В чудесное субботнее утро я сижу на скамейке на детской площадке в нескольких кварталах от своей квартиры и жду. Это наше обычное место встречи. По тротуару ко мне приближается красивая женщина с семилетним мальчиком. Он мой сын. А она моя бывшая жена. Постановление суда позволяет мне проводить с ним тридцать шесть часов раз в месяц. Когда он станет постарше, огра-ничения уже не будут такими жесткими, но в настоящий момент это так. На то есть причины, но сейчас я бы предпочел о них не говорить.

Когда они подходят к скамейке, Старчер не улыбается. Я поднимаюсь и чмокаю Джудит в щеку, главным образом чтобы порадовать его, а не ее. Она предпочитает избегать прикосновений.

– Привет, приятель, – говорю я, ероша сыну волосы.

– Привет, – отзывается он, идет к качелям и забирается на них.

Джудит садится рядом на скамейку, и мы наблюдаем, как Старчер отталкивается ногами и начинает раскачиваться.

– Как у него дела? – спрашиваю я.

– Хорошо. Учителя им очень довольны. – Долгая пауза. – Я в курсе, что на этой неделе тебе пришлось потрудиться.

– Не без этого. А что у тебя?

– Обычная суета.

– Как Эйва? – спрашиваю я о ее партнере.

– Отлично. Чем собираетесь заняться сегодня?

Джудит не любит оставлять мне сына. Я снова вступил в конфликт с полицией, и это ее беспокоит. Меня тоже, хотя я ни за что в жизни в этом не признаюсь.

– Думаю, сначала сходим поесть. А потом посмотрим футбол – сегодня игра в университете.

Футбол ей кажется достаточно безопасным времяпрепровождением.

– Мне бы хотелось, чтобы он вечером вернулся ко мне, если ты не против.

– У меня всего тридцать шесть часов в месяц. Это, по-твоему, слишком много?

– Нет, Себастиан, это немного. Просто я волнуюсь, вот и все.

Я надеюсь, что наши ссоры остались в прошлом. Если взять двух адвокатов с острыми локтями и еще более острыми языками, добавить к этому нежелательную беременность и скандальный развод с жестокими последствиями, то получаем двух человек, которые могут сильно друг друга поранить. Наши шрамы еще не затянулись, поэтому мы стараемся не обострять отношений, во всяком случае сильно.

– Ладно, – сдаюсь я. По правде говоря, в моей квартире мало что может заинтересовать, и Старчер не любит там находиться, по крайней мере пока. Он еще слишком мал ростом, чтобы играть в бильярд на моем старинном столе, а видеоигр у меня нет. Подождем, пока он подрастет.

Его воспитывают две женщины, которые сразу начинают сходить с ума, стоит в школе кому-то его толкнуть. Я не уверен, что могу хоть как-то его закалить за время нашего общения, один раз в месяц, но стараюсь. Со временем, мне кажется, он устанет от жизни в окружении пары нервных и раздражительных женщин и захочет проводить больше времени со своим отцом. Моя задача – оставаться рядом, чтобы у него была такая возможность.

– Когда мы встретимся? – интересуется она.

– Когда скажешь.

– Я буду ждать вас здесь в шесть часов, – говорит она, поднимается и уходит.

Старчер качается спиной к нам и не видит, что мы остались вдвоем. От моего внимания не укрылось, что Джудит не удосужилась принести сумку с его ночными принадлежностями. Она не собиралась разрешать ему остаться у меня на ночь.

Я живу на двадцать пятом этаже, потому что чувствую себя там в большей безопасности. В силу самых разных причин мне время от времени угрожают расправой, и от Джудит я этого никогда не скрывал. Думаю, она права, желая, чтобы сын был с ней, где обстановка, наверное, поспокойнее. Я говорю «наверное», потому что не уверен в этом. В прошлом месяце Старчер сказал мне, что две его «матери» постоянно ругаются и кричат друг на друга.

На обед мы идем в мою любимую пиццерию, куда мать никогда его не приведет. Меня действительно не волнует, что он ест. Во многих отношениях я больше похож на дедушку, который балует внуков, прежде чем отпустить их домой. Если он хочет мороженое до и после обеда, пусть так и будет.

Пока мы едим, я расспрашиваю его о школе, и он оживает. Старчер учится во втором классе обычной государственной школы недалеко от места, где я вырос. Джудит хотела, чтобы он ходил в какое-нибудь нудное привилегированное учреждение, где нет ничего из пластмассы, а все учителя носят толстые шерстяные носки и старые сандалии. Стоит это удовольствие сорок тысяч долларов в год. Я сказал: ни за что. Она сразу побежала в суд, но на этот раз судья оказался на моей стороне. Таким образом, Старчер учится в самой обычной школе с детьми всех цветов кожи и очень привлекательной учительницей, причем недавно разведенной.

Как я уже говорил, рождение Старчера не было запланированным. Мы с Джудит находились в процессе прекращения своих сумбурных отношений, когда она вдруг забеременела. Расставание осложнилось еще больше. Я съехал, и она получила над сыном полную власть. Я сопротивлялся этому как мог, хотя, если честно, никогда не мечтал стать отцом. Я не имею на сына никаких прав, во всяком случае, она так считает, но видеть, как он растет и превращается в маленького мальчика, похожего на меня как две капли воды, весьма забавно. Мать нашла мою фотографию, сделанную во втором классе, и мы запросто можем сойти за близнецов.

Мы разговариваем о драках, которые обычно происходят на школьном дворе. Я спрашиваю его, случаются ли во время перемен драки, и он отвечает, что иногда. Он рассказывает, как однажды ребята закричали: «Драка! Драка!», и все бросились смотреть. Два третьеклассника – белый и чернокожий – катались по земле и, царапаясь, кусаясь, молотили друг друга руками и ногами, а кругом все одобрительно кричали.

– Тебе понравилось смотреть? – спрашиваю я.

Он улыбается и отвечает:

– Еще бы! Было круто.

– А что случилось потом?

– Пришли учителя, разняли их и отвели к директору. Думаю, что им попало.

– Наверняка. А мама с тобой разговаривала о драках?

Он отрицательно мотает головой.

– Понятно. Тогда слушай. Драки – это плохо, и от них у тебя будут одни неприятности, так что не дерись. Никогда не начинай драку сам. Но если тебя кто-то ударит, или толкнет, или подставит подножку, или на твоего друга нападут двое, то иногда приходится драться. Никогда не трусь и не отступай, если драку начинает другой парень. И когда будешь драться, никогда и ни за что не сдавайся.

– А ты дрался?

– Постоянно. Но я никогда не был задирой и не начинал первым. Мне не нравилось драться, но, если меня задирали, я всегда давал сдачи.

– А тебе влетало за это?

– Влетало, и я нес наказание.

– Какое?

– Учитель меня ругал, мама ругала, могли не пустить на несколько уроков или еще что. Но запомни, приятель: драки – это плохо.

– А почему ты все время зовешь меня приятелем?

«Потому что ненавижу имя, которое дала тебе мать».

– Просто такое обращение, вот и все.

– А мама говорит, что тебе не нравится мое имя.

– Это не так, приятель.

Джудит всегда будет бороться за душу своего сына. И она не может устоять перед искушением использовать для этого самые дешевые приемы. Ну зачем родителю рассказывать семилетнему ребенку, что другому родителю не нравится его имя? Уверен, что это еще цветочки.

У Напарника сегодня выходной, так что я сам за рулем фургона, на котором мы едем на футбольный стадион студенческого городка. Старчер считает, что фургон – это круто: с диваном, креслами, небольшим вращающимся письменным столом и телевизором. Он не знает, почему я пользуюсь им в качестве офиса, и я не рассказывал ему о пуленепробиваемых окнах и пистолете в шкафчике.

Сегодня в футбол играют девушки, но меня это совсем не смущает. Я не фанат футбола, и если уж приходится смотреть игру, то мне приятнее смотреть на женские ножки в шортах, чем на волосатые ноги мужиков. Но Старчеру нравится игра и царящее на поле напряжение. Его матери не верят в командные виды спорта и записали его на уроки тенниса. Я ничего не имею против тенниса, но если он унаследовал мои гены, то долго в теннисе не протянет. Мне всегда больше нравилось попадать. Подростком я играл в баскетбол и уже к первому перерыву набирал четыре фола. Фолов я всегда зарабатывал больше, чем очков. В детском американском футболе я играл полузащитником, потому что мне нравился контакт.

Примерно через час кто-то наконец забивает гол, но к тому времени мои мысли заняты делом Ренфроу, и игра никакого интереса уже не вызывает. Мы со Старчером вместе едим попкорн и болтаем о том о сем. Однако я так далек от его маленького мира, что с трудом поддерживаю разговор.

Отец из меня никудышный.