ГЛАВА 42

В саду пахло грозой. Ночью на город обрушился ливень — громкий, хлесткий, острый, как тысяча иголок, он пронзал землю и превращал ее в месиво. Он закончился так же стремительно и неожиданно, как и начался, и утром на небе не было уже ни единого облачка.

Бутоны цветов, напоенные прохладной водой, раскрылись и источали сладкие и волнующие ароматы, одурманивая и будоража воображение.

Трепетная смесь запахов роз, маков, тюльпанов, сумахов, зеленой травы и лимонных деревьев ласкала мой нюх, словно я была утонченным придворным парфюмером в момент создания изысканного аромата для падишаха Персии.

Крупные капли прозрачной росы, задержавшиеся на широких, раскидистых листьях цветов и деревьев, блестели в свете первых солнечных лучей. Весь сад был залит этим светом с хрустальными водными переливами.

Единственное, что немного омрачало мое настроение, — это промокшие туфли. Несмотря на плотный слой гравия, воды вылилось столько, что даже он был не в силах удержать ее. Повсюду сияли огромные лужи, отражая в своих гладких зеркалах синий горизонт и яркое солнце. Казалось, земля вот-вот лопнет от выпитой ночью воды и прольет ее обратно на небо.

Чуть поодаль, почти у границы сада, в ряд выстроились кареты и повозки с провиантом и утварью. До них было метров двести. Двести метров, которые превратились в дорогу, полную препятствий.

Я нахмурилась, чувствуя, как начинают мерзнуть пальцы ног во влажной обуви.

— Давай я прикажу слугам, чтобы они отнесли тебя к карете, — предложила Лерка, которая вышла проводить меня в дорогу.

Ее туманные, измученные бессонницей глаза с заботой посмотрели на меня. Получив известие о своей скорой свадьбе, бедняжка всю ночь не могла уснуть и лишь шептала слова благодарности вселенной и высшему разуму, который помог нам оказаться в нужное время в нужном месте.

— Не нужно, — услышала я за спиной бодрый голос Джахана и не смогла сдержать улыбки, — можешь возвращаться в свои покои, Зулейка, — сказал он, поравнявшись с нами, — тебе нужно до конца дня собрать свои вещи, чтобы переехать во дворец, который я подарил Первиз-бею.

— Как прикажете, мой повелитель, — Лерка покраснела и смущенно склонила голову, — приятной вам дороги, моя госпожа!

— Спасибо, можешь идти.

Подруга незаметно подмигнула мне, присела в реверансе и поспешила обратно во дворец. А я в ту же секунду взлетела над землей, поднятая ловкими и сильными руками падишаха.

— Не хочу, чтобы ты промокла и заболела, — прошептал он мне на ухо, прижавшись губами к мочке и заставив мое сердце сжаться до размеров атома от нежности и любви к нему, а затем взорваться и рассыпаться на миллиарды частиц, несущих с собой свет.

За пару минут преодолев расстояние до кареты, он аккуратно усадил меня, ласково посмотрел в мои глаза и сам лично закрыл дверцу.

Снаружи послышался голос главного конюха или, как его тут называли, Ашур-ахура:

— Мой повелитель, дороги сильно развезло. Не лучше ли нам подождать, пока солнце подсушит землю, и уже тогда выдвигаться в путь?

— Солнце уже высоко, Текеш-ахур, оно подсушит дороги быстро. Мы не можем задерживаться. Я хочу уже к вечеру быть в резиденции Амоли.

— Как прикажете, повелитель.

Я посмотрела на свою новую служанку Замфиру, которая дожидалась меня в карете, смущенно опустив глаза. Накануне вечером я долго и нудно всматривалась в лица джарийе, выбирая себе новую помощницу. В каждой девушке, в каждом взгляде мне чудились измена, коварство и предательство. И если бы не Арзу-калфа, которая вовремя пришла мне на помощь с советом, я бы, наверное, до сих пор мучилась с выбором.

Хитрая и опытная калфа подсказала мне, что эта рабыня, которую гарему подарила жена одного паши, без памяти влюблена в сына того самого паши, потому и оказалась здесь. По крайней мере, по своему желанию она лезть в постель к падишаху не станет. А там, по словам Арзу-калфы, на все воля Аллаха.

— Взяла ли ты в дорогу мою любимую накидку с мехом лисицы? — спросила я от нечего делать, чтобы лишний раз убедиться, что в ее голосе не сквозит ненависть или зависть.

— Да, госпожа, — ответила она, не поднимая на меня взгляда, — и ваши сапожки из красной кожи на случай мокрой погоды тоже. Как бы вновь не было дождя.

Я расслабилась, удовлетворенная ее заботой, и откинулась на спинку сиденья. Через несколько секунд мы тронулись в дорогу. Мой слух уловил звучное фырканье лошадей, скрип деревянных колес и крики кучеров, подгоняющих животных вперед.

Я знала, что Джахан на своем породистом арабском скакуне по кличке Ширхан возглавит караван, и ужасно хотела увидеть его верхом. Моя фантазия разбушевалась настолько, что мне стало жарко и тесно в этой деревянной коробке.

Я представляла себе, как он подпрыгивает в седле, повинуясь движениям лошади, как напряжены его икры и бедра, как его крепкие мускулистые руки сжимают поводья, как его мужественное прекрасное лицо встречает порывы ветра и солнечные жаркие лучи. Я представляла его пронзительный настороженный взгляд, устремленный вдаль, и чувствовала, как учащаются пульс и дыхание, как вибрирует от желания каждая клеточка.

Я потеряла счет времени, предаваясь мечтам и умирая от вожделения. Дверцы кареты были наглухо затянуты тяжелой тканью, и лишь две узкие щели под потолком впускали внутрь солнечный свет.

Неожиданно я ощутила резкий толчок и по инерции сначала наклонилась вперед, а затем больно стукнулась затылком о стенку кареты.

— Застряли! — услышала я громкий голос кучера.

Лошади заржали, послышались звуки хлыстов, пронзающих воздух, и ругань конюхов. С огромным трудом карета сдвинулась с места, и в ту минуту, когда я уже думала, что сейчас мы продолжим путь, странный шум заполнил пространство.

За стенами кареты раздались топот сотен копыт, вибрации от которого заставили содрогнуться стены деревянной коробки, свист и улюлюканье, а затем металлический лязг. Этот звук было невозможно ни с чем спутать — так звенят мечи, ударяясь друг о друга. Я замерла, пытаясь разобрать слова в потоке брани и воплей.

— Это разбойники из шайки Мурада, повелитель! — закричал незнакомый мне голос где-то совсем рядом с каретой.

Мои губы пересохли, я сжала челюсти и начала молиться, перебирая в памяти все молитвы, которые когда-либо слышала. На смену моим эротическим фантазиям пришел дикий животный страх.

— Госпожа, наденьте никаб! Эти люди не должны вас видеть! — Замфира, покопавшись в сундуке, протянула мне черный головной убор, который я машинально натянула на голову.

Как только тонкая ткань закрыла мое лицо, дверца кареты распахнулась, и я увидела злобный оскал могучего, как скала, мужчины во всем черном с огромным колпаком на голове, обвитым какими-то странными разноцветными бусами, нанизанными на нить из настоящих человеческих волос.

— Немедленно выходите! — рявкнул он нам и, обернувшись к кому-то, со смехом крикнул: — У нас тут богатый улов! Наложницы из гарема!

Затем этот неотесанный мужлан схватил за локоть Замфиру и силой вытащил ее на улицу, спустя мгновение такая же участь постигла и меня.

Картина, представшая перед моими глазами, заставила меня завыть от ужаса. Лужи крови, десятки убитых охранников, упавшие на землю и жалобно фырчащие лошади, стоны раненых бессмертных, тонущих в земляной и глиняной каше, и связанный падишах, из груди которого торчала длинная стрела.

Я невольно пошатнулась, голова начала кружиться, а перед глазами все поплыло. Служанка подхватила меня под локоть и удержала, прижав к себе.

Мой любимый был в сознании, но грязная тряпка, засунутая в рот, не давала ему возможности говорить. Четверо мужчин в черном удерживали его за руки и тело. Наш караван был окружен сотней вооруженных до зубов разбойников.

— Посмотри-ка, Мурад-эфенди, — зарычал тот самый мужчина, который вытащил нас из кареты, обращаясь к высокому и крепкому бандиту, лицо которого скрывала черная маска, — к нам в руки попал сам падишах и его наложницы. Выкупа хватит на то, чтобы основать свое собственное государство!

По долине разнесся звучный хохот бандитов.

— Доставьте их в укрытие и пошлите во дворец гонца с письмом, — ответил главарь, — я требую три сотни мешков, наполненных золотыми дирхамами за жизнь падишаха и его наложниц. Если к закату завтрашнего дня деньги не будут доставлены мне в это же место — я отрублю им головы. Выкуп должен привезти начальник царской охраны. Один. Без воинов.

Жуткий смех вновь пронзил тишину. Я смотрела в глаза Джахана и видела в них ярость. Не боль от стрелы, не страх, а именно животная дикая ярость, от которой у меня начали дрожать колени.

Удерживавшие повелителя мужчины перекинули его раненое тело через спину лошади и веревкой связали его руки и ноги ей под животом. Нас же с Замфирой затолкали обратно в карету.

— Что же с нами будет, госпожа? — дрожащим голосом спросила моя новая служанка.

— Первиз-бей привезет выкуп, и нас освободят. Тяжелая кара постигнет этих людей за содеянное, — сказала я, изо всех сил пытаясь поверить в свои же слова и вселить веру в испуганную до смерти девушку.

Карету сильно качнуло, и мы продолжили путь. Тревога за жизнь и здоровье повелителя сковала все мое существо. Я не могла думать ни о чем другом, кроме как о той ужасной острой стреле, которая пронзила его могучую грудь. Совсем не о таком отпуске я мечтала сегодня ночью.