Перед полицейским управлением – ни одного журналиста.

Только пустая парковка, где конусы света от уличных фонарей пытаются сдержать нежеланную темноту.

Часы показывают без двадцати пяти десять.

Темно почти как ночью.

Малин успела вбежать в комнату Туве, сесть на край ее кровати и сказать, обращаясь к ее спине за письменным столом:

– Там что-то случилось. Мне срочно нужно на работу.

Не оборачиваясь, даже не поднимая глаз от учебника математики, Туве ответила:

– Поезжай. У меня тут есть чем заняться. Ты же знаешь, я прекрасно справлюсь сама.

– Точно?

– Поезжай.

Малин почувствовала, что Туве почти желает отделаться от нее, однако осознала, что это чувство – скорее рационализация, чтобы в очередной раз бросить дочь, в очередной раз отдать предпочтение работе. Малин было стыдно, когда она выходила из квартиры, но сейчас она стоит с Заком и Свеном Шёманом перед входом в полицейское управление и слышит слова Свена:

– Позвонила его мать. Из Грэнны. Она уверена, что видела на видеозаписи своего сына.

– Почему она позвонила нам? – спрашивает Зак; вид у него усталый, словно он уже успел заснуть к тому моменту, когда Свен позвонил ему.

– Похоже, она не особенно задумывалась над этим или просто не успела записать номер СЭПО.

– Так кто же он?

Малин чувствует, с каким нетерпением она это произносит, буквально выплевывая из себя слоги.

– Его зовут, если все верно, Юнатан Людвигссон. По словам матери, они не общались в последние лет пять-шесть, поскольку он, по ее мнению, стал придерживаться слишком крайних взглядов – во всем, от еды до экономики и окружающей среды. Особенно в том, что касается общества и экономики. Судя по всему, его папашу выгнали с завода, когда там возникли проблемы, – после того, как управляющая компания перезаложила предприятие.

– Веган, – говорит Зак, и в его голосе слышится легкий оттенок отвращения. – С экономической фрустрацией.

Свен кивает.

– А где он сейчас? Ей это известно?

– Она думает, что он живет в Умео.

Морщины вокруг глаз Свена кажутся глубже, он выдыхает, его живот еще больше оттопыривается, и Малин понимает, что он что-то скрывает.

Ведь этот Людвигссон должен быть прописан в Линчёпинге.

– Валяй, рассказывай! – говорит она.

– Мы пробили его по базе, – говорит Свен. – И знаете что? Раньше он проживал в Умео, но полгода назад перебрался в Линчёпинг.

– И что?

– Что дальше? – говорит Зак.

– Он прописан у некой Софии Карлссон. А нам известно, кто она такая.

– Ах ты, черт! – восклицает Малин.

– Проклятье! – бормочет Зак.

– Поехали туда, пока СЭПО не влезло туда всеми копытами.

– Если они уже не там, – говорит Свен.

– Ударим в большой барабан? – спрашивает Зак.

– Вызовем подкрепление, – говорит Свен. – Но войдем тихо и спокойно, как вы думаете?

– Да хорошо бы, но слишком много народу, все может пойти к черту, – говорит Зак.

– Бум-бум, – шепчет Малин себе под нос.

В подъезде в Рюде по-прежнему воняет мочой.

На этот раз сильнее, чем в прошлый.

И еще пролитым вином.

Малин ощущает тягу к спиртному, пытается отогнать ее, но внутри ее звонит непрерывный зуммер.

Свен Шёман, Зак и Малин надели бронежилеты. Под белым пиджаком у Малин торчит кобура, Малин держит ее приоткрытой, готовясь в любой момент вытащить пистолет, если это понадобится.

Два подразделения рядом с квартирой – десять полицейских в защитном обмундировании, расставленных вокруг дома и чуть поодаль, среди весеннего вечера, который, кажется, сам еще не решил, теплый он или холодный.

Малин тяжело дышит; она слышит легкие шаги Зака у себя за спиной, тяжелое пыхтение Свена и надеется, что его сердце выдержит, что он не упадет на холодный камень.

СЭПО не видно.

Может быть, им даже никто не позвонил.

Авось они сладко посапывают в своих удобных номерах в Центральном отеле.

Свиньи.

И что же, Юнатан Людвигссон там, в квартире, за этой дверью, которая уже во второй раз за последние два дня возвышается перед Малин? В тот раз ей удалось сохранить маску, этой Софии Карлссон, но Малин помнит, что она сказала – типа того, что банки надо спалить, и тогда жертвы неизбежны.

Неужели эта молодежь – потому что в ее глазах они еще очень молоды – хладнокровные террористы? Своего рода новая шведская лига в духе «Фракции Красной Армии»? Тогда как мог Юнатан Людвигссон оказаться таким простофилей, что не подумал о камере наблюдения на автобусном терминале? Хотя он, конечно, надеялся, что им не удастся найти компьютер, с которого отправлялось сообщение…

Фронт экономической свободы.

А вдруг в квартире заложены бомбы? Может быть, им стоит быть осторожнее? Вызвать саперов? В окнах квартиры виднелся свет от экрана телевизора – возможно, там сейчас паника, если Юнатан Людвигссон увидел самого себя в новостях.

Они переводят дух, приводя в порядок дыхание. На двери нет глазка. Свен и Зак достают пистолеты, становятся за спиной у Малин. Она звонит в звонок, и звук в глубине квартиры превращается в медленно тлеющий бикфордов шнур, и вот она слышит шаги, приближающиеся к двери, – медлительные, усталые и одинокие.

Дверь приоткрывается.

Кольцо в носу.

Дреды.

Усталость в глазах, взгляд затуманен, и Малин ощущает запах марихуаны, острый и отчетливый.

– Опять ты? – спрашивает София Карлссон. – Что ты здесь делаешь?

– Ты прекрасно это знаешь.

– Что?

«Вид у нее откровенно удивленный», – думает Малин, отодвигает Софию Карлссон и входит в пропахшую марихуаной квартиру.

«Похоже, ей даже наплевать на наш приход, хотя она только что выкурила приличную дозу прямо в квартире».

Свен и Зак проскальзывают мимо Софии Карлссон с пистолетами в руках – та, похоже, даже не замечает их, – и вскоре Малин слышит, как они кричат:

– Проверка окончена!

– Закончил!

– Квартира осмотрена!

– Спокойствие, только спокойствие, – произносит София Карлссон.

София Карлссон сидит на своей кровати, на покрывале в цветах растафари, изо всех сил пытаясь держать глаза открытыми и воспринимать то, что они рассказывают ей о Юнатане Людвигссоне, проживающем у нее. Очевидно, что она не смотрела сюжет в новостях.

Они вываливают на нее все сразу, и она преувеличенно морщит лоб. «Однако она настолько под кайфом, что врать просто не в состоянии», – думает Малин.

– Так Юнатан имеет какое-то отношение к бомбе? Могу себе представить, что это так, но мне об этом ни хрена не известно, клянусь, однако хорошо сработано. Юнатан крут.

«Хорошо? Ты, что, совсем спятила?

Две шестилетние девочки погибли».

Малин сжимает кулаки, видит, что Зак делает то же самое, но Свен поднимает руку, останавливая их, призывая к спокойствию, указывает на себя, словно желая сказать: «Предоставьте это дело мне».

– Мы не подозреваем, что ты имеешь к этому отношение, – говорит Свен. – Но мы забираем тебя с собой, у нас в участке ты проспишься; а еще мы конфискуем твой компьютер.

– Он не прикасался к моему компьютеру.

– Он по-прежнему живет у тебя?

– Что?

– Он живет здесь?

– Он здесь только прописан. Ему сюда приходила почта.

– Ты уверена?

– Ты хочешь сказать, что я с ним трахаюсь? – София Карлссон поднимает глаза к небу и прикрывает рукой низ живота. – Никогда в жизни. Я люблю только цветных парней.

«Продолжай, Свен, додави ее!» – думает Малин.

– Так он никогда здесь не жил?

– Нет. Он живет в прицепе на равнине где-то под Вадстеной. Я там не была. Он живет с друзьями.

– Под Вадстеной?

– Нет, я хотела сказать, в Клокрике. Возле старой церкви Святой Троицы. Я была там у него.

– Так ты там была?

София Карлссон подносит руку ко рту, показывая, как курят косяк.

– Ясно, – произносит Свен. – А оружие у них там есть?

Его прямой вопрос заставляет Софию Карлссон вздрогнуть, широко раскрыть глаза; на секунду взгляд ее проясняется, и Малин опасается, что сейчас она начнет протестовать, вести себя, как и положено несговорчивой активистке. Но тут гашишный туман снова наваливается на нее, она становится сговорчивой, рассказывает то, что им важно знать.

– Ясное дело, у них есть оружие. Несколько пистолетов, парочка гранат. И еще Юнатан купил себе автомат «А4».

– Так много оружия? – переспрашивает Свен без удивления или возмущения в голосе.

София Карлсоон кивает, ее веки падают, и она произносит:

– А теперь уходите, я буду спать.

Тут Малин подскакивает к ней и залепляет ей две звонкие пощечины.

– Черта с два ты у меня поспишь! Ты покажешь нам дорогу.