Глава восьмая
Суд Осириса

Левит так и не смог добраться до трупа Клавдии Калистратовой, нашедшего временный приют в железном ящике № 47 нового морга на Пакгаузном шоссе.

Как рыбу, которую браконьерски «багрят» на тройной крючок, его опять выдернули на срочный выезд. На сей раз это была разборка между азербайджанской и муромской группировками. «Стрелка» состоялась в районе Даниловского рынка. В итоге с обеих сторон осталось пять трупов. Милиция предпочла не вмешиваться и, когда все было кончено, занялась любимым делом — сбором гильз, коих набралось предостаточно. Хоть сдавай на вес в утильсырье.

Четыре машины («Форд», БМВ, «девятка» и «Волга») разъехались по разным направлениям. Даже номера толком не успели переписать. Приметы, переданные по рации, могли способствовать розыску, как мертвому припарки.

Левит не преминул ввернуть излюбленную поговорку, когда, прибыв на место, выслушал пространные объяснения участкового. Собственно, докладывали не ему, а майору Морозову, но эксперт присутствовал и не мог удержаться от замечаний. По словам участкового, все произошло настолько быстро, что спешно прибывший наряд даже не успел организовать преследование.

Попытку задержать черный с дымчатыми стеклами «Форд», совершивший двойной обгон на подъезде к гастроному на Смоленской, предпринял лейтенант Мельников, решительно выскочивший наперерез. Машина, как ни странно, остановилась. Сидевший рядом с водителем пассажир, слегка приспустив стекло нажатием кнопки, выставил ствол автомата.

— Вопросы есть, начальник?

— Вопросов нет, — попятился гаишник.

Машина резко взяла с места и вскоре скрылась в печально знаменитом по августовским, 1991 года, событиям туннеле на улице Чайковского. Не столь важно, что об этом маленьком инциденте не узнал Морозов, Левит вообще не в счет, хуже другое. По всей линии от Поварской до площади Маяковского «Форд» проследовал беспрепятственно, растаяв в дыму где-то возле Самотеки.

— Не дразните гусей, — шепнул Морозов, оттащив возмущенного доктора за локоток. — Только обозлите ребят, а их тут дело десятое.

— То есть как?

— А так!.. Про Джебса слыхали?

— Кто такой Джебс?

— Джебраилов, наш московский наркобарон.

— Неприкасаемый?

— Прокантовался с неделю в Лефортово и вышел чистеньким. Тут не только наши замешаны, но и соседи. Уяснили?.. У Джебса все схвачено на самом-самом верху. Миллиардные операции.

— Тогда нам нечего здесь делать.

— Пять трупов, Лев Самойлович, куда от них денешься?.. Оформим, а там уж, как хотят.

Морозов, опытный оперативник старой закалки, как в воду глядел. Кроме оружия — автомат Калашникова калибра 5,45, «Вальтер», ТТ и пистолет «Таурус», в карманах бандитов нашли несколько ампул с наркотиками новейшего поколения: триметилфенталином, более известным как «белый китаец» или «китайский белок», и фенилциклидином, синтезированным в подпольных лабораториях. Это поистине дьявольское снадобье появилось на свет в результате творческих усилий студентов химфака МГУ, ребят без преувеличения гениальных. В иных условиях, как знать, кому-то из них вполне могла светить Нобелевская медаль, но они не стали зарывать поистине золотой талант в землю, а дружно встали под знамена наркомафии. После ареста и разгрома лаборатории, оборудованной по последнему слову науки в университетских подвалах, синтез фенилциклидина продолжался с еще большим размахом в Петербурге, Иванове и Казани. Казанская студкорпорация, в частности, выбросила на рынок сто пятьдесят тысяч ампул, из коих только десять процентов попало в дырявые сети закона.

— Знаете, сколько стоит доза? — спросил Левит. Он имел сомнительное счастье защитить кандидатскую на тему «Расстройство здоровья и смерть от действия наркотических веществ» и мог определить любую «дурь» по внешнему виду. — До четырехсот долларов, — назвал, не дожидаясь ответа. — А где взять столько деньжищ? Честно заработать, как вы понимаете, нельзя.

— Собирать стреляные гильзы и шмонать жмуриков, — озлобленно оскалился Морозов. В его руке оказалась граната Ф-1. — Как это сучий ликан не пустил ее в ход? Кому-то крупно повезло.

Эксперт поморщился. Новоявленное словцо «ликан», то есть лицо кавказской национальности, резало слух. Левит не уважал «блатную музыку», сленг вообще, тем более с душком.

Один из боевиков был еще жив, и ему срочно нужна была медицинская помощь.

— Пуля пробила легкое, — констатировал врач-эксперт, разрезав майку. Тропический пейзаж с пальмами и попугаями на лазурном фоне был обагрен кровью. Словно в том экзотическом раю преждевременно закатилось солнце. — Выходного отверстия нет, вторая пуля вошла в мягкие ткани бедра, надеюсь, — не закончив фразы, он удивленно зацокал языком. — Это уже интересно!

На левой лопатке раненого был вытатуирован зеленый дракон — такой же, как и у тех дам с удаленной печенью, но без красной фигуры.

— Где же, наконец, скорая?

— Будет и скорая, доктор, — успокоил участковый, — авось не сдохнет.

— Это же человек, — вскипел Левит. — Посмотрите сюда, — позвал он Морозова, указав на наколку. — Как вам это понравится?

— Он нужен живым!

— Именно этот? — спросил участковый.

— Именно! — окончательно вышел из себя врач. — Вам понятно? Немедленно запросите скорую! — и добавил с меланхоличной печалью, глянув на небо. — Остальные уже там, идиоты несчастные… Не поймали еще этого… Отелло с ножом? — обратился к Морозову, наложив повязки.

— Калистратова?.. Пока не слыхать, но, возможно, и его тоже… того. Интересная картиночка вырисовывается с квартиркой. Оказывается, Калистратов продал ее еще в прошлом месяце какому-то чурке, через агентство «Минутка». Ничего названьице? Минутка и есть, потому как ее и след простыл. Наверняка зарегистрировали по подложным документам. Но и это еще не все. Новый владелец уже на следующий день толкнул ее какому-то деляге из Нальчика. Пойдет теперь канитель.

— Так вы полагаете?..

— Именно, — понял с полуслова Морозов. — От прежней версии я пока не отказываюсь, но могло случиться, что Калистратова просто принудили к сделке. Рядовой случай… Небось, уже лежит где-нибудь под дерном в лесу.

— Но в таком случае убийца не он?

— Не он, — согласился Морозов. — Не исключено, что обоих прикончила одна и та же рука. Вероятность высокая. Но и вариант с любовницей нельзя исключить. Убрал свою бабу и отрубил концы. Ищи теперь ветра в поле на просторах любимого СНГ… С печенью еще не разобрались?

— Постараюсь сегодня. На всякий случай звякните вечерком.

Вырваться в морг удалось только после обеда, состоявшего из булочки с американской сосиской и стаканчика «пепси».

— Моя пациентка еще у вас? — Левит приветливо кивнул дежурному.

— Посмотрите сами, доктор. Должна быть на месте, если не убежала… Чтой-то вы припозднились. Вроде обещались с утра.

— Человек предполагает…

Левит переоделся в зеленый халат, взял передник и резиновые перчатки.

— Так как же?

— Да ждет она, доктор, ждет… Со вчера положили на оттаивание… Постановление не забыли?

Левит вернулся к шкафчику, нашел подписанное следователем постановление на экспертизу.

— Не откажитесь ассистировать?

— Вообще-то Сергей Александрович должен, но он в отпуске, а второго прозектора нет, уволился… Даже не знаю…

— Будет вам. Хотите пари?

— На что?

— На бутылку, разумеется. Как же без нее, мамочки?

— Это я понимаю. А в чем смысл?

— Смысл? Вся штука в том, что мы не обнаружим печени.

— Ну, если вы так говорите, значит, заранее знаете. Нечестно, доктор.

— Заранее я не знаю, но имею основания предполагать… Ладно, давайте так: печень на месте — я ставлю, если нет, то нет — оба при своем интересе.

— Это вы при своем, а я останусь ни с чем.

— Хотите быть в выигрыше при любом исходе? Но тогда это уже не пари, а…

— Вот именно. Вместе и раздавим. Идет?

— Воля ваша. Поехали.

Исступленно-унылый бестеневой свет люминесцентных трубок, глянец кафеля и безысходный, до рези в глазах, запах формалина. И тело под клеенкой лишь подчеркивает унылую пустоту оцинкованного стола — преддверия пустоты абсолютной. Порой начинает казаться, что это из нее, из невидимой двери, задувают знобкие ветерки и, обтекая занемевшую душу, напрочь выхолащивают мозги. Ни желаний, ни мыслей — ничего. Ты не человек, ты — робот, методично раскладывающий внутренности по банкам.

Левит иногда задавался странными для человека его профессии вопросами. Больше всего, пожалуй, ему хотелось бы знать, о чем думали потроша своего фараона, парасхиты-мумификаторы. Уж они-то точно не верили, что перед ними распластан бог. В требухе, сколько ни рассовывай ее по каменным канонам, нет ни мистики, ни благодати. Но и скверны, пожалуй, тоже нет, ибо во всем видно равнодушное совершенство природы.

— Начнем, помолясь?

— Сей секунд, — дежурный разлил спирт по мензуркам. Выпили без запивки и, синхронно выдохнув, принялись за работу.

Левита занимала только печень, но вскрытие, к тому же оформленное в соответствии с законом, серьезный акт. Если уж начал, то дуй по полной программе, разумно укороченной — по крайней мере.

Правила внутреннего исследования предусматривают обязательное вскрытие черепа, а также грудной и брюшной полостей с последующим извлечением всех внутренностей. В специфических случаях для исследования берется и спинной мозг, но обычно ограничиваются глубоким разрезом мягких тканей: в спинных мышцах могут скрываться кровоизлияния.

Дежурный включил электропилу и приступил к наиболее кропотливой процедуре — круговому распилу черепного свода. Вой работающего на высоких оборотах мотора слился с хрустом зубьев, вгрызшихся в кость. Самый подходящий звук для предбанника преисподней.

Левит бережно отделил мягкие ткани, снял крышку и осмотрел полушария мозга. Никаких патологических изменений. Затем окровавленное средоточие мысли, просиявшей в ночи мироздания, бросили на весы. Девятьсот двадцать семь граммов. Меньше, чем у Павлова, но не хуже, чем у Анатоля Франса.

Левит решил не делать срезов и лишь бегло окинул через очки внутричерепную поверхность.

— Я где-то читал, что в Америке произошла забавная история, — дежурный прозектор, почувствовав, как внутри разливается живительное тепло, принялся за свои байки. — Ихний патологоанатом только собирался сделать надрез, как покойник неожиданно сел и схватил беднягу за горло. Тот так и грохнулся на пол. Мгновенный инфаркт, смерть. А покойнику хоть бы хны. Очнулся от комы и в бой. Не дал себя зарезать, подлец! Я всегда приступаю с опаской.

— Такой случай действительно имел место, в шестьдесят четвертом году. Подробно описан в журнале «Новости патологоанатомии»… Клиническая смерть, батенька, прелюбопытная штука!

Следующим этапом должен был стать разрез груди и живота. Сердце, печень, селезенка, почки и матка также подлежали взвешиванию и измерению. Если бы не матка — проверка на возможную беременность считалась первейшей обязанностью, — эксперт ограничился бы простым зондированием раны, но положение обязывало. Приходилось действовать строго по науке.

— Как говорится, взялся за гуж, — напарник без слов понял скрытое нетерпение коллеги. — Спасибо еще, что нет подозрений на яд, а то пришлось бы провозиться до вечера… Желудок, кишки, мочевой пузырь — тоска смертная!

Начали тем не менее с живота.

— Ну, что я вам говорил? — вооружившись расширителем, Левит торжественно продемонстрировал разрез. — Извольте убедиться.

— В самом деле, — покачал головой дежурный, — ампутирована. И как чисто!

— Я бы сказал, профессионально. Причем ланцетом, а не этим… кухонным ножом. Я бы рассматривал это как косвенное свидетельство невиновности мужа по меньшей мере в отторжении печени. Одно дело — вогнать по самую рукоятку в сердце обожаемой половины, и совсем иное — произвести такую резекцию. Почерк мастера!

Двадцатилетний опыт, профессиональная интуиция или какое-то еще более тонкое и неуловимое чувство подсказывали эксперту, что он прикоснулся лишь к самой поверхности некоего доселе неизвестного проявления столь богатой неожиданными нюансами криминальной действительности.

Он словно бы различал отдаленное тикание часов, соединенных со взрывателем сверхмощной бомбы, но где она заложена, под какой фундамент, предстояло узнать уже после взрыва. Примерно так оно и ощущалось: почти осязаемая тяжесть нависшей угрозы и полнейшее бессилие не только предпринять какие-то действия, но и толково объяснить, в чем, собственно, дело.

Врач-эксперт еще не знал, что в то самое время, когда, отмыв мертвую кровь, они с коллегой мирно закусывали неразведенный спирт немецкой колбаской, на новостройке в Чертанове был обнаружен еще один женский труп с характерным разрезом брюшины.

Понятие критической массы в определенной степени применимо не только к заряду, допустим, плутония, но и к массе народной, не обязательно даже сбитой в толпу.

Четвертого тела оказалось достаточно, чтобы поползли и, по закону цепной реакции, стали множиться всевозможные слухи. Город, и прежде всего его большая женская половина, пришел в волнение. Повторялась история с Ионисяном — «Газовщиком» и с пресловутым «Фишером». Трудно сказать, как и откуда появилась кличка «Печеночник». Явилось ли это следствием утечки из правоохранительных органов, или сработало коллективное сознание народа, объединенного общей тревогой. Как бы там ни было, но крылатый псевдоним мгновенно перекочевал из бытовой сферы в официальную. О загадочном «Печеночнике» заговорили в Думе — депутаты атаковали министров запросами, — в правительстве и, конечно же, в прессе. В программе «Лицом к городу», тонко подыгрывая мэру, «Печеночника» склонял популярный ведущий. Остроумные версии, пущенные по каналу НТВ, ставили в тупик милицейских чинов и прокуроров, а представители ФСБ, как всегда, делали вид, что им уже все известно и нужно лишь набраться немного терпения.

Между тем в просторечии лишенный фигуры «Печеночник», как знаменитый подпоручик Киже, обрел имя, став, притом без кавычек, Печенкиным. Мало того! Журналист из малопочтенной газетенки «Тело и Дело» даже присвоил ему воинское звание капитана. Почему не лейтенанта или, допустим, майора? Скорее всего, у выпускника журфака сохранились какие-то остатки общеобразовательных знаний. Иначе, чем литературной реминисценцией, появление «капитана Печенкина» — вспомним капитана Лебедкина, капитана Копейкина и иже с ними — объяснить невозможно.

Постепенно сексуальный маньяк начал обрастать биографической плотью. Почти достоверно стало известно, что он командовал ротой ВДВ в Чечне, но был контужен или травмирован лицезрением кошмарных зверств — тут версии слегка расходились, — вследствие чего и комиссован из армейских рядов. Нашлись даже субъекты, знавшие Печенкина лично, по совместной учебе и службе.

И пошло, поехало, как по накатанному. Рецидивист, на котором уже висело не одно убийство, сознался, что это именно он совершил преступление около МГУ. Выезд на место показал полную несостоятельность подобного самооговора, но, пока суд да дело, уголовник выиграл время, а следствие, соответственно, проиграло. Зато в Балашихе милиция выколотила признание у совершенно неповинного гражданина, потрошившего киоски на Нагорной улице, то есть на другом конце Москвы.

Все вместе взятое это настолько накалило атмосферу, что вынудило двух министров-силовиков пойти ва-банк. Один, от лица МВД, дал честное слово раскрыть все карты ко Дню Конституции. С тонкой улыбкой он намекнул на то, что преступник не только схвачен, но и уличен в содеянном, хотя фамилия его отнюдь не Печенкин, а совсем-совсем иная, огласить которую, по понятным причинам, еще не время. Что же касается второго, представлявшего параллельную, но так ослабленную реорганизациями службу, то он, солидаризовавшись с партнером, определил предельный срок концом текущего года. Это было связано с разработкой других подозреваемых по тому же делу.

Общественность, само собой, не поверила и, затаив злорадство, приготовилась к ожиданию. Чего именно? Пятого трупа, но никак не красной даты в календаре.

По этому поводу в «Куклах» разыграли забавный скетч, в котором фигурировали герои андерсеновской сказки про голого короля и хитроумных портняжек. Пока последние кроили невидимую материю, некто без лица и конечностей, но в капитанском мундире кромсал красных шапочек и белоснежек.

Под негодующий ропот и глумление мифической «четвертой власти», глухие раскаты державного гнева и львиный рык депутатов была образована межведомственная следственная бригада, первую скрипку в которой надлежало играть прокуратуре.

Запрет на демонстрацию по телевидению трех неопознанных тел — вопрос о Клавдии Калистратовой не стоял — был снят. По странной случайности появление на экране посмертной фотографии жертвы № 1 (возле МГУ) совпало с повторной публикацией (сразу в пяти газетах) следующего обращения:

Поступило всего два звонка. Из сотен тысяч читателей (суммарный тираж составлял 650 000) только двое сумели сопоставить мелькнувшее на экране лицо мертвый девушки с фотографиями, напечатанными в их любимых газетах. Кроме констатации самого факта, звонившие, к сожалению, не смогли сообщить никаких сведений.

Владислав Игнатьевич Круглов, генерал-майор в отставке, и его жена Алевтина Михайловна и без посторонних звонков узнали свою единственную дочь Свету, которая ушла из дома в февральскую лютую ночь.