Глава пятьдесят вторая
Конец лета
Саня пребывал в полной растерянности, битый час простояв перед запертой дверью. Прижав ухо, он долго вслушивался в настороженную тишину, потом вновь ожесточенно давил кнопку звонка, чтобы тут же опять приникнуть к дерматиновой в черно-серых разводах обивке: ни звука.
Ключ, который дала Лора, он второпях оставил в кармане куртки — выскочил налегке. Да и зачем ключ, если ее нет дома?
Самые дикие мысли лезли в голову. Вдруг ей стало плохо? Или нежданно нагрянул Кидин, как это уже было однажды?
Искурив несколько сигарет, Саня уселся на ступеньках и решил ждать, уверив себя, что она ненадолго выскочила и скоро вернется. Непредсказуемая даже в мелочах, Лора легко поддавалась минутным порывам. Что-то забыла сделать, кто-то мог позвонить — тысячи поводов.
Саня вспомнил, как она среди ночи помчалась в Шереметьево встречать подругу из Варшавы, как гонялась, убив целый день, за безделушкой из копенгагенского фарфора. Уже через неделю дама в кринолине ей разонравилась и была благополучно сплавлена. Словом, от Лоры можно было ожидать чего угодно. Но как он себя не успокаивал, какие не придумывал варианты, в глубине души знал, что при любых обстоятельствах она бы его дождалась. Или все-таки нет?
«Откуда ей знать, что я оставил ключ? Написала записку и усвистела…»
Мимо, бросая подозрительные взгляды, проходили жильцы, но Саня не обращал внимания. Сидел и ждал с тихим отчаянием, уже ни на что не надеясь.
Вечерело, когда он, в последний раз ударив ногой по двери, медленно и зачем-то оглядываясь, спустился по лестнице. Дойдя до метро, купил жетон и позвонил из автомата. Трубку, разумеется, никто не снял.
Стоя в грохочущем вагоне, Саня нетерпеливо поглядывал на часы. Казалось, что именно теперь, когда он вне досягаемости, каким-то образом все разрешилось, и Лора уже разыскивает его. Едва не сломав ключи — так дрожали руки — влетел в кухню и кинулся к телефону.
Масловка, дом Лоры и ее дача откликнулись длинными, безнадежно однообразными гудками.
Вечер, а за ним и бессонная ночь прошли в тягостном ожидании, но она так и не позвонила. Это было непонятно, ужасно, чудовищно! Саня метался, не находя себе места. Промучавшись весь день и еще одну ночь, он решил, что легче умереть, чем вот так сидеть и, сложив руки, страдать от бесконечного ожидания. Короткое забытье, затуманенное неясными, но тягостными видениями, принесло сосредоточенную опустошенность. Узнав по справочной телефон «Регент Универсал Банка», он попросил соединить его с Кидиным.
— Иван Николаевич в отъезде, — проворковал женский голосок. — Кто спрашивает?
— Из газеты, — пробормотал Лазо. — Погодите, не вешайте трубку! Как позвонить Смирнову?
— Валентин Петрович пока не подошел. Что ему передать? Назовитесь, пожалуйста, и оставьте свои координаты.
Саня с досадой ударил по рычагу и тотчас же пожалел об этом: «Надо было спросить, когда будет…» Хотел было нажать кнопку повторного набора, но решил, что куда сподручнее съездить. И разговор не телефонный, и вообще, кроме как к Валентину, обратиться некуда.
После того как, посидев за бутылкой, они восстановили связь времен, начавших отсчет с той ночи у Белого дома, между ними зародилось что-то похожее на симпатию. До дружбы было еще далековато, но в сложившихся обстоятельствах это не имёло значения. Вполне достаточно, что Лора считала Смирнова другом.
Саня и не подозревал, насколько точным было это выстраданное решение.
О том, что на Масловке не все ладно, Валентин Петрович узнал в первый же день. Сделав несколько контрольных звонков и нище не обнаружив Ларисы Климентьевны, он попытался разыскать Александра Лазо, но его тоже не оказалось ни на работе, ни дома.
Беспокоить Кидина, пока еще ничего не известно, не подымалась рука, но тот сам позвонил из Гамбурга.
— А то ты не знаешь, где она! — взорвался Иван Николаевич буквально на полуслове.
— Я был на Масловке, — стараясь сохранять спокойствие, ответил Смирнов. — Никто не отзывается.
— Может, куда вышла?
— Все может быть.
— Так-так-так… Хорошо, давай подождем до вечера.
В одиннадцатом часу Кидин позвонил ему на квартиру.
— Ну как?
— Пока ничего нового.
— Взламывай дверь!
— Квартира чужая и наверняка на охране.
— Тогда делай, что хочешь, но чтоб завтра у меня была полная ясность!
Валентин Петрович ничего не ответил. Шеф был взвинчен, а отношения между ними и без того складывались не лучшим образом.
Поставив, где только можно, подслушивающую аппаратуру, Кидин сделал это в обход начальника охраны. Смешно даже надеяться, что такую штуку можно провернуть в тайне. Иван Николаевич не был настолько наивен. Видимо, не захотел обсуждать и, как задумал, так и сделал. Хозяин — барин.
Смирнов не то, чтобы оскорбился, но почувствовал себя уязвленным, а когда дознался, что прослушивается и его кабинет, предпринял контрмеры. На всякий случай. Сама жизнь разводила их по разные стороны.
Дождавшись конца недели, когда все разъехались по дачам и садовым участкам и никого, кроме охраны, не осталось, он вызвал дружков по прежнему месту работы. За ночь они по винтику разобрали всю кидинскую электронику, сняли с нее характеристики и вынули микросхемы. В воскресенье аппаратура была приведена в прежнее состояние, а еще через неделю Валентину вручили закрытую металлическую коробку с торчащими в разные стороны разноцветными проводками. Разобравшись со схемой, что куда подключить, он сравнялся в тайном могуществе с Иваном Николаевичем, получив возможность прослушивать те же самые номера.
Машина работала, как часы. За месяц выборочного контроля Смирнов узнал массу прелюбопытных вещей. Клиенты из кидинской картотеки, хоть и соблюдали известную осторожность, но порой и намека было достаточно, чтобы понять, откуда дует ветер. Как он и подозревал, самые темные дела проходили через Остапа Каменюку.
Оторопь охватывала при одной мысли о том, какие верхи оказались причастными к операциям с нефтью, радиоактивными материалами, электроникой, импортными машинами и военной техникой отечественного производства. По заказам фирм, которые, судя по уставному фонду, являлись посредническими, закупались учебные и спортивные самолеты, ангары, земля под аэродромы, сложное лабораторное оборудование, в больших количествах химикалии, редкие металлы особой чистоты. Через третьих лиц приобрели даже списанную подводную лодку у Тихоокеанского флота.
Всесвятский с Корниловым попали в самую точку, но и они не представляли себе истинных масштабов операций. Кроме нескольких счетов, рублевых и валютных, секта ничем не засветила себя, но не приходилось сомневаться в ее причастности ко многим сделкам такого рода.
Всесвятский дал понять, что время «Ч» уже определено и согласовано с Интерполом. Первый удар решено нанести по исследовательским центрам, коммерческим структурам и банкам, связанным с Лигой последнего просветления. Кидин, который вошел в избирательный список блока Народная ассамблея, возможно, и вывернется, а Каменюка навряд ли. Помимо всего прочего, на нем висел военный вертолет, нелегально доставленный из Находки. Японцы прислали копию документа, подписанного самим Асахарой.
Отбросив последние сомнения, Смирнов подключил магнитофон и начал записывать Каменюку. Ему и в голову не могло прийти, какую службу сослужит начиненная микропроцессорами коробочка в самом ближайшем будущем!
Он только собирался еще раз позвонить Александру Лазо — телефон был занят, — как замигал неоновый огонек. Кто-то опять пробивался к Остапу по прямому.
Валентин Петрович снял трубку и включил запись. Каменюка оказался на месте.
— Да, слушаю.
— Привет, старый черт! Где тебя носит?
— Тю! Здорово, Иван! Как ты там?
— Хреново. Хуже некуда. Далюге с Зефковым передрались. Контракт горит синим пламенем.
— И ничего нельзя сделать?
— Пока не знаю. Не разобрался… Что у вас?
— Полный ажур! Не сомневайся.
— Она-то как?
— В порядке. Комар носа не подточит.
— Не наделает глупостей?
— Глаз не спускаем.
— Ну вы, того, не очень!
— Не боись. Все на высшем уровне. Как в «Президент отеле».
Все стало предельно ясно с первых же слов, а к концу разговора Смирнов чувствовал себя так, словно блевотины наглотался.
Он давно убедился, что Кидин способен на многое, но такой гнуси никак не ожидал. Это ж надо удумать: инсценировать похищение собственной жены! Если б избил до полусмерти, даже убил в припадке ревности, и то было б не так противно. По крайней мере понятно по-человечески.
Они с Каменюкой обсудили каждый шаг. Держать Ларису Климентьевну будут до возвращения благоверного, о чем ее и уведомят, дабы лишний раз убедилась, от кого зависит не только благосостояние, но и жизнь. Дескать, согласится отслюнить лимон — ваше счастье, нет — тут и говорить ничего не надо.
Еще неделю — пусть помучается! — уйдет на «переговоры», а там уж и сам «спаситель» предстанет во всей красе. Благородный, всепрощающий, бескорыстный. Что ему какой-то миллион, если речь идет о любимой женщине?
Насчет фиктивной суммы даже спор завязался. Иван сперва хотел назначить пять миллионов, а Каменюка уговаривал остановиться на пятидесяти тысячах, самое большее — сто. Во-первых, реалистично, а главное, будет знать свое место. Сошлись на лимоне.
И мерзко, и смешно.
Смирнов ожидал, что Каменюка назовет, хотя бы приблизительно место, где держат Ларису Климентьевну, но тот и словом не обмолвился. Кидин, по-видимому, и так знал — все было решено до отъезда.
Было, о чем задуматься.
Опустив трубку, Валентин Петрович взглянул на лежавшую у телефона визитку Лазо и содрогнулся: неужели они и его?.. Вроде бы нет — отхлынуло от сердца — с самого утра шли короткие гудки. Значит дома, висит на телефоне, волнуется.
Смирнов еще раздумывал, стоит ли уведомить горячего парня или лучше повременить, как позвонили по внутреннему.
— Вас тут Лазо спрашивает, — доложил охранник. — Пропустить или как?
— Или! Скажи, что я сейчас выйду.
«Легок, однако, на помине, но молодец, хотя в «Регенте» ему лучше не показываться».
Валентин Петрович отсоединил аппарат, запер его в сейф и поставил на место панель, закрывавшую нишу с розетками. Глянув в окно, взял зонт и направился к лифту.
Саня стоял, прислонившись к стене, перед пропускными воротами на металл. По лицу было видно, как дались ему эти деньки: осунулся, глаза запали, вокруг век чернота.
— Привет акулам пера, — протянув руку, благодушно улыбнулся Смирнов. — Давай немного пройдемся. — Он раскрыл зонт. — Какие вопросы?
— Вы что-нибудь знаете?
— Знаю, — без промедления ответил Валентин Петрович и, предваряя дальнейшее, добавил. — Жива, здорова, можно не волноваться.
— Слава Богу! Это самое главное, — Саня отер мокрое от дождя лицо. — Где она?
— Идите под зонт.
— Что случилось?
— Надеюсь, ничего из ряда вон выходящего. Я сам хотел спросить вас, но не смог дозвониться.
— Простите, — Саня с трудом перевел дыхание. Захлестнувшая горло петля ослабла, но мысли путались. — Я звонил по всем телефонам… Никакого ответа. Чуть с ума не сошел.
— Ну-ну, не стоит распускать нервы. Они еще могут понадобиться. Лучше расскажите, что вам известно, а я уж после поделюсь. Договорились?
— Конечно, о чем речь… Собственно, мне ничего не известно, — Саня изумленно развел руками, словно до него вдруг дошло, что рассказывать в сущности нечего. — Ушел, а когда вернулся, очутился перед запертой дверью. Вот и все. Остальное — эмоции.
Его исповедь уместилась в несколько рубленых фраз. Смирнов лишний раз убедился, что за квартирой следили.
— Вы когда ушли? В котором часу?
— Что-то около двенадцати.
— И куда, если не секрет?
— Это важно?
— Никогда не знаешь заранее, что может понадобиться.
— Меня вызвали в редакцию, а на обратном пути я заехал в турагентство. На все — про все ушло часа три.
— Собрались за бугор?
— На Крит.
— Надеюсь, не один?
— Н-нет, не один, — поколебавшись, ответил Саня. — Это имеет значение?
— Боюсь, что так… Пока вас не было, Ларису Климентьевну увезли.
— Кто? — взвился Саня. — Куда?
— Не надо забывать, она все-таки дама замужняя, — осторожно заметил Смирнов.
— Но Кидин в Гамбурге!
— Вы так думаете? — многозначительно улыбнулся Валентин Петрович.
— Я же звонил. Какой-нибудь час назад.
— Самому? Зачем, интересно?
— Хотелось хоть что-то узнать.
— Не лучший способ.
— Понимаю. Плохо соображал. Надо было сразу же обратиться к вам… Собственно, я так и сделал, когда мне сказали, что он в отъезде.
— Как хозяин прикажет, так секретарша и скажет, — сострил Смирнов, окончательно определив линию поведения.
— Значит, вернулся?
— Считайте, что так.
— Тогда все понятно, — закивал Саня, тяжко вздохнув. — Но почему она мне не позвонила?
— Вот этого я знать не могу. Но вы войдите в ее положение… Да и Ивана Николаевича, откровенно говоря, понять можно. Всяк борется, как умеет.
— Что же мне делать?
— Самое лучшее — ничего. Взять себя в руки, успокоиться и набраться терпения. Уверяю вас, она сама даст знать о себе.
— Вы, случайно, ее не увидите?.. Впрочем, не надо, простите… Я понимаю деликатность вашего положения.
— Не думаю. Оно значительно сложнее, чем кажется, но это мое дело.
— О вашем Олеге есть вести? — Саня виновато поежился. За собственными треволнениями он забыл о чужой беде.
— Нет.
— Извините.
Не далее как вчера, Всесвятский встречался с Корниловым. В «почтовом ящике», где вроде бы начал работать Олег, никаких списков не обнаружили, но Константин Иванович не терял надежды. Трое арестованных опознали сына по фотографиям. Он числился аспирантом.
Смирнов обдумал три варианта действий. Если удастся засечь при прослушивании место, где содержится Лариса Климентьевна, он все сделает сам, без чьей бы то ни было помощи. Им еще придется рассыпаться в благодарностях, делая хорошую мину. Можно воздействовать и на Каменюку, но это будет уже открытый конфликт, и наконец на самого Кидина, что приведет к тому же результату.
Терять в сущности нечего. Выбор сделан, а схватка неминуема в любом случае.
— Если мне и удастся повидаться с ней, так сказать, с глазу на глаз, я незамедлительно дам знать, — пообещал он, дойдя до угла. — Договорились? Как бы там ни было, но я почти уверен, что через неделю вы сами увидитесь.
— Думаете?
— Не сомневаюсь.
— Спасибо за все! Я так вам обязан…
— Будем держать связь, — Валентин Петрович простился с Лазо у подъезда.
Дождь припустил в полную силу, вздувая крупные пузыри на лужах. Шел последний день лета по старому стилю.
До объявленного конца света оставалось менее четырех лет, но час «Ч», назначенный Лигой последнего просветления, мог грянуть в любую минуту.
В глубине высокой арки элитного дома, что напротив американского посольства, на улице Чайковского, с биноклем в руке стоял коренастый мужчина. Только внимательно присмотревшись к его лицу, можно было увидеть еле заметные следы пластической операции. Но некому было приглядываться. Сновали прохожие, неубывающая очередь перед консульством занималась своими заботами, милицейская охрана — своими.
В овале бинокля чуть подрагивало окно на шестом этаже, искаженное завесой дождя. Однако на завтра бюро прогнозов обещало переменную облачность без осадков. Человек в арке спрятал бинокль под куртку, поднял воротник и быстрым шагом пошел к машине, поджидавшей его за углом.
Черный приземистый «форд» с притемненными стеклами резко взял с места и дворами выехал на Воздвиженку.
В сумке под задним сиденьем лежали «Муха» с мощным реактивным зарядом, пистолет ТТ, пузырек с жидкостью, отбивающей запах, хлопчатобумажная маска и новенькие перчатки.
Множительная техника в комнате на шестом этаже работала с полной загрузкой. Курьер из Вашингтона доставил с диппочтой секретную инструкцию по борьбе с компьютерным «вирусом 666», но это…
Это уже за гранью последней строки, последнего дня жаркого лета 1995 года.
Выстрел из арки — «Секта 2».
ALEHNOVO, 1995
notes
