Владимир Венгловский
Хардкор. Книга вторая. Дебаггер
© Венгловский В., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Пролог
Тьма и пауки
Кто измерит мой путь, кто изменит мой рок,
Что начертан мне древним холодным мечом.
Я блуждаю всю жизнь в лабиринте дорог
И ношу смерть за правым плечом.
Каждый день – новый бой,
Каждый день – старый страх,
И с тропинки судьбы не свернуть.
Но я вернусь домой – в старый замок в горах,
Когда будет окончен мой путь.
Тэм Гринхилл «Ведьмак»
– Добрый сэр, купи́те бубенчик!
Шут напоминал старую потрепанную ворону, на которую детишки ради смеха напялили гуттаперчевый костюм. Бубенец, такой же потертый, как и колпак, с которого его срезали, дрожал вместе с протянутой ладонью – того и гляди скатится, упадет со звоном на грязный пол харчевни.
– Прочь, попрошайка, – процедил сквозь зубы воин.
В знойный полдень в «Кабаньей голове» собралось немало посетителей, которые не прочь выпить, закусить и подраться: фермеры сбились в шумную стаю и громко сетовали на неурожай сладких бобов; наемники, словно псы-пастухи, держались разрозненными группами, лениво потягивали пиво и ожидали денежных заказов. Но эту пару искателей приключений – воина и волшебника, сидящих за соседним столом, я выделил сразу. Устал замечать на себе их пристальные взгляды.
Правую щеку воина разрезал шрам, который спускался со лба через глазницу, перевязанную черной повязкой, искривлял губы, отчего казалось, что на обветренном лице застыла кривая усмешка. Воин глянул на остановившегося возле него шута целым глазом и достал из-за пояса изогнутый нож. Лезвие блеснуло тусклым отраженным светом ламп.
Шут попятился, натолкнулся на волшебника, который сосредоточенно отмерял на столе холмики серого порошка. Тот щелкнул пальцами, походя, не отвлекаясь, и один из хвостов шутовского колпака вспыхнул искрами. Шут сорвал головной убор и принялся тушить пламя, подпрыгивая, обжигаясь и причитая себе под нос.
Ухмылка воина искривилась сильнее. Он опустил левую руку на стол и начал стучать острием ножа между пальцами, все быстрее и быстрее. Посуда на столе задрожала. Волшебник неодобрительно зыркнул на своего соседа из-под густых бровей.
Я взял стакан с водой и выплеснул на горящий шутовской колпак.
– Спасибо, добрый сэр. – Шут заискивающе улыбнулся, возвращая колпак на голову. По его лбу и щекам заструилась вода. – Купи́те бубенчик.
Каким-то чудом бубенец вновь появился на его ладони.
– Сядь. – Я отодвинул стул, ноги шута подломились, как у кузнечика, и он опустился за мой стол.
– Купи́те…
– Молчи!
Я не понимал, почему этот оборванец занимает мое внимание. Потом сообразил – глаза. Они у шута были настолько небесно-голубыми, что такого цвета просто не могло существовать в природе. В нем смешалась бескрайняя синева неба и нагретого солнцем моря, казалось, что если долго смотреть в эти глаза, то увидишь проплывающие облака и белую морскую пену, среди которой резвятся дельфины. Но я увидел только свое отражение. Как в зеркале. Помотал головой – почудится же такое – и отвел взгляд.
Аромат жарящегося мяса и лука пропитывал воздух харчевни. Терпкий дым благовоний, которым хозяин пытался скрыть обычный смрад, поднимался к потолку, где возле ламп среди стайки бабочек кружила маленькая фея. Пышнотелая официантка с бюстом такого размера, что шнуровка, стягивающая блузку на груди, казалось, вот-вот лопнет, лавировала между посетителями.
«Дай пройти, здоровяк!»
«Прочь руки, малец! Или давно не общался с Бугаем?»
Вышибала дремал у входа, подпирая щеку дубинкой.
– Ты здешний? – спросил я у шута, протягивая ему лист бумаги. – Знаешь этого?
Шут бросил взгляд на портрет, под которым была указана королевская награда.
– Старик пообещал хорошие деньги за голову, – сказал он. – Если никто, конечно, не пририсовал лишнюю пару нулей.
Бубенец лег на стол, шут, подслеповато щурясь, поднес лист к лицу и в задумчивости принялся жевать обгоревший хвост колпака. Я видел по его глазам: знает, шельма, кто изображен на портрете. Думает, как подороже продать информацию. Только я тоже был уверен в своих подозрениях, оставалось лишь убедиться.
Стук ножа начинал раздражать. Бубенец пополз к краю стола, вспугнув притаившегося возле сливовой косточки паука. Волшебник нагнулся и с помощью бамбуковой палочки втянул в нос одну из кучек порошка.
– Ну? – снова спросил я. – Знаешь или нет?
– Так бы и сказал, что охотник за головами, – проговорил шут. – Далеко от столицы забрался. Нечасто в нашей глуши встретишь таких, как ты. – Он вернул мне лист. – Это портрет Хозяина пауков.
Волшебник счастливо вздохнул и откинулся на спинку стула. Бубенец балансировал на краю обрыва. Шут неожиданно схватил со стола паука и сдул на пол.
– Орешек может оказаться тебе не по зубам, – сказал он.
– Посмотрим, – улыбнулся я и катнул по столу серебряный талер.
Шут поймал его в подставленную ладонь. Бубенец свалился на пол. «Дзынь!» – словно лязг металла посреди битвы или звон будильника по утрам, заставляющий проснуться.
Чужое, но одновременно знакомое слово «будильник» будто всплыло из прошлого. Я лихорадочно закатал левый рукав. Задел стакан, опрокинул, разливая остатки воды. На моей руке от кисти до локтя было вытатуировано имя: «Игорь Ламберт».
Я вспомнил себя.
* * *
Комнату затягивал полумрак, словно сети. Террариумы и садки с пауками стояли везде: на книжных полках и этажерке, на полу, укрытые в тени, и на подоконнике, поближе к свету. Восьмилапые пленники жили собственной жизнью. Одни нехотя ощупывали стекло, другие сидели в засаде, третьи жрали сверчков. Огромный крестовик задергался в центре паутины, пытаясь напугать меня и хозяйку квартиры.
В этом обилии живности я не сразу обратил внимание на паренька, утонувшего в кресле перед письменным столом. К его руке спускались трубки капельницы. На столе стоял куб квантового компьютера, несколько садков с пауками и лежала вторая, нераспакованная, система внутривенного питания. На полу возле кресла примостился вскрытый пакет памперсов. Голова парня была запрокинута на спинку кресла, лоб стягивал обруч нейроинтерфейса. Из уголка тонких губ стекала струйка слюны.
– Хорошо, что догадались подключить к системе, – сказал я, делая шаг вперед.
Хозяйка рванулась наперерез и поспешила спрятать за креслом памперсы.
– Это соседка. Прибежала сразу, когда… Когда, в общем, Сашуля…
– Сколько дней прошло?
– Два.
– Заявку подали в официальную службу?
– Да, сразу подала, как только Сашуля… завис.
В террариуме с табличкой «Pterinochilus murinus», стоящем возле «квантума», из-под перевернутого глиняного черепка выполз большой паук-птицеед, сделал круг почета и снова скрылся в своем логове.
– И что они? – спросил я.
– Очередь, – ответила хозяйка. – Сказали ждать.
Вновь возникла пауза, наполненная шорохом пауков.
– Эля… Эльвира Макарова дала ваш телефон, сказала… что вы лучший.
Знать бы еще, кто такая эта Эльвира. Впрочем, нет никакой разницы. Как бы я ни желал спрятаться, меня находят. Через старых знакомых, благодарных за спасение своих детей и супругов. Через совсем незнакомых людей, которые каким-то образом добыли мой телефон. «Вы же лучший частный ретурнер».
– Я перечислю деньги сразу, как только…
В ее глазах были страх и надежда.
– Стул есть?
– Что?
– Стул, говорю, нужен. Для меня. Простите. – Я выудил из-за кресла пакет и достал памперс. – Туалет у вас где?
– Там, – неопределенно махнула хозяйка рукой. – Прямо по коридору.
Через несколько минут я вернулся и обнаружил у стола старый деревянный стул. Распаковал капельницу, укрепил на стойке. Проверил, не ползают ли по стулу пауки, сел и опустил руку на свободный подлокотник кресла, достал ремень.
– Помогите затянуть.
– Да, сейчас.
– Вы не медсестра? Колоть умеете?
– Нет, – замотала головой хозяйка.
– Придется самому.
В воздухе запахло спиртом. Я погрузил иглу в вену, по трубке побежал питательный раствор. Ретурнер никогда не знает, когда вернется. Хорошо, если спасение займет час или два, но вдруг оно растянется на много дней? Те, кто подключается без питательной системы, рассчитанной на продолжительное время, рискуют умереть от истощения.
Парень дернулся и шумно задышал. Я достал заполненную хозяйкой анкету и обновил в памяти информацию. Александр Палий. Десятый класс средней школы. Друзей нет. Девушки тоже нет. Учится средне, иногда хорошо, если старается. В последнее время пропадает в играх. Хобби… Я окинул взглядом комнату. Ясно, какое хобби.
– С пауками разговаривает? – спросил я.
– Что? – вздрогнула хозяйка. – Н-не знаю. Да, разговаривает. Я подслушивала.
– Отца нет?
– Нет. Вернее, есть, но он не с нами. Живет с другой.
– Ясно.
– Почему? Почему он ушел? – Я не сразу понял, что имелся в виду сын, а не муж. – Я же все делала. Ни в чем ему не отказывала. И пауки эти проклятые…
– Кто знает, – пожал я плечами.
Уходят в пространство Чендлера все – и счастливые, и несчастливые, успешные и не очень. Уходят одинокие, всеми забытые, и добропорядочные семьянины. Ради развлечения и с научным интересом. С желанием просто посмотреть или навсегда остаться в виртуальном мире. Но мало кто понимает, что происходит в пространстве Чендлера, а потом становится поздно – игра поглощает сознания игроков.
«Я только на минутку, одним глазком загляну, что это такое».
«В жизни надо попробовать все».
Глупцы.
Квантовые компьютеры завладели нашей жизнью. Присоски нейроинтерфейсов, транслирующих информацию напрямую в мозг, присасываются к вискам, как пиявки. Мир квантовой сети позволяет играть в многопользовательские игры с полным погружением в виртуальность – все, казалось бы, хорошо, если бы не эффект «ложного зависания».
Иногда передаваемые по сети кубиты квантовой информации не доходят до места назначения, остаются в пространстве Чендлера. По одной из версий – это область квантовой деформации вокруг нашей планеты. По другой – ее связывают с теорией гравитации. Научные споры ведутся до сих пор, и это нескончаемое поле для исследований и ежегодных Нобелевских премий.
В пространстве Чендлера научились хранить данные. Но вскоре оказалось, что записанные в нем игры завладевают сознаниями игроков.
Поначалу – одиночные случаи. Позже – лавинообразная волна зависаний. Игроки забывают, кто они и откуда. Вымышленные имена и биографии заменяют им настоящие. Игра становится реальностью. Если ты видишь цифровые характеристики и отлетающий от противников урон – значит, ты еще контролируешь себя. Но если ощущаешь в руке холод оружия, если кровь – твоя и врагов – реальна, значит, тебя поглотило пространство Чендлера.
Нет игрового меню, нет индикаторов жизни, нет надписи со словом «Выход».
Сорви с головы зависшего игрока нейроинтерфейс, разъедини сеть – и человек навсегда останется сумасшедшим.
Вчера в метро.
«Бехолдера на меня гоните! Сюда, глазастая тварь! Где мой меч?»
Спускающийся по эскалатору бородач не замечал ведущей его под руку женщины.
«Тише, Коленька».
У нее худое лицо и синяки под глазами. Она живет надеждой, что Коленька когда-нибудь вернется из воображаемого мира. Но игра навсегда осталась в его голове.
Прежде чем отключить от квантовой сети зависшего игрока, он должен вспомнить себя и понять, что находится в игре. Тогда он вернется в реальность в здравом рассудке… чтобы в скором времени уйти вновь. Пространство Чендлера притягивает, как наркотик наркомана со стажем. Некоторые удержатся. Некоторые – снова уйдут. Тут уж пятьдесят на пятьдесят, как повезет. Одного типа я возвращал трижды. После третьего раза, лишенный «квантума», он выбил собой окно на девятом этаже.
Игры в пространстве Чендлера запрещены. Программисты, создающие их, – вне закона. Но старые игры не сотрешь вместе с зависшими в них людьми, можно лишь пытаться ограничить доступ и вытягивать из них игроков.
«Отпусти, козел! Не хочу! Я не хочу возвращаться туда! Зачем ты заставил меня вспомнить?!»
Услуги хакеров-проводников покупаются и продаются, пусть это и изрядно стоит. В виртуальность навсегда уходят все новые и новые игроки.
Ретурнеров из официальной службы на всех не хватает. Слишком мало людей, не чувствительных к пространству Чендлера. Полностью иммунных не существует, у каждого лишь свой порог зависания. Кто-то из ретурнеров может продержаться в пространстве Чендлера день, кто-то помнит себя целую неделю.
Я подержал на ладони квантовый чип памяти с программой-проводником – он достался мне от Джонни бесплатно, по старой дружбе.
– Что бы ни случилось – не трогайте ни меня, ни сына, – сказал я.
Вставил чип в «квантум», надел на голову нейроинтерфейс, и меня поглотила виртуальность.
* * *
Когда я пришел в себя, шута за столом не было. Хлопнула входная дверь, и мне показалось, что в проеме мелькнула пестрая шутовская одежда. На столе лежал забытый бубенчик. Я схватил его и побежал к выходу, расталкивая посетителей. Официантка едва не выронила задетый локтем поднос с посудой.
Я выскочил из харчевни. Ветер складывал замысловатые узоры из пыли на опустевшей дороге. Шут пропал. Справа от входа на земле сидел слепой в рваных лохмотьях. В его подставленной для милостыни шляпе среди нескольких медяков блеснул серебряный талер. Кто-то, одетый в шутовской костюм, разбрасывается целым состоянием?
– Господин, тебе нужны свежие слухи? – прокаркал слепой, поднимая на меня невидящий взгляд молочно-белых глаз.
– Нет.
Теперь я смотрел на мир по-другому. Это была всего лишь игра в пространстве Чендлера. Нищий – NPC – неигровой персонаж, посаженный тут для выдачи информации, а я – не охотник за головами. Я – Игорь Ламберт, частный ретурнер. Игра заставила меня забыть себя, вложила в память ложные воспоминания, но не смогла полностью затмить желания и цели. Я все так же должен был найти Палия, но уже в качестве столичного наемника. Нет, не Палия – Хозяина пауков.
Я сосредоточился. Мир вокруг потерял объем, распался на отдельные полигоны. Дома стали плоскими, исчезло динамическое освещение, нищий превратился в грубо нарисованный спрайт. Я увидел след Саши Палия – серая линия, будто состоящая из насыпанного блеклого песка, тянулась по дороге и терялась между домами.
«Как ты находишь потерянных игроков? Ведь там нельзя просмотреть историю, нет файлов событий. Почему тебя называют ищейкой?»
«У всех есть свои секреты».
– Господин, тебе нужны свежие слухи? – повторил слепой.
Мир игры снова стал объемным.
– Расскажи о Хозяине пауков, – попросил я.
– Иногда он приходит по ночам, и его пауки пируют вволю. Утром он возвращается в свою пещеру, неподалеку от города. Много искателей приключений отправлялись туда, но еще никто не вернулся назад. Дай я отмечу его логово на твоей карте.
– Благодарю, – сказал я, бросая мелочь в подставленную шляпу, и вернулся в харчевню.
Волшебник за своим столом все еще пребывал в грезах, навязанных серой пылью, а воин слизывал кровь с безымянного пальца. На столе лежал нож с выпачканным кровью острием.
Рывком преодолев пространство между столами, я схватил нож и приставил его к горлу воина.
– Зачем идете за мной? Кто вы такие?
– Мы не идем… – Воин схватил мою руку, я надавил сильнее, из-под лезвия потекла струйка крови. – Хозяин пауков… Хотели помочь… Нужны деньги…
– Помочь или отобрать добычу?
Волшебник очнулся, его правый глаз пытался сфокусироваться на нас, левый косил на приближающегося вышибалу.
– Увижу, что идете за мной, – убью.
Я отвел руку от шеи воина и вонзил нож в поверхность стола. Затем пошел к выходу, оставив возле своей тарелки груду медяков. На столе билась упавшая фея с обожженными крыльями.
Волшебник вскочил, что-то выкрикивая мне вслед, но не удержался на ногах и, с грохотом опрокинув стул, повалился на пол. Я похлопал вышибалу по мускулистому плечу и сунул ему в лапу несколько монет.
– Успокой, если понадобится.
На улице слепой пробовал на зуб талер, все еще не веря в свою удачу.
* * *
Полуторный меч я держал в правой руке, факел, шипящий и плюющийся искрами, – в левой. От дрожащего света тьма расползалась по сторонам, но тут же снова сгущалась за моей спиной. Шаги отражались от стен бормочущим эхом, которое то обгоняло меня, исчезая в глубине подземелья, то отставало, отчего все время казалось, что кто-то невидимый крадется следом.
Из подземелий нет выхода в меню игры. Подземелья здесь – зона хардкора, и гибель персонажа в них окончательна. Но в пространстве Чендлера это означает смерть самого игрока.
Трех пауков я зарубил у самого входа в пещеру. Твари решили, что получат легкую добычу, достаточно лишь притаиться и выпрыгнуть из темноты. Хотя прыгали они хорошо, словно внутри каждого из них сидела накрученная пружина. Мгновение – и восьмилапая тварь, размером с сенбернара, летит на тебя. Удар мечом – на звук, на ощущение опасности, – и в руку передается дрожь клинка, пробившего тело врага. Но медлить нельзя. Разворот, выпад – и второй паук визжит в темноте, пытаясь уползти в свое логово.
Третий оказался самым осторожным. Я почувствовал присутствие хищника в последний момент, когда свет факела уже отразился в его глазах. Прежде чем я проткнул паука мечом, он успел поцарапать меня когтями. Рана на правой ноге теперь болела при каждом шаге.
«Стук-хлюп, стук-хлюп». Недавно я перешел вброд ручей, и вода противно хлюпала в сапогах, хотя пройдоха торгаш обещал их водостойкость. Теперь, когда я снова стал самим собой, я вижу свойства своей обуви: защита +5, прочность 6 из 8, но нет ничего, говорящего о сопротивлении воде. Пальцы на ногах покалывало от мокрого холода.
Противник посерьезней прятался дальше в пещере – из расщелины выполз огромный, как буйвол, паук, похожий на увеличенную копию своего собрата, обитающего в террариуме возле «квантума». Паук приподнялся, вытянул несколько передних лап и грозно задвигал изогнутыми, словно сабли, хелицерами.
Факел упал на землю. Я замер в боевой стойке, подняв меч над головой двойным хватом, – «удар сокола», дающий атаку +5 и двадцатипроцентный шанс нанести критический урон. Но в последний момент опустил оружие, направив острие в сторону врага. «Пронзание» – умение для избранных, не относящееся к основной ветке развития персонажа. Применить его довольно сложно, но результат стоит того. Особенно в бою с крупными противниками. Я научился приему у Кихо, мастера владения мечом с востока, год назад, когда спас его дочь от разбойников.
Постой, мелькнула мысль, какой Кихо? Какой год? Я же совсем недавно оказался в игре. Это ложные воспоминания, навязанные мне игрой. Они не настоящие. Нельзя терять истинное «я»!
Не думать. Не вспоминать. Действовать!
Паук бросился в атаку. Я ощутил, как чудовище напоролось на меч, и в последний момент успел отпрыгнуть в сторону, оставив оружие в теле врага. Упал, перекатился по острым камням, вскочил, выхватывая нож. В пламени факела плясала тень чудовища, пытавшегося вытащить меч из головы. Паук бился, разбрасывая камни, шипел все тише и наконец затих.
Я подошел и вырвал клинок из его тела. Поднятый факел вновь разгорелся тусклым пламенем, освещая путь. Я отправился в глубь логова Хозяина пауков. «Стук-хлюп», – догоняло меня эхо. Двигалось следом, когда я бежал. Замирало, когда я стоял и прислушивался к темноте. Нет, ему меня не обмануть. Я слышал дыхание врага, чувствовал биение чужого сердца. Иногда из заполненной эхом тьмы доносился звон бубенцов, но, возможно, это звенела в моих ушах тишина.
Чужая тень обогнала меня, беззвучно перебирая лапами. Я развернулся и взмахнул мечом, разрубая темноту. Тень отпрянула. Раздалось шипение, похожее на смех.
– Ты ловок и быстр, ретурнер, но недостаточно, чтобы убить меня.
Он стоял в темноте подземелья – черная фигура, вокруг которой шевелилась казавшаяся живой мгла. Это была не обычная темнота подземелья, а совершенная, непроглядная тьма. Она протягивала лапы и замахивалась скорпионьими хвостами, рвалась в бой, словно верный пес, защищающий хозяина.
Не терять бдительности. Меч на изготовку. Десять тысяч серебра – большая сумма, удача для охотника за головами. Нет! Я не убийца-наемник! Я – ретурнер, Игорь Ламберт, и должен взять Хозяина пауков живым, чтобы вернуть его матери.
– Откуда ты меня знаешь? – спросил я.
Фигура переместилась влево, перетекла вместе с шевелящейся тьмой.
– Видишь, я не забыл себя, – сказал Хозяин пауков. – Я знаю, кто я. Я знаю, кто ты. Но знаешь ли ты сам, кто ты такой?
Я проигнорировал вопрос. Шагнул вперед. Под ногой треснула кость.
– Их здесь много, тех, кто приходил за мной, – проговорил Хозяин пауков. – Все хотели меня убить, но стали поживой для моих слуг.
Он тоже шагнул мне навстречу, в круг света от факела. В игре Сашка Палий выглядел человеком с серой, маслянистой кожей. По его лысому черепу расползались вытатуированные знаки. Сухие руки, сжимающие меч, казались соломинками – неосторожно надави, и сломаются. Но я знал, что первый взгляд обманчив – в цепких, как у паука, конечностях скрывалась недюжинная сила. Создавалось впечатление, что под мешковатой курткой спрятаны еще несколько пар таких рук.
Десять тысяч – хорошие деньги, на них можно купить дом в пригороде столицы, завести молодую жену и кучу детишек, которым буду рассказывать про подвиги молодости.
– Если ты помнишь себя, почему не возвращаешься? – спросил я, прогоняя навязанные игрой мысли.
– Зачем? – ответил он. – Кто я там, а кто здесь? Таких, как мы с тобой, единицы. Мы можем жить в любом мире, не забывая себя.
– Ошибаешься. Я такой же, как все. Почти такой же. Но я заставляю себя помнить. И не сбегаю, как слабаки вроде тебя, когда мне плохо.
Он ударил первым. Тьма метнулась следом за его выпадом. Я увернулся от атаки, отпрянул назад и ударом, направленным сверху вниз, выбил меч из его рук. Сталь зазвенела о камни. Хозяин пауков рванулся вперед и вцепился мне в горло пятерней с острыми когтями. Мы упали и покатились по камням. Мой меч остался на земле.
Ногу обожгло лежащим на земле факелом, и боль вспыхнула радужными пятнами перед глазами. Не обращать внимания. Это все понарошку. Мы же в игре. Я увидел, как отлетают единицы моей и его жизни. Ударил локтем в грудь врага, так, чтобы у него перехватило дыхание, навалился сверху, приложил затылком о камень, но хватка на моем горле не ослабевала.
Тогда я, задыхаясь, из последних сил извернулся и наступил коленом на его руку. Раздался хруст. Хозяин пауков взвыл, разжимая захват, и я замахнулся ножом. Десять тысяч – большие деньги. В моем кармане звякнул бубенчик…
Я успел остановить острие у горла противника.
– Отпусти! – Сашка схватил меня за запястье уцелевшей рукой. – Ты не можешь меня убить! Ты не можешь меня вернуть! Они обещали мне жизнь здесь! Вечную жизнь! Оставь меня.
Он по-мальчишечьи заплакал, слезы потекли по серому лицу. Я закашлялся, судорожно глотая воздух.
– Поднимайся! – Я рванул его за воротник, ставя на ноги. – Идем! К выходу, вперед!
– Они не дадут тебе уйти!
– Кто «они»?!
Я обернулся. Тьма обрела объем и форму, на мгновение сгустившись в черную фигуру, но тут же снова растеклась по туннелю. Ее потоки спешили преградить нам путь. Вспыхнули смутные воспоминания о засыпанном снегом мире и о старом тролле, в чьем теле находился тот, кто называл себя Джереоном.
«До скорой встречи, Игорь Ламберт».
Я подхватил с земли факел и побежал к выходу, таща за собой Сашку.
– Оставь меня, – плакал Палий. – Рука… Больно…
Быстрее, еще быстрее! Темнота преследовала нас по пятам. Но выход скоро. Еще несколько минут – и можно будет покинуть игру.
Темнота догнала нас, когда моего лица коснулся ветер с поверхности. Залитый мглой, зашипел и погас факел. Я ослеп. Но исчезло не только зрение – пропало ощущение реальности. Под ногами больше не чувствовался пол. Со всех сторон меня окружала бесконечность, и я висел в ней, словно запутавшийся в невидимой паутине. Где-то невдалеке скулил Сашка.
– Верни, верни меня обратно. Они обещали…
Я дернулся, пытаясь вырваться из ловушки. Еще раз. Бесполезно!
«Мы ждали тебя, Игорь Ламберт».
Слова зазвучали у меня в голове отзвуком катящейся лавины. Словно где-то вдали падали и ударялись друг о друга камни, и их столкновения порождали слова.
– Кто вы?
«Ты нужен нам, Игорь Ламберт. Мы дадим тебе все, что пожелаешь».
Слова раздались ближе. Наверное, так чувствует себя муха, когда к ней ползет паук.
– Мне ничего не надо. Отпустите нас.
«Отпустить? Ты нам нужен. Мальчишка – нет».
Сашка Палий закричал. Его крик был пронзительно звонким, а потом раздался хруст, и крик оборвался. Послышался звук от падения тела на камни. Я дернулся, забился во тьме, которая начала разрываться от моих усилий. Я смог пошевелить пальцами на правой руке.
– Сволочи! Вы убили Сашку!
«Боль и страх. Вкусная еда. Но ты, Игорь Ламберт, ты совсем другое дело».
Я снова рванулся. Правая рука освободилась. Я зашевелил ею в поисках оружия. Но ножны на поясе были пусты – меч остался на полу пещеры, оброненный в драке с Сашкой.
– Когда-то я убил одного из вас! – закричал я. – Убью и тебя, тварь!
«Нет, Игорь Ламберт, не убьешь. Джереон был глупым изгоем, который жил сам по себе. Он слишком увлекся игрой. Мы же предложим цену, от которой ты не сможешь отказаться».
В темноте возник мираж, расплылся пятном света перед моими глазами, словно открывая дверь в другой мир, в котором до горизонта бежали, гонимые теплым ветром, волны изумрудной травы. Стайки белых семян-парашютиков закручивались вихорками и устремлялись в голубую бесконечность неба. На горизонте возвышался замок, на длинных флагштоках его башен трепетали цветные лоскутки знамен. По ведущей к замку дороге шла женщина. Увидев меня, она, придерживая развеваемые ветром каштановые волосы, засмеялась и помахала мне рукой.
– Илва? – недоверчиво спросил я.
От всей картины веяло таким спокойствием, что захотелось сейчас же переступить порог тьмы и уйти в цветную круговерть солнца и ветра. Я зажмурился. Стиснул зубы. Попытался вызвать то чувство, когда вижу в виртуальности следы людей. И темнота превратилась в нарисованные спрайты, которые осыпались, словно кусочки слюды, укрывая лежащее тело Сашки острыми осколками. Картина чужого мира стала плоской блеклой мазней, нарисованной неумехой-художником. Где-то подо мной был программный код, чужой, въевшийся в игру, как вирус. Вся пещера вокруг меня – это созданная врагом ловушка с приманкой. Сашка Палий уже угодил в нее, неужели я тоже куплюсь на уговоры?
– Выкуси, – крикнул я скрывающемуся в темноте существу. – Подавись, тварь! Хрен ты собачий получишь, а не Ламберта!
От моего голоса мир снова обрел объем. Темнота бросилась в лицо, залепила рот и уши, стало трудно дышать. Рука нащупала в кармане тяжесть бубенца. Я достал его с намерением бросить во врага – мелочь, но просто так, без борьбы, сдаваться я не собирался. Бубенец отозвался мелодичной трелью, словно где-то вдалеке заиграла скрипка, и сквозь сжатые пальцы просочились лучики света. Там, где они касались темноты, она сморщивалась и пропадала. Я разжал кулак, подняв сияющее на ладони маленькое солнце, в которое превратился бубенец.
Мир травы и неба, в котором ждала меня Илва, захлопнулся. Тьма заревела. В ее реве слышалась боль первобытного зверя, ярость хищника, упускающего добычу. Невидимая паутина лопнула. Я упал на четвереньки, руки угодили во что-то мокрое. Горящий бубенец укатился в темноту.
Я заставил себя подняться, сначала на колени, потом в полный рост. Шагнул к огоньку, преодолевая сопротивление темноты.
– Выкуси… Подавись…
Дышать было тяжело, я шел с надеждой, что правильно запомнил направление к выходу, и каждый шаг давался с трудом. Позади бесновалась раненая тьма.
Поверхность встретила меня резанувшим по глазам светом. За спиной – пещера с клубящейся темнотой, впереди – сухой ветер, пыль, колючие кусты и двое, поджидающие меня. Воин сжимал меч и злобно глядел единственным глазом. Острый кадык дергался на его шее, словно пытаясь разорвать засохший порез. Волшебник старался стоять прямо, опираясь на длинный посох.
– Во избежание недоразумений и никому не нужных эк… эксцессов, – с трудом выговорил он, – предлагаю отдать нам добычу.
Воин выплюнул жевательную смолу и шагнул ко мне, замахиваясь мечом. Затем остановился и посмотрел на мои руки. Они были красными от крови мертвого Сашки.
– Да пошли вы, – сказал я, вызвал главное меню и покинул игру.
В реальности я услышал тихий плач. Казалось, что женщина выплакала все, что могла, и сил у нее оставалось лишь на это едва слышное всхлипывание. Рядом со мной сидел мертвый Сашка Палий. Я сорвал с головы нейроинтерфейс.
– Ты убил моего сына! – взвизгнула хозяйка квартиры.
Бросилась ко мне – и откуда только силы взялись? Если бы я не успел перехватить ее руки, она бы вцепилась мне в лицо.
– Я не убивал… – шептал я, боясь разжать ладони и увидеть на них чужую кровь.