Глава двадцатая
«С возвращеньицем, Иван Николаич!»

В бывшем депутатском зале, чьими услугами нынче за скромную сумму мог воспользоваться каждый желающий, Кидина поджидали Смирнов с охранниками и шофер.

Валентин успел опорожнить две банки «Будвайзера», а Вася удовольствовался чашкой кофе. Физиономии у обоих были скучные.

— С благополучным прибытием, Ваникалач! Как долетели?

— Нормально, — Кидин сразу заподозрил неладное. — А что у вас?

— Мы тут дождемся вещей, а ты, Васек, давай на стоянку, — распорядился Смирнов.

— Постараюсь встать поближе, — залпом допив кофе, сказал шофер.

— Почему столько народу? — Иван Николаевич кивнул на охранников, застывших у стойки бара.

— Есть основания, Николаич. Не здесь.

— Тебе виднее, а все-таки? — забеспокоился Кидин. Удар мог последовать с любой стороны. Власти? Но тут все схвачено, а если что, то не поможет никакая охрана. Неужели наезд? За жену он особенно не волновался. Валентин сообщил, что застряла у Селницких, пусть ее… Лора вообще никогда не встречала его, только иногда провожала.

— Беда у нас, Николаич, — нагнувшись к самому уху, шепнул Смирнов, — Лобастов убит.

— К-к-как так, убит? — от неожиданности Кидин начал заикаться. — Он же в Японии! Третьего дня я говорил с ним по телефону…

— Вчера прилетел… По дороге из Шереметьева, возле Химок.

— Ладно, потом, — Кидин схватился за виски. — Пошли к машине. Оставь кого-нибудь проводить носильщика.

Весть об убийстве Лобастова ударила, словно обухом по темени. Даже в глазах потемнело. Не то чтобы особенно жаль было Геннадия Прокоповича, нет, конечно же, жаль, но страх оказался сильнее любых сожалений. Все постороннее мигом отлетело, потеряв всякую цену, и Кидин остался один на один с нестерпимым, всепоглощающим ощущением безысходной беды.

— Кто? — спросил он по пути к машине, едва шевеля губами.

— Ничего не известно.

«Не известно», — мысленно повторил Иван Николаевич. Беспросветная неизвестность объяла со всех сторон. Теперь и до него доберутся. Возможно, Лобастова и убили только потому, что не ко времени оказался на месте. Метили в него, Кидина. Парализованная мысль вспыхивала и гасла, как мигалка на перекрестке. Он утратил способность рассуждать здраво. Прокопыч сказал, что собирается задержаться еще на неделю, ждет продления. Откуда могли узнать, что он внезапно сорвется и прилетит? Наверное, сам позвонил распорядиться насчет машины. Значит, кто-то из своих? Или установили подслушку? Никак не удавалось сосредоточиться. Почему Лобастов так скоропалительно поменял планы? В чем причина? Что произошло в этом проклятом Токио?.. Дурацкий вопрос! Да все, что угодно. Оттуда и пошли неприятности. Легко сказать, неприятности! Все только начинается. Надо же было вляпаться в такую клоаку.

— Как ты думаешь, кто? — вновь спросил Кидин. О Лобастове он думал теперь почти с ненавистью: заварил кашу, втравил, а кому расхлебывать? Прав Валентин — с дерьмом нельзя связываться. На вонючие иены клюнули, будь они прокляты.

Смирнов только головой мотнул, прокладывая дорогу среди мельтешащей толпы. Тележки с поклажей, полно сомнительных личностей, непрерывно подруливают и отъезжают машины, хлопают дверцы, взлетают крышки багажников — напряженная атмосфера. Плотно зажатый между Смирновым и бойцом охраны, перекликавшимся с напарником, дежурившим в «мерседесе», Иван Николаевич особенно остро ощущал свою полную беззащитность.

— Что он там делает в машине, твой лоб? — раздраженно прошипел он. — Лучше бы вышел встретить.

— Спокойно, Иван Николаевич, сейчас будем на месте, а за машинами тоже пригляд требуется. Сюда, пожалуйста.

«И верно, — подумал Кидин, падая на сиденье, — могли и бомбу подложить».

— Поглядел бы, нет ли чего… Снаружи?

— Спокуха, Николаич. — Валентин приспустил стекло и приготовил десятитысячную купюру. — Давай, Васек.

Перед шлагбаумом машина остановилась. Высунув деньги вместе с квитанцией, Смирнов окликнул сторожа. — Без сдачи.

— Доброго пути, Валентин Петрович! — сторож поднял шлагбаум.

— А багаж? — спохватился Кидин.

— На месте, Ваникалач, — успокоил шофер, увеличивая скорость.

Поджидавший у въезда на эстакаду мощный «лендровер», мигнув задними огнями, резко взял с места. Никогда прежде Кидина не встречали с такой помпой. Успокоения это не принесло, скорее напротив.

— Поедем по Кольцевой, — сказал Валентин.

Охранники — слева и рядом с шофером — слегка расслабились, вынув руки из-под курток с приспущенной молнией.

— Знаешь, что удумали наши депутаты? — недобро улыбнулся Смирнов. — Какой закон собираются протолкнуть?

— Откуда? — вяло откликнулся Кидин. Цирковые представления в Думе в данный момент его не слишком заботили. — Опять с налогами?

— Насчет налогов не скажу, а вот разоружить нас, кажется, собираются.

— То есть как это — разоружить?

— Очень просто. Оставить только газовые пистолеты. Понимаешь, что это значит? С хлопушками против автоматов. Полный абзац. Ничего сделать не сможем. Если пройдет, буду искать другую работу. Ты уж не обижайся.

— Обрадовал! Думаешь, пройдет?

— Похоже на то. МВД лоббирует. Под предлогом, что среди нашего брата много не тех людей. Для бандитов — это форменный праздник.

— А правительство?

— МВД тебе не правительство? Одна шайка-лейка.

— Ну, это мы еще посмотрим! У нас тоже свое лобби имеется. Я провентилирую. — Кидина с головой накрыла новая волна страха. Он чувствовал, что начинает задыхаться. С чего бы это Смирнов начал такой разговор? Неужели струсил и хочет слинять? В такую минуту! А если перекупили? Всех скопом! — Затравленно зыркнув на сидящих по бокам, он уперся в коротко остриженные затылки передних. Кто эти люди? Что в сущности они собой представляют? И куда везут? Почему вдруг по Кольцевой?

Впереди маячило, закрывая обзор, запасное колесо «лендровера» — шли на короткой дистанции, — по обеим сторонам дорога мелькали березы и ели.

— Зачем сразу-то на Кольцевую, Петрович? Мы же всегда через Фестивальную? — сглатывая подступившие слезы, то ли всхлипнул, то ли шмыгнул носом Иван Николаевич, почти уверившись, что его ожидает участь Лобастова. В любую секунду мог прозвучать выстрел.

— Ты так и не понял? — равнодушно удивился Смирнов. — Я ж говорил, что Прокопыча ждали у Химок. Хочешь повторить маршрут?

— Да-да, конечно, ты, как всегда, абсолютно прав. Не знаю, что бы я делал без вас, ребята! Со следующего месяца всем увеличу оклад.

— Кто бы спорил, — благодарно кивнул Валентин, подумав, что на шефа закулисная возня в Думе произвела должное впечатление. Что ж, всякое даяние — благо, хотя сказал он без всякой задней мысли. — И вообще, Николаич, я посчитал, что всем нам не доставит радости проехать мимо того места…

— Ты правильно решил, — у Кидина немного отлегло от сердца. Он даже подумал, что смерть Лобастова может оказаться весьма на руку. Он проталкивал японские проекты, добывал инвестиции, заключал контракты. С него и спрос. Президент не в состоянии проследить за каждой бумажкой. Продохнув тяжесть в груди, Иван Николаевич громко высморкался и попросил воды.

Шофер, не оборачиваясь, перебросил назад литровую бутылку «Севен ап».

Кидин отвинтил пробку и жадно приник к горлышку, но, едва сделав первый глоток, поперхнулся, застигнутый мыслью о Лоре. Кто, как не он сам, сделал ее президентом «Сибирь Петролеум»! Пусть номинальным, даже без права подписи, но тем не менее… Ведь именно через «Сибирь» Прокопыч прокручивал японские денежки.

Эта невольная аллитерация: «Прокопыч прокручивал» — скрежещущим сверлом ввинтилась в грудь, вызвав болезненное удушье. Насилу удалось откашляться.

— Что с тобой? — наклонился к нему Смирнов. — Не в то горло попало?

— Не в то, Петрович. Не туда… Такая, видно, пошла полоса… Как же оно случилось, с Прокопычем?

— Что можно сказать? Выслал за ним машину с Веселкиным, а в двадцать сорок — звонок. Так, мол, и так. Обстреляли вашего вице-президента. Веселкин скончался в дороге, а Нерсесов, шофер, в реанимации. Может, и выживет.

— Звонили из милиции?

— С Петровки. Знакомый там у меня. С утра я сразу к нему. Он прямо сказал: заказное. Стреляли двое, из автоматов. Видно, выскочили на дорогу — переднее стекло, что твое решето. Машина проехала метров пятьдесят и в столб. Прокопыч еще жив был, так они его добили.

— Откуда это известно?

— Все по науке: контрольный выстрел. Очередь по нему дали, почти в упор. Остальных не тронули. Профессионалы!

— Вещи взяли?

— Вроде нет, а там, кто знает? Пока менты прибыли, любой мог поживиться. Кейса точно при нем не нашли, а бумажник с деньгами на месте. Я же говорю: профессионалы. Он один был им нужен, или бумаги, которые были при нем. Не знаешь, что он вез?

— Откуда мне знать? Он даже не по линии банка ездил, от своего хозяйства.

— Да, человек был самостоятельный.

— То-то и оно, — со значением закивал Кидин. — Слишком самостоятельный. Я толком не знаю, зачем он и в Японию-то слетал.

Смирнов промолчал. Он хорошо помнил, как Кидин обмолвился, что говорил с Лобастовым по телефону.

— Следов, ясное дело, никаких, Петрович?

— Какие следы! Россыпь стреляных гильз калибра пять, сорок пять? Так их за день на статую Владимира Ильича можно насобирать. Трассологов не хватит, чтоб разобраться.

— А свидетели? Ведь оживленнейшая трасса. Машины сплошным потоком.

— И ты думаешь, кто-нибудь остановится? Чтоб на стрельбу поглазеть? Как бы не так. Только крепче на газ надавят. Лично я бы не остановился. Со свидетелями у нас туго, Николаич. Людей понять можно: защиты никакой. Кому охота беду на себя накликать? Безнадежный случай.

Кидин и сам знал, что безнадежный. Но пошли знакомые места, он приободрился, втайне высмеивая себя за мнительность. Захотелось так, запросто, поболтать с Валентином, который вновь стал ему симпатичен и дорог.

«Дорог»? С прибавкой Кидин, пожалуй, погорячился: разыгравшееся воображение подвело. Но никуда не денешься — слово не воробей. Процентов десять придется подкинуть.

— Лариса Климентьевна дома?

— Ждет, — улыбнулся Смирнов. — Все глаза небось проглядела. Я вчера сам ее с Николиной Горы привез. Оттого и припозднился. Едва порог переступил, как нате вам, Петровка, 38. Кстати, Николаич, он и с тобой хочет встретиться.

— Кто — он? — насторожился Кидин.

— Подполковник Корнилов, гроза бандитов.

— В самом деле гроза?

— Начальник отдела по борьбе с оргпреступностью или как он там у них называется.

— Это он — твой приятель?

— Я бы не сказал, что приятель. Недавно познакомились. Совершенно случайно за одним столом оказались. Обходительный мужик. Был настолько любезен, что сразу же позвонил мне. Иначе бы мы и до утра не хватились.

— Я-то ему зачем понадобился?

— Шутишь, Иван Николаевич? Такая трагедия! Кого же спрашивать, ежели не тебя?

— Он что, расследование будет вести?

— Сыщик он, понимаешь? Сыщик. Его задача ловить, хотя это дохлый номер.

— Не знаю, чем смогу помочь. Ты, надеюсь, сказал, что я в отъезде?

— Сказал, не сказал — какая разница? Сам скажешь, что захочешь. Конечно, сказал! В семнадцать, говорю, должен приземлиться, еду встречать. Неужто тебе алиби понадобилось? — засмеялся Смирнов.

— Язык у тебя, Валентин… Не стыдно?

— Так чего ты волнуешься?

— Даже не думаю волноваться. Просто никак в себя прийти не могу. Кошмар какой-то. Главное, людей жалко. Прокопыч! Такой человек… И твои — тоже.

— Ну вот ты и дома, — не слушая его, облегченно вздохнул Валентин. — Доехали без приключений.

Железные створки ворот поползли в стороны, показались серебристые ели, выстроившиеся вдоль длинной аллеи, ведущей прямо к крыльцу.

На ступенях стояла Лора, отчетливо видимая в золотистом, как вино, предвечернем свете. Загорелая, в легоньком сарафанчике, она казалась удивительно юной.

Приветливо помахав рукой, сошла вниз, остановившись на последней ступеньке. Она улыбалась безмятежно, умиротворенно и ласково.

Иван Николаевич подумал, что ей еще ничего не известно.

— Она знает? — спросил он, невольно подавшись вперед. — Про Лобастова?

— Не думаю. У меня с самого утра свободной минуты не было.

— Ну и ладно. Сам не понимаю, зачем спросил. Спасибо тебе большое.

— За что?

— За все, Валентин. Только в такие минуты по-настоящему понимаешь, как много значит плечо друга.