил его коварство и мощь.
Почувствовав, что начинает уставать, Ратмир лег на спину и закрыл горящие от океанской соли глаза. Мотало в Пуналуу почище, чем в Ланикаи или Вайкики, но он не боялся моря. Знал, что доплывет до второй линии и вернется назад на попутных волнах. А ежели что и случится, то лучшего конца трудно даже придумать. Соблазнительное желание последовать Мартину Идену манило сладким коварством. Нырнуть, что есть сил, как можно глубже и на последнем дыхании разжать зубы. «И море вошло в него, и он умер», — вспомнилась безупречная по силе и точности строка гавайского мифа.
Власть самовнушения заставила Борцова резко согнуться и вертикально уйти в глубину. Он опомнился от боли в ушах и сам того не заметил, как слепая воля к жизни вытолкала его на поверхность. Пережив мгновение блаженного ужаса, закачался, раскинув руки, подгоняемый толчками прибоя. Затем лег на бок, засмеялся и поплыл, с наслаждением пропуская сквозь пальцы упругие струи. Услышав тарахтенье мотора, приподнял голову.
В метрах пятидесяти от него спасательный катер описывал плавную дугу, оставляя пузырящийся след.
Ратмир вновь рассмеялся. Как он мог даже подумать, что ему позволят запросто помереть!
«Идиот!»
«Маке, — само собой проявилось гавайское слово — «умереть». И пошло, поехало: моана — океан, ола — живой, ау — плавать».
«Жив! Живой плыву по волнам, как рыба — м’а, и солнце — ла согревает меня лаской лучей»…
И тут же вспомнилось, что «л» заменяет у гавайцев «р», и солнце носит священное имя Ра, как на земле фараонов.
Отплевываясь и приглаживая слипшиеся волосы, Ратмир ступил на черные пески. Проводил глазами катер, завернувший за выступающую скалу, раздавил невзначай колючую раковину, слегка оцарапав подошву. Добежать до бунгало и встать под душ было минутным делом.
«Спокойно, — скомандовал он себе, — не думать об экзамене, не волноваться». Нарочито медленно застегнул ремешок часов, натянул шорты, достал с полки пеструю ненадеванную «гавайку». Рубашек в Гонолулу никто не стирал. Их просто выбрасывали по мере надобности. В Пуналуу придерживались той же традиции, вызывавшей у Борцова легкую зависть.
Столы для завтрака были накрыты под большим хлебным деревом. Зеленые, величиной с хорошую дыню плоды в жесткой пупырчатой оболочке росли прямо из ствола, тяжело свисая с тугих, как лиана, черенков.
Последнюю неделю Ратмир заметил, что моллюски и ракообразные не вызывают у него прежнего аппетита. Он вообще склонялся к вегетарианской пище и почти не употреблял мяса, но обожал плоды моря. Почему же теперь эти жирные устрицы и роскошные лангустины оставляют его равнодушным? Иначе, как физиологической перестройкой, подобный феномен не объяснишь. Не случайно медитирующие монахи чуждаются плотской пищи. Очевидно, сработала обратная связь. Интенсивная деятельность подсознания вызвала соответствующие изменения обмена веществ. Мудра природа. Она нигде не следует по единой дороге. Несть числа ее неисповедимым путям.
Борцов понял, что сделался совершенно другим человеком. Перестал курить, его и в мыслях не тянуло к спиртному — бутылка с голубой лентой так и стояла нераспечатанной. И только новенькие фарфоровые зубы, плотно закрывшие дыры в нижней челюсти, вернули к прежней привычке щелкать орехи без помощи щипцов. Фисташки и макадамию он потреблял в неимоверном количестве. Не тут ли крылась причина антипатии к животным белкам?
Он и сейчас накинулся на фруктовый салат, щедро сдобренный белыми маслянистыми ядрышками экзотической макадамии. Навалив полную тарелку, взял еще пару печеных бататов и миску пои — студенистой массы, сваренной из побегов белой кувшинки. Это была дань гавайским богам, чьим промыслом он удостоился счастья вновь увидеть земной рай.
Сразу после завтрака начинались лекции и коллоквиумы. Из списка дополнительных предметов Борцов избрал себе археологию, ботанику, минералогию, астрономию и хронологии древнего мира. Как раз сегодня был назначен практикум по магнитометрии, но из-за экзамена его пришлось пропустить.
Полюбовавшись ветками, усыпанными желтооранжевыми цветками илима, он попытался избавиться от навязчивой прелести гавайской речи. Не только отдельные слова, но и целые фразы так и просились на язык.
«Зе моку Хаваии на Лонокаехо е ного — Гавайи это земля, где должно жить Лонокаехо»…
Кто такой Лонокаехо? Кажется, благородный избранник, которому предстояло стать первым правителем.
Ратмир мог поклясться, что ничего подобного ему не внушали. Имя пришло само. Но откуда? От этого солнца и моря? От уснувших вулканов? Руин хейау? Из коллективного подсознательного золотокожих гавайцев — наследников алии и жрецов.
Если так пойдет дальше, то на приличном балле можно поставить крест. Компьютер вряд ли способен оценить то, что в него не вложили.
С этой мыслью он и вошел в лабораторный корпус. Взяв у привратника запечатанный конверт с компьютерным шифром, поднялся в седьмую лабораторию, по номеру на коверте нашел терминал и ввел код.
Диалог предполагался в аудио-визуальном режиме. Знаки и слова, за исключением латинского алфавита, можно было писать прямо на экране световодным карандашом.
Поражающий воображение, увлекательный, изнурительный, на последней грани выносливости обмен. Впрочем, лишь для одной стороны.
Вопрос на экране: знак бога у хеттов?
Вопрос на экране: написание букв, общее в древнесемитских языках и на Крите?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: еще букву?
Ответный рисунок:
Вопрос синтетическим голосом: какая из них критская — первая или вторая?
Ответ (голосом) Борцова: вторая.
Вопрос на экране: как изображался этот знак в Пальмире?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: еще одна буква, общая для трех языков?
Нет ответа.
Вопрос на экране: буквы самудского письма, сходные с латинскими?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: аналогичный знак в древнегреческом?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: аналогичный знак в лихийянском письме?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: еще аналогичные знаки?
Ответный рисунок: — солнце.
Вопрос синтетическим голосом: чей это знак?
Ответ (голосом) Борцова: нумидийский.
Вопрос на экране: еще аналогичные знаки?
Ответный рисунок: — солнце.
Вопрос синтетическим голосом: чей это знак?
Ответ (голосом) Борцова: египетский.
Вопрос синтетическим голосом: какие еще он имеет значения?
Ответ (голосом) Борцова: солнце, свет, время.
Вопрос на экране: еще аналогичные знаки?
Пять секунд промедления. Ответный рисунок: — солнце, золото
.
Вопрос синтетическим голосом: чей это знак?
Ответ (голосом) Борцова: астрологический, алхимический, астрономический.
Вопрос на экране: ранняя форма того же знака?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: еще аналогичные знаки?
Семь секунд промедления. Ответный рисунок: — золото.
Вопрос синтетическим голосом: чей это знак?
Ответ (голосом) Борцова: тамплиерский.
Изображение и вопрос на экране: 
— чей знак и как он читается?
— чей знак и как он читается?Ответ (голосом) Борцова: египетский иероглиф, глаз.
Вопрос на экране: еще примеры того же знака.
Ответ (голосом) Борцова: критское письмо, глаз.
Вопрос на экране: еще примеры.
Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: египетский иероглиф. Плакать.
Вопрос на экране: аналогичный этому иероглифу, символический знак ацтеков?
Ответный рисунок — овдовевший:
Вопрос на экране: как с помощью египетских детерминативов описать процесс путешествия?
Промедление шестьдесят восемь секунд. Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: идти пустыни чужие страны видеть города мужчин женщин.
Вопрос на экране: примеры развития иероглифов «солнце» и «глаз»?
Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: АНХ — знак вечной жизни.
Вопрос на экране: дальнейшее развитие этого знака?
Одиннадцать секунд промедления. Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: знак жизни в синайском письме.
Вопрос на экране: дальнейшее развитие этого знака?
Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: знак «тав» в синайском письме. Знак сложения в математике.
Вопрос на экране: еще аналогии в египетской иероглифике и синайском письме?
Ответный рисунок: — вода:
Вопрос на экране: знак золота в греческом линейном-Б письме?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: знак солнца в греческом линейном-Б письме?
Нет ответа.
Вопрос на экране: знак солнца в шумерском письме?
Двенадцать секунд промедления. Ответный рисунок:
Вопрос на экране: исходный рисунок этого знака?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: полумесяц в критском письме?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: общая буква в синайском, сабейском, древнегреческом письме?
Девятнадцать секунд промедления. Ответный рисунок:
Вопрос на экране: та же буква в древнесабелльском письме?
Нет ответа.
Вопрос на экране: та же буква в сикульском письме?
Нет ответа.
Вопрос на экране: та же буква в мессанском письме?
Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: Вспомнил! Для всех трех языков одна и та же буква.
Надпись на экране: Просьба повторить.
Ответ (голосом) Борцова: Общая буква в древнесабелльском, мессанском, сикульском алфавитах.
Вопрос на экране: Исходная буква «алеф» в древнесемитском письме?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: Исходный рисунок той же буквы?
Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: Голова быка. Солярное божество в эру Тельца.
Вопрос на экране: Примеры эволюции той же буквы?
Рисунок на экране:
Ответ (голосом) Борцова: Маавитская «алеф», «альфа» в древнегреческом, «аз» — в кириллице и глаголице, «а» — в индоевропейских языках, включая латынь, древнесабелльский, мессанский, сикульский и другие.
Вопрос на экране: Еще примеры?
Двадцать одна секунда промедления. Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: Руническое письмо.
Вопрос на экране: Пример аналогичной трансформации в руническом письме?
Ответный рисунок: — врата.
Вопрос на экране: Примеры рун из того же понятийного ряда?
Ответный рисунок на экране:
— посвящение
— трансформация,
— возрождение.
Вопрос на экране: Пример аналогий в сикульском письме?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: То же в этрусском письме?
Ответный рисунок на экране:
Вопрос на экране: То же в древнегреческом письме?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: Сходный по начертанию египетский иероглиф?
Промедление тридцать одна секунда. Ответный рисунок: — лук:
Рисунок и вопрос на экране: — Чей это знак?
Ответ (голосом) Борцова: Хеттский. Значение «дом».
Вопрос на экране: Как иероглиф трансформировался в букву?
Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: Египетский детерминатив, синайская письменность, древнесамудская, древнефиникийская, буква «бет».
Вопрос на экране: Примеры сходства критских и египетских иероглифических знаков?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: Еще пример?
Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: Критский иероглиф, знак линейного письма, египетский иероглиф.
Вопрос на экране: Значение этого египетского иероглифа?
Нет ответа.
Вопрос на экране: Аналогичные знаки в других системах?
Ответный рисунок: — астрологический, алхимический, астрономический знак Венеры. Знак меди. Знак самки:
Вопрос на экране: Знак женщины в линейном-Б письме?
Ответный рисунок:
Вопрос на экране: Сходный по начертанию знак карийского письма?
Нет ответа.
Вопрос на экране: Какие знаки из всех, ранее перечисленных, встречаются в древнеиндийском письме брахми?
Промедление сорок семь секунд. Ответный рисунок:
Вопрос на экране: Транскрипция этих букв?
Ответ (голосом) Борцова: «ка», «на», «тха», еще раз «тха», «ба».
Вопрос на экране: То же для тибетского алфавита?
Вопрос (голосом) Борцова: Какой именно тибетский алфавит имеется в виду: У-чэн, У-мэд, Пассена?
Ответ на экране: Любой.
Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: Буква «ба». Во всех алфавитах, включая лепча.
Вопрос на экране: То же для палийской письменности?
Ответный рисунок:
Ответ (голосом) Борцова: Транскрипция букв «га», «ба», «ва» и еще раз «ва» в бирманском алфавите.
Вопрос на экране: Буква, аналогичная по начертанию «знаку жизни»?
Ответный рисунок: (буква «да»):
Вопрос на экране: Мировые универсалии в древнекитайском письме?
Вопрос (голосом) Борцова: Имеются ли в виду триграммы? Если нет, прошу уточнить период.
Ответ на экране: Исходные формы до 800 г. до н. э.
Ответный рисунок:
.
Вопрос на экране: Какие из всех вышеперечисленных знаков имеют сходные начертания в письменности майя?
Промедление семьдесят три секунды. Ответный рисунок:
— месяц мулук,
— месяц ламат.
Вопрос на экране: То же для знаков письменности острова Пасхи?
Ответный рисунок:
— луна,
— лук.
Вопрос на экране: Какие знаки встречаются наиболее часто? Обладают ли они универсальным характером?
Ответный рисунок:
Надпись на экране: Спасибо!
Экзамен продолжался ровно один час. Отсутствие ответа и неверный ответ оценивались штрафными баллами. Сверхнормативные секунды суммировались, и вопросы, что не были заданы по причине перерасхода времени на обдумывание, увеличивали также штрафной ценз.
Борцов вышел из лаборатории, слегка пошатываясь, распаренный, как после хорошей бани. Не зная итогового результата, он, тем не менее, почувствовал, как по коже пробежал бодрящий холодок. Что бы там ни было, но он по меньшей мере не провалился.
Вечером позвонил Джонсон и поздравил с успехом: он уже знал, что испытание увенчалось высоким — восемьдесят четыре — показателем. Пожелав новых побед, коротко поделился новостями.
— Процесс пошел, — сообщил он, позаимствовав коронное изречение Горбачева. — Они вышли на меня. Понимаете? Предвижу долгое перетягивание каната, так что запаситесь терпением. Я настроен оптимистически.
— От меня что-нибудь требуется, Пит?
— Пока ничего. Кстати, вам привет от вашего попугая. За ним отменно ухаживают, и он всем доволен, только немного скучает.
— Немного?
— Я так думаю.
— Он очень скучает, и я — тоже.
— Ничего, скоро увидитесь.
— Не так-то и скоро… Впереди самое трудное и непредсказуемое. Получится ли у нас, Пит? — Разделавшись с пакетом «Слово и Знак», Ратмир был преисполнен уверенности, что сумеет справиться и с программой «Выход вовне». Но завершающая, самая ответственная и проблематичная часть «Хронос» по-прежнему оставалась под большим вопросом.
Но воистину трудно жить, все зная о жизни. Будущее человека непредсказуемо, не считая, увы, завершающего момента.
Рогир ван Вейден, поздравив Борцова с рекордом, предложил отпраздновать триумф в каком-нибудь ресторане. Обрадовавшись возможности хоть ненадолго вырваться из резервации, пусть благоустроенной и просторной, но все-таки ограниченной периметром вольера, Ратмир с радостью согласился. Ему осточертело любое замкнутое пространство. Припомнив злачные уголки, где довелось побывать, он остановился на «Лyay». Варьете помещалось на берегу, в самом сердце золотого пляжа Вайкики. Овальная эстрада, окаймленная лампочками, казалось, падала прямо в залив. Опорные балки, поддерживающие высокий тент, не мешали круговому обзору, и вечерний бриз свободно разгуливал над тесно уставленными столиками: в «Луау» всегда было многолюдно. Сидя спиной к расцвеченным огнями роскошным отелям Калакауа Авеню, можно было любоваться лунной дорожкой; одесную открывался чарующий вид на Алмазный пик, ошую — сквозь ажур пальмовых листьев, магнетически переливались галактические миры.
Дорога номер восемьдесят три повторяла береговые извивы. Ратмир узнавал полюбившиеся парковые места: Кахана, Сванэи, Кава, Калае-Ойо. У острова, названного за характерные очертания Головой китайца, покачивалось каноэ с балансиром. Отражаясь в агатовом зеркале, жарко пылали факелы. Силуэты людей с острогами напоминали древние изваяния. Казалось, сам Лонокаехо и его алии выплыли на звездную охоту.
«…вон на небе тело Ка-ла-ке’е-нуи, вождя акул, одни называют его Созвездием Рыб, другие — : Млечным Путем».
Гавайские чары не отпускали память. Тайная музыка волновала струны души.
О Лоно, Лоно, Лонокаехо!
Лоно, ты — сын богов…
Тебя ждут суда, поднимись на палубу.
Поднимись на нее и будь на Гавайях, где зеленые холмы.
На земле, найденной в океане,
Поднявшейся из волн,
Поднявшейся из самых глубин моря.
Миновав Каилуа, машина свернула на дорогу шестьдесят три и, пронесшись мимо музея Бишопа и садов Моаналуа, вылетела на переполненную гуляющими Калакауа. Гремящая оркастрами Авеню ослепила праздничным сиянием. Казалось, вся улица превратилась в бесконечный съемочный павильон, где обрела эфемерную жизнь неправдоподобная голливудская сказка.
И все повторилось, словно и не было этих лихорадочных непредсказуемых лет, до самого дна перетряхнувших Россию.
У входа Борцова, Вейдена и их непременных спутников встретили смуглые жизнерадостные красотки в тугих алых лифчиках и коротких юбочках из тапы.
— Алоха! Алоха! Алоха!
Сверкали белозубые улыбки, влажно лоснились призывные губы, счастливое пламя метали подведенные глазки. Гостям надели леи из крупных шафранового оттенка цветков плумерии. Казалось, что только их, единственных на свете, ждали тут с таким нетерпением. Отбросив плавным движением смоляную тяжелую прядь, упавшую на предплечье, полинезийская богиня коснулась Ратмира горячей щечкой, нахлобучила ему на лоб венок из папоротника и орхидей и потащила к эстраде.
На счастье, а может и на беду, навстречу летела, бередя душу, тягучая и страстная «Алоха-Оэ»:
В разлуке любовь моя будет с тобою
Всегда, до новой встречи…
Ратмир наизусть помнил слова, напетые несчастной Лилиукалани. Последняя гавайская королева умерла, так и не увидев свободы, в родовом дворце «Небесной птицы». Любовь и тоска подарили ее песне бессмертие.
Шестиструнные гитары рыдали в сильных пальцах оркестранток. Крупные и тяжеловесные матроны в алых, украшенных белыми ожерельями леи одеждах до пят, пританцовывая на месте, перебирали стонущие струны, заставляя их то быстро трепетать надрывным тремоло, то таять протяжной трелью, тягучей и сладостной, как нектар, что истекает ночами из пестиков гибиска, бесстыдно выгнутых пред ликом Луны.
Несказанное очарование Гавайев навевало томление и печаль. Солоноватая судорога нежно перехватила горло.
Борцов догадывался, что последует дальше. Сладострастная хула с дрожанием живота и полноватых бедер, едва прикрытых торчащей соломой, глотание огня, псевдоритуальные танцы, в которые постепенно вовлечется весь зал, свадебные мелодии, любовные серенады. Репертуар «Лyay» отличался тем же постоянством, что и меню: поросенок с ананасными ломтиками, запеченный в банановых листьях, острые жареные цыплята терияки, махимахи с орехами, липкий от спелости ананас и непременный коктейль «Голубые Гавайи», синий, как сливная вода в самолете.
Ничего не хотелось… Былая приподнятость, взвихрившая неясные упования и обманчивые надежды, стремительно уходила отливной волной.
В разлуке любовь моя будет с тобою…
Назад: АВЕНТИРА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ Мерида — Мехико — Париж — Вашингтон
Дальше: Авентира тридцать третья Долина царей, Луксор, Египет
