Станица Михайло-Семеновская
После схватки с монахами и победы над ними, крепко призадумался Василий Бодров. А затем обратился к Семихватову Валерию Борисовичу, начальнику сплава, и ко всем казакам.
— Наверно, Валерий Борисович, я дальше не пойду с вами. Останусь я здесь с отцом Никодимом, чтобы часовню здесь отстроить. Моё сердце мне подсказывает, что тут моё место. Приплыл я уже!
Шевелил Амурский ветерок знатную чуприну Василия Бодрова, охлаждал его буйную голову. Но тот стоял на своём решении:
— Здесь моё место!
И Никодим, словно очнулся из забытья:
— И мне грех дальше идти. Перед учителем своим, святым Елизаром, побожился я, что часовню отстрою и свечку ему там зажгу.
Если бы он не предупредил меня в бою с Джигой об опасности, что грозила тогда мне, то не было бы меня уже в живых. В долгу я перед ним, и перед совестью своей должен. Люди сюда, к святым местам, сами и потянутся. Так всегда испокон веков было.
Молчат казаки, слово за старшим осталось, за атаманом.
Тот что-то своё размышлял и не торопился с ответом. Наконец и он сказал своё веское слово. Всё же, он здесь начальник, и на всё его воля!
— Мы должны заселить побережье Амура на расстоянии одного почтового перегона, а это как раз где-то здесь будет. Будем на лошадях царскую почту гонять, от станицы к станице.
Место здесь видное и ключевое. Большая река Сунгари с той стороны в нашу сторону обширные виды имеет, с боем соперничает с Амуром в своей дерзости.
И заграничные соседи и местные народы тоже тропят сюда свою дорогу. Значит, стоять здесь нашему боевому авангарду, лучше места трудно найти.
— Ура! — Ура! — взорвались ликующими возгласами казаки. — Новая станица будет.
Но Валерий Борисович продолжил свою речь, со всей торжественностью, на которую только был способен.
— Быть здесь станице Михайло-Семёновской, в честь военного губернатора всего Приамурья Корсакова. Лучше подарка герою и всей России и не придумать.
Увековечим мы его имя в истории, а со временем и памятник ему здесь поставим, таково и моё решение. Радуйся, дорогой мой Василий, всё по-твоему будет. Здесь и твой почин есть!
Радуется вся семья Бодровых, приятно им всё это слышать. Ценят их родоначальника династии Василия Ивановича. Очень ценят!
И заканчивается их тяжёлая походная жизнь, пришла пора обустраивать и налаживать казачий быт.
Ну а дальше вообще было все, как в сказочном сне. Сдержал паузу Валерий Борисович, пока не утихнут все возгласы восхищения правильностью нынешнего решения. И продолжил говорить с лёгкой улыбкой на своём добром лице.
— За целый ряд подвигов, что совершил Василий Бодров, за весь период сплава хотел я его наградить. Но нет у меня с собой ни орденов, ни медалей. А бумаги наградные — долгий у них путь, и порою бесславный! Это такая волокита мне потом будет, по всем инстанциям его наградные документы искать. И, в конечном итоге, не найти их, при всём нашем чиновничьем беспорядке. Что позорить себя и героя нашего перед станичниками и всем честным народом, я не хочу!
Поэтому я и решил сам наградить его. Ведь все наши казаки хорошо помнят, как победил он в честном бою разведчика, мнимого корейца Кима.
Тогда вместе с ним в плен к нам и попала его касса с большой суммой золотых и других денег. Все они были посчитаны и описаны, а затем переданы в нашу общую казну.
Вот оттуда я и хочу взять определённую сумму денег для награды герою, ведь это он их добыл и как бы это его законный трофей.
И он, как всякий казак, имеет на то право, получить свою награду с отданного в казну трофея.
А я, как ваш начальник, тоже имею право за ваши заслуги наградить любого из вас определённой суммой денег. Есть у меня такие полномочия от вышестоящих казачьих руководителей. Так испокон веков было у казаков, так и дальше будет. Поэтому, я предлагаю наградить Василия суммой денег в сто рублей золотом.
Зависла полнейшая гнетущая тишина в, казалось бы, разряженном воздухе. А затем, как избавление грянул желанный гул, предвестник грома.
— Да-а-а!
Такая сумма по тем временам считалась целым состоянием, можно было всё хозяйство на неё купить.
— Да-а-а!
Но оправились казаки от шока, и воздух содрогнулся от их дружного возгласа, грянувшего, как гром!
— Любо атаман! Любо!
Полетели в воздух лохматые казацкие шапки, а затем и сам виновник торжества запарил в воздухе.
— Любо! Любо! Любо!
Затем поклонился Василий Бодров всему честному народу на все четыре стороны.
— И мне любо! Любо казаки! Огромное тебе спасибо, атаман, за столь ценную для казака награду.
Если бы не ты, то я своего геройства и не заметил бы. Это вся моя жизнь!
Я рад служить своему Отечеству, и не для награды это делаю. Но и отказаться от заслуженной награды я не могу, обидятся казаки. И семья обидится: так не делается!
Два ведра водки с меня добрым казакам за мой счёт, слава им!
Нацедили казаки из казённой бочки водку в вёдра. По полному ковшу преподнесли Василию и Валерию Борисовичу Семихватову.
— Испейте, добрые люди, за ум, за совесть, и казачью доблесть!
И мы, глядя на вас, тоже будем полниться, как эта чаша добром и совестью. Ох, и сладкая чара будет!
И пошли гулять ковшики по кругу, по цепким и сильным казацким рукам. А жёны их только развели руками. Ничего не поделаешь, и им надо развеяться, иначе и жить не стоит!
— И нам любо!
Всего шестнадцать семей осталось обживать новое место с отцом Никодимом и Василием Бодровым. Были здесь и Шохиревы. И ещё другие славные фамилии: Кузнецовы, Усовы, Димовы, Астафьевы. Все славные!
Заканчивалась весна и отрадно было людям снова прикоснуться к земле. Как никак, казак без земли себе жизни не представляет. Он цену ей с самого рождения знает. Она дороже ему всяких денег.
Когда прощались казаки с отцом Никодимом, то с уважительной улыбкой на лице всё же спросили его.
— Что же ты, батюшка, всех нас не перекалечил в пьяных единоборствах наших. При твоем мастерстве тебе это ничего не стоило бы. А ты столько шишек и обид от нас терпел, что только диву даёмся твоей жалости к нам. И ты всегда один нам противостоял, один.
Задумался и сам герой. Круто судьба обошлась с ним, мигом вознесла его!
— Я казак и не более вас грешен бываю. Потому-то всё вам и прощаю, дети мои!
Пригодилась моя сноровка в нужное время и в знатном месте, а не в пьяной драке.
Там было, где себя показать и что показать и вы всё видели, всё моё умение.
И вы простите меня, казаки, за мою необузданную дерзость и страстную любовь к жизни, а жить очень хочется. Не убить человека — эта самая великая победа над собой. Это великая победа! И я рад ей!
Уплыли казаки на плотах и дощаниках дальше вниз по Амуру, чтобы там новые места заселять и станицами от врага укрепляться. Более мудрых слов на прощанье ни у кого не нашлось, и только казацкие папахи замелькали в воздухе да цветастые женские платки.
Работали казаки с рассвета и дотемна, корчевали лесистые рёлки и поднимали целину.
С коровами и с лошадями возились подростки и женщины. Торопились переселенцы обжиться на новом месте до наступления морозов. И никого не надо было подгонять в этом деле — зима шуток не любит и все это прекрасно понимали. Время дорого!
Однако и про службу не приходилось забывать — граница рядом. И хунхузы могут нагрянуть с той стороны, могут и покруче вражины.
И приходилось казакам на ночь выставлять часовых. Да ещё и не одного и не два, а целую смену. Тяжело людям было, и жаловаться некому часовым.
А если проспишь ворога, то всем крышка будет — за всех он в ответе. Ему не один человек свою жизнь вверил.
Но однажды случилось невероятное дело — тихо исчез часовой.
Только широкая колея на том месте, где он должен был находиться, пробороздив речной песок, исчезала в воде. Но самого часового и там не нашли.
Тихий ужас овладел поселенцами: тут что-то не так. Но кто стоит за всем этим разбоем, зверь или человек, вот загадка.
Но не прошло и двух недель, как всё повторилось, только по другому сценарию.
Дикий вопль часового разорвал ночную тишину. Затем ружейный выстрел у склада с военной амуницией подтвердил, что там, на посту, что-то происходит.
Похватали казаки своё оружие и фонари и пулей ринулись к месту происшествия. А женщины и подростки заняли оборону возле своих жилищ. Всё у них было отработано многолетними необходимыми тренировками и самой казацкой жизнью на границе. Где всё было просто и понятно: надо защищаться, иначе не выживешь.
Свет от фонаря выхватил из темноты ужасную и дикую для человечьего глаза картину.
На земле неистово боролись два тела: огромного по своим размерам удава, и полузадушенного, обречённого на смерть, Ивана Ангарского.
Всё сильнее удав давил человека и если бы тот не дотянулся до своего ружья и не дёрнул спусковой крючок, то удав победно довершил бы своё начатое дело и был бы таков.
Ринулся подоспевший казак на помощь своему товарищу и попытался как-то ослабить могучие кольца удава на его груди, как невиданный по размерам гад сильнейшим ударом головой в грудь опрокинул казака навзничь. Тот только успел тихонечко ойкнуть и беспомощно осел на землю. Молниеносный и мощный удар этой непробиваемой кувалды надолго вывел его из строя. Это был старший сын Василия Бодрова, Артём.
Собаки неистово выли, но вели себя, как мышата перед могучим змеем. И если бы тот поманил их своим гипнотизирующим взглядом в свою страшную и разинутую пасть, то они непременно бы против своей воли туда ринулись. Но такой команды не было, и они истязали себя и людей жутким и заранее обречённым воем, точно с них заживо снимали шкуру. И всё это в жуткой черноте ночи, когда и луна поспешила спрятаться за ближайшую тучку и только изредка, для лучшего обзора происходящих событий, ненадолго проглядывала из-за своего, суетящегося в своей вечной спешке, ненадёжного прикрытия из облаков.
Но один пёс не остановился перед собственным страхом, это был старый и добрый Полкан.
За своего любимого хозяина он готов был бежать на край света чтобы спасти его. И потому он сорвался дома с привязи, где его оставили, и примчался на помощь своему хозяину.
Не раздумывая ни на минуту, этот лохматый пёс кинулся на удава именно тогда, когда все были в шоке от происходящего поединка и не знали что делать.
Вероятно, это было безумие с его стороны, но поступить иначе пёс и не собирался. Хотя, возможно, и он понимал, что этим обрекает себя на смерть.
Удивительное самопожертвование: собака, ради жизни человека. Многим людям это было не понять, и не под силу сделать всего один решительный шаг за грань жизни. И, возможно, что и сам хозяин не смог бы так же геройски поступить, как его пёс Полкан, не счёл нужным!
Мощнейший удар десятиметрового удава, его чудовищной головой, что кувалдой, обрушил Полкана на месте.
Пёс отчаянно взвизгнул и искалеченный заелозил по земле. Изломанное тело не слушалось его.
Он так и лёг обречённо рядом со своим хозяином, прикрыв свои огромные от боли глаза. Пёс был полностью готов к смерти: всё возможное и невозможное для спасения своего хозяина он сделал.
Следующий удар должен быть смертельным, собака понимала это, и уже покорно ждала его рядом со своим хозяином. Теперь и ей не было страшно.
Но удав уже не обращал на свои жертвы особого внимания. Он переместился чуть в сторону, окончательно освободив тело часового из своих стальных объятий.
Закручивая потуже свою живую спираль мускулов в мощную сжатую пружину, удав продумывал пути своего отступления к спасительной реке. Ему не нравилась ситуация, где он сам превращался в добычу. И становился всеобщим объектом охоты.
Огненные глаза змея всполохами метались в, пляшущем от ужаса, мраке ночи, упорно ища выход и везде натыкались на опешивших, но вооружённых людей.
Фонари в руках казаков сразу же нещадно зачадили и поочерёдно гасли от одного прикосновения змеиного взгляда. И непонятно было, как тот мог влиять на огонь и людей и на всех сразу, откуда у него, такая сила — загадка?
Василий решительно встал на пути отступления змея. Теперь глаза их встретились, и они прекрасно понимали, кто и чего хочет. На кон оба поставили свою жизнь, потому что так просто им уже не разойтись в этом мире. Другого выбора у них не было.
Понимал Василий Бодров, что если он пропустит удар удава, то это его вероятная смерть.
У кого лучше реакция, тот и имеет право на победу и жизнь. И змей имел на то все весомые основания, сама его природа такая — убивать! И с ней он живёт в полной гармонии, он тихий хищник.
Надо быть великим мастером, чтобы упредить этот смертоносный удар змея в самом его зачатке, у его истоков, потом поздно будет.
Коварен хищник, особенно когда он чувствует себя загнанным в капкан. Ещё миг и тот захлопнется, но миг этот для спасения есть у обоих. Ведь оба они сейчас хищники и надо его использовать, тот спасительный миг — кто раньше успеет.
В сверкающем, молнии подобном полёте, встретились казачья сабля с головой удава. Удар змея был настолько тяжёл, что Бодров, невольно прогнулся назад и чуть не потерял равновесие. Обезглавленная стальная пружина тела удава безвольно раскручивалась и пачкала всё пространство вокруг себя своей чёрной кровью.
А отрубленная голова змея смотрела на эти, свои же муки, уже со стороны немигающими и злобными глазами.
Дальше происходило страшное и коварное зрелище, уже не по непредсказуемому сценарию. Вряд ли кто мог подумать, что забитые неописуемым ужасом и животным страхом собаки кинутся на своего недавнего, и уже поверженного повелителя.
Они рвали тело своего врага-удава с величайшей яростью. Со злобным утробным урчаньем, на мельчайшие части. Зажимая лапами ускользающие из их объятий окровавленные куски мяса.
Озлобленные и окровавленные морды собак устремились к луне и, оскалясь хищными зубами, утробно завыли.
…Брезжащий рассвет заполнял все пространство и разрастался. Но изумлённые люди не спешили расходиться. Часовой пришёл в себя и начал рассказывать. Он не имел ни переломов ни серьёзных ушибов, просто его вовремя вытащили из мясорубки — объятий удава.
— Если бы удаву не помешали, то не трудно было представить, что было бы со мной. Но жив я остался, и это главное. До сих пор мои волосы дыбом на голове стоят. Пережить ещё раз такое чувство я вряд ли смогу.
Как наказывать часового, ведь вина его не доказана. И ясно было людям, что удав охотился на человека, а это само по себе уже страшно. И побывать в шкуре приманки для удава, вроде мышки или кролика, вряд ли бы кто согласился. Простили часового!
А вечером того же дня к новосёлам припыл на своей легкой оморочке крещёный гольд Покто. Привёз он в подарок казакам много свежей рыбы. И каково было его удивление, что те его, храброго Покто, так плохо встречают. А тем более его лучший друг Василий Бодров.
— Кого бояться храбрые казаки? — пошутил Покто. — Или Амба к вам приходил в гости? — и продолжил уже дальше развивать свою весёлую мысль.
— Наверно казаки Покто бояться! — и как колокольчик заливается весёлым смехом гольд.
Но когда Бодров молча отвёл его на место ночного побоища, то следопыт Покто сразу же обмяк. Для него не надо было что-то говорить, он всё сам считывал с затоптанной земли.
Что шептали губы гольда, никто из казаков не понимал. Зато потом, когда Покто поднял свою голову, то глаза его были полны неописуемого ужаса. Ему было очень страшно.
— Кто убил его? — и не дождался ответа, продолжил: — Он даже Амбы не боится! Никого не боится! Это сам злой дух приходил сюда. Здесь его редко бывает, его много на том берегу живёт. И большой его папа там, и мама там. Совсем большой они. Очень плохо, Василий! Совсем плохо, друг мой!
— Что же здесь плохого? — изумился казак. — Вот если бы он к нам с миром пришёл, тогда другое дело. А так чуть второго часового не задавил на посту, и собаку покалечил. Да и сын Артём чудом спасся, от его удара головой. Проиграл этот дракон свой бой, и весь тут сказ, человечинки ему захотелось.
— Правильно, дракона его зовут. Его трогать нельзя было, святой он у них, у соседей из-за реки, да и у нас тоже — оживился Покто. — Ему даже лучшую добычу отдаём, бывает, что и девушку, чтобы его не прогневать. Только у нас он очень редко бывает! Ай-яй-яй! Очень плохо сейчас! — и перекрестился гольд. — Очень плохо!
Преследовать он вас будет, и возможно весь ваш род. Так всегда бывает, когда дракона убивают.
Мой дед так говорил, и его дед, и ещё дедушка, всегда так было.
Крестятся казаки и казачки, не могут они избавиться от ужасов ночи. Только часовой Ангарский оживился. Тот прямо взбесился.
— Да я бы в него не одну пулю всадил, решето сделал, видите ли, мяса ему захотелось. Задушил бы его!
Хотели казаки посмеяться над часовым, но увидели они, что не в себе мужик и оставили его в покое. Все стали молча расходиться по своим жилищам, у всех были свои дела.
Заспешил и Покто, не остался ночевать у Бодровых. Впервые они не разговаривали друг с другом, и у каждого были на то свои основания. Оба молчали, потому что слов для разговора не находилось. Лишь Александра сунула в котомку гольда немного соли и свежих лепёшек.
— Кушай Покто, кушай на здоровье. Это тебе за рыбу спасибо, и что не забываешь нас!
Каждому было о чём подумать, но при всём этом дружбой своей они всё же дорожили, и это было ясно обоим.
Со страхом можно и в одиночку справиться, а друга ни за какие деньги не купишь.
Много позже всё же будет ещё одна встреча Бодровых с удавом, только уже в другом поколении.
Знать, Бодровым так на роду было написано, ещё раз им встретиться. И выходило, что в чём-то был прав Покто, при всём своём суеверии. И не успели казаки обжиться на новом месте, как два года подряд на Амуре был большой небывалый подъём воды. Такого высочайшего уровня воды не помнили даже гольды. Много урожая пропало. Вот тогда и вспомнилась вся эта история с удавом. И кое-кто, из переселенцев уже искоса посматривал на Василия.
— Не надо было трогать змея, от него все беды наши! — но громко сказать не решались, больно крут был Василий. Мог чего доброго казака и по затылку огреть своей тяжёлой рукой.
— Молчи зайчишка! Ты сам-то где был тогда, когда Ангарского удав душил? — молчание в ответ. — Или казацкие штаны свои лопатой огребал? То-то же!
И всё же он первый предложил переселиться желающим казакам поближе к сопкам, чтобы в дальнейшем избежать затопления пахотных земель. Так разумней будет, о других людях подумать надо. Там и место повыше будет, и природа схожа с нашей природой, Забайкальской.
Авторитет Василия Бодрова был непререкаемый, но ещё раз испытать все трудности, что выпали сейчас, на долю переселенцам, не каждый мог решиться на такой шаг, да ещё во второй раз.
— Подумаешь!? Раз в сто лет такое наводнение бывает, а может и того реже.
Гольды и те толком не помнят такого несчастья. А уж они-то лучше нашего знают, где селиться можно. И никогда они не ошибались.
И Часовня здесь стоит уже отстроенная, всё ближе к Богу будем.
Ушли на новые места: Бодровы, Шохиревы, Фроловы, Ангарские и ещё одна казачья семья.
Назад: Христианин Баха
Дальше: Проклятие дракона
